Белова знает. Белова все знает и хочет его голову на золотом блюде.
Все шло к этому с самого начала, сколько бы они не говорили, что все в порядке, сколько бы Стив не противился своему естеству, цепляясь за воспоминания, да что там воспоминания, новую жизнь, любезно подаренную ему Кобик. Когда он понял, что все, настал момент, когда свернуть назад без последствий не получится, Стив ушёл. Так быстро и так внезапно, как только мог, чтобы сбить с толку первым, переиграть партию и вырвать себе хоть немного форы. Потому что за ним придут, со всех сторон за ним ринутся гончие, желающие испробовать последней крови павшего тирана. Как скоро это случится и каким образом, Стив не знал, но конец был неизбежен. Он бы хотел суметь удержать расползающиеся с чудовищным скрипом рвущегося металла и ломающегося с болезненным хрустом дерева оплоты своего старого мира и держать их стальными канатами выдержки и самообладаниям в плавучем состоянии так долго, насколько возможно, однако теперь он сам себе был не хозяин. Говорить о чем-либо ещё было бессмысленно.
В первую очередь перед своим уходом он наведался к единственному человеку, которого хотел забрать с собой, в Романовой он видел удивительно стабильный маяк, который если и кренился вместе с ним, то хотя бы делал это синхронно, а падать вместе уже не так страшно. С самого начала, когда информация, полученная от девчонки-нелюдя из Щ.И.Т.а, более менее стала устаканиваться в его голове, Стив начал искать в себе отголоски прошлого. Или настоящего, как правильно формулировать то, что теперь в нем могут уживаться две памяти? В любом случае он с нескрываемым облегчением обнаруживал раз за разом, что даже с наложением личности того Капитана, что боролся против его детища, он оставался самим собой. Выдумка это космической сущности или нет, но Роджерс чувствовал в себе безразличие и готовность жертвовать всем ради достижения большей цели, что не было присуще ему прежнему, и это в реалиях сегодняшнего времени было для него нормально, только вот Наташу оставить не смог. Почему? Неясно. Может наложение характера того Стива, а может пробел в эмоциональной шкале этого, но факт оставался фактом - в назначенное время и в назначенном месте бежали оба и в какой-то момент оказались там, откуда все началось.
Тогда, стоя перед рыжей шпионкой в самом центре ночного и пестрящего миллионами световых диодов Тайм Сквер, Стив сильнее натянул капюшон поверх надетой наспех бейсболки - маскировка все равно оставляла желать лучшего - и предложил ей продолжить путь вместе. На что Наталья лишь усмехнулась по своему обыкновению и отказалась. ‘От тебя слишком много проблем, Капитан..’
Стив все понял и отговаривать не стал, в глубине души не хотел, наверно, потому что Романова права. Стиву бы сейчас засесть на дно, понаблюдать со стороны и схватить пальцами бьющийся пульс сердца возмездия, которое придёт по стивову душу, чтобы в нужный момент сжать его в кулаках и раздавить к чертям. Но тут встаёт его пресловутое нерациональное ‘я’, та самая половина, которую в себе взращивал Стив из Бруклина, Стив из базы Лихай и Стив, который похоронил себя и самолёт, способный уничтожить миллионы жизней потому, что он спасает день, а все те невиновные - спасут вечность. Противостояние самого с собой изматывало, отчего сознание вспыхивало адским огнём от нескончаемых разрывов шаблонов, и в этой связи решение податься к единственному, кто эти разрывы сможет упорядочить и не станет стрелять на поражение в первую же секунду, было единственно верным. Уйти Стив успеет в любой момент, а вот подождать и подумать вряд ли. Нужный адрес крутится в голове давно, ведь возвращение к жизни его обладателя с первой секунды вызывает вопросы и желание искать ответы тщательно и скрупулезно, чтобы ни одна живая душа большего этом не прознала. Да и Маргарет Картер, Пегги, всегда занимала особе место в сердце Стива, любого Стива. Тогда на кладбище Туманного Альбиона она просила его беречь себя, но капитан, кажется, не справляется. Однако ещё одну просьбу Пегги он исполнить сможет - он вернётся, потому что и сам этого хочет. Стив не понимает истоков этого желания и не готов с этим разбираться, просто следуя по наитию и позволяя ногам вести его через тёмные улицы по направлению к тому единственному дому, где в окне не зажжён свет и за занавесью нет знакомого силуэта, который ждёт и надеется.
Стив останавливается у небольшой и потеснившейся меж взгромоздившихся по ее бокам высотных домов пятиэтажки из тёмного кирпича и оглядывается. Район настолько тихий, что на мгновенье иллюзия спокойствия заставляет забыться, что Грин-Виллидж это тоже Нью-Йорк: тот самый шумный и никогда не останавливающий своего хода город. Если бы Роджерс решил осесть на пенсии, завести пса по кличке Доджер, почувствовать себя простым рядовым американцем и просто пожить, он бы выбрал именно такое место.
Тень трогательной улыбки проскальзывает на его лице, но тут же исчезает, когда в нужном окне неожиданно загорается свет. Роджерс уходит в тень за уличным фонарем и взглядом выискивает пожарную лестницу, которая обнаруживается слева в узком переулке. Во всю ширину своих плеч он бы там не прошёл, поэтому Стиву приходится извернуться и вспомнить все свои акробатические навыки, которых было не так много. В квартире Пегги мог быть кто угодно,  дополнительная осторожность была не лишней, особенно сейчас. К тому же Стив в любом случае не пошёл бы напрямую через консьержа и нескольких десятков камер, любая из них которых за считанные секунды распознаёт его лицо. Так просто попасться было бы верхом глупости. Ещё больше он не хотел впутывать в это Картер и подставлять ее под удар. Поэтому лучшим вариантом будет пробраться через окно, а с присутствующими квартире разбираться уже на месте. Если там окажется чужак, простенький, но эффективный магнум решит проблему, а с Пегги Стив как-нибудь договорится. Он и так преступник, одним больше, другим меньше.
Нижнее стекло поддаётся с лёгкостью, и такая беспечность поражает Стива вкупе с раздражением. Он бесшумно вбирается в комнату и встаёт на пол, утопая ногами в высоком ворсе ковролина и замирает, чутким слухом улавливая движение там, где по логике должна быть кухня. Рука на автомате заносится за спину, однако в дальнейшем применении оружия надобность отпадает. Перед Стивом появляется Пегги.
Все такая же прекрасная, как в тот краткий миг встречи, и такая же боевая, как в сорок пятом. В руках ее Стив замечает бутылку вина и предчувствует, что если не проявит себя, получит ею в голову. Тогда он в защитном жесте приподнимает руки, попутно скидывая с себя капюшон, и выходит вперёд.
- Это я, Пегги, - голос тихий и вкрадчивый. Роджерс показывает девушке, что безоружен, после чего берет ее за руку и ведёт в комнату, откуда та пришла. Ею действительно оказывается кухня и Стив, подойдя к раковине, открывает воду до упора. Хвостатый и дурацкий шпионский трюк, но действенный, к тому же у них нет иных вариантов.
- Прости, что являюсь так внезапно, но дела обстоят плохо.
Капитан облокачивается о столешницу и исподлобья смотрит на Картер, после чего виновато улыбается и качает головой.
- Поздновато для свидания, да?
Маргарет явно ждала не такого возвращения героя. И героя ли?

Он опять опоздал. Знакомая фраза, как ностальгический привет из далекого прошлого, заставила Стива улыбнуться и окунуться в тот самый момент, когда он, весь в пыли, грязи и с триумфальным  грузом на плечах в виде трофеев огневой мощи Гидры, возвращался в расположение части, ведя за собой освобождённых ребят, настоящих борцов за жизнь, из 107 пехотного полка. Тогда все взгляды были обращены на него, ведь для сослуживцев он был героем, не меньше, но сам Стив в свою очередь искал в толпе только одну особу - обладательницу невероятно ореховых глаз. Они не смотрели на него как-то по-особому, в них не было блеска обожания или фанатичного восторга, Маргарет смотрела прямо, вздёрнув подбородок, и требовательно, будто Роджерс ей задолжал и крупно опоздал с возвратом. Она не благодарила небеса за его возращение целым и невредимым, потому что для неё не существовало варианта, где бы Стив не вернулся. Он был обязан вернуться и он опоздал, за что почти что получил выговор. И вот снова та же песня, и Стиву хочется рассмеяться, потому что сколько бы лет ни прошло, Пегги не изменилась. Осознание этого теплом разливалось внутри Роджерса.
- Виноват, мэм, - отсалютовал он, делая серьёзное лицо - шутка про недоступное такси была уже не актуальна. Но тут же ласково улыбнулся, давая понять, что тронут заботой Пегги. Она ждала его, это было важно.
- Я до последнего оттягивал этот момент, - честно признался Стив. - А потом все произошло слишком быстро, уходить пришлось впопыхах, но я старался действовать максимально прозрачно.
Он выразительно указал одним лишь взглядом на глушилку, красноречиво говоря, что лучше перестраховаться.
Было ли правильно приходить сюда сегодня? У Стива не было четкого ответа, он соизмерял соотношение риска и случая, оставляя отрезок своих возможностей для того, чтобы ретироваться в любую секунду, стоит только почувствовать опасность. Подвергать риску близкого человека он не хотел,  хотя отрицать того, как непроизвольно расслабилось тело, а сердце хоть немного, но освободилось от напряженных тисков, стоило ему только ступить в жилище Пегги, где, казалось, все было пропитано ею, Стив бы не смог при самом большом желании. Он пожал плечами в ответ на ее слова и хмыкнул. Действительно, сколько уже лет он обживается в этом мире и все никак не может к нему привыкнуть. Возможно оттуда и росли ноги его Новой Гидры, где мир в первую очередь нужен был ему, как символ стабильного и знакомого островка надежды. Стив всерьёз призадумался, склонив голову на пару секунд, после чего снова поднял взгляд на Пегги. Привыкать действительно было пора, тем более нынешние реалии не прощали ошибок и глотали не сумевших подстроиться даже не разжевывая. Советники Стива говорили ему: ‘Ты слишком старомоден, Роджерс’. В их словах была правда, мужчина действительно все ещё держался старых взглядов и ценностей, ведь других у него быть не могло. Он не прожил свою жизнь, как, например, это сделала Пегги, оттого у него получалось легче проводить четкую параллель и сравнивать тот мир, который был, и тот, который есть сейчас. Все же Стив держался такого мнения, что раньше люди мыслили шире, а действовали опрометчивее, все доставалось кровью и потом, а время было на вес золота. Нынешний мир был неплох, но человек разучился ценить его.
Пегги прошла вглубь кухни и принялась за приготовление чая. Истинная англичанка. Приглушённый свет в комнате и практически идеальная тишина, возникшая в паузе между короткими вопросами, создавали непередаваемую атмосферу спокойствия и умиротворения. На секунду могло показаться, что не за этими окнами полыхает его старый новый мир, а леска возмездия вот-вот затянется на крепкой, но уязвимой шее. Стиву казалось, что начни он рассказывать все Пегги, этот момент безвозвратно разрушится и все вернётся на круги своя. Но Картер, его милая и мудрая Маргарет снова все понимает сама. Ему остаётся  лишь утвердительно кивнуть и хотябы попытаться объяснить почему все вышло так, как вышло.
- На мне было завязано многое, Пегги, да что там, ГИДРА до сих пор не знает, что я дезертировал, только она, Елена. Ну, и, может быть, ещё пара приближенных. Получилось совсем не так, как планировалось изначально. От меня было бы больше пользы, останься я в стане... ‘врага’.
Но мертвым я буду ещё более  бесполезен.
Было непривычно звать врагом то, что создал сам, оттого слова, произносимые им, казались Стиву чужими и колючими. Умом он понимал, что все правильно, но подкорка, что-то подсознательное, говорило обратное.
Шпилька в его адрес поменяла тон стивовых мыслей. Он, уже успевший опуститься на высокий стул у барной зоны гарнитура, устроил руки перед собой и подался вперёд, сверкая глазами.
- И за то, и за другое, - деловито произнёс он, тут же перехватывая  тёплую ладонь, пока Пегги не убрала ее. От легкого прикосновения к щеке по телу пробежала мелкая дрожь, и Стив на мгновенье позволил себе прикрыть глаза. - Но вариант с окном все равно очень романтичен, тебе не кажется? Вышло бы неловко, угоди бутылка вина мне в лоб, но есть свой плюс - моя физиономия не засветилась на камерах.
И вот так вот просто - главное, что пришёл.
От предложения отправиться в душ Стив не отказывается, хоть и представляет в красках, как будет отбиваться и гнать бойцов ГИДРЫ, если те все же смогут выйти на его след, в чем мать родила и с намыленной головой. Стресс на каждом человеке сказывается по-разному, в случае Стива это оказывается юмор и немногословность. Он до сих пор не знает, как начать разговор, который в любом случае неизбежен, и донести до Пегги все правильно. Он сам себя-то до конца не понимает, о чем в таком случае можно говорить с другими? Но Стив старается не накручивать себя раньше времени и решать проблемы по мере их поступления. Что ему ещё остаётся.
- Ты всегда знала, что мне нужно, даже когда я сам этого не знал, - Стив негромко смеётся, после чего на одно мгновенье прижимает тонкие женские пальчики к губам и тут же отпускает их. - Тогда ждём пиццу. А что до халата..
Роджерс поднимается с места и, словно мысленно примеряя на себя женский халат, опускает глаза на свою грудь, после чего оценивающе оглядывает Пегги.
- Боюсь, мне он будет маловат. Если только ты не хочешь поглядеть на меня в мини?
Левая бровь лукаво взлетает вверх.

О том, когда наступил тот самый момент рухнувшего всего, можно было спорить до посинения, а строить догадки ещё дольше. Когда Стив все вспомнил? Или когда уведомил об этом Елену? Или когда ушёл? Или может уже с того времени, как над его историей поглумилась Кобик? А неподходящим этот момент был бы в любом случае и в любое время, разве что цена за него была бы разная. Да и в конце концов ни Пегги, ни тем более Стив однозначными победителями из этой истории не вышли бы. Роджерс с самой первой секунды ждал большего, он проиграл в голове сотни вариантов развития событий, да чего скрывать, до сих пор продолжал, и был готов ко всем. Однако, как это всегда и бывает, быть готовым ко всему невозможно.
Поэтому Роджерс просто держит лицо, он пытается шутить, он не позволяет себе обнажить чувства, чтобы те не отразились на тембре его голоса. Чтобы Пегги, которая и так слишком много знает, не знала ещё и того, что на самом деле творится у него внутри. Поэтому он быстро цепляется за любую возможность продолжить непринуждённый разговор, который удавалось поддерживать с первой секунды, как он оказался в этой квартире. Влезать через окно было действительно глупо, они же не в вестайдской истории, честное слово, однако предложение выдать ему ключ Стива сперва сбивает с толку. В голове сразу выстраивается картинка, как он, опальный бывший главарь Гидры Роджерс, по утрам выходит на пробежку, по пути забегает в Старбакс на первом этаже соседнего дома , берет два капучино, один Пегги, второй ему, возвращается обратно и, бесшумно, насколько возможно, открывает входную дверь своим ключом, кидает эту связку в корзинку на низенькой тумбе, после чего идёт будить любимую. Или ночью, после трудного дня, он возвращается к единственной женщине, к которой хочется возвращаться, и заходит в дом, где его ждут, и если очень постараться, то можно представить, будто нет в их жизнях ничего супергероического, ни щита, ни гидры, ни железобетонно тяжёлой ответсвенности за мир, а Стив простой работник, которых в Большом яблоке больше, чем денег на счету у Старка. Работник, который вернулся домой.
И понимает, что это нонсенс. Произойти может абсолютно все, но только не эта идиотская и нереальная картинка из его головы. Стив даже позволяет себе печально улыбнуться мыслям, пока Пегги на секунду отворачиваются от него, отвлекаясь на бытовые заботы. А потом ее стирает, как волной цунами, когда вопрос о Беловой достигает адресата. Стив небрежно отмахивается, мол, он себе столько врагов нажил, одним больше, одним меньше, но не признать, что Пегги права, не может. Отвратительный или нет, но Елена определённо опасный враг. Ситуация осложняется ещё и тем, что Стив не может воспринимать ее той, что стоит по другую сторону, потому что он буквально сросся с этой женщиной своим умом, своими стремлениями и желаниями. Две головы, растущие из одной шеи - отруби ту, что лезет на рожон, вырастет ещё две взамен, но те считанные мгновения, что рана будет кровоточить, первая согнётся в боли и муках. Она была первой, к кому он направился после перезагрузки, она была единственной, кто стоял рядом до самого конца. И она будет первой, кто захочет его голову, потому что это не только дело принципа, это личное. Стив знает на все сто десять процентов, что он окажется с ней лицом к лицу однажды, но он не может предположить даже на одну миллионную, что будет делать, когда тот момент настанет.
- Боюсь, эту науку мне никогда не познать в полной мере, - он криво усмехается, но во взгляде снова сверкает выдавливаемое через не могу лукавство. - Так и буду лажать до конца жизни. Кажется, в данный момент это единственная неоспоримая истина.
И душ, разумеется душ.
Стив бросает последний, полный тепла и нежности взгляд на Пегги и, весело фыркнув на замечание о прорезавшемся в ранее прямом, как палка, Стиве какого-никакого, но все же чувства юмора, идет в сторону, куда ему было указано ранее.
- Без проблем, - кричит он уже в ответ на реплику Маргарет, закрывая дверь в ванную и, как только она захлопывается за его спиной с тихим щелчком, поникает в плечах и медленно выдыхает, попутно стаскивая с себя весьма лениво мешковатую одежду. Толстовка, брюки и прочее бесформенной грудой тряпок остаётся лежать на полу.
Вода обжигает, вонзаясь в кожу ледяным остриём капель и заставляя все тело Стива покрыться гусиной кожей. Он стоит под холодной струей и даже не думает шелохнуться, хотя выбранная экстремальная температура уже начинает доставлять дискомфорт. Но Роджерс ещё долго не реагирует, прислонившись одной рукой о чёрный кафель стены, а второй накрыв опущенную голову. Вода смывала все напряжение прошедшего дня и, кажется, даже немного отрезвляла. По-крайней мере чувствовать себя мужчина стал лучше. Или же наконец сработало самовнушение, которым Стив пренебрегал долгое время и, обратившись, наконец, к этому дивному инструменту, не знал, чего от него ждать. Он повторял про себя, что сегодня будет особенный вечер, по большей части потому, что он окажется единственным в ближайшее время. Правда понятие ближайшего времени в его ситуации могло иметь разные значения: месяц, год, десятки лет? Стив всегда решал все свои проблемы сам, он не любил просить помощи. Наоборот, он готов был отдавать всего себя, если того потребуют другие. Это потом в его жизни появился лучший друг, словно из сна возникла женщина, ради которой он готов был отдать свою жизнь, но прожить ее вместе с ней считал более заманчивым, образовалась его команда, члены которой были слишком разными, но в конечном счете оказались для него самым дорогим на новой планете его персонального будущего. Только в итоге Стив все равно оставался один, наверно, потому, что хотел этого сам. Так что непоколебимая идея справиться и на этот раз в одиночку была заманчивой и не подвергалась критике.
Женский халатик Стив игнорирует, хоть и примеряется к нему шутки ради только выйдя из ледяного плена. В конечном счете обычное махровое полотенце выигрывает перед цветным шёлком и не слишком плотно опоясывает мощную поясницу Роджерса. Сначала он задумывается, а стоит ли выходить так перед леди, но затем вспоминает, что выбора у него нет, поэтому быстро закидывает оставленную на полу одежду в стиральную машину, запускает ее, дело двух минут, и выходит, за несколько минут уже успев согреться и стряхивая холодные капли с волос. Их длина тоже успела измениться и стать преступно неуставной. К тому же, Стиву не помешает поменять имидж, раз уж он собрался в бега.
Пегги он находит там же на кухне, откуда уже веет ароматом горячей пиццы. Девушка стоит к нему спиной и, кажется, не слышит движения сзади. Или делает вид, что не слышит, потому что оборачиваться не торопится. Роджерс пользуется этим удачным моментом, чтобы на мгновенье остановиться и полюбоваться на любимую женщину в тусклом свете вечернего освещения комнаты. Ее шелковистые шоколадные волосы прямой волной спадают по спине, переливаясь бликами, одежда уже сменена на более удобную, нежели строгий костюм. Стив на мгновенье задумывается, что ни разу не видел ее простой, в домашних условиях, и уже горит желанием узнать Пегги с иной стороны. Наконец он отмирает и, максимально бесшумно подкравшись к ней, сначала невесомо касается ладонями тонкой талии, после обхватывая ее уже крепче, и прижимает Пегги к себе, зарываясь носом в изгиб шеи и выдыхая аромат парфюма, который так и не выветрился за день. Кажется, это сирень. Он всегда любил сирень.
И он всегда любил Пегги.
Момент оказывается настолько проникновенным, что Стив, держа в объятиях Маргарет, сначала не даёт ей шелохнуться, безмолвно прося у неё буквально несколько секунд, чтобы насладиться возникшим наваждением. Просто несколько секунд, чтобы постоять в тишине и понять, что все взаправду.

Когда Стив Роджерс очнулся в воссозданной по подобию сороковых палате, первым с момента, как открыл глаза, наткнулся взглядом на медсестру в военной врачебной форме, после вырвался из коробки, оказавшись в самом сердце Тайм сквер, и понял, что с момента его запланированного свидания прошло семь десятков лет, он знал, что теперь в этом, абсолютно новом для него мире он один. Эхо войны давно стерлось ветрами времени, развеявшись, как сухой и горячий песок бескрайних пустынь памяти. У мира были новые герои, новые испытания и новые горизонты для покорения. Нью-Йорк стал больше, уже давно не осталось даже намёка на бедный район Бруклина, в котором он жил и провёл большую часть своей жизни. Изменились люди, изменились порядки, стали другими правила. Мир открывался Стиву так, словно это была совершенно иная реальность. И он, потерянной крошечной парусной лодкой на фоне стальных кораблей-гигантов, бороздил океан, не способный прибиться к своему тёплому берегу.
А потом появилась она. Его прекрасная леди в красном, непоколебимая, не уступающая своего мнения и не пасующая перед трудностями Пегги. Теперь ее называли как угодно: миссис Картер, агент Картер, госпожа Картер, но он так и не услышал ни разу, чтобы ее назвали Пегги. Единственный раз так сказала Шерон, произнося свою речь на похоронах и... Но для Стива она так и осталась Пегги. Ему было плевать, что прошло семьдесят чертовых лет, которые, вероятно, сломали жизни их обоих, что теперь Пегги была совершенно иным человеком с таким невероятным багажом опыта и личной истории, что ему и присниться не могло, который девушка зарабатывала на протяжении долгих лет, пока сам он лежал во льдах. Он уверял себя, что не должен так ревностно интересоваться ее жизнью, запрашивать дополнительные разделы досье из архивов, что не привезли в первый раз. Наверно, таким образом Фьюри хотел помочь Стиву наверстать упущенное и успокоить его душу, даже не подозревая, что бередит ее сильнее.
У нее был муж. Парень, которого Стив вытащил тогда, в сорок втором с базы Шмидта, когда отправился за Баки с одним лишь реквизитным щитом, а вернулся с сотней своих соотечественников, бравых ребят, чьи жизни дали вот такой вот в частности результат в будущем. У неё были дети, двое.
Это могли быть их дети.
Стив тогда улыбался искренне, пробегая глазами лист за листом. У Маргарет Картер была замечательная, наполненная и радостями, и горестями, а куда без них, но насыщенная жизнь, которую она прожила со своим девизом до последнего.
Видеть ее, даже старше в три раза самого Стива, было для него счастьем. Когда Пегги узнала его, а в глазах ее промелькнула та самая, похороненная много лет назад любовь, Стив готов был умереть на месте. Потому что он нашёл человека, который был с ним в сорок втором и оставался рядом до последнего, он пришёл к человеку, с которым его роднило буквально все. Пегги была единственной, кто начинал с ним один путь. И вот она снова с ним, когда он вернулся. Его любовь жила. Жила!
Вспоминать, как трудно было прогнать ком, вставший в горле, и загнать поглубже отчаянные слёзы, когда он воочию столкнулся с симптомами ее болезни, Стив не любил. А о том дне, когда его любовь ушла, и вовсе не думал. Внутри снова оборвалось что-то, что зародилось в самом начале, когда он только узнал, что в нелюбимом им мире, с которым все никак не получалось свыкнуться, есть Пегги. Только на этот раз рана, оставшаяся кровоточить на месте разрыва, болела намного сильнее. Так, что от неё хотелось лезть на стену, рыть землю, да что угодно, лишь бы хоть на мгновенье прекратить жжение в груди. Никакая сыворотка не помогла ему смириться, и осталось лишь пытаться жить дальше. Появился Баки, рядом были Сэм и Наташа. И Стив убедил себя, что справился.
Находиться здесь и держать ее в объятиях, будто за окном снова сороковые, а они молоды и не обременены тяготами нынешней их жизни, было сродни какому-то извращенному чуду. Стив повёл носом, вдыхая аромат любимой и, прижавшись губами к нежной коже шеи, спустился невесомыми касаниями к плечу, заставляя Пегги вздрогнуть. Одна рука с талии перекочевала на второе плечо аккурат вовремя, когда девушка аккуратно разворачивается, вставая к нему лицом и оказываясь к кольце его рук. Она ниже его почти на голову, такая домашняя, прекрасная, отчего щемящее чувство в груди сжимает внутренности ещё сильнее. Ее тонкие прохладные пальцы пробегаются по его щетине, оглаживают щеку, ложатся на нагую твёрдую грудь. Она целует его несмело, будто спрашивая разрешение на это, не зная, как отреагирует Стив. Это кажется таким очаровательно глупым, что мужчина не выдерживает и, настойчиво, но при этом мягко прижав Пегги к себе, углубляет поцелуй. Ее губы такие мягкие и сладкие, совсем как тогда. Он помнил, конечно же он помнил, потому что такое не забывается.
Рука его ложится на затылок девушки, и Стив не отказывает себе в удовольствии зарыться пальцами в шёлк шоколадно-золотистых волос. Поцелуй прерывается, и он, глубоко выдохнув, прижимается к ее лбу, пытаясь выровнять скакнувшую резко вверх амплитуду чувств. Мягкая улыбка озаряет его лицо.
- Борода подходит имиджу беглеца и скитальца, м?
Он шутит, поэтому тихо хмыкает, что должно означать смех. Однако зерно истины в его словах все же проскальзывает. Если он собирается в самоволку, то вопрос смены образа встаёт в первую очередь. Таким его видели только Наташа да Пегги, и обе, кажется, остались довольны, поэтому с брутальной растительностью Стив, пожалуй, ближайшее время не расстанется.
Он опускает взгляд и прослеживает, как подушечки любимых пальцев собирают оставшиеся капли влаги. Пегги, кажется, и сама не верит, что это все происходит взаправду, что Стив рядом. Глаза видят образ, уши слышат голос, но все может обманывать, и только касания не соврут. Оба уповают именно на это, потому что не могут отпустить. Мужчина ласково перехватывает пальчики и прижимает их к губам. Пусть сегодня все переживания и сложности лягут на его плечи, потому что Пегги сталкивалась с ними слишком много за то время, пока ее правильный партнер отсутствовал.
- Мы здесь. Мы оба здесь, Пегги. Я не знаю, как назвать это ещё, если не чудом, но если нам дан подобный шанс, значит все было не зря. Я с тобой.
Руку Маргарет он не отпускает, продолжая сжимать ее, ощущая эту прохладу и пытаясь согнать ее своим теплом. Вид у Стива мягко говоря не презентабельный, что не остаётся и без внимания Пегги.
- Я редко мёрзну и согреваюсь быстро, не переживай, - он поднимает на уровень глаз сжатые в руке пальчики, демонстрируя их обладательнице. - А вот ты, кажется, злоупотребляешь благами современности. Или тебя что-то тревожит.
Стив качает головой.
- Не стоит. Сегодня этот вечер только наш и ничей больше. Мы слишком долго этого ждали, любовь моя.
Взгляд падает за спину Пегги, где на столешнице лежит айпод. Такой был у Сэма, и вроде кто-то из Мстителей пытался всучить ему такой же. ‘Ты сможешь слушать музыку, чувак, не отвлекаясь на внешний мир!’ агитировали его, но Стив так и не приобщился к современной культуре. Звук граммофона, к счастью, не смог переплюнуть ещё ни один современный аппарат. В его кабинете в главном офисе Гидры даже стоял один такой, раритет двадцатых годов. Сколько подколок и шуток услышал он на этот счёт от своей блондинистой напарницы, однако лишь один вечер в компании хорошего ирландского скотча и оркестра Бена Селвина обрубили под корню череду шпилек, потому что классика способна на все, но лишь не на нелюбовь.
Стив, не выпуская Пегги из объятий, берет аппарат в руки, в несколько движений вводит нужный текст, нажимает на старт и улыбается, глядя прямо в ясные карие глаза девушки, которой в своё время задолжал.

- Несмотря на мой неподобающий вид, согласитесь ли вы разделить со мной этот танец, мисс Картер?
Первые аккорды музыки окутывают их и, кажется, весь мир исчезает, оставляя их одних. Стив вспоминает видение, которое однажды подарила ему Ванда Максимофф, и думает, что оно единственное, чего бы он хотел в эту минуту. В эту ночь.
В эту вечность.

Отредактировано Steven Rogers (2018-07-19 21:40:38)

- У меня было много времени наверстать упущенное, да и причин не меньше.

Слова Стива звучат весело, но с самого дна пустыни недосказанностей всколыхается печаль. Поэтому он тут же перечеркивает все лукавой улыбкой, играя бровями, подается вперёд и одновременно притягивает Пегги к себе, оставляя между ними ещё меньше пространства. Сегодня, в эту минуту, для них нет прошлого. Отягощенного нерадужными мыслями, пасмурными воспоминаниями, безрадостными сожалениями и радостной печалью. Для них также нет неизвестного и полного  неведомых событий завтра. Поэтому говорить о них не настроены ни он, ни она, будто бы если суть проблемы не произносить вслух, ее и не будет. В корне неверно, разумеется, однако сегодня Стив и Пегги могут позволить себе такую оплошность. Всего лишь раз, всего лишь одну ночь.

- Я ведь не мог явиться к тебе неподготовленным. Такое непозволительно Капитану Америке.

Тихий смех вырывается сам, собирая мелкие морщинки вокруг глаз Стива, и он делает резкий шаг в сторону, уводя за собой партнершу. И совершенно не замечает, как впервые за долгое время использует звание, ставшее символом нации, применительно к себе и от которого бежал, как черт от ладана все то время, пока жил сознанием, выстроенным в его голове Кобик. Сейчас ему важны лишь близость Маргарет, голос Деллы Риз на фоне, хрупкое волшебство момента и четкое понимание того, что сегодня оно принадлежит только им.
Покачиваясь в такт размеренным нотам старого и доброго блюза, растекающемуся по телу приятной негой, подобно старому тёплому плюшевому пледу из бруклинских детства и юности, Стив прижимал к себе Пегги и вдыхал ее аромат, не способный насытиться. Как жаждущий, потерявший путь в пустыне, и, наконец, набредший на оазис. Обстановка совсем не располагала к такому выражению чувств, он бы предпочёл оказаться в бальной зале с приглушённым основным светом и сценой неподалёку. Музыканты, быть может даже Harlem Hamfats - совершенный неформат для того времени, но лучше создателей блюз не играл никто - исполняющие что-то размеренное, красивое; военный мундир на нем, восхитительное алое платье на ней и никого вокруг. Только они, только двое. В воздухе витает еле различимый аромат шампанского и не ясно, он ли пьянит сознание, заставляя плыть от испытываемых чувств удовлетворения и правильности происходящего, или же просто сама возможность быть рядом, держать в объятиях тёплых и родных рук человека, единственного человека, который заполняет особое место в сердце, является причиной. Да и не важно это, только стук сердца, который ощущается всем нутром. Его, ее? Не ясно, потому что оба сердца бьются в унисон, словно их обладатели только что сошли с экрана, где крутят Неприступную.
Мысль о том, что их ждёт в мире за этими четырьмя стенами, тонет в глубине сознания, резко резонируя со спокойствием и умиротворением, за которые он цепляется с неистовым рвением. Однако нет да нет, но проблески торопливого понимания проскакивают сквозь думы о музыке, подходящих нарядах и прочем, мирском и совсем далеком от того, что наполняет жизнь Стива. У него было достаточно времени подумать о том, что его ждёт впереди. Более того, не только его, но и всех, кто имеет отношение к его персоне так или иначе. Первым рвением стало желание отгородиться и выстроить вокруг себя нескончаемые ввысь стены отчуждения, что было бы логичнее и правильнее всего. Роджерс не обманывался, он прекрасно осознавал, что никому не будет интересно при каких обстоятельства и почему с ним случилось то, что случилось. Его не вознесут с почестями и иными регалиями на пьедестал жертвы, не закроют глаза на разрушение Башни Мстителей и недавние чудовищные теракты, да даже не станут рассматривать возможность амнистии окажись мир перед лицом опасности, а спасти его сможет только опальный Капита́н Стивен Роджерс.
Ему же уготована роль венца всех бед. Так легче, так проще - найти виноватого и устроить показательную казнь. Доказать, что даже с самым гнусным и опасным злом можно справиться. Оттого перспектива обрубить все связи, все нити, ведущие к нему, чтобы при взрыве волной не накрыло других, кажется заманчивой. Только вот сам Роджерс козлом отпущения становиться не собирался, не в этой жизни.  Здравая доля предосторожности имела место быть, однако если ему дадут возможность все исправить, он сделает это, он готов, а если нет, то будет рвать место под солнцем зубами. Отчасти потому, что он наконец начал понимать, что любит себя, отчасти потому, что в мире для него осталось слишком много незавершенных дел. Помочь Мстителям вновь восстановить закон и порядок, придти в трудную минуту к друзьям, которые этого ждут, сделать счастливой Пегги и прожить жизнь так, как должно было быть с самого начала, если получится, - чем не воодушевляющие и заслуживающие того, чтобы их исполнили, планы на будущее.
Мелодия завершается, погружая комнату в тишину, прерываемую лишь приглушённым лаем собаки снаружи. Когда животное приходит к мнению, что на сегодня драть горло достаточно, и этот посторонний звук исчезает. Стив все ещё качает Пегги в объятиях, носом зарываясь в копну ее пышных волос, и с трудом заставляет себя снова вынырнуть из раздумий, вновь возвращаясь в реальность.
Времени-то прошло минуты три от силы, но ощущается это так, будто они парили на волнах песни целую вечность. Стив немного отстраняется от Пегги и заглядывается в ее глаза, тёмные и такие же затуманенные, а в глубине их плещется желание. Ее сфокусированный взгляд даёт понять, что в его собственных она видит желания не в меньшем количестве, отчего в области живота мужчины мгновенно вспыхивает тепло, собираясь в ком и медленно поднимаясь вверх, вот-вот готовое вспыхнуть и рассыпаться на тысячи мелких искр.
Тогда он, оглаживая ладонями спину, опускает обе руки на поясницу Пегги, прижимается к ее уху и наваливается на неё всем телом.

- Черт с ней с этой пиццей.

Выходит полувопросительно, полуутвердительно, но Стив даже не дожидается ответа, лихо подхватывает девушку на руки и жадно припадает к ее губам, чувствуя, как любимые руки обвивают его шею. И каждое их прикосновение к голой коже отдавалась электрическими импульсами в его теле. И с каждой секундой это становилось невыносимее.
Было ли дело в его нестабильном эмоциональном фоне в свете последних событий, но подобная прыть и несдержанность стали приятным открытием для Стива. Он хотел Пегги. Хотел прямо здесь и сейчас. Однако определённая рациональная доля его сознания все же подсказывала, что он определённо видел дверь в спальную комнату.

Новый мир стал проще. Он дружелюбно распахнул свои двери новой моде, множеству течений и нрав. В этом новом мире стало легче жить, глубже дышать и можно было раздвинуть границы фантазии на небывалые расстояния. Для человека, помнящего себя в реалиях прошлого века, такая резкая смена нравов была непосильной задачей для решения и принятия. Стив старался и достигал определенных успехов, но всегда, раз за разом, возвращался к самому началу и только тогда успокаивался, обретая долгожданный штиль посреди окружающей его снаружи бури.
Однако именно сейчас нерв его - оголённый провод. Что уж говорить о прикосновениях, когда даже жаркое и прерывистое дыхание в самые губы, шею, ключицы било набатом в самый мозг, заставляя терять нить реальности и срываться со всех тормозов. Стив долго думать не стал, разорвав поцелуй лишь на мгновенье, что стоило ему неимоверных усилий, взглядом отыскал ту самую приоткрытую дверь и, встав напротив, открыл ее пинком. И все же сил он не рассчитал - железная ручка с грохотом впечаталась в стену, наверняка оставив вмятину на светлых стенах, но ему было откровенно наплевать на такую мелочь, когда страсть вела его вперёд, сметая препятствия, попадающиеся на пути, любыми способами . Встав напротив широкой кровати, Стив плавно опустил на неё Пегги, нависая над ней и вновь припадая к раскрасневшимся чувственным губам. Внутри все бурлило так, будто его лихорадило после длительного плена в ледяных пещерах Арктики, а воздух был прогрет не менее, чем на градусов пятьдесят. В груди жгло, воздуха словно не хватало, а возбуждение, то и дело прокатывающееся по всему телу нетерпеливой штормовой волной, заставляя вздрагивать от предвкушения, планомерно собиралось в районе паха, отчего движения Стива становились рваными и резкими.
Своё точное отражение он продолжал видеть в Пегги, которая так же была на взводе. Стив отчетливо ощущал ее трепет, ее жар и нетерпение, поэтому, когда легкая домашняя майка улетела в порыве избавиться от одежды как можно скорее, он сам потянулся к домашним брюкам, чтобы стянуть их в паре с нижним бельём и оказаться к любимой ещё ближе, кожей к коже, телом к телу. Ему жизненно необходимо было ощущать Пегги рядом, как можно больше и теснее, потому что чувство, будто прекрасная и деланная иллюзия рассыпется в блестящую пыль в любую секунду, пытливо маячило на горизонте, то и дело предпринимая попытки прорваться через переправу. Однако неожиданно Пегги останавливает его руку и, оглаживая ее от локтя до кончиков пальцев, прижимает тыльной стороной к губам, даря мгновенье тишины и покоя и давая возможность выдохнуть, освободить уже начавшие гореть испепеляющим огнём легкие. Стив застывает, непонимающе смотря на любимую, после низко опускает голову, резко выдыхая и вдыхая жаркий воздух через рот.Тут же затуманенная вспыхнувшей животной страстью голова начинает проясняться, и Стив чувствует, как его сердце, бешено отбивающее нестройный марш у самого горла, замедляет свой бег. Внутри разливается умиротворение.
Он знал, что Пегги была замужем. Также знал, что у неё была долгая жизнь, которая вобрала в себя миллионы маленьких незначительных событий, так и единицы больших, знаковых как для неё лично, так и для сотни других людей, кто так или иначе имел к ней отношение. Она жила, она любила, она теряла. Стив также грел в душе мысль о том, что его самого она помнила долго, всегда, и до последнего не была готова отпустить, но все равно он остался в ее жизни лишь ярким воспоминанием. Мимолетным, эфемерным и имеющим обыкновение стираться под давлением времени. Его имя, его образ, его голос, его запах исчезали из зелёных просторов памяти, как карандашные штрихи остаются погребёнными на полотне  под слоем алых и голубых росчерков краски. Его место занимали настоящие люди, живые, те, кто рядом, те, кто сможет утешить ласковым прикосновением, порадовать озорным поцелуем, подарить счастье тёплым объятием.
А потом он снова, нежданным порывом ветра, знаменующим шторм в прекрасный солнечный день, сносящим все вокруг вихрем ворвался в ее жизнь, переворачивая с ног на голову. Жизнь интересная штука как ни крути, которая дала им шанс начать все сначала в самый неподходящий момент, когда буквально все вокруг: события, последствия, принимаемые решения - все они тянули их в разные стороны, слишком явно намекая, что для их личных потребностей и желаний время максимально неправильное. Умом Роджерс это понимал прекрасно, но что-то же его привело сюда, в этот дом, к этой женщине, что-то глубинное, основательное, что-то сильнее, нежели здравый смысл, сильнее обязательств перед миром. И что, если сегодня их последняя встреча?
Иррациональные по своим содержанию и восприятию мысли вспыхивают в его голове. Сейчас они двое, вероятно, со стороны выглядят всего лишь как дорвавшиеся до желаемого школьники, которых на страсть толкает отчаянность момента и заложенные в самой подкорке, как нечто подсознательное, страхи не успеть, совсем как в прошлый раз. И такая поспешность каким-то образом может обесценить их чувства, чего Стив желал бы избежать в первую очередь. Но в то же время все кричало о том, что им сейчас необходимо именно это - почувствовать реальность момента, ощущать друг друга, как единое целое, осознать правильность и необходимость момента для того, чтобы жить дальше. Жить так, как им придётся это делать. И хотя бы только из-за этого Стив мог себе позволить отключить все, кроме своих желаний в эту ночь, и не думать ни о чем, что хоть как-то отдалено от блеска кофейных глаз, аромата молодого и нежного тела, опадающего лепестками летних цветов легкого и родного голоса, желанных прикосновений и близости.
- Иди ко мне, - выдыхает он, отзеркаливая движение Пегги. Он пробегает подушечками пальцев по ее руке, сильнее сжимает запястье и толкает его, призывая податься назад. Вторая рука ложится на основание талии, придерживая так, чтобы Маргарет опустилась на спину плавно, и уже в следующее мгновенье он всем телом нависает над любимой. Он оглаживает ее бедро, сопровождая смелую ласку легким коротким поцелуем в ключицу, поднимается выше, оставляя жаркие следы на изгибе тонкой шеи, чувствуя губами биение взбухшей вены. Загнанное глубоко внутрь нетерпение вновь начинает поднимать голову, требуя свободы. Он водит пальцами по точеным линиям, будто знакомясь вновь с позабытыми чертами, изучает каждый миллиметр изгибов, которые с точностью прорисовывал в голове, мечтая однажды воплотить этот совершенный образ на бумаге. Он был не только героем, Стив был ещё и художником. Он нигде не учился этому ремеслу, искусству создавать нечто ценное и прекрасное из ничего одним лишь движением руки, однако вдохновение само охватывало его в нужный момент и нёсло на волнах музы вперёд. Стиву не нужно было сейчас видеть Пегги, чтобы осознавать ее совершенство. Он чувствовал ее руками, телом, всем своим нутром. Влажная дорожка поцелуев опускалась ниже, очерчивая контур упругих грудей,  трогательную впадинку на животе вдоль косых мышц. В какой-то момент он добирается до небольшого шрама справа, который судьбоносной полосой перечеркивает белую молодую кожу, напоминая о событиях прошлого. Стив аккуратно проводит но нему пальцами, словно боится причинить боль там, где ее уже не может быть. Его не было в ту ночь, а значит Пегги получила его после. После него. Обладая большим объемом информации о ней, Стив понимал, что упустил так много, слишком много, о чем сожалеет, и не знает о любимой ровным счетом ничего. Как эта метка появилась на ней, что случилось, что было за то время, что он лежал во льдах. И отразилась ли его жертва на Пегги так, как он боялся даже помыслить. Стив хотел знать все это, но не сейчас. В этот самый час они предоставлены не прошлому, не воспоминаниям, - только самим себе и друг другу. Он нежно сцеловывает каждый миллиметр совершенного несовершенства и на мгновенье прижимается щекой к плоскому животу, ощущая кожей ритм чужого дыхания. Но только на мгновенье, чтобы уже в следующее словить поцелуем сорвавшийся с любимых губ стон. Он чувствует, как ногти, острые и цепкие, впиваются в его спину, наверняка оставляя алые полулуния, однако легкое, колющее чувство на рассыпающейся грани боли только побуждает кровь в сосудах бурлить со страшной силой. Движения его становятся резче, и уже сам Стив начинает терять нить реальности. Он зарывается носом в любимые волосы и резко вдыхает этот шоколадно-яблочный аромат, который тут же кружит его и так шальную голову. Близость единственной дорогой и любимой женщины, ее обжигающее и заставляющее дрожать тепло, ее руки, губы, стоны: все это буквально сводит его с ума, и, кажется, в эту самую секунду они теряют рассудок вместе.

Последние тормоза напрочь слетают, позволяя чувствам взять вверх. Стив отдаётся Пегги всецело, точно так же, как вбирает ее саму до последней капли. Это не была их лучшая ночь, в ней не было той меры нежности, любви и трепета, коих заслуживала хотя бы Маргарет, потому что она была его солнцем, его стимулом двигаться дальше, она была его миром. Эта ночь не несла в себе то, что должна была ознаменовать их близость, оттого она была особенной и, казалось, намеренно воспринималась на пределах всего - эмоций, чувств, прикосновений - чтобы запомниться надолго вперёд. На многие многие месяцы, в которых, быть может, не будет счастья даже просто взглянуть в родные глаза и услышать любимый голос.
Эта ночь не была особенной, но для них двоих она имела наибольший смысл, который вообще мог быть.
- Если так, то я не хочу просыпаться.
Его голос, хриплый и низкий, обрывается, переходя в негромкий короткий стон. Стив замирает, свыкаясь с ощущениями и пытаясь переждать сладострастный взрыв, заставляющий каждую клетку его тела буквально взрываться удовольствием и удовлетворением. Он, сквозь дурманящую негу, медленно проводит пятерней по спутавшимся волосам Пегги, несколько раз медленно и намеренно толкается в неё, после чего, лениво и медленно просунув руку под ее тонкую изящную спину, поднимается к шее и притягивает девушку к себе, отчего оба оказываются лицом к лицу. Он прижимает ее к себе, обеими руками обхватывая, как самое драгоценное сокровище, прячет лицо в изгибе ее шеи и тяжело дышит, желая растянуть минуту блаженства в вечность. Он всем телом чувствует, как вздымается девичья грудь, как горит ее кожа, как этот жар буквально опаляет и его. И в этот момент Стив некстати думает, что именно так выглядит и ощущается простое счастье, за которым не скрыто ничего огромного и сакрального.
Простое человеческое счастье.
Стив, переждав необходимый момент, поднимает голову и припадает губами к шее Маргарет, к той самой трогательной родинке у самой сонной артерии, которая заводила его ещё с первых дней. После он медленно и с неким размеренным трепетом ведёт дорожку поцелуев вниз, спускаясь к плечу, берет ее руку в свою, поглаживая основание маленькой, но сильной ладошки, и, наконец, вновь касается губами ее губ. Поцелуй выходит коротким и ленивым, не как завершение, а как начало чего-то нового. Затем Стив совсем на немного отстраняется, все ещё держа любимую в руках, заглядывается в ее прекрасные, отливающие магическим блеском карие глаза, нежно улыбается и вновь притягивает девушку к себе, укладывая ее себе на грудь. Она такая маленькая и хрупкая в его широких и крепких руках, хоть Стив и прекрасное знает, что из себя представляет Маргарет Картер. Но сегодня она его маленькая девочка, которая прошла долгий путь, встретила на нем множество трагедий, потерь и лишений, отчего ей пришлось выстраивать броню, которую было не пробить. Он знал по себе, что этот взращённый глубоко внутри атрибут не выкорчевать никакими средствами, оттого лишь просто пытался подарить Пегги  то, чего она лишилась, возможно, и из-за его поступков и решений. Стив не знал, сможет ли когда-нибудь искупить перед ней свою вину, потому что, как бы он ни желал этого избежать, но сегодня он снова причинит своей единственной и любимой женщине боль. Он снова уйдёт. Это не та боль потери, разумеется нет, но осознание похожести ситуации, ее повторения, так или иначе пройдётся ножом по еле зажившим ранам.
Стив жалеет, что это не сон. Если бы все было так просто, он бы остался в нем навсегда.

Темное звездное небо за окном начало алеть, преображаясь яркими красками и приветливо открывая свои широкие прохладные объятия навстречу новому дню. Тусклая предрассветная полоса света медленно, но верно пробивалась в спальню, отбирая у неё интимную черноту, озаряя каждый угол и лишая всего неуязвимости. Стив, так и не сумевший за несколько часов, что были отведены для сна, сомкнуть глаз, лежал на спине, одну руку закинув за голову, а второй бережно обнимая задремавшую совсем недавно Пегги, оберегая ее чуткий и беспокойный сон. За этот отрезок ночи он уже настолько свыкся с картиной перед глазами, что оторваться от неё было равносильно пытке. Рассуждать в теории о лишениях было легко, однако на деле все осложнялось неспособностью оторваться, отказаться, оставить позади. Сейчас Капитану как никогда не хватало умений себя прежнего абстрагироваться от ситуации и отворачиваться от бередящих душу моментов без единого сожаления. А ещё не хватало умений, правда уже неизвестно чьих, видеть перед собой готовый, выстроенный на десять шагов вперёд план действий. Потому что сейчас Стив не имел ни единого представления, что ему делать. Нет, он понимал четко и ясно, что ему нужно уйти, как можно дальше, и скрыться, как можно тщательнее. На день, на неделю, на месяц - не важно, он должен был просто не отсвечивать какое-то время, потому что теперь за него играло лишь время. И случай. Который до сего момента, казалось, все ещё был на его стороне.
Словно чувствуя душевные терзания мужчины, через некоторое время после предрассветной тишины, разрываемой лишь пением последних птиц, доносящегося из парка за окном, Пегги зашевелилась, на автомате ласково провела ладонью по груди Стива и, раскрыв сонные глаза, вскинула трогательно нежный и в то же время цепкий взгляд, встречаясь коньячной темнотой с льдистым холодом улыбающихся глаз Роджерса. Он приподнялся, опираясь на локоть, и рукой, которой все ещё держал Пегги в объятиях, убрал упавшую на глаза прядку волос.
- Хей, доброе утро, спящая красавица.
Глядя на Пегги, все его мысли вертелись лишь вокруг неё, не позволяя другим тягостным думам проникать в сознание и травить своим ядом то прекрасное, что успевало даже за такой ничтожный промежуток времени заложить своё зерно. Однако на этот раз, стоило Стиву открыть рот, как сердце сжалось в тугой комок от безмолвного напоминания, что скоро все кончится. Можно было сколько угодно встречаться с врагом лицом к лицу, чей бы лик он ни принимал, однако к разочарованию привыкнуть, оказалось, было невозможно.

Отредактировано Steven Rogers (2018-09-03 10:31:17)