Гастон, на которого удар об землю и холодный душ из воды и грязи, похоже, произвели куда больший эффект, чем все проповеди мира, в ответ пробурчал что-то малоразборчивое и даже мотнул головой. Но судьба не привела служителю высших сил принять его покаяние: ровно в этот момент на него сзади набросились целых двое стражников и повисли на руках, как собаки - на боках загнанного оленя. Ни конские копыта, ни опасность получить удар обухом в лицо (все втайне надеялись, что брат Нафанаил, как служитель церкви, не опустится до душегубства) не останавливали их, когда нужно было выполнить приказ и скрутить одного пьяницу и одного монаха.
Вольфганг, вращавший тяжелую алебарду, словно ребенок - отломанный от плетня прут, заметив опасность, подстерегающую товарища, издал предостерегающий клич. Но мгновенное отвлеченье внимания стоило ему самому свободы: нырнув под острие его оружия, сперва один из телохранителей управляющего перехватил ее древко, а потом и другой - и, не успел кузнец оглянуться, на нем висела уже целая свора. Гигант вспыхнул, побагровел то ли от ярости, то ли от натуги, удерживая их на себе - а затем одним могучим движением сбросил противников на землю.
Брат Нафанаил тоже не терял времени даром. Как показала практика, клобук не настолько давно и недостаточно плотно сидел на выбритой макушке белокурого висельника: выронив тело товарища и с очевидном трудом распрямляясь, он вздохнул так, будто сам Господь бог в этот миг разрешил его от монашеского обета. Затем, возведя очи горе, и громко принявшись читать молитву на латыни - некоторые свидетели утверждали потом, что это была Salve Regina - он развернулся, не силой, как товарищ, но ловкостью избавляясь от противников и орудуя древком топора с легкостью, восхитившей бы лучших дровосеков и мастеров фехтования.

... К несчастью для кузнеца, рядом с местом, где он стоял, была огромная лужа. Противники, усилием сброшенные им с могучих плеч, падали прямо в нее, затем вскакивали, мокрые, словно крысы, и с яростью, удесятеренной омовением в вонючей жиже и конском навозе, кидались на богатыря. В мгновенье ока земля под ним сделалась скользкой - и после нескольких схваток великан вместе со всеми рухнул в этот зловонный омут, чтобы уже не подняться: стража навалилась на него сверху.

Заступничество Девы Марии также принесло воинствующему писцу только временный успех: кому-то из врагов удалось ухватить его за подол рясы, и, высоко задрав ее, безо всякого почтения к сану, накинуть на голову, лишив героя зрения и способности к обороне. Напоследок выкрикнув "...nobis post hoc exsilium ostende!", он, сбитый с ног, рухнул на землю, под радостные крики судейского.

Отважная путешественница и Менестрель остались практически одни.
Но в эту минуту свершилось то, чего ждали, наверное, все немногие читатели этой сказки - и то, что пришлось совсем не по нраву немногим зрителям неожиданного поединка: Гастон, выпутавшись из веревок, поднялся, наконец на ноги, налитыми кровью глазами озирая побоище.

Зрелище было печальным.
Слева рычащая стража с трудом, но вязала рыжеволосого кузнеца, оглушенного падением и периодически окунаемого головой в лужу; справа улюлюканье сопровождало такой же процесс, производимый над братом Нафанаилом, нижнее белье коего сверкало сейчас всем добрым людям, словно белый флаг поражения. Оставшиеся без дела стражники, науськиваемые помощником шерифа, и видящие перед собой только девчонку с коротким клинком, да коня, сплотились и принялись медленно наступать на путешественницу, ощетинившись всем возможным оружием.
Над этим всем с кривой усмешкой наблюдал графский управляющий.

Мгновенно оценив обстановку, Гастон ухватился за стремя. Менестрель, обычно с трудом переносившие чужое вмешательство, в этот раз не пытался даже лягнуть или укусить наглеца. Хлопнув по бедру юную всадницу, он указал на их главного противника.
- Давай.
Посчитав, что этих объяснений достаточно, и подхватив в грязи оброненную кем-то дубину, Охотник двумя прыжками очутился возле монаха - и, как кабан, клыками-кинжалами разбрасывая вокруг себя нависших гончих.
Почуяв свободу, брат Нафанаил завопил - и этот крик, словно зов свободы, вселил новые силы в руки и спину Вольфганга.
[AVA]http://image.ibb.co/mHBPyS/1.png[/AVA]
[NIC]huntsman[/NIC]
[STA]shoot don't talk[/STA]

Неожиданные и стремительные изменения, произошедшие на поле боя, внесли смятение в ряды противника. Понятно, что дюжим парням, зарабатывавшим на хлеб охотой за другими искателями наживы, и вспарываньем глоток, на которое им укажет их нынешний наниматель (причем среди этих глоток вполне могла оказаться и одна две, принадлежащие нанимателям вчерашним) было не так много дела до того, останется ли в живых графский любимец. Но слова юной воительницы поразили самое уязвимое место в их сердце напоминанием об обещанных деньгах,- а потому сражение, бушевавшее с яростью южного шторма, мгновенно увяло, как утихает рябь на воде, поднятая легким зефиром.
Правда, некоторые из них, не столько ради победы, сколько для собственной безопасности продолжали удерживать недавних противников. Словно надеясь, что какие-то силы вдруг переломят ход боя так же, как они только что сделали это, подручные управляющего медлили, замерев, так, будто намеревались построить ставшие популярными много позднее "живые картины" - батальные, разумеется.
Однако, в намеренье троицы не входило дожидаться, пока немногие зрители налюбуются произведениями этого еще неоткрытого искусства. Вольфганг, отфыркиваясь и тряся бородой, последним мощным движением сбросил с себя противников и вновь ухватился за алебарду; брат Нафанаил сорвал с головы задранный подол, вернув себе драгоценное зрение и попранную было честь. Даже Гастон, успевший к этой минуте уже вступить в бой и пропустить пару хороших ударов по физиономии, яростно оттолкнул от себя наседавших врагов и сплюнул под ноги кровь, пополам со скрипящим на зубах песком.

Наступил тот момент, когда обе противоборствующих стороны с замиранием ждут, продолжить ли потасовку, или расстаться почти что друзьями.

Если бы в этот момент графский управляющий, или даже помощник шерифа подал голос, дела отважных спасителей обернулись бы туго: навряд ли у юной девы, едва ли когда-нибудь резавшей глотку у куриц или цыплят, достало бы воли пустить в ход оружие против собрата по вере. Но, на их счастье, горе-воевода не ожидал подобной угрозы и не успел это сообразить - а в следующее мгновенье Вольфганг уже рассмеялся, и хлопнул по плечу ближайшего из недавно лупивших его наемников.
- А ты хорош!
Тот, слегка ошалев, не нашел ничего другого, как ответить тем же.
- Да и ты... Слушай-ка, а не хочешь пойти к нам в отряд? По два золотых в год, стол и кольчуга. По нашим местам, гляди, неплохая оплата.
- Да я...

Брат Нафанаил, видя такой расклад, тоже опустил свое оружие. Правда, обниматься с наемниками сей книжник не торопился, помятуя, как видно, о том, кто явился причиной драки. Все же он снизошел до того, чтобы потрепать по плечу двоих-троих наиболее пострадавших от его ловкости - а затем, подойдя к Гастону, протянул тому руку, помогая выбраться из грязи.
Вместе они, и поспешно примкнувший кузнец, очень скоро сошлись в стратегически важном месте боя, а именно - подле отважной воительницы, все еще держащей нож на горле их главного обидчика.

- Дивное дело! Смотрел бы и смотрел,- проговорил рыжеволосый, который, кроме как размахивать молотом над наковальней, был не дурак поорать Gesang про Wein und Weib* на молодецкой сходке, а потому кое-что смыслил в красоте и ее восхвалениях. Брат Нафанаил лучезарно улыбнулся в ответ.
- ...Вот голова Олоферна, вождя Ассирийского войска, и вот занавес его, за которым он лежал от опьянения, — и Господь поразил его рукою женщины,- процитировал он Священное Писание, опираясь рукой о плечо товарища и принимая эффектную позу.
[AVA]http://image.ibb.co/mHBPyS/1.png[/AVA]
[NIC]huntsman[/NIC]

* Wein, Weib und Gesang (вино, бабы и песни) - три вещи, без любви к которым, согласно немецкой поговорке, мужчина до конца жизни остается дураком.
[STA]shoot don't talk[/STA]

... Троица встретила триумфаторшу с торжеством, достойным Шарлеманя: рыжеволосый воинственно потряс в воздухе захваченной алебардой, спасенный монах изобразил более галантное и даже несколько жеманное похлопыванье ладонями. Даже Гастон, которому судьба сегодня улыбалась так же нежно, как знаменитая ведьма из сказки про домик-пряник, издал одобрительное хмыканье.
Впрочем, последнее слово осталось все-таки не за ним.

Брат Нафанаил, почувствовав, что припустивший дождь и холодный ветер получили слишком свободный доступ к его бренной плоти через прореху, образовавшуюся с тыльной стороны, мстительно поджал губы. К тому же уже помянутое белье, наличие коего у монаха само по себе было грехом, слишком уж откровенно обрисовывало все срамные подробности его телосложения, так что беглый брат, спасенный руками верных друзей и божьим провиденьем наставленный на истинный путь, решился, как видно, не смущать добрый люд.
- А ну-ка, милый, поди сюда,- обратился он к помощнику шерифа, который, видя, что гроза миновала, появился из-под помоста, где он все-таки умудрился поместиться во время боя вместе с плотником. Они были почти одного роста, и, хотя сытная жизнь сказалась на судейском, а любвеобильный монах был истощен трудами во славу божью (звали ли этого бога Христом или Эротом), походили друг на друга сложением.
Помощник шерифа бросил на графского посланца взгляд затравленного оленя,- но тот, то ли сочтя, что тот виноват в неисполнении казни, то ли решив, что принести в жертву другого лучше, чем стать ею самому, демонстративно и с презрением отвернулся.
Делать было нечего.

Брат Нафанаил не раздумывал долго: смерив ладонью свою и его макушки и, обозрев со всех сторон крепкие башками, чулки, штаны и теплую мантию, он приказал:
- Раздевайся.
Бедняга судейский вытаращил глаза и уже открыл было рот, намереваясь издать вопль, подходящий к подобному случаю - но нехороший взгляд, брошенный исподлобья охотником, и алебарда, легко переброшенная из руки в руку Вольфгангом, настроили его на миролюбимый лад.

Весьма скоро картина на площади преобразилась: судейский дрожал под дождем, оставшись почти в чем мать родила, а монах натянул на свои длинные ноги все, что могло помочь от превратностей долгой дороги, и одобрительно топнул башмаком.
- Я готов,- возвестил он.

Кузнец удивленно приподнял бровь: они еще ни словом не обмолвились о том, что приятелю вместе с ними предстоит долгий путь; видя его растерянную физиономию, спасенный заливисто рассмеялся.
- Ты же не думаешь, что я вернусь в монастырь после всего что случилось, мой старый друг? К полудню наш упитанный друг будет в замке, а еще через пару часов сюда примчится уже не отряд этих болванов, а граф со своей свитой. Стены обители, конечно же, выдержат и долговременную осаду, но сомневаюсь, чтоб брат эконом и отец настоятель пошли на такие издержки ради недостойного раба божьего,- он ухмыльнулся лукаво, подкручивая щегольские усы, шедшие несколько вразрез с его сутаной, и изрядно пострадавший от грязи.
- То есть ты нынче свободная птичка и готов отправиться на все четыре стороны?- приподнял бровь Гастон, и трудно было разобрать, чего более было на его небритой физиономии, иронии или довольства.- У нас тут как раз намечается небольшое дело.
- Тогда поторопимся!- с неподдельным энтузиазмом воскликнул блондин.
- Вот эта юная дева желает попасть в Замок,- с какой-то зловещей усмешкой договорил охотник.
- Тогда не будем торопиться,- глаза блондина округлились. Он посмотрел на Белль с явным сомнением: неужто бедняжка сбежала из приюта для умалишенных? А ведь она уже начала ему нравиться.
Решив выяснить все из первых уст, он приблизился к нанимательнице.
- О прекрасная спасительница, правду ли рассказали мои товарищи? Не могу поверить, что ты решила покончить со своей жизнью в расцвете юности и красоты!
[AVA]http://image.ibb.co/mHBPyS/1.png[/AVA]
[NIC]huntsman[/NIC]
[STA]shoot don't talk[/STA]

В этом месте Гастон, подобно рыжеволосому, до этого лишь усмехавшийся в бороду, решил принять участие в беседе: по какой-то неведомой причине слово этого пропойцы имело для товарищей большой вес.
- Давай-ка заканчивай языком чесать,- поморщился он неодобрительно, видя, что разлетевшийся красавчик уже и думать забыл о недавней угрозе жизни, и об обольщенной девице, а мыслит, похоже, только о мягком сене где-нибудь в сарайчике неподалеку. Да еще, желательно, с новой подругой. Вон глазки-то как замаслились, ни дать, ни взять, сырная голова.
Бросив взгляд на виселицу, словно брошенная невеста, стоявшую на площади, он добавил:
- Веревку на память взять не забудь.

Взгляд, брошенный в ответ на это предложение братом Нафанаилом, мог бы поджечь фитиль у спиртовой лампы. Однако Гастон, хоть и был по самые уши пропитан этим благородным напитком, не только не вспыхнул, но даже не моргнул. Больше того: вытащив нож, он одним взмахом отхватил изрядный кусок от без того изуродованной рясы белокурого брата и принялся вытирать им покрытое грязью лицо.
На несостоявшегося висельника жаль было смотреть. Пускай дорога его благочестия и вела по узким тропкам, кустам и канавам, иногда заворачивая в спальни прихожанок, публичные дома и прочие места, которые не предусмотрены были монастырским уставом - но, в конце концов, разве не на то он стал пастырем, чтобы блюсти своих овец, и разве для того делался им, чтобы бессовестный пьяница ругался таким вот манером над монашеской ризой? Ведь одеянье монаха есть не просто ткань, прикрывающая его плоть, она - ежечасное (и подчас очень колючее) напоминание о непрестанном посте, поклонении и смирении, особенно в часы жаркого полдня, когда грубая ткань так натирает все выступающие места, что хочется первого встречного удавить, ровно надоевшего слепня. Она ему и подстилка, и одеяло, и укрывалище от погодных стихий, и верига, и латы - а этот...

В общем, брат Нафанаил был донельзя расстроен, когда охотник своим огромным ножом отхватил лучшую часть его одеяния. Примерно так же, надо сказать, был расстроен и графский управляющий, вызнав, что некий клинок нещадно вспорол покрывало невинности, сохраняемое его дочерью для будущего супруга; будь то дворянчик, какой ни на есть худой, но с гербом, почтенный господин знал, как поправить дело. Но монах...
Одним словом, как очевидно читателю, кара настигла охальника по заслугам.
Осмыслив все это, а также смекнув, что именно Гастон сотоварищи спасли его от неминуемой смерти, брат Нафанаил решил не сокрушаться о бесславном конце своего одеяния. Правда, избавляться от того он не стал, накинув на плечи вместо плаща - а спустя недолгое время уже совершенно забыл о попорченной вещи, вышагивая по скользкой от грязи дороге рядом с приятелями.

... К их общему счастью дождь скоро перестал, а еще через некоторое время, когда злым духам и ведьмам, непременно проживающем в этом лесу, надоело куражиться и глумиться над добрыми христианами, выглянуло благодатное солнце.
Дорогу, по которой лежал теперь путь компании, которую вполне уже можно было назвать отрядом, вооруженным двумя алебардами, парой кинжалов, плотницким топором и одним мечом, отобранным у какого-то стражника,- дорогу эту, повторяем мы, в лучах бледного солнца невозможно было узнать. Выпорхнули из гнезд и защебетали птицы; листья сверкали, словно какая-то добрая фея к каждому из них, в награду за стойкость, привязала звонкий серебряный колокольчик. Даже грязь, в которую конские ноги погружались по самые бабки, а сапоги путников - до середины икры, сверкала, будто была обсыпана пылью из крылышек фей.
Немудрено, что все: конь и люди - воспряли духом, и даже затянули на удивление стройным хором какую-то песенку; заводил, как обычно, монах, а многодетный отец, сиречь Вольфганг, уже полюбивший нанимательницу, словно родную дочь и неустанно пекшийся о ее нежных ушах, громко кашлял в самых неприличных местах, вынуждая товарищей повторять их снова и снова.
Даже Гастон, которому медведь не просто наступил на ухо, а еще и изрядно потоптался на нем, нет-нет да и выводил хриплым голосом пару рулад.

[AVA]http://image.ibb.co/mHBPyS/1.png[/AVA]
[NIC]huntsman[/NIC]
[STA]shoot don't talk[/STA]

Вопрос бывшего служителя божия в точности копировал фразу Гастона, произнесенную одновременно; разумеется, если говорить только о мысли, заложенной в нем, не касаясь витиеватого изложения. Отчасти, впрочем, эта разница объяснялась тем, что брат Нафанаил был человеком весьма образованным, и к лесу с его дарами, имевшим весьма косвенное отношение - в то время как его друг едва смог бы выложить из камешков с буквами свое имя, а вот глухую чащобу со всеми ее обитателями знал лучше Отченаша, и пришельцев на вверенной ему территории не терпел.
Поэтому именно он принял на себя миссию открытия переговоров: перехватив топор, там чтобы неказистое, однако верное оружие ладнее лежало в руке, он направился к незнакомцу (или же незнакомке), и, подойдя, безо всякого стеснения потыкал того обухом в плечо.
Ничего.
Сидящий на земле человек не пошевелился.
Гастон повторил свой маневр - и опять ничего.
Озадаченные путешественники, следом за товарищем приблизившиеся к странной фигуре, переглянулись.

- Он вообще живой?- первым подал голос Вольфганг.
- Да вроде дышит,- охотник, пристально рассматривавший неизвестного, хмыкнул. Ремесло не раз и не два заставляло его иметь дело с хитрым зверьем, притворявшимся мертвым, и чутье еще ни разу не подвело.
- Надо бы окропить его святой водой,- предложил брат Нафанаил, по привычке, выработанной в монастыре, осеняя себя крестным знамением. Затем добавил, с истинно христианским смирением добавил.- Если нечистый, сразу же тут и прикончим.
- Ишь ты, развоевался в своей бабьей юбке!- вступился за незнакомца рыжеволосый.- Чуть что, сразу прикончим. Надо сперва посмотреть, удостовериться... можно колом его ткнуть, тогда и увидим.
- Дурак! Если колом ткнуть, любой окочурится!- белокурый воин возвел очи горе, как видно, поражаясь недогадливости товарища.- Даже я, хотя я - человек божий, и нечистой силе служить не могу.
- Так это смотря, куда тыкнуть,- с ухмылкой заметил Гастон, которому явно нравилось поддевать товарища, чей пылкий нрав и манеры, слишком утонченные для писца в провинциальной обители, делал его легкой мишенью для грубых шуток.
Брат Нафанаил вспыхнул. Но, вовремя сдержавшись, как и положено поборнику добродетели, усмирил гнев, который, как известно, является одним из семи смертных грехов, и гордо умолк.

Между тем Гастон, пристально следивший за новым лицом, и очевидно, что-то задумавший, снова зашел тому за спину. Затем, сделав своим спутникам знак молчать, и ничем не выказывать впечатлений от происходящего, снял топор с плеча. Поплевав на лезвие, он бросил смеющийся взгляд на товарищей, и замахнувшись, нанес удар...

... вернее, пробовал нанести. Звук скрежещущей стали заставил всех свидетелей сморщиться - а из дешевой и рыхлой стали полотнища в траву посыпался целый сноп искр.
Неизвестный, мгновенье назад восседавший на обочине с неподвижностью, которой мог бы позавидовать замшелый камень, стоял перед охотником, отводя его топор тонким сверкающим лезвием, бог знает откуда появившимся в его руке.

- Ох ты ж, святая Богородица!- то ли восхитился, то ли встревожился Вольфганг. Его белокурый спутник ничего не ответил, стоя в боевой позе, и направив в сторону атаковавшего лезвие меча и кинжала. Столь стремительное преображение из агнца божьего в матерого волка, отправившего повидаться со Святым Петром не одного противника, могло бы удивить бы случайного прохожего ничуть не меньше явлению гостя из дальних стран. Откровенно признаться, он и сам немало был изумлен, откуда взялись эти навыки - но, не позволяя чувствам ослабить свой дух, рявкнул, заставив стайку птиц с криками выпорхнуть из кустов:
- Если хоть один волос упадет с его головы, ты покойник!
Этот крик возымел действие не только на пернатых друзей, которые, перепугавшись, выдали дружный залп из всех орудий; правда, попал он отнюдь не в незнакомца, а прямехонько на куртку Гастона, и без того претерпевшую множество лишений нынешним утром.
Взор охотника на мгновение обратился к другу, просияв благодарностью - и тут же вернулся к противнику.
[AVA]http://image.ibb.co/mHBPyS/1.png[/AVA]
[NIC]huntsman[/NIC]
[STA]shoot don't talk[/STA]

Гастон, слушавший эти возвышенные беседы, не покладая топора и не спуская глаз с чужеземца, решил, что пора вернуться к сути.
- Места как места,- проговорил он, убедившись, что незнакомец опустил оружие, и затыкая за пояс топор.- Глухомань, где и своих не особо-то любят. А уж чужих...
- Люди разные,- покачал рыжей головой Вольфганг.- Грести всех под один гребень - дурное дело, да и неправильное. Давно ли ты, я, да и все мы, были здесь чужаками?
- Не скажи!- недавний висельник, похоже, еще ощущал на своей шее нежные объятия петли, а потому рад был случаю в очередной раз посетовать на судьбу.- Жуткий город: девок нет, в карты никто не играет. Недавно случайным образом позаимствовал в местном трактире ложку, которую хозяева ошибочно почитали исполненной из серебра; думал, хватятся. Как бы не так! Не успел я, грешный, принести покаяние за свою невнимательность и небрежность, как уже посчитали, что ее вообще не было!
Незнакомец качнул головой.
- Недостойно воина опускаться до воровства. Помыслы его должны быть обращены к возвышенному.
- Вот и я о том!- радостно подхватил монах.- Стоило мне самым благородным и возвышенным образом посвятить себя служенью прекрасной даме - назвать не буду, но всем она известна - как меня самым варварским образом едва не вздернули на первом суку!
- Ты болтлив,- посетовал чужеземный воин с прямотой, которая сделала бы ему честь, будь он героем недавно обретшего популярность рыцарского романа, но наверняка не раз навлекавшей на черноволосую голову гнев сильных мира. Темные глаза по очереди блеснули на каждого из собравшихся.
- А ты - слишком добр,- следующим, кого он одарил свой милостью, был Вольфганг.- А ты слишком самоуверен,- Гастон, поняв к чему все идет, грозно насупился, но это не спасло его от емкой и, судя по всему, меткой характеристики незнакомца.- Что до тебя,- лукавая улыбка была адресована деве,- то сердце мужское - потемки, но даже оно бело, словно снег, по сравнению с женским сердцем.
- Ишь ты!- восхитился рыжебородый. Брат Нафанаил только хмыкнул, обиженный характиристикой, выписанной гостем, а заодно силясь запомнить красивую фразу, которая, без сомнения, будет иметь успех у местных красоток.
- Да, ловко ввернул, что ничего не понял,- снисходительно согласился он.- А ты сам-то кто будешь, умник?

Иноземец легко улыбнулся, а затем отвесил короткий поклон.
- Я буду тот, кто присоединится к вашей компании. Раз уж она собрала столь непохожих людей.
[AVA]http://image.ibb.co/mHBPyS/1.png[/AVA]
[NIC]huntsman[/NIC]
[STA]shoot don't talk[/STA]

Вместо ответа незнакомец вложил оружие в ножны и в мгновение ока скатал небольшой коврик, на котором, как оказалось, сидел, погруженный в свои медитации. Перекинул его через плечо, перехватывая тонкой и длинной веревкой, чтоб не терялся, и отвесил всем быстрый поясной поклон.
- Я, Хёдзо Тасиро, готов следовать за вами до края земли. Веди, дева-воительница.

Эта речь произвела на собравшихся впечатление: в первую голову своей краткостью, и безусловной готовностью незнакомца, едва заслышав об опасности, не прихватить свои пожитки, и сбежать подальше, сверкая пятками, а идти прямо в горнило.
Впрочем, брат Нафанаил обратил внимание не только на это.
- Тасиро,- фыркнул он в кулак, отворачиваясь и маскируя смешок подкручиванием своих тоненьких усиков.- Повезло ж парню, родители молодцы.
Быстрый взгляд темных глаз показал, что ирония, просквозившая в его словах, не укрылась от нового спутника. Похоже, по благословенным землям, где обретались путешественники, он путешествовал довольно давно.
- Что ты спросил?- невозмутимый тон, каким было это сказано, восхитил Гастона. Еще более восхитил бы его жест, которым маленький чужеземец выдвинул из ножен свое оружие, не меняя положения тела (рука на клинке, большой палец снизу давит на округлую круглую гарду, и - на тебе, длинный нож уже готов, надо только перехватить свободной рукой), если бы жест этот не означал, что беспутный монах из рук палача попадет прямехонько к профессиональному киллеру.
Ласковым движением, каким медведь кладет лапу на плечо лесника, задумавшего полакомиться диким медом, а то и по пьянке наведаться в берлогу, он положил руку на плечо отчаянного знакомца.
- Товарищ мой восхитился твоим именем, непривычным для наших стран,- проговорил он, слегка налегая на руку гостя, уже готовую выхватить оружие.- Брат Нафанаил - монастырский писарь и человек подлинной учености, но даже ему не доводилось слыхивать такого диковинного прозвания. Верно я говорю?- на сей раз мягкий голос походил на звериный рык, или на те команды, какие отдает капитан ландскнехтов своим подчиненным, застав их едва одетыми после бурной ночи.
Брат Нафанаил закивал. Рыжеволосый, не совсем понявший, из-за чего весь сыр-бор, на всякий случай присоединился к товарищу. Удовлетворенный Гастон вновь обратился к пришельцу.
- Раз ты вызвался сам идти с нами, негоже начинать доброе товарищество с драки. Иногда можно,- подумав, поправился он.- Но не всегда. Собирай свои вещи, и пошли.
- В другое время я отрубил бы тебе руку за столь непочтительное прикосновение,- с откровенностью, заставившую приятелей открыть рты, ответствовал маленький вояка.- Но в твоей стране даже самые благородные воины не почитают тело как храм, и я многожды раз видел, как они ведут себя неподобающим образом, вешаясь друг на друга, как девки в порту. Поэтому я прощаю тебя, и готов следовать за тобой, живым или мертвым.
С этими словами он кивнул и, выйдя на дорогу, сделал несколько шагов, шлепая по грязи странными досочками на двух лентах, по-видимому, заменявшими ему сапоги.
Приятели снова переглянулись.
- И это все твои пожитки?- изумился рыжебородый, поняв, что у незнакомца не припрятано ни коня, ни повозки, и что все собственное имущество, одеяло да меч с парным кинжалом, он сейчас волочет на себе.- Нет-нет-нет. Ты, как сам говоришь, благородный воин, да еще притащился издалека. Где твоя свита, сундук с серебром, или, на худой конец, твоя лошадь.
- Моя страна не так велика, и самые благородные люди не гнушаются там ходить пешком, в знак смирения перед богами,- возразил черноволосый.- Деньги свои я давно раздал нищим, а лошади у меня нет. Ее нужно кормить,- он пожал плечами, очевидно, искренне недоумевая от подобных расспросов.
Тройка товарищей переглянулась в третий раз - а потом, как по команде, уставилась на Белль, словно ожидая ее решения: следовать ли за отчаянным незнакомцем, или быстренько смыться  в ближайшие кусты.
[AVA]http://image.ibb.co/mHBPyS/1.png[/AVA]
[NIC]huntsman[/NIC]
[STA]shoot don't talk[/STA]