Карла могла, с уверенностью, говорить, что никто из ее пациентов никогда не знал, когда же их впервые и плотно накрывало. Это просто случалось: единожды вышедшее из под контроля сознание, когда пробита брешь, когда черное и гнилое льется на помост новых дней судьей и мраком, уже не было лабильно к окружающему миру в дОлжной степени.
И пока не поменялись понятия психонормы в холеном и почти сытом, почти от-кутюр обутом-одетом, почти счастливом среднем классе американцев, у Софен будет работа. Одна из. А там потянется и вторая, и третья.
Никто не знает, когда их коснется безумие.
Свое или чужое.
Да, можно сторониться подозрительных типов в метро и улыбаться соседке по улице, а убьет тебя девочка одиннадцати лет, с балкона сбросившая ноутбук, потому что ее друг сказал у нее в голове, что сегодня ТОТ день, когда надо.
Безумие бывает осознаным.
Безумие бывает почти желанным, когда реальность так невыносима, что ее уже не хочется воспринимать такой, но слабые духом не хотят ничего менять и ломаются сами, полыми обломками костей внутрь души.
Софен обожала свою работу - безумие пахло так неимоверно-чисто и было так лязгающе-звонко, что потом, оказавшись в нормальном мире, хотелось жить с удвоенной силой.

И Карла ненавидела переносить свою Эту Работу в другие сферы жизни.
Как будто сегодня ее кто-то собирался спрашивать.

Где-то не так далеко кто-то крупно облажался, а кто-то слишком испугался раздробленных осколков своей "Я", а мисс Софен прибыла в лабораторию Озборна, чтобы забрать свой заказ.
Ей повезло, однажды, не так давно, оказать одну услугу Норману Озборну и, воспользовавшись правом просить чего заблагорассудиться, попросить о небольшом количестве "суперткани".
Этим тоже занимались здесь.
Мунстоун не оставляла попыток проработать образ, хотя сама не была уверенна зачем это делает, если в ее нынешних "подработках" хватало и куда безопаснее было что-то темненькое и неброское.
Женщина ехала в лифте: бейджик на летнем пиджачке был пропуском гостевого типа. Сама она - среднестатистичная приятная погрешность: красивая фигура, приятное лицо: с юга или запада страны, определенно. Костюм деловой, никаких тебе заморочек. На переносице очки в немного старомодной, трендовой сейчас крупной черной оправе. Волосы собраны в слабый узел на затылке. Сотни таких по офисам.
Девчушки-лаборантки, едущие рядом, и то отличались куда большей индивидуальностью.
Карла была не против: если ей не нужно было, она вообще умела не производить впечатления. Будто и не существовала.

Выйдя на нужном этаже, следуя указаниям охранника, Софен прошла к двери нужной лаборатории.

И ЭТО началось.

Сначала здание будто задрожало, вздох опорных балок и стен был вездесущ и ужасающ. А потом всё заволокло багровой светящейся дымкой, без запаха и вкуса.
Но во рту, металлический привкус горечи: уже отравлял, вязал слюну ужас всеобщей паники.
Сколько человек в здании?
Что происходит?

- Что происходит? - Она повторяет вслух, невольно отходя от трясущейся (как кажется) стены и озираясь. Всякое бывает. Это лаборатории, они в безумном Яблоке, вокруг недавно опять повздорили мутанты и прочие.
Но кто-то же должен знать?
В расширенных до поразительного сходства с мячиками для гольфа, глазищах брюнетки рядом, такое же непонимание.
"Ясно. Понятно." - Нужно брать себя в руки. Карле не так-то страшно. Она ведь тут, почти одна из всех, наверное, почти бессмертна. Потому что может быть неуязвима, если завалится здание.
Рядом кто-то начинает орать.
Громко, на визгливой ноте.
И Карла понимает, что рядом уже нет никого.
И это не тот коридор у лаборатории, по которому она только что шла.

Мир дрожал. Дрожал припадочно, холерически, алогично и перед глазами дергало очертания незнакомого коридора неровно, будто смотрела Карла сквозь асфиксическую мглу ужаса.
Ей не было страшно так, чтобы очень. Для начала.
Говорят, чувство страха не свойственно безумцам. Возможно. Но иногда страх не сразу проявляется, когда слишком велико удивление - погранично-шоковое состояние спасает.
Софен не ожидала, что что-то может случиться именно сегодня и именно здесь, когда она пришла за своим костюмом.
Люди не ожидают и не знают, когда им на головы начнут валиться кирпичи.

Картинка перед глазами прояснилась.
И Софен узнала коридор - по нему выносили отца. Это коридор их старой малоэтажки, где жила семья. Старые двери чужих квартир, спины медиков, равнодушные.
Это коридор, по которому смерть прошла и увела у нее самого любимого человека. Единственного, кто понимал.
И на том конце коридора не должно было быть света, но теперь там алое пламя, с которого растет гротескная фигура. Огромная шахматная ладья из костей и крови - ужас ночных детских кошмаров. Багрово-черные стены и потолок коридора. Это уже те шахматы, что остались на столе - надоигранная партия отца. Он обещал ее научить, обещал когда-то.
Карла в его смерти.
Женщина оглядывается и видит бледного, синюшного, покрытого струпьями человека, которого не хочет узнавать, но он к ней прикован, цепь от его щиколоток с изгнившим мясом на костях, к её. Она - проводник.
А впереди скалится ладья смерть.
Она тут - пешка.

Но пару минут назад Карла Софен шла по коридорам Озкорпа. И на это ещё прекрасно помнит. И свои детские ужасы - помнит. Сколько она их прорабатывала, изгоняя из себя.
"Это всё не настоящее".
Мунстоун делает шаг назад. Касается спиной гниющей груди трупа, вздрагивает от омерзения.
- Хватит! Это не смешно! - Если её, почему-то, решили выбрать для опытов, не спросив, если всё это усыпляющий газ, наркоз, еще какая-то дрянь, то никому не поздоровится!

Женщина всхлипывает от ужаса, дергается вперед и выпускает свет своей силы, сжигая оковы, связующие ее и труп.

В реальности Мунстоун прожигает насквозь пол позади себя.

Освободившись от одной связи, она бежит. Коридой прямой как стрела и впереди Ладья. Но это - бред. Потому что Карла это проходила в своих кошмарах - выхода всегда больше, чем один. Она взмахивает рукой и расшибает силой фотонного взрыва одну из дверей справа, врываясь в комнату.

Там пустота.
Отшатываясь в коридор, Софен побежала по нему, держа в руках пламя света, сквозь которое было не так страшно видеть истекающий кровью, костями выщербленный наружу мир.
Если бы она постаралась, она бы вспомнила, что это кадры макросьемки работы патологоанатома и просмотренных фильмов ужасов.
Она не может сейчас абстрагироваться.
Ладья впереди становится все ближе - куда бы Карла не шла, она идет к ней.
И сталкивается.
Реальности двух разных ужасов соприкасаются и Софен видит рядом с собой девчушку. Слишком нормальную для этого безумия. И белый халат ее, будто знамя, возвращает часть чувств.
"Так это - реальность?"
- Эй... ты живая? Ты видишь Ладью? - Карла смотрит на Гвен, но косится в сторону пламенеющей смерти, что медленно скрежещет своим усеченным конусом-постаментом, продвигаясь к ним. Сжимая в руках косу.
Это шахматная доска, скрученная в спираль черного и багрового.
Они застряли тут - на стыке между клеток.
Софен пытается вспомнить как становиться прозрачной, неуязвимой и лететь.
Она не помнит.
Не умеет.
Она не Мунстоун.
Сбывается ужас.
- Ты видишь? Меня!

Паника отменяется, разбиваясь крошевом капель волны о скалы чужого присутствия рядом. Безумие всегда одиночное: если девушка рядом видит ее и видит то, что видит, то это не у Софен проблемы с адекватностью, а в реальность недовезли нормальности.
Успокаивает... так себе.
Со сьехавшей собственной крышей Карла могла бы как-то справиться или, потеряв возможность к позитивной саморефлексии, просто бы не переживала на этот счет.
А так.
Это реальность, в которой отца девчушки убивают? Нужно помочь, хотя бы, в благодарность за то, что лаборантка вернула понимание бытия.

Но прежде Карла, цепенея, смотрит, как приближается ладья. Видит, будто кадром из нашумевшей хардкорной игры, полупрозрачную руку, что идет от корпуса Ладьи. Гротескно-длинный палец ведет по кромке лезвия косы, прежде чем взмахнуть оружием смерти.
Но Гвен ведет их двоих на клетку по-диагонали и Ладья, обдавая запахом формалина и начинающей сгнивать плоти, с шелестом-шорохом проходит мимо.
Но это шахматный бой, который так просто не выиграть.
- Где твой отец? - Встряхивая со своих предплечий ладони девушки, глядя на нее, стараясь смотреть только на нее и не видеть в корчах рвущегося наружу мира ужасов, Софен пытается абстрагироваться.
Спасти человека, если сама тоже-только-человек не так-то просто. Но возможно.
Раньше с этим люди как-то справлялись сами, без всяких героев.

Вдалеке пустотелого и огромного, скрученного зала-доски, загорается свет: лавандово-черное пламя изрыгает не Коня - Колесницу целую: спицы и колеса, борта, доспехи скелетов-лошадей щерятся шипами с клочьями чужих, когда-то наколотых тел на них.
От Коня не убежать, как от Ладьи.
Но пока далеко очередная тварь больной фантазии (и Карла, увы, знает автора), женщина кивает Гвен.
- Бежим. Я помогу. Бежим. Только побыстрее отсюда. Они не остановятся.

Повезло, что ее невольная напарница была не робкого десятка и, пускай вскрикивала да вопрошала у равнодушных, затянутых багровым дымом, небес, за то же им это дерьмо, но не стояла на месте и голова у блондиночки варила похлеще, чем у некоторых мужчин.
Собственный кошмар так просто не пройти: Карла знает это по ночам бессонницы и тщательным возвращения в сны, в попытках изменить свои поступки. Карла видит, как мимо проносится Колесница, а потом, вместо остального шахматного ада, слышатся такие простые и понятные выстрелы.
Шум человеческой ненависти и злобы.
Отлично: понятно и абсолютно нормально в этом свихнувшемся мирке.
Софен пригибается, прячась и дергая Гвен за руку на себя, скрываясь за какой-то грудой камней (за офисный стол). Выглядывая из-за угла, женщина хмурится.
- Оружия у нас, конечно же, нет. Но мы все еще в моем кошмаре. А это, уж поверь мне, милая, кошмар. И, кажется, в твоем. Или твой отец тоже работает в лаборатории? Он может здесь быть? - Софен пытается мыслить рационально, пока там вдалеке скрежещут по асфальту и битому мрамору колеса и опоры проклятых шахмат.
Это все может быть только кошмаром.
Простым кошмаром.
И, возможно, разница лишь в том, что здесь умираешь насмерть и навсегда.
Да только проверять Мунстроун не желает, даже жертвовать на проверку этой девчушкой-лаборанткой.
- Гвен, вспоминай. Я здесь гостья, может, у вас кто-то экспериментировал с галюциногенами? Может, а? - Невольно сжимая крепче пальцы на предплечье мисс Стэйси.

"Отлично. Значит, случись что, мне на хвост сядут копы. Было бы грустно, если бы я уже использовала силы, но я их не могу использовать. Минус на минус, в кои-то веки дал плюс?" - Софен заправила выбившиеся пряди волос и чихнула, когда поднявшаяся в воздух пыль стала оседать. По всему получалось, что они все еще в здании, а не де-то между непонятно-чем, улицей и шахматной доской. Раз так, раз они все еще на том же этаже, есть риск выйти в окно или как-то иначе досадно самовыпилиться.
"Рядом были другие люди... нужно учитывать это".

- Это у вас лучше спросить. Иллюзии ли это. Но точно не сумасшествие - сходят с ума по одиночке. это я как врач говорю. - Криво усмехнувшись, Софен выглянула из-за угла, чтобы лицезреть как клубится вдалеке очередной багровый дым, не предвещая ничего хорошего.
- Но. судя по всему, кто-то влез в наши мозги и достал оттуда форменные ужастики. Потому что шахматы и кровавое безумие - это мое, а ваше, видимо, связано с отцом. Если мы будем думать логически, я бы предположила, что где-то рядом какой-то генератор, испускающий пси-волны или по вентиляции пустили газ и... рядом есть другие люди, но мы, почему-то, пока их не видим. - Из кровавой дымки вдалеке выходили, корчась, зомби в доспехах. - "Отлично, пехота... тьфу. Пешки. И много. Господи, я ведь всегда считала себя человеком скромной фантазии".
- Предлагаю попробовать сбежать отсюда... - Подготовленные военные и прочие, конечно, были бы куда предпочтительнее двух хрупких блондинок в вопросе выживаемости, но, кажется, в вопросе фантазий, от этих двух можно было прикуривать сценаристам ужастиков.

- Гвен, если мы все еще в Оскорпе и на том же этаже, ты должна нас вывести отсюда. Ты видишь сквозь туман? - Невольно пошарив рукой по полу рядом, Софен сгребла себе ручку. Так себе оружие, но все равно была хоть какая-то надежда. Если кошмары материальны.
Но как проверить, если проверять не хочется на себе?
"Способности, почему их нет?" - Карла еще не могла осознать, что настоящий ее кошмар - лишиться способностей в самый неподходящий момент.
В груди сдавило от боли. Рубашка на груди стала темнеть от крови.
Женщина тронула пальцами ткань и, глядя на капли крови, нервно сглотнула.
- Гвен... пожалуйста, ударь меня по щеке. Кажется, это истерия и шок. Нужно приходить в себя...