Помощник о чем-то вполголоса спорил с главной службы безопасности, слишком молодым, чтобы можно было подумать о его самостоятельном продвижении по карьерной лестнице . Нужно было, пожалуй, возмутиться, устроить скандал, напомнить про дипломатическую неприкосновенность, напирая на оскорбление представителя королевской фамилии — пока единственного... так ведь делается в мире большой политики? Show must go on, даже за кулисами.
Виктор стоял чуть в стороне, заложив руки за спину и делая вид, что все происходящее его никаким боком не касается, и смотрел на клонящееся к горизонту южное солнце. На флагштоках гордо реяли американские звездно-полосатые. Дум не любил Америку больше, чем старую Европу, гниющую изнутри, как подцепившая сифилис шлюха, готовая продаться всем, кто хорошо заплатит.
Могли ли испанцы, вынудившие местные племена либо уйти с исторических земель, либо ассимилировать с захватчиками, подумать, что так же через несколько столетий поступят и с ними? Нынешним аборигенам не нравится слово "латино-американцы", хотя у большинства из них смуглая кожа и черные волосы, нет, они хотят принадлежать этой стране без всяких приставок, забыв, что Америка когда-то проглотила, поглотила, переварила и пристроила их под собственные нужды. Они называют это "интервенцией" — очень красивое слово, обозначающее очень некрасивую войну, помогающее забыть о перенесенном унижении, о котором до сих пор могла напоминать тихоокеанская база ВМС США.
Очень символично, особенно учитывая, с какой целью они все здесь собрались.
Помощник наконец вернулся и замер, ожидая, когда на него обратят высочайшее внимание. Он, как и все латверцы, был искренне предан новому королю, несмотря на множественные его заскоки, которым одна половина втайне умилялась, с затаенной гордостью перешептываясь "о, Наш-то опять чудит", другая принимала как должное. В конце концов никто не ждет от гения, что он будет вести себя как обычный человек. Особенно от гения, захватившего власть в стране за считанные месяцы и при этом ее не развалившего. Им, пожалуй, даже нравилось чувствовать себя причастными, люди впервые за несколько десятилетий почувствовали себя что-то значащей силой, а не только дойной коровой. Ему было нелегко разжечь в них огонь, заставить переступить через культивируемое поколениями смирение, но, пожалуй, сейчас он был доволен, что дух революции оказался в них не столь силен. Со временем это могло бы стать проблемой.
— Да, Янош? — ровно и даже достаточно миролюбиво подбодрил Виктор помощника, не меняя, однако, позы, чтобы хоть как-то выразить свою заинтересованность.
— Они настаивают на том, чтобы вы сняли маску, ваша милость, — опуская голову отозвался молодой человек.
— Вот как.
Дум еще некоторое время продолжал наблюдать за солнцем, краем глаза заметив, как Янош попытался повторить фокус, но не выдержал и отвел глаза, смаргивая выступившие слезы. Ребенок, сущее дитя. Хотя, кажется, он не намного младше самого Виктора, но ощущал ли Дум когда-нибудь себя ребенком? Дети не сражаются, дети не выгрызают у жизни право на существование.
— Что ж, мы здесь в гостях, Янош, — наконец отозвался латверец, отворачиваясь от окна, — нужно уважать желания хозяев, не так ли?
Голос его звучал как будто бы понимающе и уважительно, но чуткое ухо уже успевшего узнать своего повелителя помощника уловило что-то такое, что заставило его вновь опустить глаза. Виктор нажал на виске кнопку, спрятавшуюся в отросших волосах, и отнял от лица титановую маску, позволяя вдоволь рассмотреть себя в профиль. Обернулся к начальнику местной охранки. Усмехнулся.
Побледневшие секьюрити спешно и без заминки пропустили одевающего обратно маску короля Латверии.

Они явились, когда торжество уже началось, и, разумеется, появление Дума не осталось незамеченным, особенно учитывая его внешний облик. Нет, одет он был безукоризненно в соответствии с представлениями американцев об официальном стиле, но маска никому не давала покоя. К постоянному шепоту и сплетням за спиной он привык еще во время учебы, сначала это дико раздражало, потом Дум научился его не замечать, а еще позже начал получать от этого какое-то извращенное удовольствие. Маска была задумана им нарочито грубой, минимально отражающей черты лица именно из-за этого. Провокация.
Он не рвался присоединиться к одной из группок, в которые уже начали разбиваться гости, цель его прибытия в Америку состояла вовсе не в этом. И даже не в том, что сейчас находилось в контейнерах с лейблами различных компаний и гербами стран-участниц. Виктор наблюдал. Он должен был понять, что может ожидать его в ближайшем будущем, сделать выводы и принять соответствующее решение. А наблюдать было удобнее со стороны.
— Возьми, — коротко бросил он Яношу, когда возле них остановился официант с бокалами шампанского на подносе, вряд ли осознавая, что сейчас больше всего похож на строгого хозяина, разрешающего своему псу взять угощение из чужих рук.
Сам он по понятным причинам ни пить, ни довольствоваться легкими закусками на приеме не мог, но это его, опять же, мало беспокоило.
— Виктор!
Дум опешил от такой фамильярности и медленно, давая понять, что не рад случайному знакомцу, повернулся на голос. Владельца голоса его реакция, впрочем, ничуть не встревожила и не обеспокоила.
— Виктор, на таких вечерах не принято стоять в одиночестве! Идемте, я введу вас в общество, — седоголовый мужчина в военной форме твердо взял его за локоть и потащил за собой. — Побуду вашим Иоанном Предтечей, ха-ха.
"Адмирал Андернсен, — наконец вспомнил латверец неуемного старикана, — это адмирал Андерсен. Хотя когда мы виделись в последний раз он был всего лишь контр-адмиралом. Старому хорьку что-то понадобилось, это все не просто так. Вот и начинается".
— Господа, вам будет оказана высочайшая честь быть представленными королю Латверии, Виктору фон Думу, — Андерсен откровенно насмехался, Виктор скрипнул зубами. Америка, да и Западная Европа, никогда не держали государства Европы Восточной за представляющие хоть сколько-нибудь значимый политический вес, даже самые крупные и древние из них, не говоря уж о крохотной Латверии. — А вот я знал его еще во время учебы в Университете Хегемана. Невероятно одаренный молодой человек, невероятно! Впрочем, генерал, вы же с ним тоже старые знакомцы, если не ошибаюсь.
Суховатый, уже в возрасте, но все еще не растерявший жизненных сил мужчина нахмурился и коротко кивнул. Дум усмехнулся под маской.
— Да, мы знакомы. Генерал Янг в свое время оказал мне просто неоценимую услугу, о чем, скорее всего, жалеет.
— Вы нарушили условия нашего соглашения.
— А вы натравили на меня КГБ.
— Ну-ну, не будем ворошить старые обиды. Мы здесь, все вместе, находимся ради одного — мира между нашими государствами и их дальнейшего процветания. О, я вижу человека, с которым вам будет интересно познакомиться, Виктор. Тони! Энтони!
Сморчок в адмиральской форме на несколько мгновений исчез в толпе и вернулся все с той же фамильярностью таща за собой молодого мужчину с холеной бородкой. Воспользовавшись возникшей заминкой хорошенькая спутница одного из гостей подняла на Виктора влажные глаза серны и робко улыбнулась.
— Ваше величество, почему вы прячете лицо?
— Элизабет, это неподобающе!
— Старая травма, последствия неудачного эксперимента. Причина наших разногласий с генералом Янгом.
— Ваш эксперимент поставил под угрозу жизни невинных людей, — жестко ответил военный.
— Но разве вы не этого от меня хотели? — Виктор даже не попытался скрыть насмешки в голосе. — Создавать то, что будет угрожать жизням невинных людей. Кажется, это был основной пункт нашего соглашения.
— Господа, господа! — осуждающе вмешался жизнерадостный Андерсен. — Ваше величество, представляю вам Тони Старка, гениального сына гениального отца. Тони, мальчик мой, ты будешь мне обязан. Король Латверии Виктор фон Дум, тоже выдающийся изобретатель. Уверен, вам будет о чем поговорить.
Дум пристально посмотрел на Старка сквозь прорези в забрале маски. Что ж, теперь хотя бы понятно, зачем адмиралу понадобился этот цирк — хочет через своего протеже узнать, над чем работает латверец.
— Наслышан.