Маска спадает и остается человек, герой исчезает.
Серж Генсбург

- Ты в порядке?
- Да. Кажется, да, но…Чарли, мне нужно тебе кое-что рассказать. 
- Сейчас? Что-то случилось?
- Нет, потом, но…мне кажется я видел саму смерть.
- Ты…серьезно? – Чарльз не удивляется, не задает больше вопросов, и Брюс невероятно ему благодарен. Он понимает, как тяжело сейчас самому профессору, поэтому даже короткий странный разговор вызывает у него растерянность и легкую радость. Чарльз не боится лезть в его голову, хотя делает это куда осторожнее чем прежде. Брюс не слышит в его голосе уверенности, только опасение и…неловкость. Та сама, с большой буквы, которая мешает им друг друга смотреть в глаза. Кажется, что Ксавьера до сих пор тяготит его прошлое разделенное с…почти незнакомым человеком. Но у Брюса теперь даже язык не поворачивается назвать его чужим. Они не просто друзья, они куда хуже. Всю поездки до Аннаполиса Беннер думает, что понимает Эрика. Кажется, даже больше чем тому бы хотелось. Даже не так, он понимает Чарльза в жизни Эрика, и наоборот. Они как две части прошлого, грубо сшитые ниткой между собой. Только одна темная, а другая светлая и никогда им не достичь полного единения и равновесия, потому что из-за шва выпал один единственный маленький кусочек. Который острым краем болезненно режет обоих.
Брюс бесконечно сочувствует Ксавьеру, но совсем его не жалеет. Потому что это низко. Такой человек обладает невероятной силой воли и веры в людей. Таким ярким светом, которого Беннеру не доводилось видеть со времен матери. О нет, он не сравнивает этих двух людей, они совершенно разные и Ребекку Брюс местами бы ненавидел, если бы мог. А Ксавьер…После клетки чувство вины прочно въедается в кожу, в каждую мысль, оседает на подкорке сознания, заставляя Брюса отводить взгляд, когда профессор смотрит на него. Они должны поговорить об этом. Они пытались, каждый раз, как в первый, и всегда возникала эта неловкость. Словно есть еще слова недосказанные в подземельях, словно есть еще что-то, чего они не видели в друг друге, но господибожемой, они даже голыми друг друга видели, и все страхи, и всю боль, так что еще можно скрывать? Просто…это ужасно больно, когда кожа настолько вскрыта, только голые нервы и плоть, и нет никакой защиты. Наверное, по этому Чарльз так осторожен и…так неосторожен одновременно.

Первый раз случается, когда Брюс сидит, забившись в угол спальни, где Чарли почти не бывает и считает. Очередной расчет для Хэнка, очередная теория для Тони, кое какие расчеты для новых изобретений, и еще немного Беннертека. Брюсу это помогает, это спасает. Он старается не мешать, почему-то все равно ощущая присутствие Чарльза в соседней комнате – кабинете. А потом они сами собой заговаривают. В голове у Брюса, даже не сразу поняв, что произошло. Чарльз вторгся, Брюс впустил. Проходит долгих двадцать минут, пока они с улыбкой отвечают друг другу, обсуждая какое-то обычное событие на базе, на вроде того, что взорвали дети на тренировках и рычит ли еще Хэнк на Брюса. А потом наступает тишина. Та самая, неловкая, после которой Беннер бежит в кабинет роняя на пол бумажки и планшет и с каким-то странным страхом смотрит на Чарльза.
И Чарльз тоже смотрит. Брюс успевает увидеть всего секунду тех же эмоций, опасения, а потом профессор уверяет что ничего не случилось, и он так задумал. А задумал ли? А насколько испугался? А насколько испугался сам Брюс?
Чарльз говорит, что не боится его, говорит, что интересуется Халком. И доктор верит, потому что в этих словах нет ни капли лжи. Но только в этот самый момент. А от травм, вызванных этой чертовой комой в три дня, а на деле в сорок дней, так просто не избавляются. Ни Брюсу, ни Чарльзу это не светит. Они взрослые люди, которые бегают от очевидных вещей.

Второй раз случается, когда они оба на кухне общаются с учениками. Брюс о какой-то научной ерунде и теории, он даже не замечает, как грузит детей, а Чарльз просто пришел к холодильнику за водой. Дети слушают, Чарльз ищет бутылку, а в итоге Брюс не прерываясь передает Чарльзу лед, хотя профессор ни сказал и слова, только поднял руку.
«Передай лед, пожалуйста»
«Вечером увидимся»
- Конечно, Чарли, - Брюс даже не осознает, что отвечает в слух. И этого оказывается достаточно, чтобы о них заговорили больше допустимого или нужного.

В третий раз Брюс невыносимо краснеет, подслушивая под порогом кухни разговор двоих девушек. Он толком не знает, кого из них как зовут, но услышанного достаточно чтобы вызвать настоящее смущение, прямо до красных ушей. Они обсуждают его, а потом их - Беннера и Ксавьера.

«Как ты думаешь, между ними все так серьезно?»
«Да они же живут в одних комнатах!» Действительно живут, действительно в одних. Но Брюс Беннер не спит в кровати Чарльза, только потому что есть кушетка и вообще, им обоим постоянно чертовски сильно не хочется спать.

«Брюс, в чем дело?» Брюс возвращается с кухни так ничего и не сказав толком Чарльзу. Просто не может, хотя через пять минут профессор тяжело вздыхает и улыбается. Почти весело, почти невинно.
«Брось, это же дети». И снова он впустил, а Чарльз влился, позволил себе пройти через поток.
Халк внутри не рычит, не бесится, вообще почти не подает признаков жизни, только шумно выдыхает, стоит Чарльзу снова вторгается в глубь.

«Мой». Брюсу стыдно от мыслей альтер-эго, хотя он понимает, что это животный инстинкт, после клетки оба его. Только как это объяснить Ксавьеру так, чтобы не сгореть со стыда?
Четырнадцатого вечером на базе Аляски невыносимо тихо и темно. Брюс бредет по темным коридорам бункера хмуро осмысливая разговор с Хель, и сам не замечает, как сталкивается нос к носу с Чарльзом у порога их общей комнаты. Брюсу все еще неловко, он все время мучается вопросом, не слишком ли навязчив, но профессор называет Беннера зоной его личной ответственности и по-другому не будет. Но что будет тогда?
- Чарли, ты…почему не спишь? – От профессора странно пахнет, и вид у него...измученный, усталый.

Отредактировано Bruce Banner (2018-02-26 01:45:38)

Восемнадцать лет — самая удачная для страданий пора.
Есть необходимые силы и никаких защитных приспособлений.
Уильям Голдинг

Брюс берет стакан в руки и потеряно смотрит в плещущуюся жидкость на дне. Он знает, что Чарльзу сейчас не до разговоров, но новость о похоронах выбивает из Брюса все разумные мысли. Конечно, как он мог забыть? Так спешил на базу, что даже не подумал какая именно сегодня дата. А ведь все из-за разговора Хель. Она не на шутку всполошила все в Брюсе, заставила оглянуться на себя чтобы осознать кем он стал сейчас. Точнее, чем. Клетка Халка проложила мост между человеком и монстром, и он стал таким маленьким, почти символическим, что Брюс отчетливо слышал шаги монстра, стоило тому пройтись по своему краю. Они даже думали иногда в унисон, и это...не очень нравилось Беннеру. Халк изменился. Из дикого монстра он превратился во что-то другое, словно вышел на новый уровень, его мысли стали упорядочение, а речь более правильной и осмысленной. Халк говорил, а не описывал свои эмоции. О нет, конечно он по-прежнему уплывал в реки гнева, и Брюс вместе с ним, но было…что-то не так. И Беннер еще не определился, нравится это ему или нет. То, что великан стал опаснее, кажется знал только Чарльз.

- Да, прости, я помню…помнил, но из-за всего этого совершенно забыл о дате. Я не хотел возвращаться так скоро, чтобы…не мешать, - Кабинет Чарльза Ксавьера это разделительная линия между ними, место спасения Чарли от взглядов Брюса, которые он сам же не может показать. И чувствовать себя здесь как-то неловко, неправильно, словно он нарушает личные границы телепата, и от того становится труднее с ним даже говорить. Сейчас Ксавьер выглядит беззащитным и уже немного пьяным, от чего Брюс не сдерживает внутренней улыбки, пока цедит свою часть пойла по маленькому глотку. Он даже не чувствует вкуса, все мысли очень далеко, в Чарльзе. Брюс бы мог подождать пока профессор напьется, а потом унести на руках в кровать и уложить. И все, неприятный тяжелый вечер забудется в пьяном бреде, и со временем Ксавьер отойдет. А можно поступить как человек и поддержать его, словом или касанием. Брюс так сильно привык к тактильному контакту с профессором в Клетке Халка, что за эти неполные тринадцать дней наконец осознает, что ему не хватает тепла Чарльза. Его рук, обнимающих шею, пока приходилось носить на руках, его тепла тела, когда они лежали в пещере вдвоем под одним одеялом и просто грелись. Всего этого. А теперь они даже руку пожать друг другу не могут, потому что Брюс первым отворачивается. Ему стыдно. Его гложет вина.
И только Халк определился, считает Ксавьера своим. Не просто человеком, а говорит о нем «мой». Почему? Потому что Ксавьер опасен? Потому что настолько необычен? Почему же? Брюс пытается представить борьбу Ксавьера против гиганта, и от одной только увиденной картинки жутко. Ксавьер бы, если и смог, то с ужасающими последствиями, но насколько хватит самого монстра? Ведь с каждым ударом он становится только сильнее.
Нет. Воевать Халк не хотел. Поэтому решил завладеть им? Но ведь он мог не пустить Ксавьера, обрубить все его вмешательство и…что тогда?

Почему он так его хотел? Халк осознавал, что профессор его интересует еще тогда, после первой встречи, словно терпимость Ксавьера в отеле проверялась монстром намеренно.
От этих мыслей должно было быть стыдно, смущать, но Брюс с удивлением понял, что только…волнуется. И это волнение приятно. И вот это, как раз, неправильно.

В мире Брюса Беннера нет ничего его, даже вещей. Потому что даже с Бэтти Росс у Брюса не было чего-то своего, а с Нат даже не успело появиться. Халк и вовсе никогда не цеплялся к чему-то или кому-то, а теперь…вдруг так откровенно заявил Чарльзу о своем собственничестве.
- Когда моя мать умерла, я не смог даже ее толком похоронить. Из-за суматохи с отцом и моей тетей, ее быстро кремировали и развеяли прах над какой-то речкой. Тетя Сьюзен два года говорила мне что мать вернется, и сейчас она больна. Но я знал уже тогда что мне врут, - Брюс знает, что это не лучшая тема для разговора, и нельзя сравнивать смерть родителя в бессознательном возрасте и смерть близкого друга в таком возрасте как у Чарльза. Но…беда в том, что бессознательного возраста у Брюса Беннера, кажется почти не было. Отец мучил его с четырех лет.

- Короче, я так и не смог попрощаться с ней. Не то, чтобы я жалею об этом, это давно прошедшие воспоминания и отработанные чувства, но иногда я думаю, что так было бы неправильно по отношению к ней. Поэтому, Чарли, я горжусь тем, что ты просто смог. Я до сих пор не могу сделать этого так, как следует, - Брюс невесело хмыкает и допивает коньяк. Он приятно обжигает горло, но Брюсу надо куда больше чтобы действительно напиться. Больше чем человеку. Брюс уже не человек. Он даже по тонкой грани ходит с каким-то садистским удовольствием.
- До того, как мы уснули…Я не знал, как справляться с собой. С ним. Со всем миром во мне и миров вокруг него, - Сейчас нельзя говорить о таких вещах, но Брюс поднимает взгляд на Ксавьера полный мрачной решимости и странного, нехорошего огонька. Это и его, и не его одновременно. Просто Брюс чувствует тонкий слой равновесия в эти секунды, он пленкой оседает на кожу и только бы его не скинуть в резких движениях. Ксавьеру бы, наверное, понравилось?
- А сейчас, кажется, понял. Все дело во мне. В наших желаниях с ним. Мне…стало легче, Чарли. Если бы не ты. Знаешь, я знаю, что должен извиниться. Потому что это я виноват в том, что с нами случилось. И только поэтому я боюсь смотреть тебе в глаза. Боюсь, что там ты увидишь меня-его-нас, - Брюс пожимает плечами и медленно тянется рукой к бутылке с коньяком перехватывая пальцы Чарльза. Те самые, которые ломал Шоу в чертовой клетке. Соприкосновение вызывает в Брюсе печальную улыбку, и он мягко отпускает пальцы Чарльза, успевая их сжать в самый последний момент.

Я с тобой.

- Если хочешь, я расскажу тебе что-нибудь из своих приключений во времена учебы. Было много забавных моментов, - Взгляд Беннера на мгновение теплеет, в голове возникают четкие картинки пожара в лаборатории, которые они устроили с местными умниками. Потом какие-то дуратские пьянки и посвящения в особые клубы, в которых Брюс не участвовал сам, но всегда сидел незримой тенью в углу с книжкой на руках. Где-то там мелькает неожиданно борзый паренек, брюнет старше подростка Брюса на пару лет. У него щегольской вид, кожаная куртка и какая-то нецензурщена на черной футболке. Брюс трясет головой как раз в тот самый момент, когда воспоминания приобретают слишком личный характер, когда Брюс заучка почему-то оказывается сверху этого паренька и дальше все смазывает темнота комнаты. Брюс хмыкает. Первая девчонка была чуть позже чем первый парень. Об этом всем Брюс обычно старался не вспоминать, это было слишком давно, но сейчас…почему-то казалось уместным.
То, что все это может видеть Ксавьер, Брюса даже не беспокоило. Он не был смущен, внезапно здесь и сейчас. Уверенности стало только больше.

Я больше не хочу неловкости. Я хочу смотреть тебе в глаза.
А ты…
…хочешь?
В его почти зеленые глаза.

Огонь огнём тушится.
One fire drives out another.
Английские пословицы и поговорки

— Ты не мешаешь, Брюс.
В голове пульсирует на каждый удар сердца, а Брюс водит взглядом по каждой линии тела Чарльза. Цепляется за его взгляд, за его губы, и, кажется, что его слово опадает в черную бездну голода, черного океана сознания, куда Брюс даже боится заглядывать. Чарльз кажется сейчас удивительно свободным, словно из него вырезали кусок опухоли, и его наконец-то отпустило. Или даже не так, сделали глубокий надрез скальпелем и кровь потекла. Брюс совершенно четко видит в своем сознании этот самый тонкий надрез чертовски острым кончиком метала и едва ли сдерживает себя, чтобы не вздрогнуть. Это мучительное чувство удовольствие от возможности обладать этим человеком, заботиться о нем, носить его на руках, касаться его, разговаривать с ним, должно вызывать в Брюсе отвращение, но он…больше так не думает. Наоборот, Брюса невероятно волнуют эти мысли, и теперь они приобрели слишком интимный, откровенный характер, и пора бы уже понять, что это не просто зависимость. Чарльз ему нравится. Нравится не только как человек, но и как мужчина, даже как телепат. Удобно не иметь границ своего сознания и иметь возможность поделиться ими с таким человеком. Который тебя не боится, который тебя чувствует, который…единственный.

От одной только этой мысли Брюса прошибает пот. Он ерзает на ставшем враз неудобном стуле, водит потемневшим взглядом по кабинету Чарльза, совершенно не зная куда себя деть. Даже воспоминания об интимном студенческом прошлом становятся не такими волнительными, сколько собственные неоформленные желания.

Чарльз Ксавьер ему не безразличен.
Чарльз Ксавьер больше не друг.

Чарльз Ксавьер….и не был другом, изначально. Для Халка он был совсем другим, и Брюс не может позволить себе развить все те желания, которые испытывает зеленый монстр. Но они давят на черепную корку, путая сейчас мысли окончательно, заставляя отчего-то тяжело дышать. Это первые предвестники возбуждения, и странно, но нарастающий пульс совсем не напрягает Брюса. Мистер Грин сегодня не придет, он дает возможность человеку разобраться наконец и больше никогда не мешать ему своим стеснением.
Брюс бы хотел прикрыться этим стеснением с ног до головы, потому что от взгляда Ксавьера не уйти. Он его читает как открытую книгу не потому что телепат, а потому что Брюс…не прикрывается.

- Ты меня хочешь, Брюс. Я прав? – А ты? Тебя не пугает что я тебя хочу? В голове тысяча и один вопрос, который множатся как клетки рака, превращаясь в миллионы и миллиарды, но Брюс не может перестать сверлить взглядом Чарльза.
Нет, это не зависимость. Нет, это не поддельная нужда, вырастившая в нем чувства, потому что они сорок дней пробыли в аду. В таких условиях вообще не могут возникнуть те самые чувства, а желать человека после всего что вы пережили…Да нормальные люди бы хотели только век не видится и забыть про существование друг друга. А они наоборот, кажется, только срастаются, превращаясь в какое-то чудное существо из двух сердец, голов и кучи конечностей. И Брюсу не кажется это существо отвратительным, наоборот. Оно привлекает.

Это совершенно другой уровень отношений, не попытка сожительствовать со своим альтер-эго, это настоящий симбиоз. Добровольное раскрытие всех границ для двоих сознаний. Брюсу нравится даже эта мысль. Он бы напрочь поделиться своими знаниями с профессором, научить различать его алгоритмы мыслей Халка, чувствовать его деяния, и…увидеть его нового. Брюс знает, Брюс уже смотрел ему в лицо.

Не об этом ли говорил профессор? Гармоничное целое, которым мы могли бы стать. Брюс даже дошел до уровня частичной трансформации с обоих сторон. Только вот…об этом он тоже никому не рассказывал. Весь ум Беннера направлен на уничтожение, и даже его открытия или изобретения, могут ли они подарить мир Ксавьеру и его школе? Брюс не знал, потому что никогда не планировал будущее. Ни с кем ни разу до этого.
А что если Ксавьер…испугается? Не хочет? Передумает? Что тогда? Опять применить силу? Брюс бы…наверное смог. Или не смог. Это сложный вопрос, потому что теперь в нем противится Халк, а сам доктор Беннер, наверное смог бы, если бы…Чарльз согласился.

Обоги, о чем я вообще думаю?

Брюс слишком глубоко увязает в своих размышлениях, поэтому отталкивает стакан с коньяком и закрывает лицо руками, прячась в маленькой темноте. Темнота успокаивает.
-  Даже если я хочу, что это изменит? Я не просто тебя не стою, я...я не знаю хочешь ли ты. Может тебя это вообще не интересует. Я, разве, могу тебя заставлять? И…разве это честно решать все сегодня? Я….Боже, Чарли, да я вообще не знаю чего именно я от тебя хочу. Может я всего хочу! Я же гребанный собственник. Ты знал? Нет? Теперь знаешь, - Брюс взрывается как вулкан, выжигая горячей волной лавы все на своем пути. Даже здравый смысл и совесть. Взгляд Беннера становится все темнее, опаснее. Зачем было поднимать эту тему? Зачем было говорить так…прямо?
Может быть, я бы попытался ухаживать. Может быть, я бы попытался вести себя как человек. А теперь я не хочу, я просто хочу прикоснуться к тебе.
Брюс тяжело выдыхает, отнимая руки от лица и…тянет ладонь к рукам Чарльза, перегибаясь через весть стол, но совсем не дотрагивается до пальцев Ксавьера, только раскрывает ладонь в приглашающем жесте. Словно хочет дать возможность еще ему убежать, выбрать правильный путь, отказаться, потому что...дальше дороги назад не будет.

Ты мне доверяешь?

Счастье похоже на сказочные дворцы,
двери которых стерегут драконы.
Надобно бороться, чтобы овладеть ими.
Александр Дюма.

Брюс слушает молча, почти никак не реагируя, только…восхищается Чарльзом все больше. Кажется, что сейчас все наоборот, не разум Брюса вскрыт и разложен по полочкам, а именно профессор, с каждым сказанным словом вскрывается, полоска за полоской, вена за веной, и кровь течет густым темным потоком. Брюс даже ощущает, как его обволакивает этим тяжелым воздухом чувств, ощущений, разделенных на двоих.
- Готов ли ты это не просто терпеть? – Чарльз Ксавьер пытается его напугать. Или сам боится? Брюс продолжает слушать телепата следя за каждым его движением, шагом, за тем как рука роняет на стол недопитую бутылку коньяка, как тишину комнаты нарушает легкий шорох от шагов Чарльза, и…его голос, завораживающий, вводящий в настоящую медитацию, будто профессор пытается загипнотизировать Беннера как настоящую ядовитую змею.
Ох, Чарли, разве ты не видишь разницы между желанием обладать тобой и быть с тобой в каждом твоем вдохе? Сложно. Брюс не знает, откуда в нем такая безумная уверенность в том, что ему даже справляться не нужно. Не будет ни трудностей, не переживаний, ничего такого, что свойственно людям в обычных отношениях.
- Ты боишься меня? Или того что я могу дать, Чарли? – Брюс смотрит в эти глаза с таким спокойствием, убежденностью и умиротворением, словно знает прямо сейчас и здесь как лечить старые раны. Но есть столько всего, что он бы и сам хотел сказать. Дать почувствовать. Вбить в эту слишком окаменевшую голову несколько простых истин.
- Но…разве ты не чувствуешь, что ты уже не один? Меня не пугает то, что мой разум тебе открыт. Я открыт тебе, потому что я так хочу. Если ты устанешь – я закроюсь. Потому что у меня есть Халк. Мы…Мы стали другим существом, я…не говорил с тобой об этом. Может быть, ты уже нас видишь, может чувствуешь, но во мне столько мыслей и силы, что мне одному, это будет просто во вред. Я хочу подарить это тебе. Не важно, насколько ты испугаешься, даже если отвергнешь меня-нас нового, я бы хотел предложить свою поддержку. Я…не знаю, Чарли, смог бы ли я уйти на совсем, даже если бы ты отказался, - Брюс усмехается. Конечно не смог бы. Халк внутри даже рычит, отзываясь на мысли доктора. О, он уже зол, он не в терпении, его тревожит волнение человека, и он не понимает его природу. Такого он никогда не испытывал. Потому что это возбуждение, и Брюс никогда им не делился.
Спокойно, парень, мы же решили с тобой что я сам это решу. Я покажу тебе все…что смогу. Но дай мне быть собой. И Халк отступает, уходя куда-то очень глубоко, хоть Брюс и чувствует его взгляд полный ожидания.
- Чарли, я…Не боюсь тебя отпускать на задания, потому что проблема не в стрессах. Я не боюсь делить твою доброту с твоими детьми, потому что то, что есть в тебе, и что я хочу, им никогда и не нужно будет. Разве ты этого не понимаешь? Я здесь не ради того, чтобы отгородить тебя от мира, а мир показать тебе. Ты слишком увяз в своих девяносто, но мир еще куда больше чем ты думаешь. У меня хватит силы, и, если надо будет, ее будет еще больше. Думаешь, твое желание помогать и спасать меня испугает? А ты помнишь, зачем я ездил в Калькутту, в Руанду и в другие страны? Да, я желал, и желаю искупить вину. Да, я так же жажду помогать, не важно кому. Любому, кто в этом действительно нуждается. Меня…не испугает твое стремление жить так. Более того, профессор, я думаю мы с тобой в состоянии научить друг друга видеть мир в другом свете, - На самом деле слов внутри гораздо больше, их так много, что хватило бы на целый океан, но Брюс не будет выплескивать все это на Ксавьера сразу. Пускай по маленькой капле заглянет в сознание, пусть увидит целую бесконечность, пусть ощутит себя защищенным, наконец-то. Брюса эта идея…греет.
- Есть кое-что, что уже принадлежит только мне, и это…гораздо больше всего мира, который я мог бы увидеть раньше. И поверь мне, одного этого достаточно настолько, что я едва ли могу выстоять на ногах, - Признаваться в этом так сложно, никогда Брюс не говорил о таких вещах даже с Бэтти. Все их переживания, чувства, даже эмоции скрашивались одним днем и яркой мыслью выжить после точки перехода. А все, к чему в итоге сводились мысли Брюса обретало горький вкус вины.
Сейчас, здесь, перед глазами Брюса мелькает картинка из Клетки. Безжизненный заплывший взгляд Бэтти Рос, ее растащенная хрупкая шея, и тело, отделенное от головы. Все это лежит сломанной куклой, и Брюс помнит все до малейшей детали.
Испугается он? Нет.
Простит? Да.
Но разве в этой комнате монстр Чарльз Ксавьер? Совсем нет. Никогда нет.
- Чарльз, я…серьезнее некуда. Понимаешь, ты будто хочешь меня испугать, но ты забыл? Я ничего не боюсь. Я хочу быть не просто рядом с тобой, я хочу чтобы ты знал, что я тот, на чью руку ты можешь опереться. Мне плевать, можешь ли ты ходить, что думаешь о своем теле и даже душе. Я приму тебя любым. Я…не умею говорить красивых слов, я не опытен в чувствах, я…даже любить, наверное, умею не как люди, - Брюс чувствует дыхание Чарльза на своей щеке, почти ощущает тепло от его кожи и одно это ощущение сводит сума. Толкает на слишком откровенные мысли, открытые поступки.
Поцелуй получается таким сухим, смазанным, горячим, со вкусом чужой слюны и резким коньяка, но Брюс не может остановиться, сгребает за воротник рубашки профессора и резко, требовательно тянет на себя, сдавливая второй рукой талию, практически принуждая сесть на колени.
Ты едва ли стоишь на ногах, ты в курсе?
В голове Брюса раздается смешок, довольный, немного торжествующий.
Ты же меня провоцировал, да, Чарли? Пугал и провоцировал. Тебе не кажется, что за такое стоит ответить?
Брюс кусается достаточно больно, чтобы отрезвить Ксавьера, дать последнюю возможность убежать, очнуться от этого морока его обволакивающих мыслей и неприкрытого желания. Брюс больше не смущается, не боится показать себя, свои чувства, свой разум, свой взгляд. Но о чувствах не спрашивают. Ими живут.

Снег для тех, у кого в сердце холод.
Горячие сердца живут у моря.
Пол Клермон

В голове Брюса столько вопросов и удивление, желания, чувств, и кажется, что он не сможет с этим справится, не сможет с собой совладать. Чарльз его не отталкивает, он даже отвечает на поцелуи, неуверенно, странно, но не отталкивает, смотря после своими удивительно яркими голубыми глазами. И что теперь делать? Как устоять? Как не сорваться? Значит Чарльз действительно не против, значит он…понимает? А что он чувствует? Брюсу хочется знать все, вплоть до смущающих мыслей, подталкивающих профессора на это приглашение. Чарльз Ксавьер зовет его в спальню. От этого, кажется, даже щеки горят, сердце делает какой-то безумный кульбит, и Брюс отворачивается в сторону прикрывая рукой рот. Горят губы, горят щеки, он весь горит.
Что с ними успело случиться, что они так к друг другу приросли? Ничем другим это Брюс назвать не может. Он просто выбрал этого человека, и теперь не может остановиться готовый разрушать барьеры, готовый выдержать на себе даже чертов кусок земной коры, если потребуется. Но разве это вообще…любовь? Кажется, это что-то похуже, и у Брюса только одно прилагательное для его желания – животное. Это не ему нужно бояться Ксавьера, даже если он монстр…Даже если Брюс знает о его силе, о, он видел, достаточно видел, чтобы осознать, что именно может телепат такой мощности. И Брюсу не просто не страшно, он вообще не ощущает ни единого признака опасности, и даже если бы Чарльза когда-нибудь сорвало, Брюс бы устоял. И за это ему не стыдно.

Но…разве он способен оправдать ожидания Чарльза? А ждет ли Чарльз вообще чего-то? Чувства Брюса - это сложная математическая цепочка с постоянно меняющимися переменными. Этому уравнению нет конца и края, и оно имеет тысячи решений и не единого одновременно. Чарльз Ксавьер разве стоит этого? Разве он не заслуживает нормального тихого счастья с любящим человеком, а не…мучительных чувств с монстром? Брюс не считает себя достойным, Брюс вообще не…Но не может с этим справится. Не хочет.

Даже Халк внутри молчит, пропадая из виду насовсем, полная тишина, делай что хочешь, человек, все в твоих руках.
- Да, конечно, - Он подымается с кресла рывком и забирает чертову бутылку с коньякам, выключает свет и идет в спальню, не зная что именно собирается сделать. Потому что хочется слишком многого.
- Чарли…я…прости, я не умею говорить правильных слов. Я просто хотел тебе дать понять, что я рядом. Я с тобой, - Я твой. Насколько эгоистично звучит эта мысль, и насколько откровенно. Брюса это даже испугало бы месяца пол назад, а сейчас нет, сейчас вообще совсем нет. Бутылка остается одинокой на прикроватном столике. Он находит Ксавьера в темноте спальни просто ощущая его нервное дыхание и…подходит со спины, обнимая за талию.
Я хотел это сделать очень давно. Сейчас не нужно ничего говорить, потому что Брюса напрягает даже собственный голос, он просто вдыхает запах тела Ксавьера и усмехается куда-то ему в затылок. Все предсказуемо, он ниже и задевает кончиком носа полоску волос на шее. Ксавьер как натянутая струна, напряженный, вздрогнувший от чужих прикосновений, и Брюс едва ли сам сдерживает дрожь в собственном теле. Они стоят так несколько минут, просто привыкая к ощущениям чужого тепла, а потом Брюс теряет счет времени. Они раздевается неумело, цепляясь за одежду, прикосновения сухих губ жгут, шипение, потому что Брюс слишком агрессивен и нежность сейчас не то, что он может подарить. Руки везде, касаются горячей кожи, оставляя следы, почти как ожоги, иногда он слишком силен, и сердце скачет, адреналина в крови слишком много, Брюс не щадит ощущения Чарльза, вываливая на него сразу все, что может, и поцелуи, и прикосновения, и откровенные ласки, от которых у Ксавьера дрожат руки, а всхлипы раздаются все чаще. Он никогда не был с мужчиной, наверное, это странно, но и Брюс никогда в таком возрасте не думал что захочет…такого. Игры в подростковом прошлом не считаются, он не уверен, что даже осознавал что и с кем делает, а здесь и сейчас важен каждый шаг. Только этот человек, только его голос, только его вдохи. Брюс старается постоянно смотреть Чарльзу в глаза, замечая каждую эмоцию, вздрагивает на каждом судорожном вдохе. Он одновременно осторожен и груб и Чарльзу, кажется, это нравится.

Дыши, Чарли, просто дыши. И они дышат, задыхаются от стонов, горят, нервно вздрагивая.

- Брюс, подожди, подожди, я не…
- Я знаю, Чарли. Просто расслабься. Это просто мои руки и ничего больше, - И одного этого уже хватает больше, чем настоящий секс. Брюс наконец-то знает какие на вкус стоны Чарлза, какие взгляды он умеет кидать на тебя во время пика, и почему…почему тело почти не слушается.

На этой чертовой койке невозможно поместиться вдвоем, но Брюс лежит на спине ощущая вес тела Ксавьера, его еще тяжелое и нервное дыхание и не может перестать улыбаться. В темноте горячие пальцы Чарльза находят его губы и…
- Ты улыбаешься? Я не слышал, что ты ду…- Ксавьер осекается. Наверное, это получается непроизвольно, он захотел узнать что в голове Брюса, стоило ему провалиться в спасительный умиротворенный покой.
- Все в порядке. Я просто настолько расслаблен, что…Я лучше покажу, - У Беннера ладонь куда больше Ксавьера, а еще они мокрые и им просто необходимо в душ, но Брюс продолжает улыбаться и кладет пальцы Чарльза себе на грудь. Всего какая-то секунда и они «проваливаются» в бескрайний океан, серое-зеленое небо в темно-фиолетовых тучах и Брюс. Он колышется прямо на волнах, в маленькой лодке, лежа на самом дне.

- Не бойся, это просто поток моих воспоминаний и знаний. На самом деле я разбил свою личность, чувства и прочее на сектора, и…это что-то вроде лимбо, где я могу спокойно поразмышлять. Ты можешь приходить сюда даже без меня, как бы дико это не звучало, - Брюс улыбается и...вокруг, в бесконечность ни единого голоса, ни единой мысли мира, вообще ничего. Ти-ши-на. Словно Ксавьер на несколько минут оказался под барьером Халка, только он здесь и сейчас полностью принадлежит себе.
Брюс с интересом смотрит на любовника, закусив губу, вот сейчас он чувствует себя неуверенно, единственный кто действительно беспомощен в этом мирке бесконечного моря только он сам.

Отредактировано Bruce Banner (2018-03-13 18:09:26)