Утренний, граничащий с рассветным часом Нью-Йорк - это скучное, сугубо по мнению Наташи Романовой, убогое зрелище, как и любой большой город впрочем. Под жидкой взвесью низко припадающей к асфальтовым покрытиям дымки все безлико и схоже. Застоялый воздух от зданий, тел, едкий от испарений и выхлопных газов, прочих безынтересных выбросов. Ни ветерка, для конца ноября такая погода считается чём-то уникальным, ведь непривычно, что нет дождей, но все же сыро. Странно, но не плохо, как минимум, за отсутствием осадков пробок чуть да меньше. Сейчас же их и вовсе нет, потому город сквозной, нараспашку, разлинованный как по миллиметровке, четкий и структурированный, правильный. Говорят, что он никогда не спит, но то отчасти лишь, в этот момент все кажется погружённым и окутанным в мистический сон. Так тихо, что гудит в ушах или то последствия удара головы о какой-то неприятным образом твёрдый предмет? Пройдёт. И это пройдёт, все на ней как на собаке заживает, стоит только принять,.. что там осталось в аптечке? Кажется, анальгин есть. Прекрасно, остаётся только добраться до дома. Бросить эту машину и пересесть на железную дорогу.
Такой ранний Нью-Йорк квелый и беспокойный, воздух тяжелеет с каждой минутой, насыщаемый испарениями снов. Люди здесь живут в болезненной лихорадке страха, вечного беспокойства и тревожности, им осталось спать всего ничего, новый день подло подкрадывался, он как самое страшное несчастье уже рядом и нос втягивает этот странный, абсурдно нравящийся запах. Мерзкий, потный, сальный, но такой пробирающий до костей, так стоически напоминающий о том, что все в порядке, она снова жива и, значит, можно продолжать. Что? Да не важно, сейчас, по крайней мере, не имеет это значения, просто потому что Наташе нужны таблетки от боли, рюмка кальвадоса и восемь часов сна.
Побег не удался, а пыталась ли Романова бежать? Если бы ведь по-настоящему рвала когти, то все получилось бы, срослось как сломанная и верно вправленная кость, все бы удалось, но нет. И когда она стала зависима от этого города, людей и всех обстоятельств, что не дают передышки, все движутся и движутся, потеряв контроль над системой торможения. Жаловаться неуместно, считает Наташа, ведь она из того сорта теста, что считает жалость внутри себя и во вне одним из самых разрушительных эмоциональных поводов. Так что под замок, а меж рёбер потуже пусть сдавит, как подпоясаться и тоже вперёд, к движению и к жизни, вот так щекочет обоняние этим диким запахом просранной американской мечты.
Женщина сидит ещё какое-то время в этой, образно говоря, взятой на прокат машине, слушает тишину и внутренний голос, что советует «ступай домой, Наташа, и выспись», почему бы и не внять тому. Звучит с изнанки перепонки это, по меньшей мере, не так уж и плохо, но где тот дом? Ой да к черту, - раздраженно шипит Романова, умаявшись до чертей со всей этой древнерусской рефлексией, что донимала каждого чертового героя классической литературы.
В подзёмке, ещё не сдавленной утренним часом-пик, спешащих погрузиться в экватор рабочей недели людей, шаром покати, ни души почти. Так какие-то отбросы общества и королева оных - Романова с разбитой бровью, схватившейся коркой запекшейся крови. Она удостоверилась ещё в машине, что латать не придётся, но пластырным кожным швом лучше заклеить. И как новенькая через пару дней будет, аве ускоренная регенерация. Какое же мерзкое настроение, когда оно такое измученное и без сна. В таком состоянии хочется послать все в направлении трёх букв на кириллице, но добравшись до квартиры, где около недели назад Наташу отыскала Пэгги, разгромив тем самым в пух и прах наивную в чём-то надежду на то, что про Чёрную вдову рыжей масти позабудут хотя бы на какое-то время. Так вот, добравшись в этот временный приют колдовской своей души и побитого тела, женщина ограничилась лишь тем, что, найдя конверт под дверью, попросила нынешнего директора Щ.И.Т. обождать и далее закинула в пустой желудок колеса, запила коньяком, в душ пошла и до кровати добралась.
Обладая, очевидно, каким-то прекрасным даром предвидения Пэгги выждала, несколько часов, подняв Романову с кровати телефонным звонком и вопросом ознакомилась ли та с содержимым конверта.
- Дай мне пять минут, я перезвоню, - прохрипела в динамик Романова и отложила телефон, чтобы вернуться в постель с плотным горчичного цвета конвертом, в котором обнаружилась флешка, так же магнитный пропуск и брелок с ключом. Работа. Наташа, уже заваривая кофе, с усмешкой задумалась о том, когда же она успела стать частью внештатной команды? Степень доверия к Картер у Романовой была велика и граничила с тем, как она относилась к Нику Фьюри, а, значит, при всем внутреннем протесте просто не смогла отказать старой знакомой.
Требуется побыть высококвалифицированной нянькой, значит, вживется в образ, благо, что особо стараться не требуется, никакого сокрытия личности, как в один из последних актов внедрения в СтаркИнд.
Наташа пробила по электронным картам на всякий случай адрес, убедившись что правильно поняла местонахождение объекта, о котором в былые времена солгали легенды, без устали сравнивая именитого отца и перспективного сына. Задаваться вопросом, как это все вообще было возможно, Романова не имела никакого сопутствующего желания, в голове было множество других насущных мыслей и грузить новые - увольте, ах да... ни тебе официального трудоустройства, ни пособий, ни выходных, ни оплаченного отпуска, ни профсоюза. Но этот колхоз в случае Наташи дело, откровенно говоря, добровольное, за продленную визу и по любви, поэтому она приехала вовремя и заглушила двигатель на подземной парковке, легко и ловко невзирая на побои выскользнула из предоставленной машины. Одно из многочисленных зданий, принадлежащих Щ.И.Т.у, снаружи выглядело как офисный центр, но никто в него не заходил и никто не выходил, никакой будничной суеты.
Карта активировала лифт, запрограммированный доставить пассажира согласно прошитой в него установке, так Наташа вышла на одном из верхних этажей, осматриваясь в пентхаусе.
- Мистер Старк, - позвала она приятным, нарочито мягким тоном, отнюдь не Тони, как когда-то в бытность работы в должности личного помощника скандально известного гения-миллиардера с крутым железным костюмом в арсенале.