Согласно наиболее актуальным статистическим данным на 2016 год в славном мегаполисе под названием Нью-Йорк проживает порядка восьми с половиной миллионов человек. Впечатляющая, на самом деле, цифра настолько, что ничего другого не остается, заслышав ту, как оттопырить нижнюю губу эдак важно покивать: ну надо же! Такой же не резиновый, как и Москва, а все равно находится не одна даже лазейка, чтобы в него просочиться, попытаться пустить какие-то подобия корней, лишь бы зацепиться за почву из камня и железа. Наташа же корни нигде бросать не целилась, не выискивала местечка потеплее, она что тот перекати-поле сегодня здесь, а завтра где-то там, собравшись налегке и без особых сомнений отпуская то, чем каждый человек успевает обзавестись на той или иной стоянке. Это простая, совсем не сложная жизнь и довольно-таки легкий способ мышления, удобный, как минимум.
И вот она, одна единица среди восьми с половиной миллионов других голов от мала до велика, среди всех туристов, что заполоняют со скоростью деления клеток Таймс-сквер с началом дня и до ночи, замечает в толпе другую. Не глаз, а алмаз или же просто среди всех этих лиц Наташа боится встретить кого-то, поэтому озирается, всегда внутреннее ощущая напряжение, когда боковым зрением цепляется за смутно похожий на ранее виденный силуэт, стиль, стрижку, походку, да что угодно может стать тревожным маячком. Предосторожность не бывает излишней, а у нее нет треклятых офигенных супер-способностей, что могли бы позволить взять и, скажем, улететь или как вода в землю уйти. Задницу уносить в густой толпе придется на своих двоих, а вокруг ведь столько одаренных недругов. Нет ничего невозможного для того, кто хочет жить, а Романова очень хочет и это очевидно. Иначе бы не протянула столько лет даже какой бы сывороткой не была бы начинена, сколько таких как она сгинули и кормили червей до белых костей? Множество, а она все еще бегала и делала это весьма неплохо, так что и еще побегает не запыхавшись.
Наташа из тех немногих людей, что не боятся высоты, лишь потому что не сомневаются – им никогда не захочется испытать себя прыжком; но вместе с тем ей, порой, становится до одурения страшно, а страх позволяет выжить, иначе бы род человеческий не просуществовал так долго, что сумел своими практически собственными глазами наблюдать появление нового вида. Ладно, все это гнусная патетика на фоне того, что взгляд русской выдернул тем днем из толпы лицо знакомой наружности.
Сквозь несущийся по сигналу светофора поток машин, стоя на одной стороне этого безумного течения, преодолевавшего тромб пробки, она увидела сквозь стекла солнцезащитных очков на другой стороне улицы молодого еще мужчину, так же, как и все стоявшего и ждущего пока этот скоростное движение замрет, пропуская пешеходов. Приспустив очки на кончик носа и прищурившись, чтобы незамедлительно водрузить оправу на место, принимая максимально безучастный вид Романова могла заметить, как по ней, словно как сквозь прозрачное стекло, прошелся безучастный взгляд. Неужели не признал? Нет, это не досадно это, на самом деле, никак и к лучшему. Можно тоже пройти мимо, но всегда есть риск за условной тягой упрощать, что тем образом своя же собственная спина окажется под ударом. От некоторых людей из прошлого, в том числе и относительного, лучше не отворачиваться. Да уж, - стоило усмехнуться, от Алексея досталось и здесь прилетит?
Рассудив, что стоит присмотреться и при возможности выйти на контакт, Таша умело сменила вектор движения в толпе и последовала на расстоянии идеальном для слежки за Джэймсом Хадсоном. Миграции из страны в страну – это все еще куда ни шло, во времени перемещения тоже так себе увеселительное занятие, но гости из других реальностей это отдельный сорт головных проблем. Хотя Наташа не могла сказать, что с этим парнем было что-то не так, помимо того, что он так же неудачно оказался в Гидре, но отчего-то не слинял из страны подальше, когда власть многоголовой пошатнулась и было установившийся за короткий промежуток времени режим еще быстрее того стал рассыпаться, не без участия Романовой. Наташе Гидра и их сопутствующие выкрутасы поперек горла встали, но ясность сознания напоминала о том, что с этим мальчишкой они ладили сколько могли, да одурманенные впаянной им меж извилин идеологией, но за навязанной мотивацией порой стояли все те же люди. Был ли он верным солдатом или, если верить поднятым материалам на каждого агента, всего лишь марионеткой, такой же как Наташа? Или человек стоял за тем одержимым парнем? Опять слишком много вопросов, чтобы вскрыть те до состояния ответа, придется поговорить. Попытаться хотя бы.
Проследить за парнем удалось до ничем непримечательного бара, с таким неинтересным названием, о котором не помнишь в ту же секунду, как прочитаешь его. Выстояв секунд десять снаружи, прикидывая, что если Джим заметил за собой хвост, то не попытается ли он его скинуть сейчас же, воспользовавшись помещением питейного заведения как эдакой кротовой норой или же прошляпил слежку, а потому и в не отросший ус не дует ни о чем. Смелость города берет, а, значит, мешкать не стоит, чего доброго и правда улепетывать возьмется молодой Россомаха, пользуясь, скажем, служебным выходом или вентиляционным окном в туалете.
Толкнув от себя тяжелую дверь и окунувшись в унылый полумрак заведения, где явно в такой час не было ажиотажа, Наташа тут же впилась взглядом в сгорбленную спину за барной стойкой для обладателя которой с пивной кружки смахивали слишком пышную шапку пены и доливая до краев. Так просто приблизившись и сев на стул через один от занимаемого Джимми, перекидываясь взглядом с барменом и мило улыбаясь тому, она покосилась на знакомого.
- Давненько не виделись, Хадсон, - услышал парень в свой адрес обволакивающий с легкой хрипотцой голос, - неужели ты успел меня забыть? Или считаешь ниже своего достоинства поздороваться, сделать хотя бы минимальный вид, что мы знакомы?

Слишком громко хмеле-солодовая початая кружка опустилась на надраенную столешницу, очень эмоционально – в духе Джэймса Хадсона, каким Наташе довелось того узнать. Этот парень шутки шутить не любит и, соответственно, не будет. Так и Романова не звезда открытого микрофона в каком-нибудь затрапезном стенд-ап шоу. Задумчиво подняв взгляд на уровень чуть выше коротко стриженной русой макушки, женщина мягко почесала шею над шарфом, коим утеплилась соответственно погоде приближающейся зимы; в принципе она одевалась всегда достаточно легко, справедливо рассуждая, мол, если что так бежать и драться легче, чем вырядившись – как в простонародье говорят – «капустой» или на современный лад в стиле Balenciaga. Об одном и том же, но подача разная, впрочем, о моде ли говорить в таком месте? Чуть прищурив лукавые глаза и поморщив нос, Романова отрицательно качнула головой:
- Да действительно. Если бы ты со мной переспал, приятель, но никогда бы в жизни об этом не забыл, - она позволила себе многозначительно усмехнуться, в принципе, не претендуя ни на какую экстраординарную исключительность, скорее забавляясь такому примитивному ходу мысли.
Подставив локоть на край барной стойки, чтобы опереться подбородком на сложенную в кулак руку, продолжая рассматривать Хадсона с тревожной полуулыбкой, Наташа попросила водку со льдом, не перенося ту теплой на дух, а вот хорошенько состоявшуюся при отрицательной отметке до характерной вязкости – то было идеально. Напиваться так или иначе она и не планировала, да и не факт, что Хадсон был бы готов расщедриться настолько чтобы устроить с Романовой алкогольный марафон на выживание. Соревнования в любом виде не были по этой русской душе, к тому же зачем тратить время на заведомо проигрышную для себя затею.
Молчание затягивалось, но та же Наташа не подавала вид, будто бы это отзывается в ней каким-либо дискомфортом, она хорошо сидела и ниоткуда здесь не тянуло промозглым сквозняком ни в шею, ни в поясницу. Так долго можно высиживать неведомо что, ведь на сегодня времени у бывшего агента в многократной отставке хоть отбавляй. Бармен как раз подогнал Таше напиток и кубики льда, зажатые в прозрачных стенках стакана с широким дном, приятно так на слуху застучали о стеклянные преграды, когда Хадсон отягченный мыслительным процессом в действии, сурово хмуря брови снова воззрился близко посаженными красивого цвета глазами на «незнакомку».
- Я слышу, Джимми, как в твоей голове напряженно вращаются шестеренки, - улыбнувшись уголком рта, проговорила женщина и развернулась лицом к мужчине, неотрывно глядя в его глаза, - расслабься, я не кусаюсь.
По сути, Романова еще не давала официального согласия на то, чтобы работать в Щ.И.Т.е, так о том какую оная организация предпринимает деятельность по отлову бывших активистов Новой Гидры имела представление довольно-таки смутное, обывательское. И пока перед ней не стоит конкретная задача по выслеживанию и отлову, признаться, в лучших традициях своего переменчивого норова, Таша палец о палец не ударит, чтобы перед кем-либо выслужиться наперед. Рвать тельняшку и с пеной у рта доказывать, чего они стоят и каких почестей достойны будут другие, в ком больше запала и азарта этим заниматься под благородным видом и с чистыми помыслами, Наташа же слишком долго живет в этом мире и уже давно переросла все это.
Делающий безучастный вид бармен само-собой навострил оба ушных локатора на разговор, что прямо перед ним не стремился завязываться, перерастая в оживленный диалог где можно было бы чем-либо поживиться. Таких людей тоже хватает на этом или любом другом веку, ведь стоит только проявить неосторожность слов и оба они еще не успеют допить ни пиво, ни водку, приятно вяжущую холодом и странноватой сладостью на языке, как в бар нагрянет патруль с целью отсечь еще парочку голов хтоническому существу, проказой поразившему мир у всех навиду. За сим, если и разговаривать на чистоту, то всяко не здесь и уж точно не сейчас.
Проведя тыльной стороной фаланги указательного пальца по губам, собирая с тех напиток, оставленный коротким глотком, Наташа не отрываясь смотрела на Джэймса, приходя к выводу что тот не настолько талантливый актер, чтобы притворяться так качественно. Очередная промывка мозгов? С кем такое не случалось. И от этой внутренней констатации вспыхивает препоганое ощущение повсеместного обмана, до той меры сильное, что хочется послать все к чертовой матери и устроить хорошенький разгром тому всему и этому вся, так чтобы камня на камне не осталось. Она чуть крепче стискивает в руке бокал и отпускает на стойку почти неслышно, чтобы податься вперед, освободившейся ладонью опираясь на свободный стул между ними с Хадсоном, тихо говоря:
- Послушай, я надеюсь, что мы не враги друг другу. Пойдем отсюда, здесь нам не поговорить, - зеленый взгляд перехватывает вектор направленного на них зрительного интереса бармена, - в какой бы ты заднице не оказался, поверь, выбраться из той представляется возможным.
Романова не имела ни малейшего понятия о том, что произошло с Джэймсом за тот промежуток времени с момента, как ее было решено отправить в крио-камеру и там подержать до безымянных пор, дабы в последствии определить, что делать дальше со столь проблемным кадром. Повторная промывка мозгов или же устранение. Вслепую наугад она пыталась теперь продолжить чахлый мостик доверия, не находя никакого признака понимания или узнавания со стороны Хадсона в своем лице, за тем силком иль волоком она тащить его не станет никуда. На «нет», как говорится, и спору нет. У каждого из них частный груз проблем с доверием, чьи тяготы очень сложно перебороть в себе.

Мальчики, что выпускают адамантиевые когти, бывают очень и очень опасны, а еще темпераментны не в меру и сверх той же эфемерной степени непредсказуемы, если им хорошенько подосточертеть. Эта мыслишка, тревожным звоночком напоминания, оставляемого на телефоне, когда нет никакой надежды на память, дабы не упустить что-то важное или же попросту принять своевременно таблетку, тихонько постукивала молоточком пульса. В случае чего, конечно же, бежать и бежать без оглядки, но до того постараться выдержать баланс между несвоевременным желанием заручиться сторонником, против дела Гидры и в принципе наплевательским отношениям ко всему, что не есть она сама. Исключения случались с Романовой, редко да метко и уж, определенно, не одно из них — подтверждающее правило — восседало, сутулясь могущим хребтом, поблизости на одноногом стуле.
Игра не всегда стоит затрачиваемых на нее усилий и, возможно, эта уже заранее ею проиграна, судя хотя бы по тому, как Джэймс Хадсон смотрит, с каким недоверием его сине-голубой взгляд скользит по Наташе. А той собственная жизнь и целостность шкуры дороже и превыше многого. Нервной усмешкой подергивает едва заметно уголок женского рта. Она встанет и уйдет, если ответ заставит еще хоть сколько-то ждать, бросив через плечо короткое «бывай, приятель!» и дело крыто. Не вспомнит и не пожалеет о том, что не взялась стоять на своем, ибо спасение утопающих это, как ни крути дело рук самих утопающих. А, возможно, Джими и не тонет, просто у Романовой ввиду круга общения, что преобладал рядом с ней в последние годы, развился комплекс недобитого Спасателя по Карпману и она уже просто не в состоянии была остановиться вовремя. Но всегда можно попытаться нащупать тормоза.
Нет у Таши никаких крутых способностей, но она поклясться готова в том, что Хадсон своими сейчас максимально напряжен. Оценивает, сканирует, возможно, торгуется с обстоятельствами, вынуждающими его либо довериться в некотором роде незнакомке, либо послать ту на честный хер и продолжить потягивать пиво из увесистой кружки. И женщина, сидящая перед ним, увы, невольно поторапливает ход мыслей этого человека, словно попутно испытывая себя на вшивость — действительно ли она настолько была искренна в том, что предложить реальную помощь или просто инстинкт, выработавшийся с годами, ставший условным рефлексом вел ее вперед, к той грани за пределами которой всегда случаются бесконечные проблемы?
- Умница, - выдыхает одними губами Романова, соскальзывая со стула и направляясь в сторону двери, через которую недавно вошла в помещение бара. Она замирает, чтобы короткий, поторапливающий взгляд бросить на застопорившегося Джэймса, вернувшегося, чтобы расплатиться за початые напитки.
Они вместе вышли на улицу, на не достаточно оживленную, но и не пустую, не выскобленную безлюдностью. И точно так же, как это сделал Хадсон, в свою очередь, Романова осмотрелась, подмечая все, что могло бы казаться ей в той или иной мере сомнительным. Но ничем не смутившись, женщина, убирая руки в карманы короткой куртки,  начала движение вдоль тротуара, против встречного движения хода машин, лениво вращающих колесами в этом районе из-за предписанных скоростных ограничений.
- Наташа, - отозвалась, бегло глянув на парня, русская, определяя насколько тому ее имя по параллели, - да, вижу, что не помнишь, - и она же пожимает плечами, будто бы равнодушно совсем, - вид у тебя, приятель, как у потерявшегося щенка. Оставшегося без ошейника и алчущего отыскать в этой безликой толпе враждебных чужаков хоть что-то знакомое, возможно, чье-то внимания, тепло и доброту. Шучу, - усмехнувшись, Нат, чуть дольше посмотрела на Джэймса, - отчасти.
Дерьмо случается. С хорошими людьми гораздо чаще, чем с плохими, тем-то что с гуся вода, а вот первым всегда приходится отдуваться. Гидра — это то еще болото, от дегтя которого не отмыться за раз, если ты, конечно, не хитрожопая скотина, как Наталья Алиановна, но и той еще предстоит разрешать задачки последствий свершенных действий. Однако обо всем по порядку, и сейчас перед ней стояла другая задача, что в любой момент могла насадить русскую на шампуры из одного умопомрачительно прочного металла.
- Ты довольно-таки свободно разгуливаешь по городу, - намерено тише снова заговорила Таша, ровняясь плечом к плечу с Джимми и продевая юркую ладонь под сгибом его локтя, словно бы были они не просто так подозрительными прохожими, а хорошо знакомыми людьми, позволявшими столь короткую дистанцию, - для того, кто еще недавно работал на Гидру, Джэймс.