Самым уютным и комфортным углом обзора был всё же крайне скупой обзор сквозь оптический прицел снайперской винтовки. С точностью до миллиметра разграфленный бинокуляр позволял Джеймсу наблюдать за ситуацией на расстоянии больше, чем километр, с неохраняемой крыши какой-то семиэтажки. Благодаря качественно смонтированному штативу колебания винтовки были сокращены до минимума, и Джеймс мог рассмотреть как следует точку слежения, а, именно, чёрный вход в один из пресс-центров, мог рассмотреть даже надпись на дверной ручке, на которой был указан её производитель.

Джеймс даже дышит ровно, по счёту, вдыхая и выдыхая максимально размеренно, чтобы не сбить прицел. Сейчас его цель - дождаться, когда начнётся светопреставление.

Сегодня в пресс-центре проходит конференция, во время которой журналисты задают вопросы президенту и приближенным к нему персонам. В связи с экстраориднарной ситуацией в стране населению слишком нужны комментарии правительства, это обязано прекратить волнения и успокоить мирных граждан. А для таких, как Барнс, это мероприятие - шанс выполнить работу.

Откуда он получил заказ - Зимний точно не знает, некоторые механизмы выпаяны из его мыслительных процессов и он просто-напросто делает, что задумано, что приказали, а именно - готовит убийство.

На руке у него электронные часы, поразительной точности таймер, на которые Солдат поглядывает время от времени, чтобы понять, насколько всё соответствует заданному плану. У него действительно есть связи, позволяющие выполнить очень многие их контрактов. И одно дело - убийство бизнесмэнов или мелких сошек-политиков, ступивших на чью-то дорожку, для которых не нужно ничего особо планировать, для таких дел Зимний слишком опытен и такие задачи для него сродни забиванию гвоздя отбойным молотком. Нет, сегодня его задача стоит в убийстве куда более важной личности.

И он продумал её до мелочей.

Кроме того факта, зачем ему убивать его - человека, который так мешает продвижению вгору его заказчика. Или человек?.. Зимний правда точно не знает. Но количество патронов в его винтовке позволяет сделать несколько выстрелов, очень быстрых, за пару секунд, по нескольким целям, а бионический протез обеспечит точность позиционирования винтовки, и, соответственно, прицела. О визите к Стивену полтора месяца назад Барнс не вспоминает и даже не подозревает, что находится здесь именно по воле старого друга, из-за его задания, из-за программы, которую он приказал вложить в его голову.

Анализировать и делать выводы у Солдата вообще получается крайне плохо. Куда лучше - планировать, приводить в действие и убивать. Первый звоночек звенит в без пятнадцати три, когда до слуха доносится вой сирены первой помощи, а возле входа в здание пресс-центра становится подозрительно дымно. Это означает, что первый пункт плана выполнен на ура. Джеймс знал, куда обратиться за смертником, и теперь он точно знает, что у входа в пресс-центр произошел взрыв, погибли люди, вход перекрыт. А президент и окружение внутри. Их будут эвакуировать... У здания есть два подходящих выхода, один из которых, заботами Солдата, тоже окажется ненадёжен. А вот второй...

Его дверь из ударопрочного стекла и рассматривает сквозь прицел снайперской винтовки Джеймс. Дверь вот-вот откроется, в ней покажутся - сперва охрана, потом - президент, его генсекретарь и два министра. Тогда-то Зимний и выполнит свою работу. От него многое не нужно - всего два нажатия на курок, точных и метких. Остальное уже сделано, и человек, погибший на входе здания и унесший с собой несколько жизней умер во благо, ведь его семья получит кругленькую сумму, за счёт которой сможет безбедно жить десятки лет.

А Барнс ждёт. Отсчитывает секунды ударами сердца, от трибуны пресс-центра до двери идти примерно сорок шагов, раз, два, три... Дверь открывается, и он задерживает дыхание, всё для того, чтобы не сбить прицел. Палец на спусковом крючке чуть напрягается, готовый надавить, едва ощутимо, но достаточно.. Барнс всё же профессионал своего дела.

...Четыре, пять, шесть...

Дверь, за которой так пристально наблюдает Зимний, открывается. Оттуда показывается сперва охрана, несколько, а, если быть точными, четыре телохранителя в дорогих костюмах, достаточно высоких, чтобы спрятать за собой всех, кого нужно. Но у Барнса слишком выгодный угол обзора. Он чуть поворачивает винтовку на штативе, движение едва уловимое, легчайший нажим кистью руки - и прицел замирает где-то совсем рядом с президентом.

Джеймс всё ещё не дышит. Ему также видны люди вокруг, они явно волнуются, ещё бы, большинство из них впервые становятся свидетелями самоубийства смертника. Большинство из них в панике хотя бы от запаха дыма, смешанного с запахом горелой плоти... На выходе, несмотря на усилия охраны, образовывается давка. Люди спешат уехать. Всё это смотрится очень забавно с внушительного расстояния, видно, как они метушатся, как разговаривают на повышенных тонах, как искажены их лица, но Джеймс не слышит ни звука, лишь смотрит немое кино. Он какое-то время рассматривает через прицел президента, но лишь для того, чтобы сместить его чуть левее. Сегодня его цель - другой человек. Или другие?..

Зимний всё ещё не дышит. И не думает. Его сознание совершенно очищено от всех мыслей, он сконцентрирован на цели, на условном кресте прицела, и перед тем, как жать на спусковой  крючок, он смещает прицел чуть выше и правее - нивелируя погрешность от ветра.

В момент, когда он нажимает на курок, отправляя сперва одну, а потом вторую пулю навстречу целям, на крыше раздаётся шум. Джеймс по-прежнему неподвижен, он замер, обледенел, прирос к винтовке, он недвижим и когда она вздрагивает в его руках от выстрелов, наводя прицел снова и опять стреляя. Целей было таки две, Джеймс в каждую из них отправил по две пули, всё ещё отключившись от происходящего, разбираться с тем, что ему говорят, он будет позже... Угол обозрения в прицел такой себе, но Джеймс находит их - мельком, два тела, перед тем, как обзор закрыли телохранители и военные.

С крыши надо срочно уносить ноги.

Но вот незадача - Барнс, выполнив задание, наконец понимает, о чём ему говорил появившийся на крыше человек, узнаёт голос. Потому что это голос человека, которого он слышал ещё в далёких двадцатых, тридцатых годах. Это голос Стива. И он говорит крайне странные вещи. От фразы "откат полёта" у Джеймса в затылке режет, да так, что он, поднявшись на ноги, теперь на них же шатается. Словно сквозь него пытаются достучаться куда-то, до чего-то, чего уже нет.

Откат полёта. Джеймс уже слышал эту фразу раньше и не единожды. Он выдыхает, со свистом, сквозь до боли сжатые зубы. Каким же он был идиотом, сейчас, вчера, месяц назад, господи. Именно теперь к нему начинают возвращаться воспоминания - обрывками, лохмотьями, пока что ничего существенно, лишь помнит, как шел к машине, а после - снова стерильная, слепящая белизна лабораторий и знакомое до боли мерцание перед глазами, капа во рту, холод металлического кресла, созданного не иначе как для пыток.

Резь в затылке лишь усиливается, Барнс смотрит на кэпа, почти что вытаращив глаза, удивлённо, недоуменно, не веря ни воспоминаниям, ни себе, ни теперь уже  и кэпу.

- Очередная ложь, да? - где-то там, за километр от них пытаются спасти человеческие жизни, пытаются в общем-то тщетно, потому что Барнс не промахивается, где-то там плачут люди, плачут семьи, где-то совсем рядом страна снова лишилась важных для неё людей, потому что Зимнему приказали, вложили в голову программу на устранение несогласных, невыгодных Гидре. Воспоминания возвращаются очень медленно, но Джеймс настолько знаком с этим механизмом, полным внутренних сбоев, когда цельную картину пытаешься восстановить из крохотных осколков, что ему очень просто сделать вывод - его снова использовали. И эта фраза Стива, кодовая фраза - свидетельствует о том, что он знал. Он причастен, чёртов капитан Гидра. - Ты опоздал, - Джеймс усмехается, криво и жутковато. Ему не по душе быть оружием в чужих руках, очень не по душе, по правде говоря, сейчас он похож на пороховую бочку, на пути к которой медленно но уверенно догорает, искрясь, фитиль. - Для таких случаев у вас заготовлены кодовые фразы, м? Потому что самое время, Стив.

Джеймс стоит уже более устойчиво на крыше здания, широко расставив ноги, руки по-прежнему свисают вдоль туловища, безвольно, бесполезно. Он как-то тупо смотрит прямо перед собой, широко раскрыв глаза, просто пялясь куда-то мимо Роджерса, который находится напротив, такой собранный, такой осторожный, такой сожалеющий, сочувствующий, что Джеймсу становится тошно. Какое-то время назад он из-за такого взгляда Стива был готов намотать пару кругов вокруг экватора, а сейчас... Сейчас в их трогательные отношения с времён двадцатых вмешалось нечто другое. Выгода. Польза. Политика... Далеко же они ушли от трепета почти братских отношений, слишком далеко.

А Стив всё объясняет, слагает очень споро, может даже на ходу, Барнсу уже, правда, тяжело понять, он толком даже не слышит друга, какая-то часть его сознания слышит, остальная - нет. В остальной звучит тоже голос Стива, роковая фраза, заканчивающаяся "на присяду", именно тогда Джеймса и перемкнуло, он, кажется, даже успел проорать другу что-то вроде "дрянь", похвальное, на самом деле, сопротивление, но крайне недостаточное и бесполезное. Джеймс вздыхает, тихо и как-то очень напряженно, почти со свистом, Стив говорит так много, а там, в километре от них, на  асфальте лежат мёртвые люди, где-то совсем рядом ревут сирены машин скорой помощи, которым предстоит увозить трупы, и Барнс думает, что это ведь не самое скверное из того, что он делал, например, по сравнению с взрывом, погубившим правителя Ваканды? Правда?

Где разыскать систему коэффициентов для сравнения значимости его ошибок, Джеймс не знает. Пара пунктов в графе "за" относительно высшей меры наказания Джеймса Барнса, как международного преступника и террориста, в общем-то, ничего не меняет в истории его жизни, совсем ничего, но отчего же ему сейчас настолько горько и на душе скребут кошки?

А Стив всё стоит напротив, смотрит на него, даже усмехается грустно, Барнс делает пару шагов навстречу, вглядываясь в его лицо, пытаясь найти на нём хоть какие-то следы преступления, говорят, каждый, кто прикасается ко злу, особенно к такому, как Гидра, носит на себе некий отпечаток, который виден, который ощущается. Джеймс рассматривает светлое лицо Стивена и его прозрачно-голубые глаза, полные тревоги, и понимает - нет, никакого отпечатка нет. Всё сказки. Зло никак не различить, и у него нет ни единого шанса.

- Назови хоть одну причину, по которой я мог бы тебе поверить, - голос Зимнего звучит сипло, едва слышно, он хмурится, собираясь поддавать подозрению каждое слово Роджерса, заранее зная, что всему поверит, почти сразу, безоговорочно. Уже поверил. Просто потому, что он - идиот, а Стив - свой человек, друг, даже когда косячит. Даже когда настолько. Джеймс снова тихо вздыхает. - И что теперь?..

- Значит, нет?! Так поищи.

Барнс стоял на месте, как вкопанный, слушал Роджерса, не моргая, и почти не дышал. Говорят, вся жизнь пролетает перед глазами в момент близости смерти, но нет, в эти моменты Баки нихрена такого не видел, только мельтешение перед глазами, самолёт, например, что угодно, но не фрагменты его бруклинской юности. Не то, что сейчас. Сейчас он стоял напротив Стива, стоял, анализировал, и сравнивал, а ещё вспоминал, все те моменты промелькнули перед глазами, когда он гонялся за тощим белобрысым Роджерсом, пытаясь вытащить его из очередных разборок и не дать сглупить, ведь своё недюжинное терпение он приобрёл уже потом, вместе с сывороткой. Потом - семьдесят лет во льдах, сложно было вляпаться, и вот теперь, годы спустя, вернувшись в строй, на службу государства, этот голубоглазый мудила не только сам по уши в дерьмо влезает, но и утаскивает его с собой. А потом ещё и рассказывает обо всём, что начудил, настолько дежурно, точно о чаепитии они тут разговаривают, а о не о государственной измене.

Отлично понимая, какой он сейчас подвергает себя опасности, оставаясь на месте, Джеймс всё равно не шевелился, не делал ни шагу ни вперёд, ни назад, он только слушал растерянную речь Стива и чувствовал, как у него медленно наливаются кровью глаза. О ходящих на щеках желваках можно промолчать, даже на шее вздулись жилы о напряжения, что-то в речи Роджерса покоробило его больше всего, он сообразит, что именно, позже, секунд через десять. А пока что он почти рычал, делая навстречу Стиву шаг, другой...

- Уходить после всего, что ты ты тут наговорил, обратно в Гидру тебя пустить? Да ты, блядь, издеваешься?! - Джеймс подошел к другу вплотную, впервые с неудовольствием отмечая, что сыворотка сделала Роджерса выше и приходится смотреть хоть совсем немного но всё же вверх. Барнс буквально дышал злостью, - вернёшься, значит, в Гидру. Интересно, Роджерс, ты, твою мать, вообще заметил, что ты только что сказал? "Помогать вам". Вам! Не нам. Не стране, твою мать, ты хоть на секунду задумайся, что они сделали с твоими мозгами!.. В Гидру, значит?! Только через мой труп!

А потом Барнса перемкнуло.

Словно глаза заволокло красной пеленой, он ничего не видел и не чувствовал кроме желания хорошенько начистить тыкву этому парню, в педагогических целях. Солдат подался вперёд резким движением, саданув кэпа по лбу головой, ударил ногой, метя в "солнышко", когда тот отклонился, опрокидывая его на спину. Дальше всё - в тумане, как Джеймс оказался сверху в попытках набить лучшему другу морду, да настолько качественно, чтоб челюсть потом хирурги вправляли, он уже не помнил.

- Чтоб ты в сорок третьем под кинотеатром так же дрался, а, - Барнс морщится, на губы и подбородок стекает кровь - кэп в отличие от него меткость не утратил и вполне прицельно хрустнул его носом, опять придётся вправлять, впрочем, это самая меньшая из проблем.

Драться Баки умеет, и в пресловутом сорок третьем, и, в особенности после предоставленного жизнью опыта, сейчас, однако на данный момент делает это не в пример хуже кэпа. Он действует не целенаправленно, но по наитию, и подумает о том, что сделал, уже позже, у него будет время подумать в камере. Не бьёт по болевым точкам, которые бы вывели противника из строя хоть на какое-то время, он ни в коем случае не пытается его даже вырубить. Даже тот самый первый чёртов удар, сместись его траектория чуть ниже капитанской, Зимний бы получил серьёзное преимущество в дальнейшей драке. Но он этого почему-то не сделал. Несмотря на "через мой труп". Баки лжец, причем отменный, когда надо солгать самому себе. Или кому угодно, если дело касается кэпа. Сперва "ты ничуть не изменился", а вот теперь что-то в духе "я никогда тебя не прощу", всё это ложь, на ежесекундном осознании которой и базировалось дружеское отношение Барнса к Роджерсу. Что было с обратной стороны - Джеймс не знал, даже не догадывался, о чём может думать Стив, искренне считавший, что Гидра принесёт в мир добро и порядок. Да и не хотел, наверное. Было страшно.

- Какое тебе дело до того, попадусь я или нет? - Барнс больше не разговаривает, он практически шипит. Ещё пара выпадов, несколько пропущенных ударов, пинков ногой.. Почти поймав в очередной раз челюстью кулак кэпа, Джеймсу наконец удаётся перехватить его запястье со спины. Он резко дёргает Стива за руку на себя, захватывая бионикой за шею, и надавливает предплечьем на трахеи ровно настолько, чтобы перекрыть поток воздуха, - как тебе вообще может быть не плевать? Не мог просто дать мне уйти и потом охреневать от того, что я сделал, обязательно надо было всплыть здесь со всей своей драгоценной истиной, и с оправданиями? После всего?..

Дверь на крышу открывается достаточно тихо, но Баки всё равно слышит её скрип, и чужие шаги, слишком много шагов - тоже слышит. Он вдруг понимает, что игры окончены, замирает, ослабляет хватку. И, естественно, пропускает удар.

Ребята в защитных костюмах, вооруженные до зубов, окружают их меньше чем за пять секунд. Кто-то из них, очевидно, старший, уже начинает заготовленную фразу, которая вызывает у Джеймса ощущение глубоко засевшей в горле оскомины. Хочется сплюнуть, но дыхание спёрло, вот, значит, как - "мистер Роджерс, благодарим вас за помощь в задержании опасного террориста..."

Единственный путь отступления - через крышу, Джеймс его не готовил, хотя следовало бы. Превратиться в пятно на асфальте можно разве что в назидание кэпу, но вот незадача, Баки слишком хочет жить.