[NIC]Alexi Shostakov[/NIC][STA]серп и молот[/STA][AVA]http://sg.uploads.ru/sXgN9.gif[/AVA][SGN]   [/SGN]Слишком жаркий и влажный южный вечер, не свойственный началу мая даже на юге штатов, планомерно перетекал в ночь.  Небо заволокло черной непроглядной пеленой с россыпью ярких осколков звезд, а жизнь на улицах окончательно проснулась, продрав сонные глаза, и вошла в кураж. Ослепляющие неоновые огни гирлянд, яркие подсветки платформ, подготовленных и украшенных специально к празднику, полуголые и разряженные в нелепые костюмы всех цветов радуги девушки и не менее экстравагантные юноши, танцующие и извивающиеся змеями вокруг них. От обилия зелено-фиолетово-золотого трехцветия начинало рябить в глазах, от шума, образуемого какофонией веселого, пьяного смеха  и громкой переливающейся музыки саксофона и скрипки, закладывало уши, а от приторно-сладкой духоты, горячим медом растекавшейся по венам, кружилась голова. Коренные жители, досконально знакомые с жизнью и бытием своего родного города, и гости, соблазнившиеся размахом пышного, обросшего со всех сторон множеством легенд и поверий, таинственного празднества, слились в один бурлящий поток, приготовившись проститься с умирающей зимой и окунуться в свежесть новой весны. Марди Гра считался неким подобием Масленницы, но ничего общего, помимо проводов суровой зимы, с традиционно-русским зимним праздником поедания блинов этот напыщенный маскарад изысканного разврата не имел. С другой стороны странный ритуал с закладыванием в сладкий пирог фигурки младенца, читай – крохи Иисуса, вполне походила на языческий ритуал, при котором сжигалось разодетое на женский манер чучело, ознаменовавшее уход холодов и февраля. А ведь все шло из самых глубин, заложенных предками, о чем дискутировать можно долго, но не нужно. Строители коммунизма давно отринули от ненужного пережитка прошлого, поэтому Шостаков, все-таки дитя советов,  никогда не был набожным, в высшие силы не верил. Как и в случай. Поэтому события, которым суждено будет сегодня случиться, не больная усмешка судьбы и даже не расплата за их прошлые грехи. Это жизнь, которую каждый проживает так, как велит сердце, но итог которой всегда один - ты возвращаешься к самому началу, у которого конца и края нет.
Пепел прокуренной сигареты - дурная привычка, которую он так и не поборол после зоны - под гнетом неловкого движения сыпется вниз, и мужчина опускает взгляд на прострелившую секундной болью руку, выныривая из размышлений. На летней веранде небольшого уличного кафе, в котором ещё час назад он занял дальний угловой столик на витиеватых металлических ножках, навевавший неискушённому зрителю легкий бриз Прованса, стало слишком людно. Ожидать другого не приходилось, праздник привлекал в город, а, как следствие, на центральную улицу тысячи и тысячи гостей, которые, подобно полчищу муравьев, заполняли каждый миллиметр свободного пространства на своём пути, двигаясь и живя, как один организм. Почему она выбрала именно это время Красногвардеец догадывался, но всегда оставлял место возможности, что его милая Наташа просто решила вспомнить, каково это чувствовать себя живым человеком, а не тренированным киллером, живущим и двигающимся только ради  достижения цели. Он с больной щепетильностью изучил все, что было у красной комнаты и федеральной службы на неё, о, у него было достаточно времени для этого: внушительное личное дело, отчеты из учебного центра, рапорта операций, на которых она показывала впечатляющие результаты. Все. Он тогда и в их квартиру вернулся, в уютную трешку на набережной, от былой роскоши которой  разве что остался хороший вид на Кремль. Он изучил каждый миллиметр жилища, которое они когда-то делили на двоих, наивно закрывая глаза на плачевное положение их искусственных взаимоотношений, но упорно пытаясь делать вид, что они могут строить семью и тем счастливы. Алексей хотел, он старался, чтобы так все оно и было, и просто не заметил, как перешел тонкую черту, отделявшую тягостную и мучительную необходимость, нависшую в одночасье над ним дамокловым мечом, от  призрачного желания погрузиться в пучину чувств и действительно хотя бы попробовать наполнить жизнь, начавшуюся с необременительной, но все же лжи, толикой искренности. Во взглядах, прикосновениях, дорогих сердцу словах. Наверно, оттого проводить кончиками пальцев по гладкой, припорошенной пылью поверхности трельяжа супруги было мучительно больно, а сердце болезненно сжималось от кинутого взгляда на оставленный в открытом шкафу ромашковый сарафан, легкий, совсем девчоночий.  
Кажется, точно такой сейчас на ней. Алексей скользит изучающим взглядом по ее фигуре, обтянутой хлопковой тканью, подмечая, как Романова изменилась. Теперь перед ним была прекрасная, взрослая женщина, которая знала себе цену. От юной девочки, хрупкой и тонкой, остались лишь слабые отголоски, и Шостаков понимал, что новая Наталья нравится ему точно так же, как и та, что навсегда осталась в прошлом и танцует лишь в его воспоминаниях. К личному делу прилагались несколько фото да и множество видеоматериалов с той же самой Заковии, в которые он долго вглядывался и изучал каждый миллиметр ее образа, чтобы быть готовым, встретившись с бывшей женой лицом к лицу, не размениваться на лишние сантименты, но быстро понял, что к такому подготовиться было невозможно. Время – вода, которая точит каждый вставший на пути камень на свой манер. Мужчина знал о Наташе Романофф все, но еще лучше он знал, что эта бестия сможет удивить его в любом случае, даже будь в его руках информация всего мира. В конечном итоге все возможные и тщательно выверенные варианты поведения, его и ее, он сможет скомкать в руке и выкинуть к чёртовой матери за ненадобностью.
Он делает последнюю затяжку и, зажимая зубами фильтр, усмехается: белозубому сопляку в нелепом переднике из бара она оказывается не по зубам, это разочарование на ее лице он не столько видит, сколько чувствует по тому лишь, как расправляются тонкие, но сильные плечи, а блеск огней озаряет ее силуэт, как единственное яркое пятно на чёрном полотне, словно бы крича ‘смотри, от чего ты отказываешься.’ И о чем этот неудачник будет жалеть всю свою жизнь. Алексей же, как только Наташа уходит, давит в себе неожиданное желание утопить парня в кипящем масле, шипение которого с открытой кухни он слышит даже со своего места.
Бычок летит в сторону, пропадая меж ветвей кустарника. Шостаков поднимается с облюбованного, но уже бесполезного места и незаметной тенью движется в направлении, куда идет Наталья. На такой манер он следует по ее пятам уже второй день, но очевидно его до сих пор не вычислили. Алексей даже не скрывался, он все это время был в возможном поле зрения Романовой, просто держался на расстоянии, однако, как известно, невозможно найти то, что не скрыто от глаза. Всю свою жизнь, ту самую, которая началась после проекта Красногвардеец, Шостаков терзался мыслью, что однажды Наталья узнает, каким-то образом выйдет на него и не сможет понять почему, ради чего и кого он так поступил, но теперь, заворачивая на Сент-Энн и оказываясь прямо на пути у неспешно бредущей по оживленной улице женщины, его женщины, Шостаков не чувствовал ничего. Перегорел? Возможно. Не осознал ещё до конца? Тоже вероятно. Или вышколенная за годы существования под чужой, слишком ответственной и тягостной, как оказалось, личины, способность колебать эмоциональный диапазон до уровня выше среднего стало непосильной задачей?
Женщина застывает, не в силах поверить в увиденное. Его образ, это почти не изменившееся за пятнадцать лет знакомое лицо возникает во множестве других лиц, но моргнёшь - и морок развеется. Шостаков никуда не исчезает, смотрит своими до невозможности серыми, как холодный и бездушный камень, глазами в ее - тёплые, зеленые, как молодая листва дерева.  Образ из прошлого словно плывёт вперёд и оказывается совсем рядом, что можно слышать его размеренное дыхание - живое. Настоящее. Призрачная рука взлетает вверх, пальцы касаются выбившегося светлого локона и медленно скользят по всей длине, будто бы примеряясь, пробуя на вкус взглядом. Затем тёплые пальцы ложатся на бархатную щеку, слегка поглаживая ее. В это время вторая рука, удерживающая электрошокер, ловит момент замешательства и прижимается к животу слева. Раздаётся характерный треск, заглушаемый все тем же звуком музыки и смеха, разве что замолкает заунывная скрипка.
Мощность удара была выше необходимого. Он не хотел прибегать к таким методам, будь они хоть тысячу раз безопасны, но в его случае вариант отключить и доставить был самым удобным и быстрым. Разряд проходит по телу, ноги подкашиваются и Наталья падает. Все выглядит так, будто барышня от волнения лишилась чувств, и застывший до сего момента каменным изваянием и с не выражающим ничего лицом Алексей отмирает, подхватывает девушку и заботливо поднимает на руки. Мимо проходившие люди с любопытством и беспокойством смотрят на их пару, Шостаков лишь успокаивающе улыбается им, говоря, что все в порядке, моя любимая переволновалась, праздник вскружил ей голову. Он опускает взгляд на ее лицо, спокойное и прекрасное, убирает упавшую на глаза прядь и удобнее обхватывает свою ношу. Голова Натальи безвольно ложится на его плечо, и Алексей позволяет себе на долю секунды прижаться губами к её лбу и вдохнуть давно забытый запах.
Несмотря на то, что снаружи уже светает, в комнате темно. Сквозь прорези створчатого окна несмелые лучи солнца пытаются продраться внутрь и прочертить силуэт внутреннего убранства, но разбиваясь о поверхность  плотной гардины, прекращают свои безуспешные попытки. Гуляния закончились совсем недавно, а второй заплыв начнётся к полудню, поэтому сейчас можно было поймать те редкие минуты абсолютной тишины, которую разве что прерывает музыка ветра снаружи. Дом, который он умудрился снять вчера утром, был на самом отшибе французского квартала, но при этом сумел сохранить элегантность самобытного стиля старой части города. В каждой детали царил дух старины и спокойствия, поэтому его собственное присутствие в комнате казалось неправильным. Он бы не пришёл, не посмел, но штаб не спрашивает мнения, он ставит перед фактом. Тем более они считают, что Красногвардеец им чем-то обязан. Ой ли.
Когда Романова, наконец, открывает глаза, Шостаков поднимается с места и обозначает свое присутствие, встав у изножия постели.
- Браслеты, - он кивает на обсидиановые кольца с зелёным индикатором на запястьях девушки. - Безопасны, но сомкнутся у тебя за спиной и начнут сжиматься при малейшем резком движении. Прошу, не глупи.
Он тяжело выдыхает, огибает спинку кровати и садится на ее край.
- Здравствуй, Наташа.

Отредактировано Steven Rogers (2018-06-09 16:52:14)

[NIC]Alexi Shostakov[/NIC][STA]серп и молот[/STA][AVA]http://sg.uploads.ru/sXgN9.gif[/AVA][SGN]   [/SGN]В его бывшей профессиональной среде бытует одно незыблемое негласное правило, о котором нельзя забывать никогда: каждый полет может стать последним, если не держать ситуацию до самой мелкой детали под контролем. Пилот всегда должен быть собран и готов к любому стечению обстоятельств, что могут поджидать его в небе. Он должен слиться с самолётом, обратить тело в фюзеляж, трансформировать руки в крылья,  а сердце и голову - в двигатель и силу тяги. Его чувства - это рев турбины, его ощущения - трепыхание оперения, его вожделение - высь чистого неба, у которого нет конца и края.
Алексей давно не пилот, и, несмотря на высокопарные измышления о том, что чувство, когда руки ложатся на штурвал, тело обретает восторженное ощущение невесомости, а перед глазами взрастает пелена бесконечности, достаточно испытать лишь раз, чтобы запомнить на всю жизнь, он с трудом может дотянуться до этих ярких вспышек своего прошлого теперь. Вышло так, что вместе с именем и личностью, которую он положил на жертвенный алтарь идеалов своей страны, мужчина утратил и все свои воспоминания. И то самое неповторимое, что он чувствовал, переживая каждый момент своей прошлой жизни.
Сыворотка вкупе с тренировками по специальной программе, рассчитанными на усовершенствование физических показателей испытуемого, ещё и влияли на сознание, залезая в самую подкорку и меняя в операционке все на свой лад. Он плохо помнил ту грань, где потерялся Алексей Шостаков и появился Красный страж, все произошло плавно и незаметно. Сегодня он ещё знал и помнил как, разливалось тепло в душе, когда он, после первого неудачного испытания на полигоне, возвращался домой к матери, а в деревянном летнем домике гостеприимно пахло свежим хлебом, и аромат окутывал его, будто бы мягкие материнские руки обнимали, даря покой и тепло. Помнил, как гордость топила сознание, когда с товарищем из учебного центра, будучи ещё зелёными сержантами на втором курсе, получали награду из рук генерала училища за особые отличия. Он помнил... как волнение сдавливало грудь, а нежность, желая скорее найти свободу, трепыхалась, словно молодая птица в клетке, в самом сердце, когда он надевал тонкое и изящное кольцо на палец своей будущей жены, держа ее маленькую ладонь в своей крепкой руке. А потом все будто обрубили, и не осталось ничего. Он все сохранил в памяти, мог воссоздать каждую деталь прошлого, будто только что прочитал подобнейшее досье с заметкой к каждой фразе, в каждой букве,  но чувств не осталось. Потому что все, что он помнил, произошло уже не с ним, и память о лётчике-испытателе, Герое России и просто хорошем парне с Забайкалья, теперь была лишь собранием сухих и безжизненных фактов, мертвых строк, как и сам Алексей. О том, что дело не только лишь в сыворотке, мужчина старался не думать и гнал подобные мысли прочь. Грешить на вмешательство извне всегда легче, даже самому смелому человеку, а допускать хотя бы мысль, что последствия становления Красным стражем  со всеми вытекающими последствиями, его неосознанный осознанный выбор, как бы нелогично это ни звучало, значило признать свою слабость и некомпетентность. Признать, что обманывался и лгал другим. Ему как-то сказали, что сыворотка это лишь допинг, стимулятор всех качеств, что уже сидят внутри. Какие-то уже знакомы, а с какими-то только предстоит встретиться, но итог будет один: все хорошее станет великим, а плохое - ужасным. Алексей, ощущая спиной впивающийся холод металла спинки кровати, мог с уверенностью сказать, что чувств из прошлой жизни у него не осталось, по-крайней мере в таком виде, в каком они имели место быть. Однако, слыша голос Чёрной вдовы, с точностью повторяющей тембр голоса Натальи, видя изгибы ее тела, такие же, что Алексей не раз оглаживал руками и губами, и вглядываясь в самую глубину зелёных глаз, красоту которых не сможет убить даже холодный и враждебный волчий взор, сегодняшний Шостаков неожиданно вспомнил ещё и то самое правило. Одно неосторожное движение, и, кажется, каждый вздох может оказаться последним. Он снова чувствовал дыхание дамы с косой, в случае, если он упустит хотя бы одну деталь.
На мгновенье Красногвардеец задумывается, как бы среагировал на подобную встречу старый он, тот абсолютно другой Шостаков пятнадцатилетней давности? Вероятно, раздели его жизнь с любимой женщиной подобным образом, он был бы счастлив встретить Наталью, любой - и предательницей, и преступницей, да какой угодно, лишь бы живой и здоровой. Обнять так крепко, чтобы больше не отпускать, зарыться в волну густых волос незнакомого и чуждого оттенка, вдохнуть полной грудью  знакомый аромат, прижать ее к груди и клясться, что больше не расстанутся, что бы и кто бы ни встал между ними. Любовь, как известно, расхолаживает. В его новой жизни подобному глубокому чувству места не было, точнее ему не было места в нем самом. И видеть холодность в глазах собственной жены, которая пятнадцать лет была уверена, что ее любимый супруг мертв, геройски погиб при исполнении, было не обидно. Хотя, признаться честно, он ожидал от женщины иной реакции, все-таки столько лет разлуки. Шостаков усмехается, кривя тонкие губы. Он снова забывается и думает о Наташе, как о восемнадцатилетней балерине, а перед ним сидит совсем другая особа. Теперь от Натальи Шостаковой не осталось ничего, Лёша следил за ее жизнью, как не следить? Первые три года его не допускали, да, всячески засекречивали любые упоминая в документах, к которым был допуск у него, о том как Наталья была завербована. Той же службой, что и он, кстати, отчего Шостаков ещё долго не знал смеяться ему или серьёзно озаботиться таким положением дел. Дальше он уже воочию наблюдал, как его бывшую жену тренировали не на жизнь, а на смерть в застрявшей в 60-х пыточной, которую на манер партизанских традиций называли Красной комнатой. Затем отслеживал операции и миссии, на которые ее отправляли. Неофициально, узнай о том, что Красногвардеец самовольно курирует свою жену и их нового ценного сотрудника, руководство бы его по головке не погладило. Но Леша все равно продолжал незримо и очень отдалённо, но присутствовать в жизни Натальи, вплоть до того, как его самого не выкинули из системы за ненадобностью, как неугодный элемент. Тогда отслеживать судьбу супруги стало невозможно, его связные из пошлой жизни были так же выброшены на обочину или уже не могли рисковать репутацией и жизнью, чтобы помогать Шостакову. О том, что Наталья дезертировала и пропала в США, а затем и о ее вступлении в Щ.И.Т. он узнал уже после освобождения. Узнал и забыл, посчитав, что его время ушло, жизнь развела их двоих окончательно, и больше не было необходимости теребить старые привычки и воспоминания.
А потом снова пришёл приказ свыше.
Было бы смешно, будь у него выбор сказать нет. У русских же все серьёзно, поэтому выбора у Красногвардейца никакого не было. Верни Чёрную вдову на Родину и все тут.
Грубая ухмылка так и не сходит с его лица. Наталья смотрит пронзительно, будто вознамерилась выдрать ему сердце одним лишь взглядом и после отправиться в кафе внизу, чтобы выпить утренний кофе. Вопросы сквозят безразличием, не требуют ответа. Но Алексей знает, что все они просто замерли в ее голове на низком старте и вот-вот устремятся вперёд, создавая хаос. Он слишком хорошо ее знает, будь она хоть тысячу раз другой, не его Натальей.
Алексей, замерев перед ней, словно питон, готовый к атаке, сначала долго смотрит в глаза, выдерживая паузу. Затем запускает руку в нагрудный карман и выуживает оттуда что-то маленькое и блестящее. Зажав между двух пальцев, он аккуратно опускает на жёсткую поверхность покрывала маленькую и изящную фарфоровую фигурку балерины. Над ней работал искусный мастер, что видно даже по росписи платья фарфоровой девушки. Фигурные локоны огненно-красного цвета плавно опускаются по плечам, будто настоящие, и резко контрастируют с белоснежной кожей, придавая образу фантазийный вид. Такие причёски моветон в балете, но он в то мгновенье захотел, чтобы было именно так, секундная слабость, желание, не более.
- Была со мной в тот момент, когда я совершил свой последний неудачный полет. Вот здесь, у самого сердца, - печально улыбаясь, говорит он и на мгновенье прикасается подушечками пальцев к груди. - Тебе подарить не успел.
Шостаков пододвигает мини-копию Натальи ближе к ней указательным пальцем. Это уловка, и Вдова ее быстро раскусит, но история его не выдумка, Шостаков действительно заказал эту балерину у мастера в Ахеме, когда ездил туда по рабочим делам, даже пришлось брать лишний  день отгула, неслыханное счастье для военного и наглость в глазах руководства. Сначала не подарил, потому что ждал подходящего момента, а когда он настал, не смог проститься, ведь живую жену он уже не увидел бы никогда, а холодная фигурка у сердца дарила ему ложное чувство близости и надежды на лучшее.
- Делаю это сейчас, раз уж оказался жив и встал пред твои очи, - от былой человечности и грусти во взгляде не осталось и следа. Улыбка померкла следом. Он, изучающе скользнув глазами по Вдове, встал с места, заглянул в мини-бар, где оказался полулитровый виски, подхватил со стола два стакана и поставил все добро по две стороны от фигурки. Быстрым движением откупорив бутылку, он разлил янтарную жидкость, после чего отставил алкоголь в сторону.
- Уверен, Красная комната научила тебя выносливости, а российские реалии - профессионально пить, - начал он, кивком головы в сторону стакана предлагая Наташе не стесняться. Сам он свою порцию уже держал в руках,   но прикасаться не спешил. - Тот, кого ты так красиво похоронила, остался там же. На кладбище, в твоих воспоминаниях, как угодно. А вот где меня носило пятнадцать лет расскажу, думаю, знать хотя бы это ты имеешь полное право.
Алексей опускает взгляд вниз и упирается им в небольшую воронку, которая образовалась в стакане, пока он крутил его в руках. Как-то все получается одновременно и легко, и сложно. Этой части не было в его задании, но он и не обещал делать все по протоколу, прошли те времена, когда Красногвардеец был лишь оружием, исполняющим приказы. Да и осталось в нем от прежнего героя одно название, чего лукавить. Все это прекрасно понимали, чего конкретно ждали от задания тоже не совсем понятно. Но тут уже в дело встревал личный интерес Алексея: посмотреть на свою вдову, которая рано сняла свой траур, и уже на месте решить чего он все-таки от неё хочет. И хочет ли вообще? Наверно, штаб делал ставку именно на это, и кто он такой, чтобы не пощекотать руководству нервы и позволить думать, что они сорвут  свой куш.
- Только тебя скорее заинтересует причина, по которой я оказался здесь, - он хмурит брови и делает первый глоток. Смакует горький вкус на языке, отмечает паршивость напитка и выплёвывает его назад, оставляя стакан вслед за бутылкой в сторону. - В ФСБ тебя хотят назад, сильно хотят. Посадить, амнистировать, убить - не знаю, не углублялся в суть вопроса. Угадаешь сама, кого за тобой оправили?
Он наклоняется немного вперёд и указывает на себя.
- Но я не хочу вести тебя обратно силой. - Шостаков щурится и качает головой. - И как нам быть теперь, Наташенька?

Отредактировано Steven Rogers (2018-06-09 16:52:54)

[NIC]Alexi Shostakov[/NIC][STA]серп и молот[/STA][AVA]http://sg.uploads.ru/sXgN9.gif[/AVA][SGN]   [/SGN]Сильная, не разменивается на сантименты, выживет в любых условиях и будет вырывать путь к свободе без каких-либо сожалений. Официальное досье Романовой было богато на характеризующие ее эпитеты, она была лучшей из своей линейки экспериментальных спецпроектов, равных ей Красная Комната после так и не смогла создать. Однако Шостаков не сильно опирался на данные, что мог получить официально. Это в природе людей - перевирать, убавлять, добавлять что-то своё, история, как говорится, как продажная девка - ляжет под любого, кто ее напишет, вот такой непрофессионализм даже в столь серьёзной структуре, как у них. После того, как Наталья сбежала из России и залегла на дно, ее искали, но не так упорно, как ожидалось и вообще следовало бы. Вероятно дело было в том, что она не обладала стратегически-важной и ценной информацией и сливать противникам ей было нечего. Или же то, что она была способна передать спецслужбам вражеских стран, было только на руку, ведь у фебосов и внешней разведки всегда были планы б, в, ц, д и остальной алфавитный ряд для отступления, наследие чекистов было богато и разнообразно. Сам Алексей нередко удивлялся, как система, созданная для реалий мира столетней давности, успешно действует до сих пор, в их-то век глобализации и многополярности. Но она работала, как Патек Филипп, и на хоть малейший сбой не было даже намёка. Эти черти могли использовать все в своих целях, абсолютно все, уж кому, как не ему об этом знать, повернуть любую ситуацию в свою пользу. И плевать они хотели, какие в процессе будут потери. Цель оправдывает средства. При этом Шостакову их  не за что винить, сам такой, был и есть. Вот в чем оказалось их единение, такова была их общая с Натальей черта, одна суть на двоих. Никто из них этого не хотел, но подчинился и принял. Права его милая Наташа, не эта лёгкая - тронь пальцем и рассыпется - фигура должна была венчать их разговор, оловянный солдатик. Только не хватит всего металла в мире, чтобы скрепить то, что давно сломано.
Ее имя удалили из всех докуметов, а те, в которых оно все ещё фигурировало, характеризовали Наталью Романову с самых неприглядных сторон. Это было даже несколько несправедливо, ведь в самом начале она была образцовым спецагентом, идеальным солдатом, о котором мечтают все руководители секретных программ, которых особенно в новом тысячелетии стало пруд пруди, даже в середине прошлого века столько не было. Ее до сих пор негласно ставили в пример каждой девочке, что попадала в стены Красной Комнаты. Теперь эта организация совершенно иного толка, за послание десять лет все кардинально изменилось, но дань прошлому отдавалась исправно. Но в целом ее личность стала нон-грата с тех самых пор, и поиском сбежавшей занималось ограниченное количество лиц, новое поколение сотрудников уже не знало Романову, как лучшую из лучших. И лишь то там, то тут можно было найти сухие заметки о ‘печально известной Чёрной Вдове’ и редкие упоминания в документах особой важности. Для всей России имя Натальи было забыто.
Он бы тоже забыл его, поначалу даже силился тупым ребристым осколком камня  выцарапать до крови из памяти, иначе бы просто сошёл с ума, а потом все пришло само. Чувства притупились, страсть утихла, память услужливо отвернулась, а голова перестала воспринимать слабые и несмелые попытки сердца достучаться до крохотного огонька, что ещё теплился где-то глубоко. Чтобы забыть о Наталье у него ушло десять. Чертовых десять лет, половина из которых больше походила на ад на земле. Алексей был добрым по своей натуре, честным и верным, оттого выбор между долгом стране и преданностью семье даже не стоял, он не в силах был отдать предпочтение кому-либо, никогда бы не смог. Поэтому решили за него, и предложенный без права отказаться вариант стал новой вехой в его личной истории. Можно было винить в том, что все так сложилось, кого угодно, но неизменным оставалось одно - не он, так кто-то другой. Какой-нибудь молодой парень, с такой же непоколебимой верой и страстью, встал бы на его место. История повторилась бы с точностью, разве что сменились имена и цифры. Уже спустя десятилетие Шостаков с высоты своего сегодняшнего мировоззрения размышлял над тем, как все сложилось. Был ли это смелый и отважный шаг самопожертвования? Возможно. Его не оценили по достоинству, к сожалению, а он не смог выстоять до конца и прогнулся под устои тех, кого всю жизнь презирал. Нет, в последний момент все же дал заднюю, но легче ему от этого не стало, сам же и остался в дураках.
К балерине Наталья даже не притрагивается. Шостаков особенно заостряет на этом внимание и следит за ее пальцами, что в ответ на его наступательный жест сильнее стискивают холодное стекло стакана. Она все ещё беспристрастна, ни единой эмоции на красивом лице он прочитать не может. Предполагать запросто, но он слишком давно ее не видел для уверенности, что старые привычки, выработанные во время службы, не изменились. Теперь Вдова была сама по себе, даже в Мстителях она держалась лишь до поры до времени, пока не подожмёт и ситуация не заставит ее вновь подняться с насиженного места и двигаться дальше. Шостаков не знает, чего ожидать от этой новой Натальи и не спешит делать первых шагов. Сейчас им нужен разговор, просто слова, которые порой сильнее и действеннее дела.
- Жизнь не всегда бывает такой гладкой и радужной, как нам хочется, милая, - говорит он, расслабляясь и полностью откидываясь на спинку кровати. Если бы кто-то наблюдал за ними со стороны и не слышал звука, счёл бы эту встречу слетом  давних приятелей, которые решили поговорить за жизнь. Однако напряжение не отпускало обоих, хоть и Алексей, и Наталья пытались убедить друг друга, что максимально беспристрастны и спокойны. - Ты бы не поняла этого в свои двадцать, а я не смог бы правильно все объяснить. Похороны.. Были не зря на самом деле, в тот день вы действительно похоронили Алексея Шостакова, тот, кого ты знала и любила, остался лежать в сырой земле. - Он усмехается, - И правильно сделала. Мертвым не нужны слезы, по-крайней мере оставив память обо мне позади, ты смогла выбраться и стать тем, кто ты есть сейчас. Как - уже другой вопрос, не мне судить, но оставить прошлое в прошлом было хорошим решением.
Известие о том, что ее ищет ФСБ, Наташу, кажется, веселит. Следом это кажется забавным и ему, потому что она не понимает, что игры кончились. Хорошо, Алексей не договаривал. Не знать причин, по которым через столько лет затишья на розыск Вдовы были брошены очередные силы, он, разумеется, не мог. Сколько раз уже эта девица умудрилась поменять сторону, порхая от одних спецслужб в другие, поэтому возвращение на Родину в качестве уже тройного агента для штаба не казалось идеей крайне идиотской, каковой она была для Алексея. Но у каждой задумки есть своё двойное дно, и Красногвардеец не торопился обольщаться и думать, что владеет всем спектром данных. Если захотели вернуть, то есть причина, причём очень веская. В их новом мире не осталось места чёрному и белому, старые методы расправы с предателями давно перекочевали в разряд ‘сказочек перед сном’, поэтому уверенность Романовой в том, что ее уберут, навевала чувство ностальгии. Нет, дорогая, на этот раз не все так просто. Удивительно, как ты этого не понимаешь.
- Ты думаешь прошлым. Оно и понятно, ведь ты не видела настоящего. Вообще-то именно сейчас у тебя больше шансов на выживание, чем когда-либо с того самого момента, как ты сбежала. - Шостаков говорит серьёзно, в тоне его ни капли лукавства или лжи. - Тем более будь их целью зачистка, они бы не отправили за тобой меня.
А вот теперь начинается самое интересное. Оба подошли к тому самому, с чего стоило начать с самого начала. Нет, не сегодня, а в далеком 2004 году. Наталья оказывается осведомлённой о проекте Красный страж, хоть он и считался секретным, доступ к нему имелся только у высших чинов, и то не у всех. Но человеческую суть не истребить, поэтому слухами земля полнится. Что тут говорить, когда отдел научных разработок помимо своей непосредственной задачи в часы досуга составлял целые алгоритмы того, как и какие слухи и сплетни об их детище следовало пропускать и в какие подразделения. После того, как его, первого Красногвардейца, сняли с должности, и тёмный алый костюм русского супергероя стал лишь маской, под которой теперь скрывались рандомные участники, в хитросплетениях сокрытия проекта любыми способами надобность отпала, но на его веку парочку ложных сведений придумал даже сам генерал Пушкин.
- Не знаю, откуда у тебя такая информация, но в задачи Красной Стражи никогда не входило отлов или убийство строптивых дезертиров. - Леша смеётся, и хриплый звук теряется где-то в районе груди, создавая ощущение лая старой собаки. Если бы он занимался только лишь поимкой сбежавших за переделы СНГ бывших разведчиков и шпионов, он бы давно рехнулся и отправился на заслуженную пенсию раньше срока лет так на сто. С другой стороны зачистка неугодных лиц могла подпадать под описание, которое выдала Наталья, поэтому Шостаков все же частично, но вынужден был согласиться. Кто знает, какие там прошли внутренние реформы, пока он был не у дел. - Я был все эти годы Красным Стражем, и уверяю тебя, ни одна ушедшая в самоволку выпускница за это время не пострадала от моих рук.
О том, что помимо самой Наташи подобных отчаянных персон не было, он не говорит вслух, но подтекст зависает в воздухе, что она, разумеется, должна понимать прекрасно.
- Но поверь моему слову, ты бы не захотела встречаться с теми, кто примерил на себя этот мифический образ после.
Шостаков был бы удивлён и огорчён самую малость, получи он иной ответ, поэтому слова Наташи заставляют его оскалиться.
Нет шансов.
Не поеду.
После вечерней встречи они уже должны были лететь домой, таков был план, сегодняшнее рандеву всецело его инициатива. У них есть время разложить все по своим местам, и кто знает, какой оборот примет их разговор.
Алексей резко поднимается с места, меняя расположение, и встаёт у окна. Снаружи начинался новый день, полный веселья и лёгкости, а где-то вдали уже гремела музыка и был слышен смех. За плотной тканью штор шла жизнь, о которой часто мечтают те, кто ее лишён. Простая, необременяющая и человеческая, где каждый предоставлен лишь самому себе. Иногда он теряется и не понимает, а была ли у них когда-то такая же?
- Ты бросила свою прежнюю жизнь, оставила все, что строила на протяжении двух десятилетий, без сожалений, - после небольшой паузы мужчина заговорил и повернулся лицом к Наталье. - Здесь-то тебя что держит?

[NIC]Alexi Shostakov[/NIC][STA]серп и молот[/STA][AVA]http://sg.uploads.ru/sXgN9.gif[/AVA][SGN]   [/SGN]Как это самонадеянно. Алексей понимает ее и даже не собирается переубеждать, приводя справедливые и разумные доводы против, ведь в конечном итоге правда у каждого будет своя. На месте Наташи он бы говорил так же, потому что быть выброшенным за баррикады и оставленным один на один с самим собой больно, обидно и возмутительно. Только его закалённая в суровых льдах и жарком пламени супруга говорит от себя сегодняшней, а ему пришлось бы объясняться с той молодой, видевшей мир таким, каким и следовало его видеть юным созданиям, Наталье Шостаковой - необъятным, прекрасным и открывающим сотни и тысячи маленьких дверей в большую вселенную надеж и светлого будущего, которое подарить ей должен был он. И не столь важно, что в конечном итоге все вышло с точностью наоборот, и его решение, его выбор привел к результату, от которого он так пытался оградить супругу и бежал сам. Быть может он просто не знал, как донести все то, что творилось внутри, в душе, не мог отыскать нужных и правильных слов, и боялся, что именно из-за его неправильного шага все рухнет. Теперь можно сколько угодно проматывать прошлое в голове, отчаянно выискивая те самые моменты, те секунды, когда сказал не то, сделал не так, как нужно, поступил опрометчиво, а после бить в стену, сбивая костяшки в кровь, срывая связки в крике и раз за разом повторяя, что не хотел, только никто уже не нуждается в извинениях и сожалениях. Был ли он виноват? Не без этого, все на свете не без греха, и за свой он отплатил сполна, потому что его выбор, призванный вести его в светлое будущее, и стал его концом.
Он безмолвно соглашается, обозначая свой ответ коротким кивком. Незачем ворошить прошлое, разбираться в котором нет ни сил, ни желания ни у одной из сторон. Старые раны давно затянулись, способные не кровоточить, если не трогать, а жизни из пошлого будто бы уже не их. Возможно, это был подарок свыше - забыть и отрешиться от тех чувств и воспоминаний, что причиняют только боль, и если так, то этой милостью следовало воспользоваться, ничего другого им не оставалось.
- Из песни слов не смог выкинуть. Даже если в сердце пусто, здесь, - Алексей упирается указательным пальцем в висок. - Здесь нет.
Он ухмыляется и мотает головой, зачем он все это говорит, господи. Наталью жжёт обида, ее разрывает ненависть, обращенная к нему, а он пытается говорить с ней в иной плоскости, в которой им никогда не сойтись на едином. Он хочет донести до неё, что эта встреча и этот разговор - поле для размышления, одно слово, и конец его заданию. В официальном рапорте он отчитается, все красиво и обстоятельно распишет: сбежала, пропала, испарилась, сгинула - как угодно. Не повезёт Алексей ее обратно туда, где им обоим сломали судьбы и растоптали души, запрячет в самый дальний угол мира, собственными руками заметет все следы и выцарапает любые упоминания, чтобы ищейки, отправленные следом, не нашли ничего. А она не понимает или же не принимает. Гнев топит ее сознание, выводя на передовую слова и упреки, которые вынашивала в душе десятилетие. На последних словах Шостаков не выдерживает.
- Я умер, - резко прерывает он ее. - Это все, что ты знала. И распорядилась этой информацией так, как посчитала нужным. Ты никогда не была наивной, Наталья, хоть я до последнего опекал тебя, будто ты ещё совсем ребёнок. Тебе нужны мои извинения? Знай, я сожалею, что так вышло, мне действительно жаль, но будь у меня шанс все изменить, я бы поступил точно так же. А теперь спроси себя, почему ты согласилась пойти в Красную Комнату? И отказалась бы, будь у тебя возможность все переиграть?
Эта мысль голодным жуком точильщиком пожирала его на протяжении всех тех лет, что он уже с холодным и беспристрастными умом мог оглянуться назад и рассуждать о том, как сложилась судьба его жены. Он так и не смог узнать, что  происходило с Наташей за те полгода между его смертью и ее попаданием в Красную Комнату, почему-то информация была поверхностна, сплошные сухие и однотипные отчеты, лишь одна заметка о выставленном наблюдении, а дальше пустота. Будто бы не было шести месяцев ее жизни после, отрезок прошлого просто упал в небытие и все. Ладно, предположить, что убитая горем вдова все эти месяцы безвылазно сидела дома и медленно уничтожала себя, было можно, но Алексей бы ни за что не поверил в такую версию. Только не его Наталья, упёртая, сильная духом и не отступающая назад. Все это он видел в ней и сегодня, помноженное во сто крат, но не Красная Комната навязала ей эти качества, не ФСБ, в ней все это уже было, сидело глубоко, а стоит только позвать, и вся мощь вырвется наружу подобно подземному гейзеру. Да, Шостаков предал свою любовь, плюнул ей в душу, пусть будет так, но он не понимал до сих пор, что заставило ее положить свою жизнь на суд разведки. Патриотизм? Да к чёрту эти высокопарные помыслы, в их дуэте одного горе-патриота было бы достаточно. Времена, когда ловкой вереницей слов опытные вербовщики могли съездить по ушам потенциальных кандидатов и, поднажав на чувство долга и чести, склонить на свою сторону, давно прошли. Поначалу он боялся думать, что все дело в любви. Не хотел верить, что Наташа любила его. Любила настолько, что на этом ее светлом чувстве могли грязно сыграть, потому что он всегда старался любить ее больше. Это только на первых порах все казалось лишь вынужденной мерой, когда сверху пришёл приказ, прямо как во времена Советов, когда партия отслеживала каждый шаг своих ценных кадров и лепила им образцовый имидж. По мнению генерал-лейтенанта Пушкина образцовый имидж должен был содержать жену и хорошее окружение. В идеале ещё и дети, но тут уже все оставили на суд самого Шостакова, все-таки ему их делать. Он, к сожалению, не сделал и сильно жалел в тот самый момент, когда сверху спустился очередной приказ, но теперь уже иного толка. Тогда Шостаков осознал, насколько Романова, которую он совсем девчонкой встретил в начале 2000-х и уже не отпустил после, стала ему дорога, не только как удачная партия и надёжный тыл, а как женщина, сумевшая занять особое место в его сердце. Терять было тяжело, ещё тяжелее было осознавать последствия такого предательства с его стороны, а потом все это стало уходить на второй, затем третий план. А вскоре и вовсе перестало теребить его зияющую и кровоточащую рану. Он, наконец, оставил воспоминания о своих чувствах, появилась головная боль иного толка и на самоанализ сил, времени и желания уже не осталось.
Сил и желания не было и сейчас.
Словно почувствовав перемену настроения мужчины, Наталья поднимается с места, медленно, но каждое движение выверено, словно грациозная лань, плечи не скованы, она расслаблена или старательно делает вид. Ждёт от него агрессии или атаки, опасается, Шостаков выше ее на две головы и шире в плечах в два раза. И он больше не ее Леша, он - неизведанное пространство со знакомым лицом, но в остальном холодное и чужое.
Когда ее ладони ложатся на его каменно-твёрдую грудь, Алексей даже не вздрагивает. Тёплые нежные руки обвивают шею,  опускаются вниз, чтобы достать до его губ, ей приходится приподняться на носочки, но Наташа играет, и уже в следующее мгновенье она легко, но настойчиво тянет его на себя, заставляя играть по собственным правилам. Все происходит слишком медленно, будто Шостаков наблюдает со стороны. Он успевает до мельчайших подробностей, до самой мелкой и знакомой черточки рассмотреть ее лицо, прогладить взглядом твёрдый, но при этом чувственный рисунок алых губ, окунуться в молодую зелень глаз, прежде чем оказывается завлеченным в поцелуй. Он не отвечает, стоит застывшей глыбой, чувствуя, как проворные пальчики, оттеснённые от внимания, порхают по его бокам, бёдрам, спине в поисках чего-то. Сноровки Вдове не занимать, не будь у Алексея сверх обостренных чувств, не заметил бы даже, как все ладно вышло. Хитро, но бесполезно, ищет не там и совсем не то.
Не обнаружив необходимого, Романова отстраняется, и он интуитивно тянется за ней. Секундная слабость, которую он обрубает тут же. Прикрывает глаза, дышит медленно и размеренно, поднимает руки так аккуратно, как может, чтобы не спугнуть. Берет прекрасное лицо в ладони, мягко оглаживает большими пальцами бархатные щёки, смотрит так пристально, словно глядит в самую душу, сверху вниз. Наталья так близко, что он чувствует жар ее тела. Дрожит?
- Пустышки, - тихо произносит Алексей и резким движением, схватив тонкие запястья, поднимает их вверх. Не прерывая зрительного контакта, сжимает чёрные кольца, и те в мгновенье ока рассыпаются калёным стеклом на пол. Теперь ее не сдерживает ничего, может ударить, сбежать, что угодно. Но захочет ли?
Шостаков, все ещё держа руки Наташи в своих, подносит их к лицу и касается губами кончиков пальцев. Вдова не его Наталья, больше нет, но ее поцелуй пробуждает в нем необъяснимую тоску. Как будто все по-прежнему.
Почти любовь, почти падение. Прямиком с обрыва.
Руками он обвивает ее тонкую талию и прижимает к себе, склоняется над ее лицом и накрывает алые губы своими. Сперва исследует аккуратно, медленно, но не сдерживается, поднимает Наташу на руки, кладёт ладонь на затылок, чтобы не отстранилась, и углубляет поцелуй. Голодный, настойчивый, совсем не такой, как прежде.

[NIC]Alexi Shostakov[/NIC][STA]серп и молот[/STA][AVA]http://sg.uploads.ru/sXgN9.gif[/AVA][SGN]   [/SGN]Он интуитивно ждал, что ему втащат. С рвением, со вкусом, да так, что он челюсть открыть не сможет день другой. Наташа могла, ох, как могла, теперь в ней была эта сила, эта страсть, эта ярость и эта ненависть, Алексей не питал воздушных и напрасных иллюзий. Рука тяжёлая, взгляд ещё тяжелее, а внутри и в голове счетов за прошедшие года накопилось столько, что не выплатить и за оставшуюся жизнь. Он ждал, что Наташа не ответит, оттолкнёт - порывисто и с надрывом - вскочит на ноги и уйдёт как можно дальше, отпрянет, как бабочка, неосторожно опалившая крылышки в огне, однако, словно в противовес его ожиданиям, Вдова поддаётся. Неохотно, переступая через себя, будто дикая лисица, давно не чувствовавшая твёрдой руки хозяина, которую невозможно приручить до самого конца, но сегодня готовая пересмотреть свои установки. Она отвечает на поцелуй, позволяет поднять себя и положить на мягкую, слегка смятую постель, вжать тело в воздушную перину, навалиться сверху, целовать иступленно, от невесомой нежности переходя в настойчивый напор, ласкать пухлые алые губы, слегка прикусывая их, но не причиняя боль. С каждым осторожным, но распаляющим движением Шостаков чувствовал, как тело слишком смело и охотно отзывается на давно позабытые ощущения, тянется к ним, хочет продолжения, желает большего.
Поэтому момент, когда в правую скулу прилетает тяжёлый удар, которого он ожидал, но забылся, становится неожиданностью. Это не тот удар, который призван вырубить его, вывести из равновесия и дезориентировать. Это не холодный и расчетливый замах, не пощёчина бойца. Это злость и отчаянная ярость женщины, ненавидящая того, кто дарит ей свои жаркие, ненавистные поцелуи, ласкает ладонями и такими знакомыми прикосновениями тело, которое ему больше не принадлежит. Щека горит огнём, а в голове стучит кровь, не давая Алексею моментально собраться. Сильные руки толкают его назад и он, не сопротивляясь, отшатывается назад, давая Наташе свободное пространство. Она использует его с умом и тут же выскальзывает из постели, по пути снося стаканы, фигурку балерины, стягивая за собой шелковистую простынь, готовую дарить наслаждение и удовольствие, но своей чрезмерной настойчивостью лишь отвращая от себя.
Острые, словно бритва, слова со скрежетом и стенанием проходят по его сознанию, заставляя кровь вскипать ещё сильнее, но теперь уже от нарастающей злости. Опасной, неконтролируемой, внезапной - как буря, возникшая на пустом месте, разросшаяся до колоссальных размеров и сметающая на своём пути все живое, оставляя после себя выжженную голую землю. Он был в аду, в таком, что ей, самоуверенной девчонке, даже не снилось. Хочет, чтобы он оставил ее в покое и сгинул в волнах памяти, в тех же, из которых неожиданно вынырнул и оказался здесь, разбередив старые раны и заставив вспоминать то, от чего так долго открещивалась, но так и не смогла и продолжает сдерживать из последних сил, чтобы не полилось мимо? Вместе со слезами, сожалениями, словами боли, отвращения и невысказанных претензий? Хочет, чтобы Алексей Шостаков, кем бы он ни был теперь, остался в ее памяти другим: нежным, добрым и заботливым, умеющим быть всегда рядом и оберегающим от любой беды, а не чудовищем, которое смогло предать единственное дорогое существо в своей жизни и сделать это осознанно? Он даст ей это, поступит правильно и так, как должен был с самого начала - по совести. Но перед этим получит то, чего изначально получать не хотел, однако теперь возжелал всем своим нутром.
Зря Наталья останавливается. Сама того не понимая ждет ответных действий от Леши, побуждая его остановить? Не хочет иметь с ним ничего общего, но при этом замирает, словно зверёк, учуявший хищника, что несётся по следу, по веренице отпечатков маленьких лап? И Красногвардейцу на мгновение кажется, что его слух ловит это трепыхание крошечного невесомого сердца, бьющегося в такт ревущей крови, багряной, как закат над Невой, и пульсирующей в каждом миллиметре всего его существа.
Он оглаживает, будто не веря, горящую скулу и растягивает губы в безумном оскале. Хватает секунды, чтобы сорваться с места вслед за Вдовой и, пока она не приняла решение и не ломанулась к выходу, схватить за запястье, останавливая строптивую супругу у самой двери. Ещё секунда для того, чтобы зажать у стены, зафиксировать коленом нижнюю часть ее туловища, не давая пространства для манёвра, прижать руки к холодной поверхности, склониться над вздымавшейся от сбившегося дыхания груди и очертить губами след на обнажённой ключице.
- Слишком много болтаешь, - прорычал Шостаков Наташе в самое ухо и вернулся к губам, вновь вовлекая ее в поцелуй. Теперь не было былой осторожности, то ли опасения, то ли нежелания причинить неудобство. Сейчас Шостакова обуревала какая-то животная страсть, которую в нем разжигала, словно подкидывая в бушующий пожар дров, пропитанных керосином, сама Романова. Что творишь, Леш? Нет, что творишь со мной, Наталья? Как так вышло, что от изначально запланированной миссии остались одни лишь щепки, разнесенные шаровым тараном взбунтовавшихся воспоминаний прошлого?
Плевать на самом-то деле. Сейчас Алексей мог лишь отдаться в плен своих страстей и быть движимым лишь ими. Не медлит, не ждет — прижимается к ее губам своими, жадно целуя, размыкая губы языком и проскальзывая в чужой горячий рот. Судорожно, довольно втягивает носом запах ее тела, пытаясь сдержать довольную и  голодную улыбку, и ощутимо прикусывает вдовьи губы - горькие от недавно выпитого виски и одновременно сладкие.
Руки Наташи протестующе дёрнулись, но Шостаков на этот раз не дал ей даже шанса остановить его и вырваться. Нет, теперь она играет по этим, установленным им правилам. Алексей скользнул ладонями по бокам вдовы, опустился на бёдра и сжал пальцами легкую ткань сарафана, от которого он желал избавиться сейчас же, сию секунду. На нем самом одежды было преступно много, но стягивать с себя рубашку и брюки он не спешил, дамы вперёд. Сердце глухо билось в груди, и удары с каждым разом становились все быстрее, отдаваясь шумом в висках. Шостаков каким-то неимоверным усилием оторвался от Натальи и пьяным от обуревающих чувств взглядом впился в нее, давая последнюю секунду перед прыжком вникуда.
- Я лишь должен был предупредить тебя. И отпустить, - он качает головой, поджимая губы в притворной печали. Предупредить и отпустить, сделать все правильно. - Но теперь не могу.
Он тянет Наташу на себя, поворачивая ее спиной к кровати,  одной рукой расстегивает непослушными пальцами неподатливые пуговицы, а второй держит в смертельной хватке талию вдовы. Не разрывая зрительного контакта наступает на неё, пока оба не упираются о каркас кровати. Тогда он, уже расправившись с одеждой, стряхивает с себя мешающую рубашку, кидая ее на пол, и толкает Наталью вперёд, тут же нависая над ней.
- Не сопротивляйся.
Расстояние между их лицами ничтожно мало, что он чувствует ее дыхание и ощущает ее сладкий аромат, и вкупе они просто кружат голову похлеще самого крепкого алкоголя. Он вновь жадно прижимается к губам Наташи, быстрым движением перемещаясь то на плечи, то на шею, то прихватывая ключицы. Горячо и судорожно выдыхает в алый, истерзанный рот, с нажимом ведя ладонями по коже, стараясь огладить ее всю. Проскользнув ладонями под спину, заставляет прижаться к себе крепче, жарче, оглаживая поясницу, опускаясь ниже и удовлетворенно выдыхая в шею. Пальцы на автомате стягивают лямки платья, и свободная ткань податливо соскальзывает вниз.
Наташа изменилась с их последней встречи, и все это, давно изведанное и изученное, казалось бы, было новым и интригующим. Они знакомились друг с другом заново, но теперь уже в иных тонах и плоскостях.