Всё началось два дня назад, когда Баки прибыл в Нью-Йорк и увидел его, ужасное здание Макдональдса, в который они с кэпом ходили, когда тот ещё был нихрена не Макдональдсом, а отличным кинотеатром. Это было, конечно же, больше семидесяти лет назад, но то, во что эволюционировал город, очень пугало, и временами Барнс не был уверен, что готов вообще с этим мириться. Глубоко зарытый внутри протестант подначивал заложить в подвале здания взрывчатку и ночью, когда здесь не будет ни посетителей, ни персонала, хорошенько жмакнуть на красную кнопку пульта.

Именно такие фантазии посещали Барнса в первый день пребывания в этом баре, именно такими мыслями он отмахивался от настоящей проблемы и от того, от чего он по-настоящему здесь спрятался. Он и сейчас гнал от себя мысли о Тони, старомодно считая, что всё, что от лукавого, можно изгнать спиртом, а всё паршивое внутри себя можно убить им же, употребляя водку внутрь, а потому продолжал качественно надираться, опрокидывая ещё одну стопку залом и при этом даже не морщась.

Тарелки маринованных корнишонов в качестве закуски Барнсу хватало с обеда, и ещё половина осталась, потому он не спешил, откусывая по кусочку, а вокруг него почти плотным облаком стоял запах спирта, не облагороженный вообще ничем, даже духами или гелем для бритья, например, к слову, брился Джеймс тоже давненько и щетина внушительной длины даже начинала уж слишком колоться.

Следовало признать, началось всё пять дней назад, с того самого памятного разговора, когда Барнс понял, что отказать Старку он не сможет, а, значит, надо наконец-то собрать в кучку собственные монатки в одном месте, а ещё привить себе какое-никакое а постоянство в плане местонахождения, потому что переезжать с квартиры на квартиру, в дома, в мотели, отели, играя роль бесконечного бомжа больше не получится. Да и устал он от этого.

А всё равно - было страшно.

Но вот когда на кресло рядом с ним плюхнулась блондинка с до жути знакомым голосом, Джеймс понял, что хреново он до этого, в общем-то, со страхом был знаком, вот он, страх, познакомься, и глаза у него красивые, голубые, улыбка очаровательная, а ещё страх, похоже, тоже бухает, жизнь у него несладкая очевидно. А ещё Баки ему-ей почему-то должен... Его челюсть почти предощутила качественный хук левой, но его почему-то не произошло, и Джеймс замер в удивлении, глядя на Бобби.

- Вздрючили? - вежливо интересуется Барнс, натягивая пониже кепку, от обращения "Баки" ему бы на месте подпрыгнуть, хорошенечко так - уж слишком палевно, но Джеймс только прикладывает к губам палец, шепча "тсс" очень тщательно, так, чтобы Бобби услышала. Его уникальная кличка тут и вообще везде под запретом, пусть бы звала его Робертом, Хулио или даже Петруччо, но никак, мать вашу, не Баки. - Ну, конечно, вздрючили, но выглядишь ты всё равно ничего так. Бухаешь зря, это никому на пользу не идёт, и вообще фу, мерзко, - Джеймс поднимает стопку, кивая бармену - всё так, всё правда, следующая за его счёт, и ещё десяток. - Ну, ухнем, - опрокидывает ещё одну стопку - синхронно с Бобби, и занюхивает огурцом. В связи с появлением компании пьянеть ему надо в ещё более экстренном порядке, а потому закуска отменяется совсем. - Ах, хороша! Я тут это, у меня, считай, отпуск, по секрету скажу, безработным быть очень круто, только ворованные кредитки блокируют со временем, но не беда. А ты как? Кроме того, что, - Джеймс морщится, понимающе кивает пару раз, - ну, вздрючили.

- Ты пинаешься! - удивлённо замечает Барнс, потирая ушибленную ногу и тараща глаза на Морс.
Надо сказать, он действительно обескуражен, будто вот такие вот благонадёжные люди, светловолосые, голубоглазые, работающие во имя добра и справедливости, могли настолько бесславно отпиздошить его многострадальную щиколотку.

Бобби вообще была явно недовольна происходящим, сдавать его и вызывать подмогу не собиралась, но вот отыграться на нём и кошельке за счёт поглощенной водки так точно. Впрочем, отыгрываться особо было не на чем. Барнс пьян не встельку (хотя пытался), но за проведённое в баре время довёл себя до определённой кондиции здорового похуизма, когда самым неприятным кажется пинок по ноге, ну и когда Барбара орёт на весь бар имя "Баки". В Нью-Йорке так нынче действительно мало кого зовут, и Джеймсу немного страшно, что его узнают, снова надо будет убегать, что-то придумывать, снимать с хвоста слежку, может даже, ввязаться в автопогоню, а состояние у него для вождения явно не ахти.. Только с водными колонками и фонарными столбами целоваться.

Барнс меланхолично вздыхает и подпирает кулаком щетинистый подбородок.

- А ты, я вижу, курсы стервозности успела закончить экстерном с момента нашей последней встречи. Ну-ка, дорогая, уединимся, раз уж я угощаю, - Джеймс подхватывает бутылку, почти полную, которая стоит рядом с ним, прихватывает стопки - свою и Бобби - той же рукой. Второй буквально утаскивает Барбару от стойки, слишком хорошее здесь освещение, слишком много людей отирается вокруг, чтобы свободно разговаривать.

Барнс радуется, почти как ребёнок, найдя самый тёмный и пыльный столик в этой забегаловки. Во всяком случае улыбается как минимум до ушей, слишком безмятежно, как для человека с его положением в обществе, но вполне адекватно как для выхлеставшего в одно лицо такое количество спиртного. Освещение в этом углу такое, что вполне можно глаз выкалывать, и мало что поменяется, а рядом сидят только пара таких же помятых на вид, как и Баки, мужиков, и то лишь в трёх метрах. Джеймс плюхается в кресло, наконец-то вспомнив, что забыл главное там, на стойке - тарелку с корнишонами. Эх.

- Жизнь вообще странная штука, - и не отвертеться ведь от вопросов человека, которому твоя собственная свобода в комплекте с жизнью обошлись в карьеру и репутацию. Баки почти стыдно, ну или завтра будет, когда он вспомнит, что сегодня успел растрепать, а что растрепает, сомнений было мало. - Знаешь, я впервые настолько надолго завис в людном месте. Непривычно. Первые шесть часов постоянно казалось, что за мной следят. Пару раз даже чуть не подрался, но мы со Столичной делаем успехи, - Джеймс любовно гладит стеклянную поверхность бутылки, а потом будто вспомнил, для чего она здесь, и наполнил стопки. - Ну, за свободу, vzdrognem! - идёт хорошо, даже слишком, Барнс аж ругается - на автомате, по-русски, радостно. - На троих? - Баки меняется во взгляде, серьёзнеет, мысли о тех двоих способны отрезвить даже его. - Валяй. Я даже сочувствовать буду, взаправду. Вообще я тебе спасибо сказать должен, что ты меня вытащила, только вот помочь теперь никак не могу.

- Идти? Заняться? Может, мир поспасать? - щурится Баки, вот уж воистину, трудоголик трудоголика издалека видит, но сегодня, сегодня и ещё пару дней, ну может пару недель, у Джеймса отпуск, который он сам себе торжественно разрешил. - Если честно, жизнь научила меня, что всем гораздо легче, когда я не высовываюсь, Бобби, - Барнс даже душой особо не кривит. Никаких иллюзий по поводу собственной незаменимости у него нет и быть не может, и он недостаточно набрался сил, чтобы снова ломиться на передовую, ещё и пока его рожа красуется во всех поисковых списках. В который раз Джеймс корит себя за то, что не разобрался с этим раньше, ну и за то, что умудрился усложнить разрешение этой задачи в будущем - тоже. Ответственность за убийство тогда на крыше он уже переложил целиком на себя. В конце концов, ему не впервой, не винить же Стива?

Перед мысленным взглядом снова возникает его лицо. Хмуро сдвинутые брови, ярко-голубые, светлые глаза, как обычно, навевающие ассоциации с родниковой водой или чистым утренним небом. Вот именно, чистым. Чистота и непорочность были почти синонимами имени Капитана Америки, его лучшего друга, но всё это уже в прошлом. Как теперь в настоящем, Барнс без понятия, по правде говоря, он не знает, что и думать. И в этом кроется ещё один повод напиться в баре.

- Я тебе по секрету расскажу, ладно? - Джеймс заговорщически улыбается Бобби и подливает ещё водки. С ускоренным обменом веществ надо действительно постараться, чтобы напиться. - Это сейчас он большой и сильный, а тогда... Тогда он частенько бывал бит, и это ничему его не учило. Как сейчас помню. Был сорок второй год. Подворотня у соседнего здания, там ещё Макдональдс неподалеку, видела, да? Там было кино. Но его снесли и построили жуткий Мак, ну да ладно, не будем об этом, и о булочной, которая рядом была. Я про кино говорил, правильно? Так вот, всякий поход Стиви куда-либо с большой вероятностью заканчивался дракой. Он никогда не умел держать язык за зубами ради сохранения собственной шкуры. Поборник, мать её, справедливости, мелочь белобрысая! - Барнс опрокидывает стопку и наливает ещё. При мысли о тех временах в груди что-то сжимается. Он бы не хотел вернуться, нет, слишком много воды утекло с тех пор, но тогда всё было поразительно просто. Барнс усмехается. - Мне уже тогда приходилось оттачивать шпионские таланты и выслеживать его. Иногда получалось действовать с упреждением, притаскивал домой целым и невредимым! - Джеймс хохочет. - Хорошее было время. Вот только что того Стиви, что Баки, давно уже этих ребят нет. Такие дела, - он жмёт плечами, снова поднимает взгляд на Бобби. В глазах - задорные искорки. - И вообще, думаешь, повода у меня нет? Я, может, жениться хочу, да документами не вышел.

Барнс замолкает на какое-то время, подливает Бобби, чтоб не отставала. Кажется, ей пора было "хватит" три стопки назад, но сегодня у них парный заплыв. Вечер откровенностей и идиотского юмора. Юмора - потому что Барнсу приходит в голову идея, как всё исправить с карьерой Бобби, и он пьян ровно настолько, чтобы она показалась ему жизнеспособной.

- А если уволят, - он поднимает вверх указательный палец, понизив голос, будто сейчас скажет что-то чертовски важное, - то это - к лучшему! Сама подумай. Никакого графика работы, сможешь работать сама на себя, навыки-то у тебя что надо, дерзкое резюме уже в наличии. Если станет скучно и захочется тимплея, натяни на глаза маску и иди в Мстители, будешь крушить Нью-Йорк на пару с Халком во имя добра и справедливости. Да ты не труси, тебя точно возьмут, Хоукая же взяли.