Сырая земля под лапами такая мягкая, что он может ступать совершенно бесшумно, огибая упавшую листву и сухие ветки.
Сегодня он действительно забирается глубоко, слишком глубоко, чтобы вернуться, как обычно, но всё это неспроста, у Зимнего сегодня особая миссия. Вернуться он должен был не один.

А вернуться он хотел как можно скорее. Время, проведенное вне города, подтачивало его рассудок, как и у всех них, пожалуй; лес был слишком чужим, агрессивным, и слишком навязывал свою волю.
Именно из-за этого Зимний ненавидел свою волчью форму.
Она всегда просила чего-то большего, нежели просто стать на четыре лапы, просто следовать указаниям. Зимний обладал довольно сильными охотничьими инстинктами, что проявлялось и в человеческом теле тоже, но обращаясь, ему приходилось старательно держать себя в руках, тщательно контролируя мысли, выверяя действия.
Он не был другом себе, нет.
Он не собирался дружить с волком, который пытался отобрать у него человека. Поглотить его рассудительность, его логику и способность размышлять тактически, на будущее. Хвала богам, он был частью Гидры. Именно Гидра спасла их от форменного безумия, от жизни в волчьей шкуре практически всё время. Им удалось подавить симптомы болезни - ликантропии, а сейчас проводились исследования по полному взятию под контроль этого гена, и его модификацию таким образом, чтобы форму можно было контролировать и применять исключительно в нужных случаях.

Тело Зимнего агрессивная форма болезни покидала неохотно, и забрала с собой руку, заживленную несколько месяцами ранее волчьей регенерацией. Он провёл в больничной койке две недели, глядя на то, как его некогда живая рука буквально увядает на глазах, усыхает. Это всё произошло слишком быстро, он просто в какой-то момент перестал чувствовать - сперва пальцы, потом - запястье, и всё выше, выше...
Волк не хотел сдаваться, волк предпочитал умереть и забрать его с собой. Зимний не пошел ему навстречу, нет. По его же просьбе ему отрубили руку  - по самое плечо, приладив туда после выздоровления высокотехнологичный протез.
С тех пор всё шло, как по маслу. Зверь подчинился. Он сидел внутри тихо и выходил только, когда нужно, не прося больше ничего. Ни пёстрого разнообразия запахов, ни свежей крови, за которой он мог бы сорваться, погнаться.
Он стал безупречной машиной для убийства.
А Зимний - вместе с ним.

Находиться в лесу опасно, это знали все. Лес зовёт за собой, будит старые, низменные инстинкты, упрятанные глубоко в генетическом коде каждого из них, манит. И всё же Гидре нужно было сырье для опытов. В городах почти не осталось не изменённых, не излеченных от болезни хоть немного, и, для продолжения работы над вакциной, им нужны были свежие образцы. Не самое простое задание, у диких стай была неплохо выстроена защита, и, по сути, Зимнему придётся ловить кого-то из разведчиков, но от этого охота только интереснее, правда?..
Он изучал их досье, всё верно, разведка Гидры тоже не спала, и Зимнему даже озвучили некоторые пожелания по поимке.. Это ведь должен быть прекрасный, яркий образец, а не слабый щенок. А конкретную цель выбрал уже он сам.

Поэтому Зимний кружил вокруг территории стаи, принюхивался, подкрадывался, присматривался. Он бы предпочёл охотиться зимой, когда на фоне снега  светлая шерсть сделает его почти невидимым, но время поджимало, а до зимы было ещё пара месяцев. Зимний ждал, он уже встретил несколько чужаков и успешно ушел от их внимания:  это были не те волки. Зимний знал, рано или поздно он когда услышит звук чужих шагов, кто-то опередит, обыграет его в игру в прятки, рядом с ним просвистит стрела, а, может, на него сразу нападут, без предупреждения?

Предупреждение всё же было. Низкий, утробный рык, атакующая стойка. Зимний ликовал: это был тот самый волк, чёрт возьми, это был он. С напоминающей стрелу подпалиной на боку. Он так долго его искал..
Прелюдии были ни к чему. Зимний бросается на противника первым, у него в этом бою есть одно значительное преимущество: он крупнее, и главное тут - не дать противнику измотать себя раньше времени.

[AVA]https://i.imgur.com/3pUO7gw.gif[/AVA] [STA]claws and paws[/STA] [SGN][/SGN]

Эта драка на вкус кажется Зимнему очень пряной.
А ещё, ему кажется, всё это уже было, и этот вкус он уже когда-то пробовал..
Так уж он привык воспринимать мир в звериной форме - сквозь призму запахов, прикосновения клыков к чужой коже, через укус волчьей пасти.
Это игра, правда? Чужак играет с ним, это унизительно, обидно, это раззадоривает. Поддавки, чтобы растянуть время, скоро придёт подмога, Зимний точно знает, дикие все повязаны между собой, только чем? Учёные Гидры не верят, что дело в вирусе. Где-то есть передатчики, и Зимнему так хочется сейчас понять, где же в этом диком звере упрятан маячок, и можно ли его выгрызть зубами?
Но запах металла он слышит лишь от собственной лапы, видимо, нужно оказаться ближе, принюхаться, уткнуться носом в мокрую шерсть, тяжело дыша, тогда-то он и учует чужеродный предмет под шкурой.

Они треплют друг друга - сперва по-мелкому, в хорошую драку это перерастает позже. Зимнему пару раз удаётся буквально протаранить дикаря - ударяя его торсом о ствол дерева, о камень на сырой земле, но это мелочи, враг слишком быстр, слишком ловок, слишком хорошо знает, как драться с теми, кто крупнее его. И Зимний смыкает в зубах только воздух, выдрав лишь несколько клоков шерсти.
А после на его живой лапе смыкаются чужие зубы.
Он тихо рычит, сперва инстинктивно пытаясь выдернуть руку - чёрт возьми, в человеческой форме эта лапа будет не просто рукой, это будет одна единственная живая рука!.. - а после бросается вниз, смыкая челюсть на так неосторожно подставленной холке, и не позволяя врагу отскочить.

Лапу заливает кровью. Зимнему больно, потому он воет - с почти наглухо захлопнутой пастью на чужой шее. Своего он не упускает, в отличие от дикаря - он рвёт зубами кожу, смещаясь ниже и раздирая плечи, кусает их, разгрызает плоть, ему кажется, он почти уловил запах металла, он нашел проклятый датчик, или цепочку датчиков, они должны быть где-то здесь, тщательно упрятаны в волокнах мышц...
Он не сразу понимает, что делает сейчас: он не калечит, не убивает, даже не пытается ослабить противника - нет, он ищет.
Перед глазами Зимнего вспыхивают воспоминания из прошлого, оставленного далеко за его спиной. Из прошлого, которое было, кажется, до того, как его вылечили.
Оно ведь был здесь!.. Чёртово железо..
Он уже выдирал его так - не зубами, разве что, а гладкими мягкими людскими пальцами - обеих рук. Скользкими от чужой крови руками копался в мягких тканях - осторожно, но торопливо, под подстёгивающий аккомпанемент чужих воплей боли. Воспоминание оказывается настолько ярким, что Зимний замирает, они оба замирают, и обстановка неостановимо меняется.

Чужой запах ускользает без следа, Зимний его больше не слышит, да и не помнит почти - лишь парочку слабых нот..
А лес вокруг становится живым. Всё так же держа противника за шею, Зимний наблюдает за тем, как из-за деревьев выходят волки, крепкие, большие. Воины. Солдаты.. Сколько их, пять, десять? Зимний насчитывает не менее двенадцати.
С ними ему не справиться.
Но дело не только в этом. Кажется, он пробыл в лесу слишком долго, потерял концентрацию, отсюда и видения. Но о своей миссии по-прежнему прекрасно помнит. Привести образец на базу Гидры, желательно, кое-что прихватив у дикарей и проведя разведку. Так что можно сказать, всё идёт по-плану.

Зимний обращается человеком, голым, слабым. Усмехается криво, облизывая перепачканный алым рот. Свежая кровь стекает по подбородку, капает на грудь, тонкими ручьями сбегает по животу. Зимний выпрямляет спину, стоя на коленях, каждое его движение сейчас медленно и размеренно. Это однозначная сдача, знак примирения и подчинения, что одинаково у дикарей, и спасение его собственной шкуры.
Глупые, думает Зимний. Он бы их прикончил.
И даже не загрыз бы насмерть, как это делают волки - нет, не пожалел бы пулю и пристрелил на месте.
Чтобы не пачкать руки.
А кровь всё же вкусная, даже слишком.
[AVA]https://i.imgur.com/3pUO7gw.gif[/AVA] [STA]claws and paws[/STA] [SGN][/SGN]

Его узнают сразу, и Зимний не без удовольствия отмечает, что он по-прежнему производит впечатление. Волк ушел далеко вглубь его сознания, но обоняние, звериная чуйка - они остаются с ним всегда. Да и не скрывает стая своих чувств.. Они рассматривают его, как лёгкую добычу, а в глазах - любопытнейшая смесь настороженности, страха, может, даже нотки восхищения, и куда более глубокое и фундаментальное чувство - ненависть. Последняя буквально прожигает спину, это парень со стрелой так на него пялится, да? Не удивительно. На руках у Зимнего было много чужой крови, даже слишком много, наверное, если для убийцы его уровня вообще существует хоть какое-то "слишком".

Парочка волков тоже меняют форму на человеческую - речевой аппарат видов семейства псовых не позволяет говорить. Ещё один недостаток чёртовой ликантропии, опускающей их гораздо ниже уровня, на котором им бы стоило держаться..
Мужчина выше его на добрых полголовы - сущий гигант, но Зимний бы предпочёл бояться женщины рядом с ним, которая помалкивает - именно она здесь принимает решения.
"Имя, назови своё имя, солдат!"
"Какова цель операции?" - удар по челюсти. Теперь к крови дикаря, размазанной по лицу, примешивается собственная кровь Зимнего - из разбитой губы.
Он молчит. Поделиться с этими ублюдками ему нечем. А все вопросы - проформа, наверное, едва ли кто-то здесь верит, что он заговорит.
"Я хочу знать всё о следующем ударе."
Зимний пропускает мимо ушей абсолютно всё. В конце концов, ему надо попасть в их лагерь, почему бы не вот такой быстрой доставкой? Пусть и будучи битым.
Ещё парочка ударов, Зимний просто ждёт, когда они оттащат его к себе, убивать не станут, животный мир живёт по другим законам - тех, кто сдался, волки не убивают, ведь они не предоставляют угрозу, правда? Волки гораздо гуманнее людей, в этом - их слабость.

И тут заговаривает парень со стрелой на боку. Оборачивается блондинчиком и мечется вокруг, пытаясь избавить Зимнего от путешествия вглубь леса. Кажется, он обиделся на взбучку, пусть и порвало его не слишком - рваная рана между шеей и плечом, крупные сосуды на задеты, и всё же кровь стекает по спине. Зимний в какой-то момент засматривается на это завораживающее зрелище - тёмный ручей, опускающийся вдоль хребта к кобчику, и ниже.

А потом блондин разворачивается, и смотрит на него так, словно действительно собирается, действительно готов - прикончить его прямо здесь. В какой-то момент Зимний даже верит.
Он усмехается белобрысому - криво, едва заметно; хрустит плечами, холодно в лесу без шубы, но, пожалуй, придётся раздеться ещё больше, несмотря на всю его ненависть и почти боязнь холода, жизнь дороже, верно?..

Зимний дотягивается левой рукой до правого плеча и щёлкает невидимой кнопкой.
Бионический протез на землю, тихо приземляясь на подушку из жухлых листьев.
Зимний тихо вздыхает и расслабляет вторую руку, позволяя ей висеть вдоль туловища, тем более, по предплечью всё ещё хлещет кровь, регенерация у него в волчьей форме сравнительно с дикарями слишком замедлена.
Он по-прежнему стоит на коленях, безоружный, раненый.

- Так убивай. Сейчас.

[AVA]https://i.imgur.com/3pUO7gw.gif[/AVA] [STA]claws and paws[/STA] [SGN][/SGN]

Зимний наблюдает между немым и не очень диалогом между белобрысым и волчицей, которая решала здесь за всех и всё. Она уже приняла решение, спорить с ней было бесполезно, наверное.. И Зимний не без удовольствия отмечает тепло ладони на своём холодном плече. Грубоватая кожа рук, привыкших к оружию, к физическому труду, и всё же они горячие, Зимнему это нравится, в осеннем лесу стоять голышом, пока тебя обдувает ветер, и ты перепачкан в крови чуть более, чем наполовину, довольно прохладно.
А холод он нормально переносит только в волчьей шкуре..
Пожалуй, это единственное, от чего он не хотел бы отказаться, в шкуре волка.
А вот дикари словно полностью подчиняются своему зверю. Зимний в который раз удивляется этому, его это шокирует, почти выбивает из колеи, как можно жить по законам стаи? В этом их слабость. Стоит показать брюхо, подставиться горло под укус - и вероятность того, что тебя грохнут, падает процентов до десяти.. Разве что рядом окажется какой-то шизанутый папаша или любовник, который сорвётся на тебя и таки разорвёт на части. Но Зимний в таких ситуациях слишком любит банальные подсчёты, он умеет верить инстинктам, но чаще всего расчётлив до последней запятой и точки.
Они его не убьют.

Зимний щурится, подняв взгляд выше - куда-то в небо, рассеянно глядя на подсвеченные лунным светом макушки деревьев. Лес кажется ему враждебным, чужим, опасным. Лес продолжает звать его к себе - залезть поглубже, изучить.. И Зимний боится только одного - что он не сможет устоять против этого, что ему придётся провести в лесу слишком много времени, и он вновь окажется сломлен, раздавлен волей этого места.

Хватка на собственной шее здорово отрезвляет, Зимний даже невольно подаётся вперёд, точно пёс, норовящий сорваться с поводка, но останавливается вовремя, замирает, глядя на белобрысого вплотную - холодно, зло, с насмешкой.
Он его обыграл, и ведь парень это знает, они все это знают, и не могут нарушить волчьи законы. Потому они заберут его с собой, обезоруженного, раненого, слабого, но заберут с собой, приведут в свой лагерь - только для того, чтобы Зимний сбежал тогда и так, как это нужно будет ему. Как это нужно Гидре.

И всё же рука на его шее хорошая, такая, как нужно - жесткая  в меру, чуткая, это почти приятно; Зимний может поклясться, что волк слушает, что волк слышит сейчас всё - его дыхание, сердцебиение, ровное, спокойнее, унявшееся после драки.
Он не боится, и для дикаря это повод остерегаться его, повод угрожать, повод обещать  - следовать за ним по пятам.
То, что нужно Зимнему.
Потому что он собирается приволочь этого волка в Гидру, обезвреженного, спеленанного по рукам и ногам, беспомощного и прекрасно понимающего, что шансов выйти живым из лабораторий у него нет, а, если и выйдет, то в таком состоянии, что станет жалеть, что Зимний не перегрыз ему глотку в этой драке.

Зимний задирает подбородок, потягивая шею, буквально почёсывая её о чужую руку, о чужую крепкую хватку. Всё ещё приятно. Всё это немного затягивается, ровно настолько, что у Зимнего просыпается желание вцепиться зубами в чужую руку, как только её начнут отводить, и оттяпать парочку пальцев. Ну хотя бы один на память о себе. Пусть парень начнёт привыкать к потерям, в конце концов. Они играют несколько секунд в гляделки, пока их не обрывают, да и руку блондин отводит слишком осторожно, к досаде Зимнего, потому он даже не пытается клацнуть по ней зубами. Один из волков подбирает его руку - в "человеческом" режиме протез выглядит компактнее и без проблем помещается в чужой челюсти, а потом Зимнего толкают в спину, заставляя стать на четвереньки, и рычат, пока он не обращается в волка. Трехлапый волк в лесу не жилец, но он специально играет в эту игру, правда? Слабость сейчас - залог его выживаемости. А отомстить он сможет позже.

Они ведут его в лагерь - плотным строем, да так, что Зимний успевает устать. Как только он пытается отстать, получает рычание и парочку раз его даже кусают за бок и шею, треплют не до крови - скорее в качестве угрозы. Зимний подчиняется - ускоряет темп бега, прикрывая глаза, и борясь с желанием активировать протез прямо сейчас, выпустив в чужую волчью пасть электрический разряд такой силы, что нервная система ублюдка превратится в выжженные дотла дорожки пепла.
Ещё не время.
Он сделает это позже, а через несколько дней, максимум неделю, снова окажется дома, в уютном боксе, где не пахнет псиной, и не слышен волчий вой.
Это предвкушение держит его на плаву сейчас совершенно спокойным. Зимнему даже не хочется никого убить, пока что. Сейчас главное - ожидание, всему своё время.
Он не пугается, когда его приводят в лагерь - не город, конечно же, скорее небольшое селение вблизи от города. Когда руку уносят далеко, настолько, что Зимний может ощутить её присутствие, только активировав её, а это его выдаст, чёрт возьми, этого допустить нельзя..
Дальше всё - по накатанной.
Всё это уже было.
Снова тычки, рычание, команды. Снова человеческая форма, в которой холодно, ещё более холодный металл ошейника на коже, который убьёт его, если он попробует обратиться.. Зимний тщательно подавляет собственные позывы - оскалиться, зарычать, вырваться, покалечить парочку ублюдков, но он прекрасно знает, чем это закончится - его изобьют и шансов на побег станет меньше. Ещё меньше.

После - шланг с ледяной водой, которым с него смывают кровь, так как приближаться к Зимнему желающих всё ещё мало. И тесная камера, почти карцер, в которой он может пусть не вытянуть ноги, но хотя бы сесть, скрестив руки на груди, и откинувшись спиной на прохладную стену.

Ночь - время хищников, именно поэтому Зимний запоминает лагерь оживлённым, а волков - оживлёнными и энергичными. Но ночь скоро подойдёт к концу. Он контролирует своё дыхание, чтобы как можно быстрее восстановить силы, расслабляется, и слушает, как лагерь живёт своей жизнью. Кровь больше не мешает ему чуять запахи, потому он слышит - волк с подпалиной на боку в форме стрелы где-то рядом, он ошивается рядом, караулит его, ждёт возможности, повода его убить.

- Ты ведь глухой, - изрекает Зимний, расфокусировано глядя перед собой. Ему интересно, когда его цель выйдет из темноты, что он увидит - пару желтых, или всё же ярко-голубых глаз? Голубые понравились ему больше - напоминали о Стиве, только не о том, кем он был сейчас, нет, о Стиве долгие десятки лет назад, Стиве, которого Зимний толком не помнит. - Как тебя на службу взяли-то, такого урода?

Зимний улыбается. Широко и хищно, и это так похоже на оскал пасти, для того, чтобы выглядеть зверьём, Зимнему совсем не надо менять форму. У него как раз есть немного времени на поразвлечься здесь, правда? Ему хочется увидеть, как белобрысый будет бросаться на прутья клетки карцера. Ненавидеть его, жаждать крови, но всё равно не посмеет ослушаться приказа старшей.
Недолгое, впрочем, будет развлечение.
Зимний собирается сбежать на рассвете и прихватить его с собой. И он уверен, что это будет самая интересная за последние годы игра в кошки-мышки.

[AVA]https://i.imgur.com/3pUO7gw.gif[/AVA] [STA]claws and paws[/STA] [SGN][/SGN]

Зимний - бомба замедленного действия, которая обязательно рванёт этим вечером. Это знает разведчик со стрелой, это знает альфа, которая то ли пыталась утихомирить, то ли просканировать его, положив руку на плечо, об этом знали все, кто видел, как его ведут в это приземистое здание, в узкую комнатушку, и как он остаётся здесь, голый, безоружный, катастрофически спокойный. У Зимнего не так плохо было с актёрскими талантами, но в данном случае в них не было нужды. Они сами приволокли его туда, куда надо, оставили здесь практически без присмотра, впрочем, разве это что-то бы поменяло? А так, у него по крайней мере есть компания, в лице того самого парня, который ему так интересен. Зимний уже почти забыл, что он показался ему знакомым, забыл мутные флэшбеки, вспышки странных кадров перед глазами, для него всё это - дело незначительное, дело обыденное, его мозг изрешеченный сперва травмой, а потом врачами-энтузиастами Гидры, которые пытались не оставить его овощем на всю оставшуюся жизнь, выдавал сюрпризы и похуже.

Потому Зимний не удивляется ничему, сидя на полу в клетке, человек, которого посадили под замок волки, надо же, как любопытно оборачивается жизнь. Он всё так же рассеянно смотрит перед собой, блондин кажется ему знакомым, но Зимний видит его расплывчато, изображение меняется на глазах, покачивается, искажается, как над огнём или в жару... Зимний точно знает, он видел этого парня, но где? Дело не только в досье. В досье не прочитаешь о том, как он улыбается, как на щеках появляются крохотные ямочки, и как сужаются глаза, когда он злится. А Зимний всё это уже видел..
Дежавю.
Кровопотеря, усталость, чёртов лес. Зимнему пора домой, к врачам, не для него такие миссии, по-большому счёту, но именно он вызвался добровольцев. Тони или Стива сразу бы отволокли в город и посадили под такую стражу.. А вот Зимнего можно и придержать в рукаве в надежде вытрясти из него кое-что важное, в конце концов, он знает, чем всё может закончиться.
Пытками.
Его собираются пытать, определённо, а, если он проведёт здесь достаточное количество времени, и будет молчать, ему отрежут вторую руку.
От этой мысли к горлу подкатывает дурнота.

Зимний морщится.

- Моё несовершенство... - начинает он - бесшумно, ведь для парня со стрелой вслух говорить не надо, правда? Можно шевелить губами, и только. Зимний делает это едва заметно - так, чтобы тот приблизился к клетке почти вплотную. - Моё несовершенство я использую, как оружие. Металлические когти прочнее костяных. Суставы и кости почти невозможно сломать. Не говоря уже о том, как можно улучшить такую руку, представляешь? - Зимний щурится. Он намекает сейчас, слишком толсто намекает, показывает часть своего прикупа - для того, чтобы через несколько минут его оставили здесь в одиночестве. Хотя бы на тридцать секунд. Ему этого достаточно. - А ты нервный какой-то, парень. Или у тебя просто интуиция хорошо работает?..

Внутренние часы Зимнего работают отлично. Но всё же Беннер рассчитывал не на них, когда дополнял полые части его протеза новым снаряжением. Там был и таймер, и передатчики, действующие на частотах, которые у дикарей не использовались - таким образом, Зимний мог чувствовать свою бионику на расстоянии, ведь не напрасно он провёл много часов и дней в том самом кресле. Его мозг научили принимать разные сигналы, не только от собственной нервной системы, но и куда более технические - от собственной руки.
И эта связь была обоюдной.

Зимний замолчал, чувствуя - время пришло. Это ощущалось как какой-то щелчок в голове, он точно знал, что бионика находится в тёмном повещении, и инфракрасные датчики внутри показывают отсутствие живых существ в ближайшем десятке метров. Значит, мало кто успеет заметить, как её пазы на предплечье открываются, и от руки начинает роем расползаться-разлетаться облако чёрных точек.

Повлиять на этот процесс Зимний изнутри не может - этот алгоритм не должен зависеть от его состояния, даже если он на грани смерти, работа будет выполнена. Но он может наблюдать, отслеживать - мысленно отмечать галочками в своей голове, отсчитывать секунды до того, как снова можно будет наконец-то двигаться, бежать.
Он сидит на полу, прикрыв глаза, и напевает без слов мотив старой детской песни - колыбельной. Он очень гордится сейчас уровнем науки, которого достигли их учёные, и уверен - это обеспечит им победу в войне.

Нанотехнологии, за которые первым взялся Старк, не сделали их всесильными.. Пока что. Но нашпиговать его руку сотней "скарабеев" - металлических жуков, созданных для сбора информации и разведки, достаточно острых для того, чтобы пронзить любое препятствие, в особенности из плоти и крови... Это им удалось с лёгкостью. Минус данного изобретения был только в низком уровне энергии, который они могли обеспечить жучкам, а, значит, заходить нужно было изнутри.
Зимний в качестве троянского коня с его протезом подходил идеально.
Рука вернётся к нему, как бумеранг, в этом Зимний не сомневался, она была, можно сказать, шедевром их технологий и не единожды возвращалась к нему даже за пять сотен метров.

- Слышишь? - Зимний открывает глаза, глядя на светловолосого, и поднимает указательный палец вверх. За стенами - уже крики. - Ох, прости. Наверное, тебе лучше посмотреть.

Хаос, паника, вопли и скулёж боли. Зимний не видит это, но его воображение живо рисует картину - сотня острых пуль мечется по лагерю. Земля уже начала пропитываться кровью, Зимнему кажется, он слышит её запах.
Всё, что ему нужно сейчас - чтобы блондин ушел.
В ином случае не видать ему ни руки, ни свободы, ни избавления от впившегося в шею металлического обруча.

Зимний смотрит на мужчину напротив с интересом - что же он выберет? Сторожить его, или пытаться остановить происходящий снаружи ужас?.. Не самый лучший выбор, но поделать нечего, впереди у стрелка по планам Зимнего - насквозь хреновые дни.

[AVA]https://i.imgur.com/3pUO7gw.gif[/AVA] [STA]claws and paws[/STA] [SGN][/SGN]

Пожалуй, Зимний удивляется в первый раз. Или он переоценил связь этого волка со стаей? Или же не рассчитывал, что тот окажется тоже довольно жестоким и жестким?
Острое лезвие сверкает в чужих руках, светловолосый обращается им так умело, что это завораживает. Зимний любит железо, особенно - качественно отлитое и заточенное, но сейчас эта любовь меркнет, всё, что чувствует Зимний - это угроза, огромная угроза для него, потому что он слаб, уязвим, и находится в слишком тесном помещении. Пространства для манёвра почти не остаётся, Зимний пытается дёрнуться в сторону, когда светловолосый перехватывает нож в характерном хвате, но..
Движение быстрое, почти неуловимое, и ногу прошивает болью.
Зимний сжимает зубы, подавив желание выругаться, вот это сейчас плохо, очень плохо для него и ни к чему.
Придётся предпринять меры.

Чужак уходит. Оставляет Зимнего одного, и тот наконец-то зовёт руку обратно. Встроенные в неё элементы питания позволяют ей двигаться очень быстро, фактически притягиваясь к владельцу, словно магнитами. Но вот полоса препятствий, которую придётся пройти бионике, задерживает действо на парочку минут. Но Зимнему есть чем заняться. Он вытаскивает из бедра нож, к счастью, задевший только мягкие ткани. Теперь ему нужно быть осторожным, хотя бы пока он не вернул бионику, потому что правая рука, пусть и регенерировавшая почти полностью, пока он был в волчьей форме, но до конца не вернула ни маневренность, ни комфортность ощущений, вторая рука где-то в пути, а теперь ещё и нога истекает кровью.

Обернуться волком очень хочется - впервые за долгое время. Дело ещё и в холоде камеры, из-за которой Зимний почти дрожит, он не уверен, на самом деле, от потери крови, или оттого, что он здесь находится голый, на голом цементе, и в узких металлических стенах. Но, всё же, блондин оставил ему, сам не думая об этом, одно существенное преимущество.

У Зимнего теперь есть нож.
И он слышит, как бионика долбится через дверь, очевидно, пытаясь довести вмятины в тонком листе металла до самых настоящих дыр.
Зимний перехватывает нож поудобнее в рукоятке и склоняется над решетчатой дверью. Пальцы скользкие от крови, но кое-как ему удаётся воткнуть лезвие в замок. Прикрыв глаза, он прислушивается к механизму, поворачивая лезвие в скважине аккуратно, чтобы ничего не сломать - тогда выйти отсюда будет гораздо сложнее.
Дверь поддаётся через две минуты, и Зимний, хромая, покидает свою клетку, за которой его уже ждёт протез.

И для полного счастья, чёрт возьми, остаётся только перестать истекать кровью, и выбраться из этого ада, который создали Старк с Беннером, а привёз сюда он.
Зимний хромает по коридору, перерывая все полки, обыскивая каморки и подсобные помещения, пока не находит связку ключей. Ещё одна ступенька на пути к бегству - он нашаривает замок на тяжелом ошейнике, и наконец-то раскрывает его. Боги, кажется, на шее у него красный след останется надолго, и только сейчас он может нормально дышать.

Зимнему срочно нужна скорость и выносливость. Потому как бы он не презирал форму псины, которой всегда что-то было нужно, которая всегда пыталась взять над ним верх, сейчас он оборачивается с почти сладостным предвкушением, наконец-то раны затянутся, наконец-то приглушится боль.
Он опускается на четыре лапы, протез трансформируется вместе с ним, и выдыхает. Выбегает из помещения, наконец-то слушая эту музыку чужих воплей, страдания и агонии, которую он привёз и запустил здесь. Лагерь в катастрофичном состоянии, и совсем не похож на то упорядоченное, тихое, и безопасное место, которое он видел пару часов назад. Где-то вдалеке загорелось какое-то здание, возможно, резервуар с топливом. Запах дыма неприятно режет ноздри, но сейчас палитра запахов в лагере настолько богатая, что Зимний даже замирает на какое-то мгновение, решаясь - куда идти? Как лучше покинуть этот филиал ада на земле?..

В воздухе всё ещё мечутся скарабеи, к счастью, Зимнего они огибают по широкой дуге, воспринимая, как "своего", и почти ему неопасны. Потому он обходит лазерь - прижимаясь пониже к земле, осторожно осматривается, ему нужно понять, выполнили ли жуки свою работу, он ждёт сигнала, ждёт всё того же импульса, ясного понимания где-то на подсознательном уровне, сформированного в команду-отмашку - "домой".

Наконец-то, она поступает.
Зимний срывается с места, теперь ему надо спешить. Заряда у скарабеев хватит ещё от силы на пару минут, а, значит, скоро волки вернутся, а он на раненых лапах далеко не убежит. Ему срочно надо восстановиться, потому он мечется из стороны в сторону, идёт по запаху, пользуясь тем, что он единственный, кто может передвигаться здесь свободно, пока не находит труп какой-то женщины.

Вокруг - рваное кровавое тряпье, то ли девчонка откинулась, когда пыталась обратиться в волка, то ли наоборот, но это неважно, так же, как и сколько она мертва. Ещё одна причина неприязни Зимнего к семейству псовых - они падальщики, и стоит ему найти пару дней полежавший труп, как в форме волка, а, что ещё хуже, и в человеческой, у него начинается усиленное слюноотделение.
Зимний не обнюхивает долго тело, ему ни к чему тратить время, он переворачивает лапами тело на спину, и начинает рвать зубами живот. Он не голоден, он хочет регенерировать как можно быстрее, а, значит, к чёрту кровь, к чёрту волокнистое плотное мясо, всё, что его интересует - потроха. До желудка мёртвой он добирается без особых усилий, вырывая его из брюха месте с ошмётками кишечника; вспарывает клыками, вываливая куски непереработанной пищи, и, отрывая куски, глотает по частям самую вкусную часть желудка - рубец. Воняет он так, что почти дурно, но Зимний сразу чувствует, как крепнут лапы. Этому его научил Стив на войне, не обращать внимания на сердце, на мягкую, тающую во рту шейковину, нет, в гурмана он может поиграть позже.
Когда с рубцом покончено, Зимний ещё раз погружает морду в чужое разорванное брюхо, выдергивая оттуда кусок печени. Зимний снова перепачкан кровью, но теперь почти здоров, а ещё ему пора уходить.
Он пускается в бега, двигаясь настолько быстро, насколько может, он не хочет, чтобы за ним пришло двадцать волков, больше нет. Он хочет, чтобы его не потерял один-единственный.
Зимний правда беспокоится, чтобы парень со стрелой услышал его запах.
Для этого он и несёт в зубах кусок чужой печени, ароматной и совершенно свежей, оставляя за собой яркий след.
Территорию, принадлежащую волкам, он покидает быстро, но сбавляет темп не сразу, прислушиваясь к лесу, прислушиваясь к звукам, запахам.
За ним идут, правда?.. Игра между ними ведь не может закончиться сейчас, она только начинается.

[AVA]https://i.imgur.com/3pUO7gw.gif[/AVA] [STA]claws and paws[/STA] [SGN][/SGN]

Он пришел за ним. Зимний почти ликовал, за ним вели охоту, так, как он хотел, тогда, когда хотел!.. Волк нёсся за ним так, что нагнал его очень быстро, даже слишком быстро - Зимний поддаёт газу, ускоряется, чем ближе к его владениям они сцепятся, тем лучше, тем удобнее. Тем меньше ему тащить на своём горбу тело, в конце концов. Он был неплохим охотником за головами, правда, но голову тащить куда проще, чем взрослого физически развитого мужчину. Волка - тем более.

И всё же далеко у него убежать не получается. Момент, когда расстояние между ними сокращается до прыжка, Зимний упускает. Кусок мяса из зубов он давно выронил, когда всё это стало похоже на гонку до взмыленных боков, а теперь его сбивают с ног, и они кубарём катятся по земле, вываливаются в листьях. Стрелок его буквально таранит, пытаясь вышибить из него дух, вырывая зубами клок шерсти из его шеи.

Зимний едва успевает уворачиваться, настолько быстро атакует волк, настолько бешено пытается разодрать его зубами, лапами. Да и не успевает всегда - они катаются по земле кубарём, и снова Зимнему тесно, снова пространства для манёвров недостаточно, разве что, у него есть кое-какие другие преимущества в ближнем бою.
Он, чёрт возьми, больше.

Шкура горит - столько на неё царапин и укусов, волк дерётся так, будто хочет разодрать его в клочья, будто он сошел с ума, будто ему всё равно. Первое время Зимний лишь отбивается, уворачивается, он снова хочет понять, на что способен его противник, это уже совсем не тот разведчик, с которым он встретился в лесу.

О нет, этот зверь выглядит совершенно ошалевшим и безумным, и Зимний просто ждёт, ждёт, когда он откроется достаточно, чтобы вцепиться зубами в его плечо, рвануть на себя, шумно глотая хлынувшую в горло кровь; отскакивает в сторону - для того, чтобы теперь броситься в атаку уже первым, отшвырнуть противника, завалиться сверху, пытаясь разодрать зубами его бок, ударить, продавить, этот парень должен сдаться, он обязан сдаться, он ведь сегодня попрощался с половиной стаи из-за того, что с его подачи, в его смену в лагерь привезли Зимнего, правда?

Плохая новость: кровью снова истекают они оба.
И ослабевают, и становятся медленнее - тоже.
Это игра на выживание, а, может, дело в том, что сегодня Зимний сегодня и без того потерял слишком много сил?.. В отличие от противника, он не теряет рассудок. Он дерётся холодно, он пытается исполосовать волка укусами-царапинами, измотать его, истрепать, избить боками об землю, камни, стволы деревьев, искусать защищенную плотным воротником меха шею.

Зимний не хочет ему смерти и не пытается его убить, о нет, он хочет, чтобы этот волк едва мог ползать, чтобы силы у него оставались разве что на рычание.
И тогда Зимний спасёт его от смерти.
Трёпка прекратится, его унесут в город.. Гидра примет талантливого парня с распростёртыми объятиями, вылечит, если, конечно же, он сможет пережить лечение и все необходимые опыты. Так же, как она вылечила Зимнего, этот парень тоже крепкий, переживёт. И всё будет лучше прежнего.

[AVA]https://i.imgur.com/3pUO7gw.gif[/AVA] [STA]claws and paws[/STA] [SGN][/SGN]

Драка забирает у него все силы.
Зимний действительно ждал, что его противник выдохнется раньше. До этого блондинчик казался ему почти тонким, почти звонким парнем, тем ещё ловкачем. У таких огромное преимущество в скорости, Зимнему этого немного не хватает, пожалуй, но он относит себя к чему-то вроде марафонца. А модификации и сыворотка, благодаря которой к его плечу прижилась бионика, только добавляют выносливости.
И сейчас всё, что ему остаётся - только продержаться под бешеным напором.
Не следовать инстинктам, которые велят ему нанести ответный удар - с десятикратной силой.. Не убить, хотя Зимний так устал, и ему не помешало бы восполнить ресурс. А вокруг - ни души.. Даже паршивого кролика нет. Слишком громкими были звуки их драки, удары, падения, и волчье вытье - Зимний ведь чувствует, что всё, что он смог бы сожрать, чем смог бы перекусить, чтобы дотянуть до базы.. Всё в пределах мили, а то и больше.

Ещё один удар, укус, царапина, скулёж - они валятся на подушку из палой листвы и сырой земли, Зимний отталкивает врага, это всё больше не похоже на драку, слишком мало сопротивления, слишком мало сил осталось у обоих. Зимний кое-как поднимается на лапы, приближаясь к парню со стрелой, который, кажется, едва может шевелиться.

После такого всплеска адреналина откат всегда наступает внезапно. Словно тебя резко отключают от подзарядки, лишают остатков энергии, которых ещё две минуты назад было выше крыши..  Зимний рассматривает его, притихшего, спокойного. Почти сдавшегося.
И понимает, что двоих их он на базу доставить не сможет. Точно так же, как и не собирается оставлять здесь парня умирать от ран. Если оставить, есть шанс, что к вечеру его почти растащат на куски вороны и прочие падальщики. Жалко будет портить такую шкурку..
Зимний склоняется над ним, смыкая зубы на коже где-то в области шеи. Неглубоко, и неопасно, тщательно огибая артерию и крупные кровеносные сосуды. Много ему не надо, но вот несколько глотков крови.. Вот что способно восполнить запас его сил.
Он хлещет кровь из чужой глотки, кровотечение, к слову, прекращается очень быстро, не зря же Зимнему рассказывали о феноменальной способности к регенерации у дикарей.

И снова - Зимний чувствует себя лучше, крепче, сильнее. Теперь его сил хватит на двоих. И главное - чтобы его волк не подох где-то по дороге. Зимний утыкается носом в чужую шерсть на шее и тщательно зализывает раны. Зимний не помнит, потерял ли он эту часть волчьих способностей, или нет, но почему-то сейчас он во второй раз за вечер чувствует себя растерянным. Он жмурится, прислушивается к дыханию - к чужому-своему, к сердцебиению, такому слабому у его жертвы, такому участившемуся у него самого.
Он отстраняется, впившись взглядом в чужие глаза, ярко-желтые, но вместо них видит всё те же голубые, человеческие, прищуренные то ли от улыбки, то ли от смеха.
Зимний слышит собственный голос, задорный, смешливый, живой.
"Айова!.."
Новое помутнение, новая часть безумия Зимнего - совсем на подходе. Он тихо рычит, хватая волка за холку. Втаскивает белобрысого себе на спину - так тащить удобнее всего.
И припускает по направлению к городу под контролем Гидры. Это не его дело, кто этот блондинчик, почему он его помнит, или почему ему кажется, что он помнит. Зимнему, по большому счёту, должно быть плевать, кто этот парень, и в каких они отношениях. Он и так уже совершил достаточно огрехов, на смертный приговор вполне может хватить. А не на какое-то там перевоспитание, которое, по мнению многих, - почти курорт..

Когда путь окончен, Зимнего встречают. Забирают добычу. Кто-то из охраны даже треплет его по холке, поощряя таким образом за выполненную работу, и Зимний направляется вглубь города - к своему дому, точнее, к дому с кучей небольших комнат, в которых он снимал одну.
"Айова.." - голос в голове становится напористее, мечтая только об одном - выспаться, и чтобы нашествие лесного безумия наконец-то покинуло его тело.
Однако, блондин скрывает что-то важное. Слишком важное, если это так нарушило стабильность Зимнего.
И, прежде чем попроситься на очередное обнуление, Зимний понимает: он собирается вытрясти из светловолосого всё, что ему о нём известно. Всё, до последней капли крови.
[AVA]https://i.imgur.com/3pUO7gw.gif[/AVA] [STA]claws and paws[/STA] [SGN][/SGN]

Город встречает его обычным утренним оживлением.
Зимний трусит по улицам, где внимания на него не обращает никто, кто-то не знает и не смотрит на вымазанного в грязи волка, кто-то знает, слишком хорошо знает, и отводит глаза.
До дома он добирается очень быстро. Впрочем, слово "дом" тут условность сама по себе, как для военной базы, куда уже наверняка доставили его ношу. И куда уже не торопятся тащить его - знают, сам придёт. Сам пройдёт по коридорам, вымоется до красных полос на коже в общей душевой, и явится в медотсек.

Следующий этап нравится Зимнему меньше всего: время сидеть на холодном металлическом столе почти голым, пока белые халаты втыкают в тебя иголки, берут анализы, снимают показатели. Когда ему подключают какую-то капельницу, Зимний не замечает. Так же, как и - когда обрабатывают его раны, срезая почти оторванные края кожи, аккуратно сшивая дырки в его плоти иглой. Всё это - та рутина, от которой Зимний научился отключаться.
Он смотрит прямо перед собой, не шевелясь, позволяя им делать с собой, как обычно, всё что нужно, всё что не нужно, всё, чего хочет Гидра.
Перед глазами - снежная пелена.
Звук чужих шагов.
И всё тот же окрик, "айова".
Это что-то из прошлого, понимает Зимний, видимо, его больная психика опять пошла трещинами, и нуждается в починке. Но в этот раз он не спешит добровольно садиться в кресло и просить о болезненной процедуре лечения. Нет, сперва он хочет вытрясти из белобрысого волка информацию, потому что он уверен - тот знает об этом всё.
А ещё - это важно, уверенность в этом у Зимнего крепнет.

"Уровень отклика даже ещё ниже, чем в прошлый раз", - он улавливает парочку фраз из беседы врачей, который копошатся вокруг него, как обычно, - "Тревожность растёт, ситуация может выйти из под контроля," - а вот на фразы-триггеры, которые приведут к железному креслу с электродами, Зимний реагирует сразу и чётко.
Ловит за запястье чужую руку с иглой - руку говорившего - и отводит в сторону, нет уж, вводить наркоз или седативы ему сейчас не будут, Зимний больше не нуждается в этом, в принуждении.

"Сам приду", - он ловит взгляд медика, и смотрит на него, не выпуская руку своей, бионической, пока не видит кивок. - "Есть необычные детали в операции. Перед чисткой обязан отчитаться."

Его отпускают.
Зимний спускается по лестнице, бредёт по коридору пока не добирается до своего бокса. Он замирает у двери, и делает ещё несколько шагов вперёд. На самом деле, его сейчас не интересует ни сон, ни отдых.
Он пробирается в чужую комнату - в бокс Стива. Он гораздо больше, и тут всё могло бы быть в порядке, если бы не разбросанные местами вещи Старка. Зимний морщится. Открывает шкаф, вытаскивая оттуда первые попавшиеся спортивные брюки и футболку, и, одевшись, принимается за самое интересное.
Здесь есть несколько шкафов и ящиков под кроватью с барахлом, старым, довоенным, которое всё осталось Роджерсу. Зимний никогда не интересовался их содержимым, его всё устраивало - до сегодняшнего утра, когда он вспомнил этого дикаря, вспомнил, что уже знал его прежде, и они не враждовали. Это не сходилось с его биографией, не укладывалось в голове, примерно настолько же, насколько и нелепая кличка, придуманная для него Роджерсом - Баки.

Зимний оставляет после себя откровенный бардак, и ему плевать, будет ругаться Стив или нет, а, может, даже доложит высокому начальству. Он перерывает ящики, встряхивает вещи, потрошит конверты, вскрывает коробки. Пересматривает старые бумаги, договоры, чеки, какие-то брелки, кожаные обложки альбомов, принадлежности для, кажется, рисования.. Пока не находит потрепавшийся и покрывшийся налётом от времени значок.
Он искал именно это - Зимний точно знает, потому что при прикосновении к холодному шершавому металлу пальцев его посещает инсайт. То самое странное чувство, которое было маячков для медиков, но сейчас Зимний хочет копнуть глубже, самую малость глубже.
Голова трещит по швам от чужих мыслей, воспоминаний. Зимний суёт значок в карман и прикрывает за собой дверь. Он вовсе не хочет прерывать череду процедур для своего лечения, нет, он хочет всего лишь оттянуть одну из них хотя бы по той банальной причине, что он пока что всё ещё может мыслить, ну а ещё - эти процедуры болезненны, как настоящая агония.

В лаборатории его пускают без вопросов. Наблюдение за исследованием дикарей вполне входит в его полномочия, и Зимний не без труда находит помещение, в котором держат парня со стрелой. Какое-то время он наблюдает за тем, как тот лежит на столе, совершенно голый, и вокруг него суетятся врачи - так же, как суетились ещё недавно над Зимним. Кажется, ему доливают кровь, а параллельно ему обеззараживают ранения и тоже латают их. Блондин выглядит ужасно, честно говоря, он изодран почти полностью. Тем удивительнее наблюдать за его телом, когда крови в пакете становится меньше, чем половина - мелкие царапины затягиваются буквально на глазах, зарастает кожа. Внутренние повреждения ещё будут какое-то время заживать и мешать полноценному функционированию, но сейчас, как ни странно, блондин выглядит почти здоровым.

Когда с ним заканчивают, Зимний прогоняет охрану. Решает отнести его сам - уже залеченного, одетого, и спокойного - настолько же, как тогда, когда в поле он решил умирать.
Потом, когда парень со стрелой - он услышал, в лаборатории чужака называют Хоукаем - лежит на койке, Зимний сидит в нескольких метрах, на кровати напротив, скрываясь в тени, и наблюдает за ним. Что всё это, чёрт возьми, может значить? И как они могут друг друга знать?..
Колыбелью Зимнего была Гидра, он родился в ней, вырос, и всегда был её верным солдатом. Ведь был?..

Хоукай тем временем просыпается, и делает самую глупую вещь, которую может сделать обычный человек, которого пару часов назад продырявили несколько десятков раз. Он резко пытается встать.

Зимний соскальзывает с койки и поднимает его за плечи, возвращая обратно на постель грубоватым жестом.
Тем более, идти парню сейчас явно некуда. А Зимний хочет получить ответы.

Он бросает ему в руки жетон, найденный в комнате Стива, невольно задумываясь, чем его, Хоукая, накачали? Транквилизаторы, психотропы?.. Всё, чтобы задушить на какое-то время зверя как можно более быстрым и безболезненным способом. Волка, который может доставить им массу проблем.
Зимний вглядывается в чужие глаза, он ждёт не слов, он ждёт языка жестов, языка тела, жесты врать не станут, не сейчас, не под препаратами.

- Знакомая вещица, Айова?

А на жетоне выведено аккуратными печатными буквами чужое имя - "Джеймс Бьюкенен Барнс".

[AVA]https://i.imgur.com/3pUO7gw.gif[/AVA] [STA]claws and paws[/STA] [SGN][/SGN]

Айове явно плохо.
Почему-то именно это имя клеится к блондину, и Зимний принимает его, обкатывает на языке, почти привыкает. Раз уж именно такие волк вызывает в нём ассоциации.
Зимний со странным интересом и удовольствием наблюдает за тем, как тот, застонав, валится на кровать, и скручивается в болезненный клубок. Наверное, ему неприятно, наверное, ему глухо, тихо и одиноко, и он чувствует себя опустошенным, отрубленным на время от стаи, с уснувшим наглухо волком.. Наблюдать за этим почти сладко. Зимнему нравится то, что он видит, ему нравится видеть этого зверя, ещё несколько часов назад больше всего желавшим ему смерти, сдавшимся. Он больше не бросается на него в самоубийственных порывах, не обещает быструю смерть, не грозится пристрелить.. Красота, да и только.

И всё же что-то идёт не так.
Дело даже не в том, что Айова явно знает этого парня, Барнса, а Зимний по-прежнему без понятия, кто это, хотя именно в этом кроется ключ к разгадке причин его в очередной раз поломавшегося мозга. Дело в том, что Зимний снова испытывает чёртово дежавю, и что-то в его груди болезненно ворочается, сжимается, когда он смотрит на страдающего Айову. Всё дело в узнавании, не общем, ни черта, он цельную картину сейчас вообще не видит и не слышит, а только дробные, крохотные детали - тихий вздох, поджатые пальцы ног и свод стопы, волосы, растрепавшиеся на светлом затылке. Всё это будит в Зимнем что-то тёмное и чужое, что вмешивается в удовлетворение от победы над врагом и отравляет его, портит, скребёт по душе острыми когтями, оставляя борозды...

- Скажи!.. - шипит Зимний, порываясь подняться на ноги.

Он злится сейчас - на неуместно сдавшегося Айову, на голые стены, которые не подскажут ему ничем, на чёртового Стива, который всегда молчит, всегда относится к нему, как к младшему, подчинённому, пусть это и лежит в основе отношений, как к кому-то... Как к чему-то, чёрт возьми. Они все что-то от него скрывают.
Это просто очередной виток его психоза, активная параноидальная фаза, в которую всё кажется ему враньём - так говорят ему врачи перед тем, как начать очередной курс.
Но в этот раз Зимний собирается пойти до конца.
Ведь им всё равно, сколько воспоминаний стирать, правда?.. А хуже вряд ли будет. Хуже просто некуда.

- На опыты тебя пустить, - равнодушно хмыкает Зимний, возмущение и страхи Айовы ему сейчас не нужны, они только мешают. Всё, что нужно Зимнему - лишь правда. - Или мозг промыть от дряни, которой накачали тебя в лесу, и завербовать в нашу команду? Я без понятия, Айова, но ты зачем-то нужен им живым, значит, ты не такой уж простой парень. И ты что-то знаешь обо мне. Так же, как я знаю что-то о тебе. Я тебя почему-то помню, хотя до этого мы не встречались никогда.

Зимний придвигается ближе к краю кушетки, мрачно глядя на светловолосого.

- Сядь, - требует он, и терпеливо ждёт, когда Айова наконец-то сядет.

Вид у него откровенно такой себе, наверное, норма, как для человека, потерявшего большую часть стаи в один вечер, в меру разбит, без меры уничтожен. Именно поэтому у Зимнего нет никого и ничего, кроме его бионики и излюбленной снайперской винтовки.

- Снимай грёбаную рубашку, - Зимний выдыхает. - Развернись спиной.

Только сейчас он понимает, насколько в камере темно, и это, чёрт возьми, мешает обзору. Приходится подняться на ноги, склониться над Айовой, чтобы рассмотреть его плечи. По итогу Зимний приходит к выводу, что проще всего опуститься на колени, кушетка оказывается достаточно низкой, чтобы светлый затылок был примерно на уровне глаз Зимнего.

Тут он и начинает своё исследование.
Он обшаривает взглядом спину голую спину Айовы, сам не зная, что ищет. Какой-то след, какой-то знак - он должен найти, его инстинкты никогда не ошибаются, никогда!
Взгляд спотыкается о недавно зарубцевавшиеся раны. Ими покрыта почти вся спина блондина, розовые полосы-шрамы, гладкие на вид, тёплые наощупь. Зимний мог бы гордиться своим произведением искусства, на славу располосованной спиной, которая выглядит так, будто Айову били розгами долго, слишком долго. И всё же, после этих ран останется только парочка рубцов, а Зимний сейчас ищет вполне конкретный шрам.
Что он будет делать, когда найдёт его - без понятия, сперва надо найти.

Розовые полосы мешают. Освещение, направленное снизу вверх, отбрасывающее тени и от Зимнего на чужую голую спину, и от лопаток, и от всего на свете, тоже.
Зимний вглядывается в исполосованную кожу, рассматривая её так близко, что почти касается носом, легко ощупывает её пальцами, а потом хмыкает. Этого ему мало.
Он толкает Айову в лопатки бионикой, заставляя его улечься на кушетку на живот, и придерживает за шею прохладной ладонью, если тот вдруг вздумает делать глупости.
Так видно гораздо лучше, и Зимний на какое-то мгновение замирает над этим  великолепием, над этим бело-красным полотном вместо спины, вместо чужой кожи, иллюстрация его собственной жестокости, подтверждение его контроля, а ещё просто красиво, и вкусно пахнет кровью, которая совсем близко под тонкой молодой кожей.
Видно всё гораздо лучше, и Зимний нашаривает парочку старых шрамов на чужом боку, затем вздыхает и укладывает живую ладонь на лопатки, ощупывая, разглядывая вблизи, изучая - чуть выдающиеся кости, рёбра, которые прощупываются, и мышцы, которые перекатываются под пальцами, стоит чуть надавить.

- Где он?.. - хрипит Зимний.

То, что он вспомнил в лесу, было таким же - это же плечо, может, чуть  с большей мышечной массой, но точно это же. И его, Зимнего, обе живые руки, ковыряющиеся в ком-то, вытаскивающие что-то металлическое, что-то опасное, что-то, от чего инстинкты Зимнего вопили о тревоге и велели бежать дальше, чем можно увидеть.

- Где чёртов шрам? Как ты от него избавился?..

Плечо чистое. Шрама нет. А Зимний слишком волнуется, даже сердце стучит чаще обычного, громче обычного - в разы, отбивая набат в висках. Что-то важное ускользает из его рук, просачивается между пальцами прямо сейчас. Зимний начинает понимать: он рехнулся, а Айову подослали специально, чтобы окончательно свести его с ума.

[AVA]https://i.imgur.com/3pUO7gw.gif[/AVA] [STA]claws and paws[/STA] [SGN][/SGN]

Зимний не собирается никуда уходить отсюда, пока не узнает правду.
И к чёрту, в ад, и прочие нелицеприятные местечка его слать бесполезно. Он уже живёт в своём персональном аду, человек без прошлого, человек без будущего. Он ведь даже ходит на психотерапию, с ним разговаривает белокожая женщина с глазами цвета стали. Большую часть сеансов Зимний молчит, но всё же не запомнить её идею, что быть человеком в настоящем не так уж плохо, он запомнил.
Парочку раз он даже верит в это и пытается жить настоящим, жить, как все, в свободное от заданий и смертей время. Он напивается до вертолётов, остервенело дерётся в пабе, оставив за собой несколько трупов, он трахается с кем-то в общественном душе, чьё лицо вспомнить не может, впрочем, спину тоже.
Он не чувствует ничего, даже боли, даже когда ему ломают челюсть и выбивают пару зубов. Зимний очень быстро понимает несовершенство предложенной ему концепции: настоящее ничего не значит, если кроме него у тебя ничего нет. И на плаву долгое время его держит только охота и убийства, правда, с каждым разом надо всё больше, всё опаснее, чтобы наконец-то почувствовать желанный прилив адреналина.
"Это зависимость", - говорят ему на терапии, и Зимний кивает. Он не видит ничего, кроме красных губ и белого халата. Человека за всем этим точно нет. Может, был когда-то, но сейчас - пустота. Так же, как и внутри него. Забавно вспоминать, на самом деле. В комнате - двое. И ни одного человека.

Поэтому Айова может сколько угодно беситься от его излишне нервного внимания, он просто не знаком с предысторией, точнее, с динамикой патологий Зимнего, которые, отчасти, и сделали его таким хорошим солдатом. А Зимний упрямо стоит на своём, и только вздыхает, когда понимает, что память опять подвела его, надо было искать не справа, а слева. Хитрый фокус больного мозга - путать стороны, но тогда у Зимнего было две руки, и, возможно, из-за этого на сегодня восприятие исказилось?..

Айова прав. Чертовски прав, потому что Зимнему удаётся - уже не увидеть, но нашарить пальцами тонкую узкую полосу, идущую скорее закругленным зигзагом, чем по-прямой.. Последним триггером служит чужой рык и оскаленная человеческая челюсть, с ровным рядом зубов и чуть выпирающими, островатыми клыками.
Память о том вечере возвращается к Зимнему - урывками, острыми осколками осыпается в его сознании, вонзается дробью, беспорядочной картечью - в мягкое, ранимое, тщательно упрятанное и почти стёртое в ноль, подменённое стальным каркасом нутро. Заставляет пошатнуться, сомкнуть веки, чтобы не ослепнуть, голодно хватнуть ртом воздух ртом воздух, кажется, только так он удержится на ногах, только так он останется в сознании.
Уже через секунду Зимний выглядит, как обычно - упрямо-злым, напряженным. Готовым сорваться в ответ на малейшее противодействие.

Он делает шаг назад. Уходит в тень, чтобы обдумать увиденное. Но кое-что пообещать может прямо сейчас.

- Не надо. Я тебя не трону. Я..

Договорить он не успевает. Дверь открывается с грохотом, за ними, точнее, за Айовой приходит конвой из четверых охранников и парочки врачей. На Зимнего поглядывают с интересом, кто-то даже отпускает язвительное замечание по тому поводу, что призрак наконец-то нашел себе игрушку.
Обращать внимание на это сейчас кажется Зимнему слишком дорогим удовольствием. Потому что он чувствует себя ужасно, он бледнеет от осознания, от понимания, куда сейчас поведут Айову - к креслу, к его, Зимнего, любимому креслу.
И это будет не лечение, о нет.
Он едва успевает упрятать жетон, прежде чем его заметят, а потом плетётся за конвоем, нет, скорее идёт за ним, идёт впереди, никак не показывая, что он понял, не выдавая себя: рано, да и слишком много вокруг лишних ушей и глаз.
И всё же, Зимнего мутит при мысли о том, что сейчас произойдёт.
Потому что он вспомнил, он знает, чей это жетон, и кто такой этот погибший в войне парень - Джеймс Бьюкенен Барнс.

[AVA]https://i.imgur.com/3pUO7gw.gif[/AVA] [STA]claws and paws[/STA] [SGN][/SGN]

- Я хочу увидеть, как это выглядит со стороны.

Зимний скрещивает руки за спиной, он стоит прямо, ноги на ширине плеч, плечи прямые, подбородок поднят, почти с гордостью. Он отлично умеет играть. А медики здешнего отсека слышали эту историю не в первый, и не в десятый раз.
Зимний исправно приходит поглазеть на их работу, настолько, что кто-то из местной охраны даже пускает слушок, что это единственное, что может вызвать у него эрекцию.
На самом деле, это что-то вроде исцеления, когда ты точно знаешь, что испытываешь в кресле, это тотальное опустошение, когда единственное, что ты помнишь, единственное, что знаешь, единственное, что есть в твоей короткой новой жизни длиной в пару минут - это всепоглощающая боль. В процессе это ощущается настолько фатально, настолько конечно.. Зимний не мог сосчитать на пальцах обеих рук, сколько раз это происходило с ним, сколько раз он заставлял себя считать мысленно, концентрируясь на счёте, а не на боли, и сколько раз забывал цифры. А со стороны всегда в разы прозаичнее. Просто полуголый парень дёргается под разрядами тока, которые даже неспособны его убить, и орёт от собственного бессилия. Может обгадиться.. Немного мерзко, немного громко.
Не страшно.

Зимнего оставляют в помещении без лишних вопросов, все знают - от чудак.
Он наблюдает за процессом от самого начала до конца. Как белые халаты снуют вокруг Айовы, как застёгивают вокруг него ремни, рассчитанные на суперсолдатов, хотя он и так ослаб, ему не вырваться. Но, когда всё начинается, это не успокаивает Зимнего, в этот раз его отсутствие эмпатии даёт сбой, а память услужливо подсказывает, каково это - когда твой мозг вычищают от лишнего, выжигают нейронные связи, превращают живые клетки - в мёртвые.. Зимний облизывает пересохшие губы, он остаётся на месте, он смотрит в глаза Айовы, всё такие же чистые, светлые глаза, в которых нет страха.
Он не привязан. Ему не больно. Но ему отчаянно хочется выть.
До окончания процедуры он терпит. И только потом, глядя на то, как человек в кресле, тело, оставшееся после человека - дышит - он понимает, насколько всё глупо и по-дурацки сложилось. И насколько отличное у кого-то там наверху чувство юмора. Попытаться сбежать отсюда вдвоём, спасти шкуру Айовы - ценой собственной - и лишь для того, чтобы годы спустя приволочь его сюда в зубах, истрепав до полусмерти, и заставить точно так же потерять всё, как потерял когда-то он, Зимний. Баки. Чёрт. Как непривычно осознавать, что у него было имя.

Время тянется нещадно медленно, но всё же, стрелка часов показывает, что с начала процедуры прошло всего двадцать минут. Зимний мог бы поклясться, что он стоит здесь несколько часов.
Ему удаётся добиться своего в разговоре с охраной - угрозами и рыком, на авторитете, на страхе перед его репутацией, они позволяют ему заняться пленником самому. Пусть считают, что он действительно нашел себе игрушку, или свихнулся, Зимнему плевать. И плевать на то, что за ними наблюдают учёные, отмечая в блокноте какие-то записи.
Он уносит Бартона - так ведь зовут блондина, верно?.. - из лаборатории. И возвращает его отнюдь не в тюремный бокс, а этажом повыше, в свою не менее укромную, но хотя бы не настолько мрачную на вид комнату, и без охраны за дверью.

Зимний знает, что будет теперь - дрейф в пустоте и холод, отчаянный холод, пробирающий до костей. У него здесь есть всё, чтобы переживать это состояние с минимальными потерями, это случается довольно часто, и он научился справляться самостоятельно. Потому первым делом он обтирает Бартона влажным полотенцем, избавляя от холодного липкого пота, а потом укутывает в одеяло. Тот, кажется, начинает приходить в себя, и тогда Зимний переходит к второму этапу - достаёт из шкафа пойло, которое делает для него, специально для таких случаев, Стив. Смесь каких-то трав, орехов, может, даже грибов, Зимний не знает, правда, на вкус мерзко, но приводит в чувство, согревает отменно, и хотя бы заставляет перестать дрожать. Он заливает его в чужую глотку, не особо церемонясь и спрашивая, в конце концов, Айова пока не проснулся, и вряд ли может оказать сопротивление.

- Пей. Пей, тебе полегчает. Ты помнишь, кто ты? Что-то помнишь?..

Надежда всё ещё есть, Зимний знает, даже у лучших из учёных бывают осечки, у некоторых хорошее сопротивление, да и с ним лично случалось такое парочку раз.
И у Айовы всё ещё есть шанс - примерно один на сотню.
[AVA]https://i.imgur.com/3pUO7gw.gif[/AVA] [STA]claws and paws[/STA] [SGN][/SGN]

Зимний тихо вздыхает.
Отставляет стопку с настойкой в сторону, мигом забывая о ней. Кутает Айову потеснее в одеяло, и мечтает, чтобы он заткнулся.
Потому что слышать то, что он произносит вслух, Зимнему совсем не хочется.
Осечки у его врачей случались, конечно же, но, видимо, они были достаточно натренированы его строптивым организмом для того, чтобы сократить вероятность погрешности до минимальной. И, получается, парень напротив после дежурной обработки действительно похож на чистый лист. Никаких лишних воспоминаний.
И волк всё ещё спит.
Потому что цикл выведения из крови препаратов, которыми его накачали - больше пары суток.
В это время любой из них, любой из стаи,  находится в состоянии шока и беззащитнее котёнка. Забрать волка у них - словно отрезать руки, оставить бессильным, беспомощным. Отличная деморализация, надо сказать. Отличная подготовка психики к дальнейшей ломке.
Потом волк возвращается.
Но Зимний помнит, как это бывает: он возвращается уже подчинённым, смирным, тихим. И со временем соглашается на что угодно, лишь бы его снова не заставляли уйти. Защитные механизмы психики тут играют Гидре только на руку.

- Растения, витамины, спирт, - машинально отвечает Зимний на вопрос о пойле, глядя куда-то мимо Айовы, прямо перед собой, потому что узнавать в этом растерянном, лишенном идентичности человеке того самого парня, с которым он так остервенело дрался в лесу, почему-то не хочется.
А он ведь выглядит так же. Каждый раз!
Разве что не вдаётся в распросы. Выход из такого состояния у него настолько налажен, что Зимний его даже узнаёт. Срабатывает мышечная память, что-то на уровне внутренних механизмов, которые не так просто стереть электричеством.

- Почему тебе... так одиноко? Почему тебя распилили на две части, одна здесь, а вторую оставили за запертой дверью? - Зимний щурится. Качает головой. Хорошего ответа на эти вопросы у него нет. Его губы трогает мрачная усмешка, это ведь болезнь, правда? Ликантропия. Он до сих пор считает это болезнью? Всегда считал?.. Сейчас он не уверен ни в чём.

Зимний не в той кондиции, чтобы задумываться о собственных показателях по шкале адекватности и профпригодности. Не сейчас. Вот только впервые за долгое время ему не хочется избавляться от своей тревожности, а наоборот: он хочет нырнуть поглубже и разобраться, раз и навсегда, чтобы не глушить больше воспоминания, чтобы перестать избегать одних и тех же мыслей, которые регулярно доводят его то до бешенства, то до психоза.
Ведь каждый раз он вспоминает одно и тоже.
Каждый раз его обнуляют после одних и тех же срывов...
Ему нужно больше. Он собирается снова вспомнить, и в этот раз одурачить всех.

Но это - завтра.
После ночных драк, плена, побегов, и жуткого зрелища в лабораториях, Зимний хочет в первую очередь крепко поспать. Да и Айове не помешает выспаться.
Сперва он собирается лечь на кушетке напротив. Потом - понимает, что это слишком далеко, и контролировать Айову таким образом он не сможет, в первую очередь, если его попытаются забрать. Зимний уже придумал и практически вжился в амплуа, что было несложно: он собирается играть роль глупой злобной псины, которая не хочет делиться своими честно, пусть и по указке свыше, добытыми игрушками. Пожалуй, это лучший способ для него объяснить своё странное поведение. В такую трактовку поверят намного охотнее, чем в то, что в Зимнем, например, могла проснуться человечность?..
Смешно.

Зимний стягивает с себя форму, бросая её на пол. Бардак его раздражает, но только сейчас ему становится ясно, что это задание далось очень непросто. Усталость наваливается девятым валом. Раздевшись, он задёргивает шторы на окнах, небольших и находящихся почти под потолком, но во время дневного сна без них не обойтись. И задумчиво смотрит на Айову, что же, чёрт возьми, с ним делать?..
Идея приходит сама собой.

- Не бойся. Я посторожу тебя, пока твой зверь не вернётся. С ним и всё остальное вернётся на круги своя. Постепенно. А пока.. просто спи.

Зимний оборачивается волком и забирается к Айове под бок. Прижимается к нему тёплой меховой шубой, даже сквозь неё ощущая, что парню до дрожи холодно. Ничего, сейчас согреется. Зимний утыкается мордой в чужую грудь.
Глаза прикрыть он не успевает до того, как в сознании гаснет свет.

Он просыпается от истошного воя сирены - где-то над ухом, в его боксе. Надо же, включили персональный будильник. Хочется крепко выматериться и разрядить в воющий динамик обойму, чтобы снова стало тихо, как Зимний делал уже не раз, вот только, наказание ему за эту вольность сейчас будет неуместным.

Зимний оборачивается человеком, с трудом припоминая, почему он спал не один, и что же вчера произошло. А потом воспоминания бьют его по голове тяжелым пыльным мешком. Он вчера облажался, кажется. Ну и ещё несколько лет назад, по-крупному. Они все облажались, а теперь надо выпутываться.

- Сирена, хм. Это значит, что у нас гости, что-то вроде побудки, или хуже, - Зимний вскакивает на ноги, натягивает кое-как на себя штаны. Роется в шкафу и швыряется в Клинта Бартона одеждой, которая должна ему подойти - у них, кажется, почти один размер. Он помнит, что Клинт глухой, а потому говорит, только развернувшись к нему лицом - кажется, по губам тот читает довольно бегло. - Одевайся, Айова, а не то на тренировку тебя уволокут как есть, голым. И голодным. - Потом Зимний копается в холодильнике. Там должна быть хоть какая-то еда, надеется он. И только сейчас вспоминает, что не ел толком больше суток.

Их растаскивают по разным углам, разводят по базе. Зимний по дороге успевает дожевать протеиновый батончик, с едой в него негусто, то ли дело у Роджерса. Зимний ставит себе галочку - зайти к кэпу перед возвращением домой, и ограбить его холодильник. Бартона наверняка поволокли в лаборатории, там никто не думает таких мелочах жизни, как о кормёжке или, например, тепле. Зимний проводил там часы, сутки - впроголодь, дрожа от холода. Стены комнаты с креслом уже накрепко ассоциируются у него с этими ощущениями, но, правда, они разбавлены и другим. Например, избавлением.. Порой он чувствовал себя настолько загнанным в тупик, что убийственная смесь из боли, холода, и незабываемого чувства продолжительного воздействия электричества на твой мозг, сквозь черепную коробку.. Всё это выбивало из него дурь, да и не только дурь, выбивало всё.
Наступал целительный катарсис.
Но только после того, как Зимний подступал к самому краю.
Сейчас было не время. Пока что было рано.

Оказавшись в переодевалке в учебном крыле, Зимний вспоминает, к чему была такая спешка. Сегодня его ждали дети. Ну как, дети. Проект "Западный ветер" набирал в свои ряды людей разного возраста, и самым перспективным его отделом все коллективно считали "ясли". Взрослые оперативники были, как ни крути, состоявшимися личностями, но, неусовершенствованные сывороткой, они не могли так же стойко переносить регулярное перепрограммирование и коррекции сознания с помощью аппаратуры, как Зимний, поэтому работали самым жутким для Гидры образом - на веру.

То ли дело - дети. Среди них Зимний чувствовал, что попал в бассейн с пираньями. Разве что, он был рыбкой покрупнее и у него были такие же острые зубы.
Он чувствовал себя своим среди своих. И тренировал их, забыв о возрасте. На какое-то время он так увлёкся занятием, созерцанием синхронных движений: отработки махов, ударов, поворотов, что забыл о вчерашнем.
Из задумчивости его вывело лицо девчонки - как её звали, объект двадцать семь? - с ссадиной на скуле. Во время выполнения упражнений кожа натягивалась, и ссадина то и дело начинала кровить. Девчонка старательно удерживала на лице маску невозмутимости, но, наверное, ей было сложно и больно, потому что время от времени она морщилась, совершенно по-детски кривя нос.
Зимний отмахнулся от нахлынувшего на него удушливого ощущения, что перед ним - просто избитый ребёнок, у которого забрали все его игрушки. Это было совсем неуместно. Он разозлился на себя, и отработал по полной, заставив группу тренироваться на час дольше.
После уроков были тесты, тренировки, опять тесты. Зимний не провалил ни один из них. Вечером, будучи тотально изнурённым этим насыщенным днём, он сел в кресло психолога, и они, как обычно, говорили практически молча. Зимний пялился на её руки. Руки - не человек, даже если руки делают больно, то команда-импульс всё равно поступает от мозга. А сами по себе руки лишь инструмент, оружие. У его доктора были очень красивые кисти рук, с длинными тонкими пальцами в кольцах из белого золота, и аккуратно подрезанными ногтями, под которыми всегда было чисто. Эта женщина явно не пыталась выцарапать кому-то глотку.
Зачем? Если можно пытаться выцарапать душу?..
Он ожидал этого вопроса - что в новом пленном зацепило его настолько, чтобы он забрал его к себе?
Зимний ответил,  не раздумывая. Впервые за полчаса встретившись с ней взглядом. "Он глухой. Это забавно. У меня таких ещё не было."
Никогда ещё от него так быстро не отводили глаза.

Позже, глядя на то, как она делает отметки в его файле перед тем, как отпустить, Зимний снова вспоминает: каждый раз он обещает себе, каждый раз, что, получив очередную отметку "непригоден", заберёт её красивые руки себе. Или хотя бы левую.
Можно по кисть.
Эта идея всё ещё ему слишком нравится.
И правда ведь, лучший утешительный приз - для человека, который забыл, как выглядела его собственная рука.

Возвращается в свой бокс он совершенно раздавленным. К Стиву идти уже не хочется, тем более, сегодня он умудрился побывать в лаборатории Старка, и даже позаимствовать оттуда кое-что. Старк, скорее всего, заметил, рапортовать ему лень, но вот пропесочить при встрече парочкой добрых слов, которые могут быть замечены лишними ушами - совсем нет. Почти привычный ритуал их общения. А Зимний предпочитает оставить свою добычу в тайне, тем более, он хотел именно экспериментальный образец, на который не успели повесить прослушку.

Зимний вздрагивает, стоя в дверном проёме, когда понимает, что Айова уже на месте. Сникший и поломанный, ещё больше, чем вчера. Учёные умеют выжать остаток сил и заставить почувствовать себя лабораторной крысой. А Зимний снова перекатывает на языке его имя, "айова", откуда оно? Название родного штата, позывной, или какое-то значимое событие, пока что скрытое от него  в глубинах памяти? У блондинчика спрашивать бесполезно: поди, надолго забыл, как звали отца и мать. Зимний мрачно усмехается: сравнение неудачное. Своих-то он сам не помнит так долго, что невольно крепнет уверенность, что он из пробирки.
Во всяком случае, объяснило бы это действительно многое.

Тихо прикрыв за собой дверь, Зимний садится на кровать позади Бартона, поджав под себя одну ногу, вторая стоит параллельно чужому плечу. Какое-то время Зимний так и сидит, облокотившись о стенку, кровать-то узкая, рассчитанная на одного человека. У него есть парочка минут на подышать.
А потом он тихо вздыхает, и, достав небольшую "ракушку" из кармана, наклоняется над Бартоном.
Прикосновение к шее Клинта сперва почти невесомое, и всё же, холодный твёрдый металл ощущается наверняка агрессивно. Зимний мягко сжимает бионической ладонью чужую шею - высоко, вокруг горла, почти у самого подбородка, нажимая на челюсть и заставляя чуть опустить голову набок.

- Тшш, не шевелись, - успокаивающе шепчет Зимний, прекрасно зная, что Клинт не слышит, но он прекрасно чувствует вибрации воздуха и может почувствовать мирный тон.

Слуховой аппарат он прикладывает к чужому уху аккуратно, чуть поворачивая его внутрь и нажимая на упругий корпус. Он садится, как влитой, и на мгновение вспыхнувший зелёный индикатор означает, что всё работает.

Зимний отпускает чужую шею, впрочем, руку далеко не убирает, почему-то этот контакт кажется ему комфортным. Он наклоняется и тихо шепчет на ухо, осторожно и едва слышно, ему правда очень интересно, сработает это или нет.

- Хэй, Айова, - голос хрипит. - Как твой день?

Зимний хотел бы спросить больше, у него сотни вопросов к этому человеку, десятки разорванных на части воспоминаний, склеить которые воедино может только он. Но, чёрт возьми, после вчерашней чистки Клинт больше не может этого сделать, в том числе, как и вспомнить себя, вспомнить Зимнего, как там его когда-то, возможно, называли?.. Баки.
У его Айовы больше нет ничего, кроме этого бокса, похожего на тюрьму, и сегодняшнего паршивого дня.
И Зимний уже точно знает: он сделает его ещё хуже, в разы, очень скоро. Прямо сейчас.