- Мой сын, мой мальчик…
Женщина оступилась и упала прямо в руки незнакомцу, дрожа и бледнея, как раненая голубица. Мягкая, безвольная, она протягивала ладонь, продолжая звать своего ребенка, пока музыкальный кулон на ее шее хрипло наигрывал арию из первого акта оперы «Ринальдо».
Обуви на ней не было. Ступни кровоточили от битого стекла. Из-за застилающего все вокруг тумана пристройка, в которой они находились, казалась ямой с известью, куда сбрасывают заразные трупы. Даже не слушая спокойный, пытающийся пробудить ее голос черноволосого мужчины, женщина вдруг вырвалась и пошла прочь, словно сквозь стены – настолько непроницаемой была белесая пелена. 

… В первый раз Огун увидел ее на углу дома из красного кирпича, куда его перенес Хеймдалль, и где, в относительной близости, должен был находиться Тор (ван допускал, что в этот раз «златорогий» страж мог ошибаться, уж больно встревоженным и неуверенным был его голос).
Город как будто побледнел, как изображение на выцветшей фотографии. Улицы, некогда служившие излюбленным местом для встреч и прогулок, превратились в унылые лабиринты, в которых обязательно должны жить чудовища. Дороги, в обычный день наполненные городским топотом и шелестом машинных колес, вымерли; манекены за стеклом витрин казались солдатами в карауле мертвецов.
Огун почти ничего не видел, только слышал запах лежалой солонины, сосновых досок, смолы и соли, который, бывает, приносит ветер со стороны порта, чувствовал асфальт дороги и шероховатость стен, потом – железные ступени и железную лестничную площадку. Именно на нее из тумана вышло шесть или семь человек, своими фигурами больше похожие не на горожан, а на заключенных, снующих по тюремному двору в тяжелых кандалах. Они падали, как колосья, срезанные серпом, как будто их пронизывал невидимый клинок, вновь поднимались и продолжали идти куда-то вперед. Пустые выражения их лиц ужаснули асгардского воина – он словно оказался среди слепцов, выколовших друг другу глаза.
Во время очередного падения кулон на шее женщины раскрылся, заиграла музыка, и Огун поторопился помочь ей подняться, но та не видела и не слышала его. Эти люди вообще ничего не замечали.
Ван видел и других. И все, как один, шли вперед, повинуясь неслышимому зову, доносившемуся с горизонта, на котором повисли смутные очертания какой-то зловещей громадины, навевавшей то ли чувство глубочайшей тревоги, то ли неимоверного ужаса, то ли страшной меланхолии. То ли всего вместе взятого. Нет, будь это глаз аса, вана или человека, ему не проникнуть за хитросплетенные сети тумана, не увидеть, что ждет за ним. Можно только почувствовать, что ты следуешь по опасной тропе, по которой идет всякий, пока не достигает места и часа своей гибели.
Огуну оставалось лишь надеяться, что Тор следует по этой же дороге, и они встретятся в конце пути, куда бы он ни привел.

… Туман не отступал, стал только плотнее и гуще. Женщина, хлопающая ртом, как рыба, выброшенная на берег, и ее идущий рядом спутник как будто оказались на открытой местности, когда вокруг нет ни домов, ни изгородей.
Черные брови сдвинулись на переносице, и ван прищурился. Он был уверен, что в тумане кто-то есть, и это не человек: как мурены пронизывают глубокие океанические воды, так и молочную пелену наполняло чье-то присутствие.   
- Мой сын… - вновь протяжно позвала женщина, делая шаг вперед.
- Стой! Ты слышишь меня?
Бедняжка смотрела осоловело и не отвечала. Ван, сильнее нахмурившись и оглядевшись исподлобья, повторил ей:
- Ты слышишь меня?
Дождавшись, наконец, слабого кивка, воин с волосами оттенка коршуновых перьев схватил женщину за руку. Вторая уже сжимала родную булаву.

Набрав в грудь воздуха, мужчина громко крикнул в белую пустоту:
- Кто бы ты ни был, назови себя!

[AVA]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/26289.png[/AVA][STA]the grim[/STA]

Отредактировано Hogun (2018-04-25 23:43:53)

Мужчина нахмурился.
Странное предчувствие, сродни ощущению надвигающейся опасности, стремительно разлилось по его венам, как глоток неразбавленного спирта. Одних воинов это чувство побуждает тут же схватиться за оружие, других – убраться восвояси и позже рассказать приятелям о появившихся седых волосах. Иных вояк, даже самых отважных, это самое чувство вынуждает придумывать разные байки про своры скалящихся гончих с голыми черепами вместо голов, оправдывающие внезапно одолевшую слабость.
Ван вдруг отчетливо понял, что они оказались в положении крошечных мотыльков, чьи крылышки грозил опалить факел. Однако остался спокоен. Даже опустил руку, держащую булаву, и воззрился перед собой с суровой доброжелательностью, как будто ждал дальнейших пояснений.

Маленький воин, стоявший перед Фенриром, был рожден в долине Вананхейма, укутанной темными волнами вереска, в месте, где глаза женщин сияют подобно самым прекрасным авантюринам, где ленты дорог петляют между холмов, поднимаются к их верхушкам, в которых перекликаются птицы, и спускаются к их мшистым подножиям.
В детстве, со стороны реки, Огун видел огромный холм, мохнатый, как борода мудреца. И сейчас смутные очертания, пробивающиеся сквозь туман, напомнили о нем. Бывало, он сидел на берегу в дождливый день и смотрел, как гору заволакивает бледная дымка. Именно это воспоминание, которым постепенно прониклось сердце, дало мужчине силы изгнать тревогу.
«Когда ты увидишь пустоту, не страшись. Прими ее. Это всего лишь сумерки, что возвещают восход солнца», - слова предков вели вана всю жизнь.

- Встреча требует представиться. Я Огун. Может быть, мы преследуем одну цель, и ты, - ван поднял булаву и указал ею в сторону. – Сможешь сказать, что здесь происходит.

[AVA]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/26289.png[/AVA][STA]the grim[/STA]

Отредактировано Hogun (2018-04-25 23:46:22)

Это была самая длинная минута тишины, наполненная чувством приближения неотвратимого поворота судьбы. Более зловещей тишина была лишь однажды… и об этом ван никогда не любил вспоминать, а если доводилось – делался мрачным и нелюдимым. 
Чем яснее становились черты Фенрира, тем выше и выше Огун поднимал лицо, и тем ярче в его темных глазах отражался невыносимый свет глаз волчьих. И тем отчетливее он слышал голос отца, рассказывающий, как страшную сказку, о пророчестве и об огромном звере, предвестнике гибели и наступления вечной ночи.

Ваны были из тех, что верили в предначертанность фатума, в то, что кто-то задолго до их рождения бросил жребий, предопределяя грядущее. В то, что дети и новые миры рождаются в муках, что у всего есть конец, который является лишь началом. Как и в то, что для сияния звезд нужен мрак ночей.
Может быть, поэтому, даже когда, казалось, силуэт волка заволок собой весь мир, а сердце зашлось барабаном, ванахеймский воин остался непроницаем. Запер страх глубоко-глубоко, чтобы зверь не почувствовал его. 
Он стоял и смотрел вперед стойко и бестрепетно, сомкнув губы в ожидании, когда говорящий покажет себя во весь рост. Даже женщина, что все это время трепыхалась, точно птичка, пойманная в силки, замерла от каменной хватки мужской руки.

Закаленное в боях наитие подсказало Огуну, что если существо решит напасть, живыми им не уйти. Да и хороший воин никогда не забывает оценивать местность, вплоть до стороны света и положения солнца на небосклоне, а сейчас не то, что солнца, даже зги нельзя было различить. Так что здравомыслие пыталось увести вана прочь и помочь расстаться с новым знакомым – до поры до времени – как миролюбивые путники, что случайно повстречались на пути.

- Времена? Не наступление ли этих самых времен привело сюда тебя? – без дрожи в голосе спросил воин. 

… Неожиданно стоявшая рядом женщина вырвалась, словно ею овладела какая-то ужасная сила, взревела вепрем, хватаясь за голову, как если бы в нее проник целый рой пчел. И метнулась в сторону, волку под ноги.
- Стой! – Огун сделал шаг вперед, разрывая рукой туман, вязкий, липкий как кровь. Пыльцы попытались поймать, но не успели – спутница, крича и зовя кого-то, исчезла во мраке звериного силуэта.

[AVA]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/26289.png[/AVA][STA]the grim[/STA]

Отредактировано Hogun (2018-04-27 23:32:39)

Еще несколько секунд назад здравый рассудок, подобно прочной алмазной цепи, сдерживал Огуна от того, чтобы не вступить в бой с существом, от которого веяло смертью и ужасом. Его разум никогда не утрачивал остроту, страху нужно было обладать исполинскими размерами, чтобы закрасться в сердце. Но сейчас ван чувствовал его липкие объятия особенно сильно.

Пальцы воина стиснули рукоять булавы и побелели в костяшках. Страшную несправедливость. Вот что еще он ощутил.
Сначала волю этой простой женщины переломили как тростинку, потом – лишили жизни. Смертным и так отводилось не больше наперстка; что можно успеть прожить за этот крошечным лоскут времени? Кого полюбить и возненавидеть? Это жизнь ванов и асов тянется бесконечно, словно красное, вечное, никогда не потухающее пламя радужного моста Бифреста. У смертных все иначе. Отмеренным им годам легко вести счет, и больше всего они боятся смерти.
И все же, даже оказавшись в порабощающем тумане, как в бездне, эта женщина продолжала взывать к тому, кого любила. До последней минуты.

Больше всего Огун любил свой дом и друзей. Своего короля, на чьем будущем было поставлено клеймо в виде жуткого багрянца крови, как только Нагльфар оказался поблизости. Ван знал, что все это значит: пророчество сбывалось.
Сейчас Огун не мог допустить своего бегства. И дрожи рук. Булава, подаренная товарищами, этого ему бы не простила.

Он поднял голову, вдыхая запах черного, как траурный бархат, неба (из-за тумана его не было видно, но ванахеймский воин был уверен, что оно непроницаемо сейчас для любого света).
Ему слышалось, что тяжелый маятник неких гигантских  часов из изъеденного червями дерева, что отсчитывает отведенное время всем мирам и всему сущему в этих мирах, с монотонным погребальным лязгом начал качаться из стороны в сторону.
- Я хочу увидеть корабль своими глазами. Как видишь, все идут туда. И я тоже, - сказал ван, сочтя ответ исчерпывающим. – Если ты не пропустишь меня, я буду сражаться с тобой. Разве не хотелось бы тебе потешиться перед Днем Судьбы? И разве не потешнее бы было, если бы мы сражались как люди. Ведь у тебя есть человеческий облик?

[AVA]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/26289.png[/AVA][STA]the grim[/STA]

Отредактировано Hogun (2018-05-03 19:49:31)

[AVA]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/26289.png[/AVA][STA]the grim[/STA]Со стороны казалось, что огромная фигура волка движется по густому непроницаемому туману, как почившая на водах лилия. Вязнет в нем. Плывет навстречу Нагльфару, что пришвартовался к горизонту и теперь стоял, похожий на гигантский закрытый альков, где все живое вкушает негу сна, а балом правит рой зловещих теней. 

Повисший в зубах ван не шевелился и казался обмякшим: во рту пересохло, что впору вспомнить выжженную землю Муспельхейма, удар был силен, и все тело ныло, но дело было еще и в давней и очень полезной воинской привычке не тратить силы понапрасну, если попал в беду, ведь опыт подсказывал, что дальше дела могут обстоять намного хуже.
Туман становился гуще и гуще, что кровь стыла в жилах у самых отчаянных храбрецов – от него одного любая жизнь обретала вечный сон. Это было дыхание смерти.

Капли влаги и мерзкой слюны стекали по лбу Огуна, повисали на ресницах. Он посмотрел вниз: ни одного мечущегося отблеска огня, только туман и шуршанье волчьих ног.
И протяжный зов, похожий на стон мертвых.

Фенрир инстинктивно пригнулся от первых беловатых разрядов, прорезавших его путь, и резко припал к земле,пропуская выше своей головы сверкающую разрядами молнию, в глубине которой угадывался молот. Засбоил, заскользил лапами по влажной от тумана земле, аж присев на задние лапы, чтобы не влететь с разбега головой в это заискрившееся прямо перед его мордой нечто. Сумел-таки остановиться, мельком глянув на что-то внутри сверкающего круга. Увернуться от нее было все же важнее, чем разглядывать начинку этого трещащего разрядами, ослепительно-белого пирожка. 
Не забыл отдернуть голову и вторично, когда с резким свистом прорезая воздух, Мьельнир возвращался обратно, в руки хозяина. Все же глупо было получить им по затылку, раз уж каким-то чудом удалось избежать удара по лбу. Поскольку он все это время держал в зубах неподвижного вана, того от таких рывков, мотало из стороны в сторону, как неживого.
Только после того, как молот проделал обратный путь, Волк полностью сосредоточил свое внимание на облитой всполохами молний фигуре, А когда понял - кто это, вздернул верхнюю губу, с коротким, кашляющим рыком, похожим скорее на смех, чем на рычание. Поскольку вана он держал за одежду, как волчонка за шкирку, то что теперь, когда зубы разжались и приоткрылись в насмешливом оскале - тот полетел на раскисшую землю. Ударился, наверняка знатно, человек бы так и остался лежать с раздробленными от падения с такой высоты костями, но ваны были все-таки покрепче сколочены. А может и нет, какая разница? Во всяком случае, Огун Волка большне не интересовал. 
Теперь ему куда любопытнее было это, новое явление, которое, подумать только, несло в себе и опасность. Он наклонил голову в одну сторону, потом в другую, почти по-птичьи, щерясь с нескрываемой иронией, слушая откуда-то из глубин собственного сознания тихий голос Мунина, рассказывающего о Торе и о Мьельнире, о свершениях его и предсказаниях, о вере Одина и неизбежности. Фенриру не рассказывали сказок с тех пор, как погибла мать, и он слушал ворона с нескрываемым любопытством. И на этот раз "Помнящий" не подвел. Сказка ему понравилась. Только вот не понравился Мьельнир, от которого следовало держаться подальше.  Зато можно было порезвиться и побеседовать, отчего бы не разнообразить свой бесконечный досуг.

- Ух ты. Одинсон собственной персоной! - пронзительные зеленые глаза сощурились, оглядывая того, кого в последний раз видел чуть ли не подростком, Волк припал к земле, напрягшись до кончиков волос, напряженный, внимательный, весело и зло щерясь на искрившую молнию, готовый в любой момент напасть или отпрыгнуть, охваченный хищной радостью зверя от этого неожиданного развлечения. Вот повезло! Только напряженный хвост, вытянувшийся параллельно земле, и мерно и резко заходивший из стороны в сторону, точно стрелка гигантского метронома, давал понять, насколько под внешней насмешливостью, тело волка напряглось и напружинилось каждой мышцей, видя перед собой врага.
- Кака-а-ая честь! А больше ты мне ничего не желаешь приказать, именем моего будущего ужина? Давай, вещай, Громовержец, я весь - внимание. - хриплый смех-рычание волка заставлял все его тело вибрировать, точно у урчащего кота.
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/25622.png[/AVA][STA]the Wolf-God[/STA]

Отредактировано Fenrir (2018-05-19 04:44:42)

- Отчего бы не послушать. Уши у меня, как видишь, наличествуют. Но не надеешься же ты, что я пожелаю это выполнить  - Фенрир ощерился, и сильно пригнул передние лапы не то, чтобы наклониться пониже и получше видеть Тора, не то для того, чтобы в любую секунду отскочить, или напасть, со стремительностью распрямившейся пружины, а рычание звучало до издевательства вкрадчиво. -  При всей моей любви к Хель, у нее, Эку-Тор, не настолько большие ноги, чтобы я мог у них разместиться с удобством.

Мунин в нем сонно бормотал про могущество Мьельнра и это раздражало. Фенрир не боялся, ни Тора, ни его оружия, да и впечатляющие разряды молний были для него чем-то вроде обязательного приложения, полагающегося Громовержцу по рангу. С фатализмом не отягощенного фантазией зверя, он почти отстраненно прикидывал - в состоянии ли Мьельнир его убить, если уж самому Одину это окажется не под силу, и даже Видар, от руки которого ожидала его смерть, окажется способен на это лишь после того, как Волк, сожрав Солнце, Луну и Всеотца заодно, станет неповоротливым и тяжелым. Возможно ли, чтобы какой-то, пусть даже самый намагиченный, заколдованный, или, каким он там еще является, но, все же, всего лишь молот, превзошел могуществом самого Отца Битв? Почему бы и нет, от этих асгардских паскуд и поганцев-цвергов всего можно было ожидать. Но даже если волшебная цацка окажется, все же не столь могущественной, чтобы прикончить его, Фенрира -  желания получить ею по морде, а потом Бездна знает сколько времени зализывать рану - не было никакого. Следовательно, надо было быть настороже, ни на секунду не выпуская из вида ни Тора, ни его оружия, и быть готовым к молниеносной реакции.
Впрочем, у него конечно мелькнула мысль, а не загрызть ли Тора прямо сейчас, не дожидаясь предсказанного конца времен. В этом случае, сам он, скорее всего, тоже подохнет, подавившись Мьельниром, но ведь в таком случае, Тор не сможет там, на поле Оскопнир, убить брата Йормунганда! Тому, конечно придется туго одному, без него, Фенрира, но, может быть тогда он справится с Одином?  Мысль разозлила, и от нараставшего, глухого рычания сейчас, казалось, угрожающе завибрировала даже земля под ногами.

- Шел бы ты сам отсюда.  И этого - Волк едва уловимо дернул мордой в сторону безжизненного тела, лежавшего меж его лапами - Забирай с собой, если он тебе надобен. Здесь царит зов Хель, и всем этим теням бывших людей нет больше дел до таких мелочей, как твои громы да молнии. Им плевать и на тебя и на себя и на жизнь и на смерть, а мне и подавно. Уходи, сын моего врага, пока сам не стал рабом Нагльфара. Предупреждаю тебя лишь из памяти о том, что не было тебя среди предателей.
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/25622.png[/AVA][STA]the Wolf-God[/STA]

Отредактировано Fenrir (2018-05-26 10:54:17)

[AVA]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/26289.png[/AVA][STA]the grim[/STA]… Веки прикрытых глаз, уже успевших отвыкнуть от присутствия тумана, дрогнули на лице Огуна, и тут же на нем появилась угроза, неотвратимая, как разящий удар меча. То ли имя бога обмана оказало на вана такое действие, то ли внезапно появившийся голос друга вывел его из темноты, похожей на мрак колодца, в котором ничего нет, только слышны приглушенные голоса.
Он очнулся окончательно; сжал челюсть, одновременно чувствуя тяжесть в груди и отсутствие рукояти булавы в руке, а с ней ванир был неразлучен. Затем пришло понимание происходящего, и именно потому лежащий в ногах волка Ужаса мужчина остался внешне неподвижен – в природе змея претворяется мертвой, понуждая хищника принять ее за падаль, а сама улучает момент для атаки.

Член Воинственной Троицы сражался со многими существами, опасными и очень опасными, смертоносными и обещающими жестокую расплату, но еще никогда не испытывал такой сильной внутренней тревоги как сейчас – не за свою жизнь, а за жизнь своего короля, своего друга. Было в этой встрече нечто знаковое, роковое, ужасающее вана своей предопределенностью до кончиков волос.
И если обычно его хмурый взгляд с одного раза мог рассудить, с какого по счету удара Громовержец уложит на лопатки противника, то сейчас все было иначе…

… Ладонь ванира спустилась на пояс, затем – к растурубу правого голенища, нащупав заткнутый кинжал, за остротой чьего лезвия он следил так же тщательно, как всякая женщина следит за своим тайным оружием. Не раз этот кинжал становился причиной счастливого поворота судьбы и, как говорят, «исхода дела в их пользу».
Что сейчас происходило между существом и сыном Одина, ванахеймский воин понимал плохо. Но был обязан выкроить несколько минут. Слышал громовой голос Тора, чувствовал его напирающую, готовую выйти из берегов силу, хорошо знал, что следует за вспыхивающим огнем его голубых глаз. Слишком хорошо.
Через секунду, собрав силы в сжатую пружину, ванир, чуть не шипя, вскакивает на корточки; устремляется к густой шерсти огромной лапы, протыкая плотную кожу твари, так что в ушах задерживается лопающийся отзвук.

Фенрир, собственно был готов сейчас и к броску, и к сокрушительному удару Мьельниром по лбу, но от злости, вздыбившей шерсть не только на загривке, но и по всей спине, даже не подумал уворачиваться. Напротив, все его тело напряглось, поджалось, уже не рассуждая и не раздумывая, спружинив от земли стремительно распрямленными задними лапами, он с места бросился в сторону Тора, сам не зная, что собирается делать - сбить ли его лапой на землю, хватануть ли зубами. И неизвестно, чем закончился бы этот прыжок и для Громовержца, и для самого Волка, как точно молния прожужжавшая навстречу, влепила прямо в морду разлетающимися разрядами, треща на густой шерсти, ослепляя глаза, и, что самое неприятное - жгучим, хуже пчелиного, укусом впилась одним из своих многочисленных искристых щупалец-ветвей, в самую глубину левого уха.
Боль пронзила, казалось, до самого мозга. Волк, остановленный на середине прыжка, дико взвизгнул, отлетая вправо, грохнуся всем телом на строй деревьев, ломая толстенные стволы, точно спички, перекатился через спину, нелепо взмахнув громадными лапами в воздухе, и исчез в темноте.
И в первые секунды ничего не видел и не слышал. Ничего, кроме оглушительного звона в ухе, и искрящей темноты перед глазами. Причем, когда глаза были открыты - искры перед ними ослепительно-белыми на фоне черноты, а когда он зажмуривался - в темноте, вместо искр зияли еще более непроницаемо-черные дыры с рваными краями.
Что его ударило, он так и не понял. Обычные молнии могли ему разве что шерсть опалить да покусать навроде комарья, а это... Все-таки ухо было очень уж чувствительным местом. Впрочем и шерсть опалило знатно, во всяком случае он даже чихнул от этого мерзкого запаха, мотая головой, и пытаясь прийти в себя.
И тут - вспомнил. Сообразил. И вскочил разом на все четыре лапы, словно бы подброшенный снизу какой-то исполинской пружиной. Задние лапы повело в бок, левая поскользнулась на чем-то мокром, задела неровно обломанный ствол, как метелкой погладивший подушечку лапы мохнатыми ветвями. Волк злобно зарычал, и с силой оттолкнувшись от земли одним прыжком перелетел обратно, через строй обломанных и смятых его падением деревьев, туда, где должны были оставаться Тор с Огуном, с совершенно ясным намерением довершить начатое, и уж на этот раз не подставлять так глупо собственные уши под рой этих красивых, но таких кусучих огоньков.
Приземлившись, он мгновенно припал к земле, оценивая обстановку, и высматривая добычу, и заметив чуть впереди на фоне раздолбанного, мокрого от тумана, грязного асфальта две фигуры, из которых одна явно хлопотала над другой, злобно прижал уши, оскалив зубы до самых десен, и рванулся к ним, молчаливой тенью.
Это собаки лают, пытаясь накрутить в себе боевой дух перед схваткой.
Волки нападают молча.
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/25622.png[/AVA][STA]the Wolf-God[/STA]

Что для тех, кого успела поцеловать смерть, слова живых? Даже если их произносит голос друга, даже если этот голос вел тебя некоторое время назад – а может, и всю жизнь – к свету, как звезда ведет потерявшуюся в море галеру. Сейчас вокруг него вечная ночь, глаз выколи, черная темь, в которой правят только сорвавшиеся с цепи бореи, яд страха и холодная тоска. 

Воздух! Рваной груди нужен чистый воздух. Еще, еще! Не этот смердящий мертвечиной туман, безжизненный и засушливый для всего, что способно дышать. У него обманчивый густой аромат туберозы и разлагающейся плоти.
Грудь вздымается, в ней есть жизнь. Но нужен воздух.
Почему каждый вздох как тяжелый гнет? Почему не как раньше – не дышится легко, свободно, вольно, желанно. Почему тело такое неудобное, каменное, чужое, а даже самый краткий миг, проведенный с сумеречной госпожой, со смертью, что способна снять с трепыхающегося сердца бремя, кажется теперь таким манящим.

Глаза мужчины слабо приоткрылись. Слышит. Только трудно, очень трудно цепляться за жизнь, когда все здесь принадлежит смерти. Даже когда они выйдут из белесой пелены, в мире смертных все всегда будет с рождения принадлежать ей. В их начале уже заключен конец. Та же вода, что поит их новорожденных детей, жадно изрывает могилы дождливым днем.
Огун смотрит в небо, оно по-прежнему кажется ему заволоченным волнами тумана, упругими, как змеи. Это небо вселяет ужас, оно совсем не такое как в Ванахейме. Вот бы еще раз взглянуть на восход с террасы дома Зеленого Царства – одного взгляда на его алые краски хватит, чтобы исцелить все раны. Вот бы еще раз открыть шелковистый том разбросанных его братом книг, взять в руки оружие, почувствовать вкус воздушной пены хмеля.
Веки прикрываются, прячут горечь. А потом взгляд находит Тора, сына Одина. Даже сейчас взор мужчины теплеет рядом с ним, хотя и полна боли темнота его расширенных зрачков…

Нет, смерть, выпустившая свое жало и когти! Не видать тебе победы, не сегодня, не здесь; асы и ваны не будут дрожать над пророчествами, но сделают так, что ты дорого заплатишь за свои притязания. Он не сдастся ей, пока не угас последний синий отблеск звезды, не позволит себя победить, ведомый не дурманящим голосом смерти, а искусством дружбы, вечной, торжествующей над любым мраком.
Воздух… мало воздуха. Но черно-красное тело, словно подбитая птица, стонет, пытается подняться, сделать усилие, схватить плечо, и от этого проступает кровь на разорванной плоти.
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/26289.png[/AVA][STA]the grim[/STA]

Отредактировано Hogun (2018-06-04 20:33:03)