Шостаков страдал. Нет, не так. Он СТРАДАЛ, попеременно прижимал прохладный, уже покрывшийся конденсатом  стакан с лимонадом то к одному виску, то к другому, но особого облегчения это не приносило.  И лишь крепкая воля не давала застонать и опустить ноющую голову напозитивный  цветастенький столик. Чертова жара! Ему, родившемуся и некоторое время росшему на севере страны,  даже душное московское лето казалось скорее пыткой, чем благом. А уж юг Италии и вовсе был похож на локальный филиал Ада, в который Алексей, вне всякого сомнения, должен будет попасть, но не прямо сейчас же!
Разумеется, он был обучен стойко и молчаливо переносить и снег, и зной, и дождик проливной, да и жаловаться не привык, но сейчас не мог не радоваться тому, что мог изображать простого туриста, мающегося от жары. Хотя бы потому, что изображать почти не приходилось.
Забываться, впрочем, не стоило – Шостаков прибыл в город не для того, чтоб получать красивый бронзовый загар и стимулировать производство прохладительных напитков,  а по делу.  Дело звали Франческа Луче, 48 лет, в прошлом – научный светоч ГИДРЫ. В настоящем же, благодаря многочисленной смене документов и мест жительства – благопристойная домохозяйка, жена и мать. И все еще весьма и весьма ценный кадр, который стоило либо вернуть, либо убрать, навсегда похоронив всю ту важную информацию, которую женщина столько лет держала в своей голове. Последнее было нежелательно, разумеется, но допустимо. Редкий случай, когда Алексею давали все карты в руки, а не ставили перед четкой задачей.  Вдвойне удивительным было то, что за одним человеком отправили сразу двух агентов, и не в команде, а порознь, никак это не объяснив. Зато с напутствием не попереубивать друг друга, что было непонятно и, откровенно говоря, немного оскорбительно. Будто он был психом каким-то, в самом деле. Лёша и знал-то о своей не-напарнице всего ничего.  Во-первых, она была женщиной. Во-вторых – её звали Наталья. Так что и убивать её пока было не за что. Ну, разве что она окажется жуткой истеричкой. Или двойным агентом. Иди двойным агентом-истеричкой, стоило быть готовым и к такому варианту.
Впрочем, он пока не видел ни загадочную Наташу, ни, что важнее, Франческу. Алексей знал, что выходные последняя любила проводить в открытом кафе на площади, в компании подруг, однако точного времени для встреч у них, судя по всему, не было. Именно поэтому пришлось слоняться бесцельно с самого утра, все время высматривая в толпе изученное до последней родинки на носу лицо. Единственное, что хоть немного утешало – Луче обычно возвращалась домой сама, что избавляло от необходимости что-то делать с её подругами. И чем дольше Шостаков сидел под чертовым солнцем, зарабатывая себе головную боль и ожоги, тем быстрей  уменьшались его и без того скудные таланты переговорщика.
А потом Алексею показалось, что он все же умудрился схлопотать себе солнечный удар. Помнится, когда-то давно, когда он только-только стал Красногвардейцем, ему время от времени виделась жена – и в полусне, и наяву, даже если он был в другой стране.  Но тогда он безумно тосковал – и по Нате, и в целом по той жизни, которую пришлось отставить. Оно отболело давным-давно, так почему же сейчас?..
Разумеется, Шостаков читал слитую информацию о Щ.И.Т.е, сухой, по большей части, текст почти без фотографий. Каждый раз спотыкался на знакомом имени. И каждый раз напоминал себе – прошло слишком много лет, Наташа наверняка превратилась в сухонькую старушку с дрожащими руками, если вообще еще была жива. В конце концов, тёзок и однофамильцев в мире было много, а в то, что Романова предаст идеалы Союза и станет работать на организацию в Штатах, и верить не хотелось. Но как можно было объяснить себе женщину, занявшую место несколькими столиками левее, Лёша не знал. Внучка? Маловероятно, слишком сильна схожесть, такое не так уж часто удается сохранить через поколения. Клон? Бессмыслица какая. То есть, разумеется, его бывшая жена прекрасно танцевала, но это едва ли могло стать причиной её клонировать. Пока самым очевидным вариантом казалась галлюцинация.
Алексей чувствовал себя идиотом. Полнейшим кретином. Но если он не проверит все сейчас – голова просто лопнет от домыслов. Раздраженно оглядевшись,  – Луче пока видно не было – Шостаков поднялся на ноги и, на все лады проклиная итальянскую неторопливость и необязательность, направился к так сильно заинтересовавшему его столику.
- Разрешите составить Вам компанию?

ЛС