Никто не любит похороны. Но у Джин Грей были отдельные счеты со смертью. Она ее как несла, так и пережила. И оказалась совершенно не готова стоять на очередных похоронах, зябко кутаясь в ощущение утраты. От него было не спрятаться, не скрыться, куда ни глянь, во всем оно, в лицах присутствующих, в темном провале могиле, во всем.

Ей казалось, что Логан будет всегда, насколько это, конечно, возможно в их реалиях. Но это, действительно, всего лишь, казалось. Жизнь сделала финт ушами, мироздание ехидно отправило на покой того, кто прожил так долго, при этом периодически пытаясь маниакально убиться. Ну вот, финал. В его жизни ничего не будет.
В жизни тех, кто его любил, кто остался, будет грусть. Та самая, светлая, что присуща утрате любимых людей, любимых так по разному, но так искренне – других бы тут и не было. Молчание, вдохи, прощание. Что сказать напоследок, Джин не знала. Она могла подготовить доклад на сотню страниц для Конгресса, могла без особой подготовки на голом энтузиазме провести урок, но сказать панегирик по Логану было не в ее силах. Только стоять и перебирать те моменты, которые так цепко хранила память, словно издеваясь – ведь больше такого не повторится.
Их знакомство началось с попытки ее придушить. Как забавно, и главное, почти в стиле Логана.

Они и не виделись в последние недели. Джин не стремилась влезать в старые эмоциональные споры «кого хочу, кого люблю», ей только этого для полного и безраздельного счастья не хватало. Впрочем, она вообще была не склонна и в лучшие времена решать эту дилемму как-то иначе, чем решила, все выборы сделаны давно, и она ни о чем в них не жалела, а благодарить за собственное убиение было дико. Хотя этим Логан оказал услугу не только самой Джин, свихнувшейся под влиянием Феникса, но и миру – тот выжил. Насколько стоило спасать этот гнилой мир, разговор другой и совершенно не к месту.
- Что ж, теперь мы поменялись местами, - пробормотала Джин. Вуаль печали продолжала окутывать место. Что там принято на поминках, вспоминать лучшее? Или пить? Или провожать в последний путь песнями и плясками? Черт, Джин отвратительно пела.

Черного платья у нее не было, пришлось обносить шкафы Ро и Анны Мари. Все вообще произошло весьма внезапно. Или это отговорка? Стоило подумать, сообразить, что если вирус ходит по мутантам, у каждого есть риск заразиться им. Он был у Скотта, он был у части обитателей школы, он был и у Логана. А она упустила этот момент в своем нежелании выходить на неприятные разговоры. Неужели все сводилось к тому, что в конечном счете снова Джиа виновата в чьей-то смерти? Что не подумала о лечении, не занялась им, лишь урывками и обрывками, полагаясь на какие-то мифические надежды непонятно кого. А что, если Джин просто обладала талантом убивать тех, кого любила? А что, если мир задался целью угробить всех и вся? Пора было заканчивать мириться с миром, пора было позаботиться о себе, а мир, если выживет, пусть сам идет мириться.
Но сейчас в голове Джин была какая-то гулкая пустота, крутившаяся непонятно вокруг чего, пока собирались остальные. Слова не складывались в предложения, сколько бы она не пыталась что-то придумать. Ей было, что сказать, но на самом деле ничего эти слова больше не значили. Это миф, выдумка, сказка, по ту сторону нет жизни, райских кущей или облаков, ты не слышишь, не видишь людей, не следишь за ними, не нашептываешь им на ухо слова любви, не работаешь их ангелом-хранителем. Там нет ничего, кроме благословенной тьмы, и на самом деле не важно, что будет сказано над могилой. Это будет сказано для тех, кто остался, для живых, а Джин не искала утешения в оправданиях, в словах, в том, каким Логан был.
Важно, каким он больше не будет.

Кончики пальцев скользнули по полированному дереву гроба. Интересно, а тогда… о чем думал тогда Логан? Теперь и не узнать. Ему пришлось похоронить троих, ей пока одного.
Минуты тянулись, все собирались, Джин отступила на шаг назад, почти ощущая позади себя Скотта. Она лишь оглянулась, отошла чуть в сторону, замерев рядом с его плечом.
Что ты чувствуешь, Скотт? Как ты?
Но это был даже не посыл, ей хотелось спросить об этом, но потом, не сейчас. Сейчас им всем нужно завершить то, ради чего они здесь собрались.

Из всех, кто присутствует на похоронах, Чарльз, пожалуй, лучше всех знаком со смертью. Она сопровождала его еще в утробе, держала за руку на протяжении всего детства, отняла у Чарльза мать, отца и отчима. Она показывала свой широкий оскал во время трех войн – Второй Мировой, Вьетнамской и Корейской. Пожалуй, потягаться с Чарльзом в опыте общения со смертью может разве что Джин… В ее голове тоже умирали и умирают люди. Она тоже несла смерть, и еще не ясно, кто убил больше – Феникс или Онслот. Джин тоже умирала и знала, какова смерть на вкус... И именно сейчас они понимают друг друга как никогда раньше. И, как ни печально, именно поэтому они и не могут ничем помочь друг другу. Потому что сейчас каждому из них нужно отнюдь не понимание.
Чарльз стоит возле гроба и думает о том, сколько смертей видел Логан. Сколько крови на его руках и когтях. Только если раньше эти мысли Чарльза пугали и расстраивали, то теперь они не вызывают ничего, кроме сожаления. Чарльзу действительно жаль, что Логану досталась такая судьба. Джеймс заслуживает…заслуживал лучшего. Думать о Логане в прошедшем времени не получается до сих пор, и Чарльз знает, что получится еще не скоро.
Чарльз всегда думал, что умрет раньше Логана. Фактически так оно и было, но это было там, в прошлой жизни. В этой… Нет, Чарльз никогда и мысли не допускал о том, что будет провожать его в последний путь. Это было неправильно, совершенно неправильно, потому что Логан… Это же был Логан! Чарльз совершенно не представляет себе жизнь без него. Да, Росомаха частенько сваливал в неизвестном направлении, но рано или поздно возвращался. И вместе с ним возвращалось все то, что безумно раздражало Ксавьера. Этот запах табака его сигар, пустые пивные бутылки, грязные стаканы из-под виски, следы адамантиевых когтей на старинном дереве. Эти его крепкие словечки, которые так или иначе слышали дети… Сколько раз Чарльз ругался с Логаном по этому поводу! Сколько раз в сердцах называл Джеймса своим разочарованием и худшим из учеников… И как же сильно ему не хватает этого неидеального, раздражающего Логана. Уже не хватает, и Чарльз знает, что дальше будет только хуже.
Ему нужно что-то сказать. Все ждут, что он что-нибудь скажет. Что-нибудь возвышенное, правильное. Что он найдет те самые верные слова, которые помогут им пережить, перетерпеть. Все ждут, что Чарльз – или кто-то еще из собравшихся – придаст смерти Логана смысл. Только у Чарльза нет таких волшебных слов… Потому что смерть – это смерть. Она бессмысленна для того, кто мертв, и беспощадна к тем, кто жив.
Чарльз глотает слезы. Он не стеснялся плакать раньше, не собирается этого делать и сейчас. Слезы – не слабость, а всего лишь физиологическая реакция на боль. А боли вокруг сейчас предостаточно. Чарльз смотрит на три могилы – свою, Скотта и Джин. Переводит взгляд на гроб и мечтает о том, чтобы там не было тела. Но тело там есть, и…
- Логан…
Чарльзу нужно что-то сказать. Пусть он уже и не директор, но это именно он основал эту школу и привел сюда всех этих людей. И он отчасти был виноват в том, что все произошло именно так.
- Мне жаль.
Чарльз вздрагивает, кидает на Скотта благодарный взгляд. Скотт не обязан его поддерживать. Наоборот, это самому Саммерсу нужна поддержка. Это ему досталось больше всех. Это он видел, как Логан умирал…И ничего не мог сделать. И Чарльз прекрасно знал, что такое испытание – самое тяжелое, которое только может выпасть человеку.
И все же Чарльзу нужно что-то сказать. Все ждут. А Чарльз снова не знает, что говорить.
- Я… не успел с ним попрощаться. Ни в первый раз, когда умер сам. Ни сейчас. И я до сих пор не хочу с ним прощаться. Я… не верю. – Чарльз судорожно сглатывает, касается рукой крышки гроба. – Мне всегда казалось, что Логан будет всегда. Это же Логан. – Чарльз оглядывается, сталкивается взглядом со Скоттом, Джин, Куртом, Анной Марией. Пытается улыбнуться. – Он так яростно пытался доказывать, что ему не место среди нас. Помнишь, Скотт, сколько собраний он срывал своим поведением? А эти его пьяные загулы и выходки… Но то, что вы все сейчас здесь… Он бы только глаза закатил, рявкнул, что мы зря тратим время на эту ерунду. А я уверен, что все не зря. И… не буду сейчас говорить о том, каким но был и сколько сделал для нас. Мы все это знаем. Хочу попросить… просто попросить вас не забывать его. Никогда не забывать, потому что это все, что мы можем сделать для него.
Мертвым все равно. Мертвым уже не важно, кто и что будет делать вместо них, за них и во их имя. Все эти громкие слова, все дела и поступки, которые будут после, нужны живым. Они призваны успокоить совесть и уменьшить чувство вины, но никак не ради того, чтобы мертвым спалось крепче.
- И… Держитесь, ребята. Болеть будет очень долго, но надо держаться.
Чарльзу кажется, что влажная земля пахнет сигарами и виски. Он закрывает глаза, поспешно отворачивается и отходит в сторону.
Терять он так и не научился.

Не может быть. Этого не может быть. В первый момент Пётр просто не поверил. Такого просто быть не могло. Логан не мог так умереть. Не так. Распутин не находил себе места. Он бы наверное запил, если бы мог пить в одиночестве. Сел к мольберту, но вскоре сорвал с него и разорвал холст. Пошел в спортзал, и ударив несколько раз по борцовскому мешку просто повис на нем. Молчаливый обычно, Пётр хотел завыть. Хотел и не мог. Распутин опустился на пол, и уставился на собственные крепко сжатые кулаки, которые то и дело невольно начинали покрываться сталью. Смерть нельзя ударить, нельзя даже увидеть. Особенно такую смерть. Наверное, было бы легче, если бы Пётр был рядом с другом. Или нет. Что он мог сделать?
Колосс снова и снова задавал себе этот вопрос. И не находил ответа. Наверное - ничего. И от этого было еще хуже. Тело снова и снова пыталось обратиться в сталь, на уровне рефлекса. В таком состоянии не нужно дышать и Пётр даже сам себе напоминал статую. Статуи не чувствуют боли. а он этого не хотел. Так что, каждый раз, когда превращение доходило до запястья, Колосс усилием воли превращал стальную плоть в обычную. Скорее всего, ему не стало бы легче на самом деле, но Распутин не хотел даже иллюзии облегчения. Логан никогда не отступал. Он относился к боли, как к старому другу. И Пётр сидел, чувствуя, как снова и снова на глаза наворачиваются слезы. И не решаясь заплакать. Он не будет облегчать эту боль. Когда умирает друг, это и должно быть больно. Больно, от того что он умер, а ты... Ты все еще живешь.
Наконец, когда руки перестали непроизвольно покрываться сталью, Пётр поднялся на ноги. Надел неудобный, тесный костюм, и пошел... Хоронить своего  друга. Друга, которого он не смог спасти, не смог даже помочь ему. Кладбище. Лучше бы оно так и оставалось декорацией. Герои не умирают. Не умирают ведь, так?
Он тихо приблизился, и встал почти в стороне, за спинами, с каменным, без какого-либо выражения лицом. Здесь были все. Джина, ей наверное сейчас совсем тяжело. Логан... Он порой казался... Был грубым и бестактным, но находил время для каждого. Мог помочь всем. Случайно поймав взгляд Уоррена, Пётр только опустил голову, и на миг прикрыл глаза. Ангел был мрачен, и как-то... Торжественен. Пётр снова почувствовал себя неловким, неуместным. Логан в такой момент просто ткнул бы его в бок, окликнул бы, заставил бы выйти из оцепенения. И этого больше не будет. Когда он открыл глаза, то показалось, словно бы из окружающего мира вырвали кусок. Чего-то не хватало. Кого-то.
Но на самом деле он был здесь. В этом самом гробу. Пётр просто не мог привыкнуть. Не мог поверить, что больше не увидит Логана среди знакомых лиц. Он был нужен нам. Он всегда будет нам нужен. И никогда не позволял себе слабости.
Полагается произносить в таких случаях речи. Сказать что-то. Но Распутин не мог. Даже Профессор не может. А Пётр сейчас не смог бы связать и двух слов. Предательский комок застрял в горле, а на глаза снова наворачивались слезы.
Деревянным шагами Колосс приблизился к гробу. Хотелось поверить что друга там нет. Что он действительно сейчас придет и просто прогонит всех их отсюда. Пётр положил ладонь на полированную поверхность, и долго молчал. Когда первые фаланги пальцев невольно стали стальными, Распутин почти до крови закусил губу, но остановил превращение. Наконец, он выдавил из себя еле слышно, сам не поняв на каком языке говорит.
- Спи спокойно. -
И смаргивая все же выступившие на глазах слезы, так же деревянно сделал шаг в сторону. Может это все просто дурной сон? Нет, не может. Во сне не бывает так больно. Пётр вытер глаза тыльной стороной ладони. Надо держаться. Логан умел терпеть боль. И они тоже... Смогут.

Отредактировано Piotr Rasputin (2018-02-18 02:06:04)

В какой-то момент слишком много становится чужой боли, тоски по умершему и слез. Тех самых, которые все никак не могла пролить Джин. Они собрались комком в солнечном сплетении, от чего даже дышать было тяжело, но все никак не хотели выходить наружу, не утоляли боль, не успокаивали. Она задрожала от этих мыслей или это был осенний ветер, нежданно напомнивший о времени года, добавивший атмосферности моменту. Они пришли прощаться с другом, когда осень окончательно спровадила лето. Что там романтики шепчут? Что осень это пора смерти, умирания, когда весной приходит воскрешение? Как-то так.
Джин слышала Скотта, но бросила на него лишь сумрачный взгляд - им нужно будет поговорить потом, она его сейчас никуда не отпустит.
Слышала слова профессора, Курта, Анны, последние казались ей шепотом, или она уже просто была не в состоянии справиться со всем происходящим.
От чужих мыслей о Логане начинало противно ломить виски, сегодня головная боль будет ее спутницей, полечить, что ли, распространенным способом?

Мысли метались стаей перепуганных птиц. Остановились на моменте знакомства с Логаном - феерично, ничего не скажешь, такое забыть, кажется, будет не под силу - промчались еще по сотне воспоминаний. Джин закусила губу, подумав, что они как-то неправильно хоронят Логана, тот бы не оценил эти все страдания, переживания и слезы. Надо было обнести его чертову заначку, притащить сюда, всем раздать и сидеть и пить. Или бегать голышом. Кому нужны были эти красивые слова, которые произносили все, которые ждали от нее? Патетика, не более. С другой стороны, похороны всегда были мероприятием для живых, мертвым-то уже все равно. Пусть живые ведут себя так, как им хочется, от чего им будет легче.
Молчание затягивалось после Анны, и Джин ощущала на себе взгляды, ей пора было что-то сказать, а она все еще не знала, что. Час назад пыталась набросать что-то на бумажке, но так ничего и не вышло, все закончилось на фразе "Логан был...". Потому, что говорить о нем в прошлом времени все еще казалось как-то неестественно, страшно и дико. С этим не хотелось мириться, но объективный взгляд на вещи доказывал обратное, напоминая, что при определенных обстоятельствах все смертны.

Джин наполнила легкие воздухом, медленно выдохнула.
Ну давай. Всего лишь пара фраз, чтобы попрощаться, чтобы отпустить. Главное - отпустить.
Или нет?
"Логан..."
Какая глупая мысль.
Но она все равно позвала его второй раз:
"Логан".
Ответом ей была пустота - мертвые не говорят, не дышат, не мыслят, не живут.
С ними невозможно пытаться связаться, их невозможно почувствовать. Их нет. В этом мире, в этом измерении, просто нет.
- Логан никогда не считал себя героем. Может, и правда им не был. Но для нас, тех, кто знает, сколько хорошего он сделал для нас, для других, как много отдал им, и без того все ясно. - Голос Джин звучал спокойно, уверенно, без слез: - Нам будет его не хватать. - Мне будет тебя не хватать. - И мы будем помнить все, что ты для нас сделал. Попытаемся сохранить все, ради чего ты приложил столько усилий.
Ей не хватало слов, чтобы сказать то, что было в душе. И Джин умолкла, оставив Скотту продолжить.

Каждый что-то говорил, но до Чарльза все слова доносились как сквозь вату. Единственное, что он ощущает явно, так это телепатический зов Джин.
«Логан».
Он уже не ответит, милая. К сожалению, он уже не ответит.
Чарльз и сам пытался. Как только ему сообщили о смерти Логана, он сразу же начал пытаться. Ведь существует  же летаргический сон. Существует глубокая кома. Отличить их от смерти очень и очень сложно, и… Чарльз звал. Но не смог заметить даже слабого отклика. Ни малейшей искры разума. И он был вынужден признать, что Логан умер.
Джин продолжает звать, и от эха ее телепатического голоса у Чарльза перехватывает дыхание. Ему так хочется подойти к Джин, обнять ее. Прошептать, что они справятся. Убедить ее, заставить поверить в то, что все действительно будет хорошо. Хотя Чарльз не уверен, что будет… Для нее Логан был особенным человеком. Он любил ее, он был предан ей… Он убил ее. Похоронил. А теперь она хоронит его, и все это чертовски неправильно и несправедливо. Это несправедливо и по отношению к Курту. Логан был его лучшим другом. Одним из немногих, рядом с кем Курт забывал о своей мутации, о Боге, о знаках и предназначениях и становился обычным веселым парнем. Это  жестоко по отношению к Скотту. Да, эти двое так часто ссорились, воевали за внимание Джин, дрались, но неизменно приходили друг другу на помощь. И во многом равнялись друг на друга, даже если и не подозревали об этом. И если кому Скотт мог доверить Джин, так это ему. Смерть Логана – удар и для Анны Марии. Он был одним из немногих, рядом с кем Шельма могла расслабиться и переставала быть неприкасаемой леди. Логан был тем, рядом с кем она могла быть слабой девушкой, в хорошем смысле слова слабой… Даже Петр, и тот практически плакал. И на памяти Чарльза это чуть ли не первый раз, когда на глазах непробиваемого Колосса блестели слезы.
Если бы Чарльз мог поверить в Бога, он бы сейчас, наверное, молился бы. Но Чарльз не верит ни в единого Бога, ни в богов как таковых. Остается только думать о том, что если Бог все-таки есть, то он услышит молитвы Курта и примет Логана. Простит. И, возможно, вернет. Ведь вернулись же и Скотт, и Джин, и сам Чарльз. Так почему бы не вернуться и Логану? Но Чарльз опасается озвучивать эту мысль. Будучи облеченной в слова, она может возродить в сердцах присутствующих надежду. Возможно, напрасную, бесплодную надежду, и тогда боль станет только сильнее. Поэтому Чарльз молчит. Молчит и делает то, что еще может сделать для своих детей прежде чем уедет назад на базу.
Джин наверняка чувствует его влияние – Чарльз не скрывает от нее своих действий. Джин – взрослая девочка, к тому же телепат. Она поймет, что Чарльз не пытается отобрать у присутствующих право скорбеть. Просто помогает это пережить, приглушая боль. В конце концов, для чего-то их вернули в этот мир? Так почему не для этого?
«Телепаты – лучшее обезболивающее, милая. Он бы не хотел, чтобы кто-то страдал. И если мы можем помочь нашим друзьям, Джин, – мы должны помочь».
Дышать становится немного легче. У Чарльза наконец-то получается хоть и грустно, но улыбнуться. Чарльз провожает взглядом уходящего Скотта, замечает руку Анну Марии, сжимающую ладонь Курта. Они справятся. Дети уже давно не дети. Выросли, научились терять и держать удары. Чарльз кивает на прощание – то ли всем собравшимся у могилы, то ли Логану – разворачивается и уходит. И это тоже жутко несправедливо – у него нет даже времени, чтобы проводить Росомаху без спешки. Но… Ему нужно вернуться на Аляску. Там, где есть живые люди, которым необходимо его присутствие. А мертвые… Петр правильно сказал. Мертвые заслужили спать спокойно.

Раньше это маленькое кладбище было больше похоже на шутку. У каждой хорошей школы есть свои достопримечательности, а у нас вот такая. Дети даже показывали новеньким - вот здесь хоронили наших учителей. Которые вполне живы, к которым всегда можно подойти, заговорить. Этого больше не будет.
Логан не очень любил говорить о своем прошлом, даже с друзьями, и дело тут было не только в Оружии Икс, но... Всякому кто его знал, было понятно - у Росомахи свои, особые взаимоотношения со смертью. Он играл с ней, избегал её множество раз, и вот наконец она его настигла. Медленно и неотвратимо. Казалось бы, у них было время чтобы привыкнуть к этой мысли, примириться. Но ведь это невозможно. Скотт был прав, со временем станет легче. Не сразу. Пётр и не хотел избавления от боли. Лишь того, чтобы Логан, куда бы он не отправился, обрел наконец покой, которого ему так недоставало в жизни, и которого он, казалось бы, и не хотел. Пётр стоял и тихонько плакал. В груди было пусто. Но он знал, Логан бы не хотел чтобы они горевали. И все же, же нельзя было совсем без этого. Они должны были его проводить.
Ощущение что друг где-то рядом - никуда не исчезло. Конечно, он не оживет так просто, чудеса не могут случаться бесконечно, но... Логан не ушел бесследно, он остался в каждом из них, во всем что он сделал. Пётр, и наверняка не только он, думал что Логан  переживет их всех, что это он будет рассказывать уже другим, новым мутантам о своих друзьях, но он как всегда решил встретить врага первым. Такого врага, которого нельзя победить. Но Логан не проиграл. Ни битвы, ни испытания, ни проклятый вирус не смогли его сломить. Логан ушел, но он ушел непобежденным, не сдавшимся. Не стал отсиживаться за чужими спинами и встретил опасность грудью. Как настоящий Человек Икс, как настоящий друг. Как герой.
То что лежит в гробу, это не Логан, это... Это его тело. Логан останется с нами. Никто здесь о нем не забудет. Человек живет пока о нем помнят. Боль никуда не пропала, но Пётр почувствовал как он улыбается сквозь слезы. Это ведь то, чего ты хотел, друг? Чтобы тебя помнили. Помнили, что ты никогда не сдавался.
Никому ведь даже в голову не пришло сказать "Прощай, Логан". И ведь он никогда не называл себя героем. Никогда не бил себя в грудь, и не кричал что он хороший парень. И при этом был... Был настолько нужен, что понимаешь насколько - только теперь, когда его уже здесь нет. Здесь нет. Распутин знает, друг не исчез бесследно. Да, Логан умер. Но он не превратился просто в тело в гробу, вот в эту могилу, и никогда не превратится. Сейчас очень больно, да. Должно быть больно. Но... Вирус... Смерть не может отнять у них Логана. О нем будут помнить. Ведь самое главное - это не надгробные речи, не могильный камень с надписью. Самое главное - это воспоминания.
- Я тебя не забуду, друг. - Беззвучно прошептал Пётр. - Мы тебя не забудем.
Он сделал шаг вперед, чуть ближе и остановился. Стоял и ждал, сам не зная чего, потом наконец отвернулся чтобы уйти. Просто нужно время. Много времени. Но здесь... Здесь не Логан, а просто могила и памятник. А самые главные памятники - это не металл и не камень, это то, что мы носим с собой. Нужно идти и действовать. Он хотел бы этого.