Разбить всё в щепки? Похоронить здание, в котором его держали под стражей люди, которые не имели малейшего понятия о произошедшем, в собственных обломках? Нет, Барнс уже не хотел этого, у него были очень смутно-деструктивные намерения в первый день, в первые часы пребывания здесь, когда он был вне себя от злости из-за случившегося, Солдат никогда не привыкнет к этому, никогда не сможет справиться с тем, что его снова, опять использовали без его ведома, как робота, как инструмент для достижения целей, который после можно выбросить за ненадобностью, оставить гнить в камере... Может, за ним пришлют? Странные у него, Барнса, ожидания, будь он полезной боевой единицей, готовой идти на компромиссы, на сотрудничество добровольно, так бы, несомненно и было, но... Он таковым не был совершенно.

Джеймс попал в эту камеру сутки назад. После убийства министра он не удосужился достаточно быстро убраться с города, он слишком долго медлил, слишком долго разжевывал произошедшее со Стивом, слишком долго позволял себе быть шокированным, удивляться. Точно зная, что времени у него на это нет.

Это был практически суицид.

И в тот момент, когда его взяли под стражу, заковав в наручники, даже отдалённо не напоминающие обычные, а крепкие, широкие, из необычайно прочного сплава, специально для таких, как он, Джеймс продолжал гнуть ту же линию. Он не просил адвоката и одного из них уже даже послал в пешее эротическое, несколько раз, да в таких выражениях, что опытный на вид мужик почти покраснел, хлопнув за собою дверью. Джеймсу не нужна была защита, по правде говоря, он был в панике, почти в отчаянии, перед глазами мелькали картинки, и дело было даже не в тех невинных людях, которые из-за него отправятся в землю. Барнс был убийцей и ему было плевать на чужих, но вот Стив, то, что он сделал, воспоминания о той самой ночи, которые возвращались обрывками, постепенно, рваными флэшбеками, они ранили действительно больно, и Джеймс никак не мог примириться с тем, что он опять поддался, что, оказывается, не всю эту дрянь выскребли из его мозга и он всё ещё - чей-то сокол, камнем падающий вниз к указанной цели, без малейшего шанса, без малейшего выбора. Быть пешкой - тошно, аж мутит, Джеймс не хочет это испытывать больше никогда, слишком жутко, страшно, а потому его действия с момента захвата спецслужбами действительно слишком похожи на направленный суицид.

Его посетило несколько человек за время содержания под стражей, и дважды пытались кормить, приносили паёк, типично, посуда и приборы из пластика, настолько мягкого, что едва ли его можно как-либо использовать. Но даже без всего этого Джеймс умудрился затеять драку. Кто бы поверил, что в глубоком детстве, во времена, когда они жили в бруклине, Барнс был чем-то вроде миротворческого элемента в их со Стивом дуэте, теперь же наоборот, стоит охраннику неосторожно наклониться, и Барнс успевает ухватить его зубами за болтающийся на шее жетон (идиот, ну?..) и дёрнуть на себя, настолько сильно, что громила валится на пол, а уж там огребает - головой по лбу до звёзд в глазах, удар коленкой куда-то в область печени, малоприятно; Джеймс при этом похож на взбесившуюся обезьяну, пожалуй, но его цели далеки от избиения ещё одного невиновного человека: он всего лишь пытается украсть из кармана хоть что-то острое, тонкое, что-то, что поможет ему бежать. Тщетно.

По щам он получает в ответ по полной, да так, что почти вырубается на добрую минуту, давно ему настолько от души не давали в тыкву. Ещё и обед унесли, суки. Прижившийся в крови вирус делает свою работу, и через десять минут глаз уже совсем не выглядит заплывшим, губа тоже. А ещё через пять дверь открывается и через неё в помещение входит, кто бы вы думали, мистер Старк.

Барнс бы даже похлопал в ладоши, настолько он рад его видеть, но наручники удерживают его кисти рук на таком расстоянии, что это почти неудобно. Неудобно - это вообще сегодня лозунг их встречи, Джеймс в последнюю очередь хотел бы видеться именно с этим человеком сегодня, сейчас, когда он в настолько жалком состоянии и нет малейшего шанса на оправдание, ведь стрелял он, всё он, виноват тоже полностью он. Зимний ведь правда долго ждал их второй встречи, после того вечера, ночи, ждал, скучал, почти мечтал. Так долго. А потом стало поздно.

Мысль о том, чтобы выдать Стива, прошептать в двух словах обо всём, что произошло тогда, в августе, всё ещё кажется кощунством. У Роджерса и так чертовски много проблем.

- Я тебя не звал, ладно?  - глядя на Тони исподлобья, Джеймс почти рычит, сколько он уже слышал таких - "это не ты", в спайке с невысказанным или оговоренным позже "да как ты мог?" Более чем достаточно. - И помощи не просил. Так что не ори. Протоколы читал? Записи видел? Или ты забыл, что пришел говорить с Зимним Солдатом. Вопросы? - он ухмыляется, растягивает губы в подобии улыбки, всё правда, его не вытащить отсюда просто так. - Шел бы ты отсюда и не портил свою репутацию, только налаживать всё начал, - Барнс  понижает голос, наклоняясь вперёд, ближе к Старку. - И знаешь, мне больше нравится, когда ты орёшь на более низкой тональности.

Джеймсу хочется расхохотаться, когда он понимает, что Старк ведь тоже не совсем в адеквате, он чертовски зол и на взводе, и это едкое замечание только раззадорило его, разозлило, Господи, как мило он выглядит, когда злится. Он ведь пришел сюда зачем-то, всё же рискуя репутацией, впрочем, чёрт его знает, Тони Старка, он в каждой бочке затычка, потом скажет прессе, что выбивал из опасного преступника признание, а почему бы и нет?

Барнс скалит зубы в усмешке, вот как, значит, сам приходит, вот как, между ними так и было, именно так, Старк сам пришел, сам ушел, полностью исчезнув  с поля видимости, а ведь найти его действительно было не так просто. Джеймс несколько раз почти срывался, он знал точный способ его найти, ведь вместе с отголосками экстремиса он получил кое-что другое, кое-что, позволяющее ему подсоединиться к Старку напрямую, можно сказать, написать в мессенджер, при этом сообщение попадёт Тони прямо в мозг. Барнс молчал. Прикрывал глаза, вот и сейчас, перед глазами мелькали до боли знакомые картины, всё та же роковая фраза "ясный сокол, на присяду", вспышки света перед глазами, холод кресла почти сразу же ощущается спиной и внутренней стороной рук, крайне болезненные реминисценции. Джеймс снова переживает это, прокручивает внутри себя, но оставляет при себе, ровным счётом всё из просмотренного. Он не готов делиться.

Останавливает его в установлении справедливости только один фактор: он поверил Роджерсу и теперь свалить на него вину за ещё одну катастрофу кажется нереализуемым кошмаром. Господи. Барнс пытается представить себе, каково это - рассказать: его подставил Роджерс, затриггерил в его подсознании забытые всеми механизмы, увёл на базу Гидры и вложил в мозг ещё одну программу. И ещё чёрт знает сколько, мать вашу, триггеров. Это звучит настолько катастрофично, что Джеймс просто молчит. Где-то в этом молчании - тихое и скупое оплакивание его репутации. Возвращение гражданства, паспорта и доброго имени сержанта Барнса ему теперь только снится. Впору хохотать. Но Зимнему не смешно. Совершенно.

Только когда Тони начинает снова говорить, наклонившись ниже и понизив тон, Джеймс чувствует как жар снова поднимается изнутри, снизу вверх, медленной волной дрожи проходя по телу вплоть до кончиков пальцев. Он - не только ждал. Он скучал. Он откровенно тосковал в одинокие дни, у него не было много дел, много забот, Джеймс не считал себя компетентным лицом для спасения вселенной. Да и для того, чтобы отнимать драгоценное время Старка, он тоже не был ни достаточно хорош, ни достаточно компетентен, вот только, именно сейчас у него перед глазами проскальзывают флэшбеки. Выгнутая спина Старка. Его приоткрытый рот и как он закатывает глаза; ощущение чужих ладоней на своей пояснице, жадных, чутких...

Джеймс вздыхает. Он ни о чём не забыл. Для него всё было, словно вчера, для него всё было предельно чётко. Для него всё это было так же важно, как и... полтора месяца назад? Джеймс смотрел на Тони, задрав подбородок, смотрел и молчал какое-то время, удивляясь его наглости, удивляясь его смелости. Поразительный всё же человек этот Старк, даже в такой ситуации, у него получалось видеть в нём лучшее.

- Что останавливает?.. - Джеймс осклабился, мотнув головой, отбрасывая упавшую на лоб прядь волос назад. - А, погоди, ты же.. как это.. человеколюбивый. По-хорошему хочешь. Тогда так: не скажу ни слова, пока ты не принесешь попить. Местная охрана, знаешь ли, меня побаивается, с едой я могу потерпеть, но жажда мучает нечеловечески. И не волнуйся, я не стану оставлять на тебе синяки, точнее пытаться, я знаю, это бессмысленно.

Барнс усмехается нагловато, прослеживая за Тони, за тем, как он недовольно, но всё же разворачивается и идёт по его поручению. А потом возвращается, в руках его - пластиковый стаканчик с трубочкой, который он весьма заботливо подносит Джеймсу, Джеймсу с руками, прикованными к вмонтированному в пол столу. Сам Барнс, ясное дело, пить не может. А потому к нему подносят стаканчик с водой, совсем близко, Джеймс ловит губами трубочку и присасывается к ней, теперь на его лице - самое настоящее блаженство. Во рту действительно уж слишком пересохло.

- Так поимей, слабак, что ли, - спокойно предлагает Барнс, Старк ли первый, Старк ли последний? Трубочку он изо рта так и не выпустил, потому речь звучит ещё немного сбивчиво. Зимний делает ещё один глоток и наклоняется ещё вперёд, упираясь лбом в кисть руки Старка, прикрывая глаза. Вот он, ещё один кусок украденной ласки, которую он просто так не достал бы никогда. Джеймс выдыхает, и, нет, не шепчет, думает, открываясь их общему, цифровому каналу связи.

"Можешь не верить, но... Тебе не нужно это знать. Тебе не выгодно. Никому не выгодно. Всё должно оставаться, как есть. А от очередного обвинения мне не хуже. И едва ли электрический стул больнее, чем.."

Джеймс замолкает. Он сказал, пожалуй, и так слишком много. Он бодает носом тыльную сторону кисти Старка и отстраняется. Не глядя на него, глядя куда-то вниз. Потому что в его глазах - концентрация вины. О чём они вообще разговаривают?.. Всё уже давно решено, вопрос только - когда именно.

Обратная мысленная связь, пусть даже такая осторожная, тонкая, в этот раз поднимает в Джеймсе волну агрессии, которую не получается сразу подавить, даже спустя пару глубоких вздохов. Всё это взаимодействие по ощущениям слишком напоминает ему воздействие машин Гидры. Не по уровню боли, конечно же, тогда Барнсу казалось, что его поджаривают - через виски, через затылок, через участки на лобных долях, медленно прожаривают мозг электричеством. Сейчас же боли и вовсе нет, есть ощущение словно щекотки, или лёгкого покалывания, как от статического электричества, но в тех же участках, а потому у Джеймса занимает несколько секунд, чтобы овладеть лицом.

И крепко подумать.

Несмотря на эктраординарный кредит доверия, выделенный лично Старку, со спасателями у Барнса отношения по жизни сталкивались так себе. Ни разу ещё это не происходило к лучшему, всегда с оговорками, с последствиями, порой куда более катастрофичными, чем если бы спасать его не брались и вовсе. Последний раз, когда Стив спас его от преследователей, их схватили, точнее, схватили в итоге Барнса, после чего ему пришлось столкнуться с Земо, а уж к чему это привело, все помнят и почувствовали на своей шкуре, в том числе. После этого его уже как-то раз спасал Старк, что привело к ощутимым изменениям в организме, которым Джеймс был откровенно говоря не слишком рад, хоть модификация и была полезной, но дарёному коню в зубы не заглядывают, и, насколько он понял, сам Тони приобрёл вирус в аналогичной по накалу ситуации. А, впрочем, надо было вспомнить ещё далекие сороковые, когда его спасли советские солдаты, тогда спасение тоже вылезло боком. И вот сейчас, сидя в камере скованным по рукам так прочно, что никак не вырваться, Джеймс понимает, в общем-то, зачем Тони пришел, понимает всё, видит, даже сопереживает, но не испытывает никакой уверенности что его спасение хоть кому-то пойдёт на пользу. Включая его самого. Сколько жизней утеряно просто потому, что всегда находился кто-то, кто протягивает ему руку помощи. Чаще всего не спрашивая его мнения.

Джеймс тяжело вздыхает, ему не хочется поднимать тему произошедшего, воспоминания очень болезненны и Барнса едва ли не тошнит от попытки принять и осознать, насколько же его снова использовали, и что будет теперь. Ему не слишком жаль было людей, ему жаль было сержанта Барнса, который снова стал врагом номер один для страны, патриотом которой всегда был. И бежать отсюда означало снова залечь на дно с образом жизни подпольной крысы, которой страшно выйти на улицу - опознают и со скандалом снова упрячут, или даже упрятывать не станут, пристрелят на улице. При всём нежелании сдаваться, сносить это раз за разом было чем-то запредельным для Барнса, и он не видел малейшей возможности себя оправдать так, чтобы не нужно было снова прятаться, снова бояться, снова ждать, когда призраки прошлого придут отобрать у него настоящее, да и не только у него, а и у людей, которые поверили, что могут что-то исправить. Солдат поднял взгляд на Старка, внимательно разглядывая уставшее лицо, от его взгляда не укрылись и залёгшие под глазами тени, и чуть перекошенный в сторону изгиб рта, и что-то ещё, что-то в посадке головы, словно он опустил её, чуть ниже, чем обычно, поворот буквально на пару градусов, но всё же. Сколько ещё Тони продержится в таком режиме, прежде чем послать всё к чертям, а вместе со всем и самого себя? Он ведь сгорит, такие, как Старк, сгорают в работе с концами. Джеймсу очень не хотелось быть тем якорем, из-за которого Тони пойдёт вниз. Из-за которого в Тони снова могут полететь камни. Джеймс не понаслышке знает, насколько это больно.

- Ты думаешь, я идиот, - Зимний даже не спрашивает, он резюмирует с коротким смешком, о, пожалуй, в глазах Тони он сейчас действительно недалёкий суицидник. Может, стоит продолжить гнуть эту линию? - А вдруг это так и есть. Ты ведь знаешь, как всё было. И наверняка проверял, чем я занимался до этого... Сентябрь, август, да даже раньше. Ты знаешь что я не завязал с прошлым. У меня ведь уже были деньги, так что не нужда меня вынудила. Очередной заказ, я, знаешь ли, профи своего дела, разве что, в этот раз кэп помешал удрать, кажется, у него налаживается всё с головой, это слухи или?.. - Джеймс смотрит исподлобья, по-волчьи, голос его звучит низко и в речи проскакивают нотки враждебности. - Я чёртов преступник, или из твоей обнесённой колотушки совсем вылетело, с кем ты разговариваешь?

По лицу Старка почти невозможно было понять, купился он, или нет. В целом, у Джеймса был очень мало надежд на то, что он купится: Тони всё же не совсем идиот, а даже гений, и достаточно хорошо его знает, чтобы понимать: в такое дерьмо своими силами даже Барнсу не вляпаться, он, всё же, осторожнее, что ли, осмотрительнее. Наверное. Джеймс до конца не понимал отношения Старка к нему, с одной стороны, они были достаточно близки, даже очень, с другой же - почти два месяца Тони не выходил на связь и, следовательно, едва ли хотел вспоминать прошлое. Тогда что же он здесь забыл? Долг вернуть хочет, что ли? Так Джеймс не считал, что ему хоть кто-то должен. Особенно Тони. Что делал этот человек здесь, зачем терял время, почему рисковал репутацией - Баки так до конца и не понял.

Но не мог не заметить, насколько этот человек злится.
Со Старком происходило странное, Джеймс уже видел это несколько минут назад, подумав тогда, что странное свечение, будто золотая пыль на руках - это мираж, показалось от голода и недосыпа, спать здесь не получалось совсем. А вот теперь он явственно видел всё то же золото, куда более плотное, оно словно обволакивало пальцы Старка, покрывая их.. металлом? Это могло стать очередным улучшением, Тони ведь всегда работал над своей броней, а с получением вируса он получил ещё больше необычайных способностей. Вопросы, где он пропадал столько времени, отпали сами по себе.

А вот пальцы у Старка были необычайно сильные, и твердые, словно действительно покрылись металлом, Джеймс ощутил это на своей челюсти и скулах, в него вцепились пальцами и это было, пожалуй, больно; Барнс инстинктивно подался вперёд, чтобы минимизировать болевые ощущения, чёрт, пожалуй, такая реакция Старка была неожиданной. И его перекошенное лицо напротив Баки тоже будет помнить очень долго, как Тони орал ему, что он идиот. Это ведь правда, он идиот, дурень, каких мало, он вдруг понял, насколько ничтожно мало у него мотивации спасать себя для себя. Спасать других - сколько угодно, спасать себя для кого-то - пожалуйста, а вот ради себя - с этим тотальная проблема. И этим они со Старком, пожалуй, слишком похожи.

От стыда Барнсу хотелось провалиться сквозь землю. Он не хотел доводить Тони до такого и не хотел доставлять ему неудобств, вообще, но лучше злится, чем давится к нему состраданием. Чем сочувствует, в конце концов. Джеймс давился стыдом и подспудно ждал. Затих и ждал, когда же Тони перешагнет границу. Их мысленная связь, передача данных на цифровом уровне, реализованная благодаря вирусу, который попал в организм Солдата вместе с кровью Старка, могла стать мощнейшим каналом связи, по которому из него можно было выкачать буквально всё. И, учитывая, насколько силён вирус в Тони, мог мог сделать это без спросу. Джеймс готовился к этому мысленно очень давно, у него было несколько способов, попыток, как он будет это блокировать, как будет защищаться от вторжения в свой мозг спамом собственных воспоминаний, картин и ощущений, от которых Старка вывернет, это должно было сработать. И вот теперь Барнс сидел за своим столом, со скованными руками, смотрел на бушующего Тони и ждал этого, ждал, что придётся защищаться, ждал, что снова попытаются принять решение за него.

А потом ошалело открыл рот, услышав последнюю фразу Тони. Интервенции не случилось, похоже, она не нужны была, судя по голосу Старка, он всё понял, и это не блеф.

- Тони, постой, - вырвалось само, и голос больше не был ни злым, ни враждебным, так он обращался к Старку в последний раз очень давно, ещё до того, как произошла эта катастрофа в Вашингтоне, до месяцев болезненного молчания и тишины. Джеймс не знал, зачем окликнул его, зачем этот порыв, внезапное желание открыться таки, довериться человеку, который не стал переступать черту, даже когда у него была возможность, даже когда у него был замечательный повод. При этом, замечание о кэпе не разозлило Барнса ничуть, он знал, что они разберутся, разбирались же как-то до этого.

Он молчал секунд десять, недоумевая, что же сказать. Заткнуться вовремя получилось, и то хорошо, выплесни он сейчас всё на Старка, уходить ему будет в разы сложнее. Пусть лучше Зимний останется для него идиотом, не способным принять правильное решение.

Барнс криво усмехнулся, показав зубы.
Надо было дожать.

- Щит ему вернуть не забудь - со всем этим дерьмом один ты явно не справишься.