Как-то раз Барнс озаботился вопросом своего давно канувшего в лету гражданства и правового статуса. Нет, не подумайте, что он обзавёлся тонной адвокатов и поручителей, сдавшись на руки властям и пытаясь доказать собственную невиновность. Но Барнс умудрился выкрасть из музея собственные документы, получив в распоряжение их оригинал. Дело не получило огласки, потому что документы были заменены на практически идентичную фальшивку, и никто не заметил незначительных изменений, по правде говоря, никому не было дела до экспонатов выставки. Так вот, по паспорту Джеймс разменял уже сотню, как раз в этом году. Не то, чтобы он чувствовал на плечах весь груз прожитых лет, но цифра солидная, стаж тоже приличный, и Джеймс считал, что теперь вполне заслуживал на самую настоящую пенсию, ну или долговременный отпуск.

Именно так он и жил последнее время. По правде говоря, ему не надо было даже работать, да и пока что, после перипетий с покушениями и попаданием под влияние корабля в Мериленде, его совсем не тянуло вновь окунуться с головой во все события. То ли дело Тони, Тони, который жил рядом с ним, и не упускал ни одной возможности влипнуть.

Впервые Джеймс понял, что со Старком что-то не так, ровно неделю назад. Утро началось с воплей, причём голос был незнакомый, женский, разве что интонации и лексикон уже доводилось слышать, те же ругательства звучали в мастерской, когда у Тони что-то не получалось. Кое-как разлепив глаза, Джеймс осознал, что его бойфренд, так это, кажется, теперь называется? - превратился в бабу. Нет, дело не в том, что он мог из ничего устроить истерику (не устраивал, но мог, Джеймс верил), он взаправду и на самом деле обзавёлся всем, что есть у женщин. Невысоким тоненьким телом, грудью, маленькими кистями рук, стопами, и крайне миловидной мордашкой. Джеймс как тогда оторопел, так до сих пор и не пришел толком в себя. Он голосовал за то, чтобы Тони посидел дома, переждал, в конце концов, вдруг мироздание передумает. Но Старка было не остановить. И, в общем-то, в эти дни Джеймс видел его не так уж часто.

И потому сейчас, вернувшись домой с полными продуктов пакетами, застыл на пороге кухни, разглядывая это чудо. Роста Старку теперь явно не хватало для того, чтоб без помощи табурета достать с верхней полки пакет с кофе, а в банке он, очевидно, закончился. Джеймс подумал, что ещё немного, и он увидит, как Тони летает по кухне в реактивных ботинках, сшибая просто всё на своём пути, это было бы забавно и они бы оба посмеялись, если бы Тони не выглядел настолько грустно. Он явно хотел своё привычное тело назад, потому что это доводило его до белого каления. С одной стороны, Джеймс его очень хорошо понимал (наверное), с другой, глядя на женскую версию Тони, его настолько крыло умилением, что хотелось только сгрести её-его в охапку и утащить куда-то подальше, например в постель. Или не тащить?..

- Табуретки для таких случаев есть, Тони, - добродушно смеётся Барнс, ставит пакеты на кухонную стойку. Игнорирует трупик кофе-машины и достаёт с верхней полки пакет с молотым кофе, после чего тянется за туркой. По собственному опыту он уже знает, если не залить в Тони кофе тогда, когда ему это действительно нужно, вероятность человеческих жертв сильно возрастает. - Садись, - Джеймс пододвигает Тони к высокому табурету, приобняв за плечо, - садись и жалуйся, я всё сделаю.

Одним глазом Джеймс смотрит на кофе в джезве, отслеживая момент, когда по краям узкого горла начнёт образовываться тонкая закипающая каёмка, вторым же поглядывает куда-то в пол, точнее, на ноги Тони, босые ноги, прикрытые только чуть-чуть, номинально, его же, Джеймса, футболкой. На Тони она сейчас смотрится нереально огромной, Джеймс не привык обманываться, но от этого контраста миниатюрная Тони кажется очень хрупкой, её очень хочется защитить, а ещё больше хочется прикоснуться и изучить ладонями эти новые формы - талию, грудь, и, господи, какая у неё была задница. Джеймс помалкивает, помешивает кофе, пялится на маленькие стопы Тони и молчит: Старк явно не в настроении, и все эти мысли могут ему не понравиться.

Барнс хохочет, представляя Роджерса в женском обличии. Хохочет и качает головой, слишком уж опасная это тенденция.

- Просто представь себе. Тридцатые-сороковые, я, и Стив-блондинка. Я бы был уже женат, давно и надолго!

Барнс аж похрюкивает, насколько смешной кажется эта ретроспектива. Смешной - наверное потому, что нереально, и, несмотря на то, что на фем-Тони приходится пялиться уже который день к ряду, Роджерса в подобном образе он воображать отказывается. Всё остаётся где-то на уровне юмора, наверное потому, что к Тони он слишком привык, это на уровне подсознания, примерно с августа, и ничего другого и быть не может.

- Как живут? Посмотри на Наташку, - Джеймс не может не вспомнить о Романовой. Вдова - одна из самых ярких и запоминающихся женщин его жизни, забыть он её попросту не может. - Это особенное состояние души, предполагаю, она бы просто имела под рукой всегда того или то, что бы подняло двигатель вместо неё. Ну а ты ведь, по идее, можешь использовать свою броню, правда я понимаю, что это не даёт стопроцентной гарантии и прибегать к чьей-либо помощи не всегда банально хочется.

Джеймс хмурится. Хмурится и накрывает рукой ладонь Тони, оглаживает пальцами побелевшие от напряжения костяшки, мягко отстраняет их от столешницы, переплетая со своими пальцами. На самом деле, он бы сам, наверное, с ума сходить начал, если б пришлось привыкать к тому, что физической силы у него теперь чуть ли не в два раза меньше, банально из-за физиологии. Но Джеймсу довелось пережить подобные изменения. Когда ты просыпаешься, и у тебя новая конечность, которая никак не может прижиться, например. Или, когда ты просыпаешься, и не помнишь себя, или помнишь, но фальшивые воспоминания, как тот самый плохо откалиброванный протез, тоже не приживаются. Он прошел через всё это и сам не зная как, но сохранил желание жить.

- Обожди, ладно? Какое-то объяснение появится, а то мне кажется, что твоя сыворотка справится с любыми "лечебными" инъекциями и попытками врачей что-либо "исправить", - Джеймс оглаживает чужую ладонь, сжимает своими пальцами пальцы Тони, тонкие, такие маленькие, что от этого щемит где-то в груди. Старк всегда был самодостаточной единицей в их взаимоотношениях, даже более самодостаточной, чем он, Барнс, а теперь вдруг оказывается, что это не так. И он уязвим. Естественно, у Джеймса от этого вышибает напрочь из груди воздух. В голову ему вдруг приходит идея - надо их уравнять. Слабовато, конечно, но хотя бы развлечёт Тони. - У меня есть одна идея. Секунду.

Барнс отстраняется и удаляется, чтобы вернуться примерно через минуту. В руках у него - автоматическая бритва, универсальная машинка для бритья и стрижки на аккумуляторе. Джеймс стягивает с волос резинку, отчего пряди рассыпаются по плечам. Его недоверие к врачам сделало своё дело, волосы отрасли действительно до плеч, но теперь с ними обращаться банально неудобно. Джеймс протягивает машинку для стрижки Тони и садится на табурет, на своё прежнее место.

- Держи. Помоги мне с причёской, а? Заодно я тоже испытаю что-то действительно непривычное для себя, потому что мне кажется, последний раз я стригся в сорок четвёртом. А это, - Джеймс чуть трясет головой, - не очень удобно. Поможешь?

- Уверен ли я? - Барнс задирает голову и смотрит на Старка, Господи, кажется, только произошедшая с ним метаморфоза могла заставить его в чем-либо сомневаться. Тони в общем-то один из тех удивительных людей, которые не сомневаются в принятых решениях хотя бы потому, что им некогда, и Джеймса это до чёртиков устраивает. А вот женское тело производит с его психикой некоторые изменения, которые Барнсу хочется свести на нет, просто смахнуть, как лишний мусор со стола - рукой, и дать понять, всё в силе, ничего не изменилось. Ни-че-го. - Тони, ты шутишь, наверное. Ты же видишь, как я маюсь с этими патлами. А парикмахер, или как ты там сказал - стилист?.. Ну-ну, представь, как я закрываю глаза и отдаю свою голову и шею человеку с остро заточенными ножницами в руках или бритвой. Которому я не доверяю. Получается представить? Потому что у меня - нет. Я честно пытался, но нет, так что. придётся вам, мистер Старк, миллионер, гений, филан-что-то-там, подработать парикмахером на полставки.

Джеймс морщится. На самом деле быть недоверчивой скотиной ему не слишком-то нравится, мешает жизни. Но постричься в обычной парикмахерской он уже пытался. Даже напросился в кресло к самой неповоротливой дамочке с настолько безопасным видом, что впору было закрыть глаза и совсем поспать. Но у него не вышло: Барнс инстинктивно перехватил руку с ножницами у своего лица, не сдержавшись, а барышня возмущённо охнула, после пожаловавшись, что у неё на запястье после его лапищ останется синяк. Поэтому надежду избавиться от лохм Джеймс оставил на куда подальше, впрочем, бриться налысо собственными руками ему тоже не импонировало. А вот теперь такая отличная идея - заставить постричь себя единственного из людей, которому он настолько доверяет.

Тони ворчит и возмущается, но послушно прикладывает лезвие бритвы к его затылку и ведёт им по коже головы. Джеймс вздрагивает от этого ощущения, фактически, ничего не происходит, только к ногам падает прядь волос, а прямоугольный участок головы после слегка холодит. Вот и пошел процесс, дальше отступать некуда- не ходить же Барнсу с лысиной три-на-двадцать на голове теперь, придётся всё подровнять.

- Твою ж налево, это жестче, чем я думал, - тихо ругается Джеймс, рефлекторно подаваясь плечами вперёд, словно ему холодно. Первая стрижка за несколько десятков лет и правда ощущается очень странно. Джеймс внаглую спускает руку вдоль ноги и ведёт ею по ноге Тони, задерживаясь где-то посередине бедра и там пытаясь пригреться. Он даже умудряется забыть о том, что Тони в женском облике, и что ещё каких-то пять минут назад это ему казалось дико сексапильным, ну а ещё что в кухне очень вкусно пахнет им же сваренным кофе. Джеймс жмурится и прислушивается к ощущениям, подставляя голову, и надеется, что, остриженным почти под ноль, он ну будет выглядеть как минимум отвратительно.

И не замечает, когда обстановка вокруг него меняется.