Самолёт опускается в аэропорту имени Уили-Поста-Уилла-Роджерса в Барроу. Аляска встречает таким лютым холодом, что не спасают ни тяжёлая куртка, ни плотный шарф. Чарльз надеется, что это просто после тёплого самолёта так. Что ещё немного и они акклиматизируются. Но он скорее себя уговаривает, потому что понимает — нет, не акклиматизируются, какими бы эволюционно развитыми не были.
Однако, его отчасти согревает мысль о том, что они с Эриком снова встретят кого-то, подобного им. Нового мутанта, который, возможно, встанет на их сторону. Чарльза искренне восхищает каждый новый встреченный. Он подозревает, что в какой-то момент это пройдёт — он привыкнет к многообразию интереснейших мутаций — но пока откровенно наслаждается этим ощущением.
Вот только в Барроу не только холодно, но ещё и ветренно. Мутанта нужно поскорее найти, уговорить, забрать с собой и улететь отсюда подальше. Чарльз к такому климату привыкать не готов.
А ещё тут царит настоящая полярная зима. Они как раз прибывают в город к тому моменту, когда темно всегда. Близость полярного круга сказывается.

Первым делом они регистрируются в мотеле и арендуют машину. Мутант, который им нужен, живёт где-то в тундре, удалённо от города. По сути, единственное, что Чарльзу стало о нём известно, пока он искал — это местоположение. Почему-то даже поверхностно и даже с Церебро не удалось погрузиться ему в голову. Узнать хотя бы имя.
Это его больше всего и заинтриговало. Со всеми предыдущими мутантами выходило гораздо проще.
Что ж. Координаты есть — уже хорошо. Как-нибудь справятся.

Впереди — сплошная пустыня из снега.
— Даже сложно поверить в то, что кто-то здесь действительно способен жить, — говорит Чарльз, глядя то на карту с координатами, то на снежную пустыню. — Поразительно, как люди научились приспосабливаться к самым суровым условиям, в которых выживать должны разве что полярные медведи. Кстати, они здесь водятся. Как думаешь, не эволюционировавший ли медведь ждёт нас впереди?
Чарльз, сидящий на переднем пассажирском сидении, поворачивает голову к Эрику, чуть поднимает уголки губ в улыбке. Шутка, конечно, не самая блестящая, но у него сейчас никаких других в запасах не находится. Слишком холодно для острот. Даже в условно тёплой машине.
Настолько условно, что Чарльз не снимает перчаток, несмотря на то, что разворачивать карту так неудобно.
Он поднимает руку к виску, чтобы сверяться уже не с картами. По идее, они сейчас должны быть настолько близко, что ориентироваться можно начинать своим способом. Пальцы в перчатках ощущаются не так, ему требуется некоторое время, чтобы найти свой внутренний якорь.
Чарльз прикрывает глаза. Вот оно.
— Мы уже близко, — говорит он. — Он на месте. Но я всё равно не могу пробиться в его голову.
Поджав губы и сведя брови к переносице, Чарльз открывает глаза и смотрит вперёд. Туда, где ориентировочно должно быть какое-то уединённое жилище, где обосновался их одиночка-мутант. К которому в голову Чарльз пробиться не может даже на коротком расстоянии. Ощущать присутствие другого мутанта ощущает, а мыслей никак не касается.
Некоторая тревога не разрастается внутри Чарльза только потому, что с ним Эрик. На Эрика можно положиться там, где не всегда можно пробиться телепатически. В случае чего.

Чарльз берёт фонарик, кивает и первым выбирается из машины. Температурная разница ощущается сразу. В машине было холодно с включённой печкой. Снаружи — ледяной ад по его скромному мнению. Нет, он бы так жить точно не смог. Какой-нибудь "огненной воды" нужно было захватить с собой. Жаль, Чарльз раньше не подумал.
Он снова касается пальцами виска, чтобы понять, куда им идти. По неприятно рыхлому снегу. Нажимает кнопку фонарика, машет рукой с ним Эрику, чтобы тот шёл за ним. Разговаривать в таком холоде не хочется совершенно. Будто слова на холоде замёрзнуть могут.
Продвигается вперёд Чарльз молча, отслеживая собственное ощущение мутантского присутствия. Изредка только бросает короткие взгляды на Эрика.

Смутный свет фонаря наконец высвечивает некое подобие жилища впереди. Скорее сарай, чем нормальный дом. В единственном окне которого не брезжит света. Но Чарльз чувствует — мутант совсем близко. Видимо, в этой домушке. Больше здесь просто негде.
Тундра и дом посреди неё. Наверное, ему тут совсем одиноко.
— Он здесь, — говорит Чарльз Эрику тихо. — Я ощущаю присутствие, но всё ещё не... Подожди-ка.
Чарльз останавливается и хмурится. Кажется, внутри их мутант не один. Их двое. Мутантов. И как он, чёрт побери, это мог пропустить?
Но это и не принципиально. Наоборот — удивительно и здорово. Возможно, у них там маленькая династия. Чарльз персонально ещё не сталкивался с семейными проявлениями мутантского генома. Но только персонально — он знает, что у одного из тех, кого они с Эриком уже рекрутировали, Алекса Саммерса, есть брат. Тоже мутант, Чарльз засекал его в Церебро. Но совсем ребёнок, которого сейчас привлекать нельзя ни в коем случае.
Хотя, с Алексом в перспективе стоит поговорить о его брате. Не похоже было, что он в курсе особенностей младшего.

Чарльз опускает руку, коротко кивает себе и решительно идёт к деревянной двери дома. Выдыхает, уверенно стучит. Да, он не был готов, но что они, по ходу не разберутся?
За дверью слышится звук шагов. Она раскрывается на небольшую щёлку, из неё выглядывает явно очень высокий и заросший спутанной бородой мужчина.
— Чего надо? — грубо спрашивает он. В его взгляде насторожённость. — Кто такие?
Чарльз отступает на полшага, быстро косится в сторону Эрика. И добродушно улыбается.
— Здравствуйте, — говорит Чарльз. — Меня зовут Чарльз Ксавье, а...
Дверь захлопывается. Резко, так, что с её небольшого козырька сваливается снег. Чарльз едва успевает отшатнуться. Вот это суровое северное гостеприимство, ничего не скажешь. Буквально. Но дверь практически тут же открывается снова. Гораздо шире. Мужчина на пороге встаёт в полный рост. И в руках у него самая настоящая двустволка.
— Чего надо? — повторяет он, поднимая двустволку.
А из-за его спины боязливо выглядывает ребёнок. Маленький светловолосый мальчик с огромными глазами, полными испуга. Да. На такой дипломатический поворот Чарльз точно не рассчитывал.

— Мы просто хотим поговорить, — обращается Чарльз у мужчине, поднимая перед собой обе руки. — Мы не причиним вам вреда.
Чарльзу этого как минимум не хотелось бы. Начинать вербовку мутанта с вооружённого конфликта — не лучший вариант. Даже если всё сложится удачным образом, осадочек потом наверняка останется. Несмотря на то, что это не они первыми начали размахивать оружием.
— Не о чем мне с вами разговаривать, — отвечает мутант. — Подите прочь с моей земли. И не возвращайтесь. Я предупреждаю только один раз.
Он угрожающе поднимает двустволку выше. Лицо как каменная маска. Ни один мускул не дёргается. Чарльз понимает — курок этот мутант спустит вообще без сожалений. Словно перед ним не двое живых людей, а полярный медведь, от которого необходимо защищать своё жилище и ребёнка.

Чарльз переводит одну руку выше, так, чтобы одним резким движением можно было поднести её к виску.
— Дайте нам пять минут на то, чтобы объяснить, зачем мы здесь, — говорит он. — И если вас что-то не устроит, мы уйдём своей дорогой. Хорошо? Меня зовут...
— Да плевать я хотел, — бросает мутант.
Двустволка оказывается на уровне глаз Чарльза. Затем мутант поднимает её ещё выше и стреляет в воздух. Точнее — пытается выстрелить в воздух. Вот только ничего не происходит. Чарльз быстро благодарно косится на Эрика. Вряд ли им бы настолько повезло с осечкой.

Мутанта нужно срочно затормозить, пока тот с недоумением рассматривает свою двустволку. Чарльз касается виска и, глядя прямо на него, пытается телепатически пробиться. Если у него стоит щит — срочно найти какую-то брешь. Она всегда есть, как бы усиленно ты щит не выстраивал. В любой кладке есть своё слабое место.
Только тут тоже — ничего. Чарльза это вводит в натуральный ступор. Даже минимально не пробиться.
Мутант снова смотрит на них.
— Вы... — выдыхает он. И делает перед ними стремительный пасс рукой.
После которого Чарльз перестаёт ощущать даже мутантское присутствие. Отрезает абсолютно всё. А дверь тем временем снова захлопывается. Слышится звук задвигаемого засова, топот двух пар ног, приглушённые дверью голоса. Чарльз медленно опускает руку.

Отредактировано Charles Xavier (2017-08-20 23:11:29)

Чарльз чувствует. Так, как в жизни себя не чувствовал. Словно внезапно проснулся с ампутированными конечностями, но при этом не испытывает даже фантомной боли. Это ведь было в нём всегда, пусть и голоса в голове он слышать начал не с самого раннего детства. А теперь как отрезало.
Ясно, почему он не мог пробиться в голову этого мутанта. Он наверняка блокирует воздействие на себя. Ребёнок, скорее всего, унаследовал схожие способности.
А теперь он заблокировал их обоих. Полностью. Для Чарльза это слишком большая неожиданность, чтобы среагировать. Чтобы как-то ещё попытаться докричаться.

Из ступора его выбивают слова Эрика. Выродки? Серьёзно? Чарльз хмуро смотрит на него. Хмуро и с безнадёгой — проверить, а действительно ли Эрик так считает, он всё равно не может. В любом случае не полез бы, однако, отсутствие самой по себе возможности раздражает и заставляет цепляться за слова.
Но не высказывать. Не хватало ещё сорваться на этой вспышке раздражения от потери способностей. Эрик-то в этом не виноват. Да и тот мутант, скорее всего, просто защищает собственного ребёнка. Возможно, сталкивался уже с опасными мутантами, вот и сбежал куда подальше, чтобы спрятаться. От мутантского общества, которое и обществом-то ещё не назвать. Разрознённые одиночки, не понимающие преимуществ близости с такими же, как они.
Выродками?
Да нет. Эволюция — это не вырождение, а прогресс.
Погода откровенно портится. Эрик прав — надо проваливать отсюда, а не ждать у моря погоды. Если мутант не хочет с ними разговаривать, значит, у него есть на это веские причины. Просто так в такую глушь и произвольное одиночество не забираются. А у Чарльза и визиток каких-то не предусмотрено, чтобы на всякий случай на будущее просунуть под дверь.
И телепатически ничего не передать.

— Эффект должен быть временным, — начинает рассуждать он уже на ходу. От неудачи и чувства потери нехилой части себя ему нужно отвлекаться. — Надеюсь на это, скорее всего. Я не думаю, что он ставит какое-то поле. Больше похоже на прямое воздействие. Блок икс-гена? Скорее всего. Но если вдруг ты начнёшь чувствовать магнитное поле металлических компонентов фонарика, когда мы отойдём на порядочное расстояние — обязательно скажи.
Да всяко не поле. Не должно быть. Но без содействия мутанта всё равно не исследовать.
Без возможностей Чарльзу пусто. И холодно. Да и ветер поднимается, а с ним и снежные хлопья. Словно погода реагирует на их неудачу, подбрасывая ещё сюрпризов. Полярная ночь, буран и отсутствие возможности дотянуться до чьего угодно сознания. Восхитительно.
Страшнее только мысли о том, что способности могут не вернуться в принципе. Но их Чарльз гонит от себя подальше. Не может он навечно остаться в своей голове один. Что ему делать-то тогда? Генетику преподавать только.
Чарльзу кажется, что идут они слишком долго. А пелена снега перед глазами становится всё более плотной.
— Эрик, а мы туда вообще идём? — задаёт Чарльз вопрос, ответ на который может стать дополнительным разочарованием этого дня.
Как здорово, что с ним металлокинетик, который мог бы ощутить магнитные поля оставленного автомобиля. Как отвратительно, что он сейчас на это не способен.

Чарльз не привык к выживанию в суровых условиях. Ему не приходилось с ними сталкиваться дальше какой-то книжной теории. А без способностей он так и вовсе откровенно дезориентирован. И раздражение только разрастается. На себя, на Эрика, на проклятую Аляску.
Что ему мешало подумать о каком-то таком исходе? О том, что возвращаться придётся с пустыми руками? Ничего, кроме собственной уверенности в том, что они обязательно договорятся с новым мутантом. Смогут убедить в том, что нет более правильного решения, кроме как следовать за ними.

Чарльз останавливается. Они отклонились. Возможно, уже прошли машину. Возможно, просто пошли не в ту сторону, несмотря на ориентир в виде леса.
— Куда, Эрик? — спрашивает он с очевидным раздражением. — Глубже в тундру? Находить общий язык с полярными медведями?
Обратно к жилищу мутанта возвращаться — тоже не вариант. Опять же — не факт, что найдут. Следы уже замело, идти только по наитию. Как вообще людям удаётся выживать без каких-то дополнительных возможностей? Чарльзу пусто и да — страшно. С каждым выдохом только страшней.

Панику усмирять удаётся с огромным трудом. Если способности не вернутся, ему придётся учиться жить заново. Буквально.
— В условиях нулевой видимости мы никуда не дойдём, — добавляет Чарльз. — Только заблудимся ещё больше и уж точно не выберемся. Нужно подождать, пока ветер уляжется. Или ты этого и хочешь? Заблудиться и сдохнуть тут с таким же выродком, как и ты?
Замолкает Чарльз тут же. Он не собирался этого говорить. Не хотел давить ещё больше и разжигать конфликт на пустом, в общем-то, месте. Всегда ведь можно потом научно-популярно объяснить про эволюцию, проработать предубеждения. Всё исключительно мирным путём. А не так. Не раздражённым выбросом.
Только поздно. Выброс случился и даже память о нём не стереть.

— Должна быть, — повторяет эхом Чарльз. — Но мы не знаем, где именно она рядом. И если мы идём в другую сторону, возвращаться и искать её потом будет ещё сложнее.
Чарльзу сложно поверить в то, что Эрик не понимает, в насколько неприятной ситуации они могут оказаться, если будут блуждать дальше. И ему следовало бы совершенно спокойно с ним на эту тему поговорить. Прямо сейчас, пока ситуация в отвратительном холоде не накалилась до предела.
Продышаться, успокоиться, составить какой-то план действий. У них тут командная работа предполагалась, а не ругань в снегу. Командой они и были. До этого момента.
У каждой команды, вероятно, наступает переломный момент.

Чарльза злит, что, в общем-то, неплохая идея звучит со стороны Эрика как какая-то издёвка. Многие птицы так спасаются от холода, зарываясь в снег. Под снежным пластом действительно должно быть теплее. Сугробы тут такие наметает, что банально вырыть нору — не проблема. А там переждать буран и надеяться, что машину не настолько занесло, чтобы можно было её пропустить. Без стены снега перед глазами в любом случае пробираться и искать будет проще, несмотря на полярную ночь.
— Да, — бросает он раздражённо. — Это моё предложение. Не двигаться с этого проклятого места, пока буран не кончится. Иначе точно пропадём тут оба.
Это ведь настолько очевидно. Вопрос выживания. Какого чёрта Эрик его не пытается даже слушать? Самонадеянность явно губит не его одного.

Чарльз опускает руку с фонариком. Всё равно толку от него мало. А это показательно — никуда идти дальше он не собирается. На момент, конечно, хочется бросить в сердцах, мол, да делай ты, что хочешь, иди куда тебя тянет. Но Чарльз себя тормозит. Понимает, что срывается сейчас из-за собственной ментальной беспомощности.
— Я остаюсь здесь, — объявляет Чарльз. Ровно, без дрожи в голосе. — И ты — тоже.
Одного Эрика он в буран дальше не отпустит. Сейчас, как никогда, они должны оставаться командой, а не загибаться в снегу по одиночке. Чарльз полон решимости в случае чего сделать всё, чтобы Эрика от безрассудства остановить. Хотя и понимает, что физически ему уступает в любом случае. Но уцепиться-то мёртвым грузом и не дать двигаться дальше-то всегда сможет.

Всегда есть вероятность, что при попытке выбраться из потенциального поля они начнут в условиях отсутствия видимости бродить кругами. Но возможно, что и нет. Однако, проверка может быть самоубийственной. И если у Эрика суицидальные порывы прослеживались ещё в самую первую их встречу, то у Чарльза их нет. Помогать Эрику в прощании с жизнью в снегах Аляски он точно не собирается.
А вот следующее предложение Эрика оказывается наоборот резонным. Лес сквозь пелену снега просматривается. Это такой ориентир, с которого не сбиться, пока ветер не усилился ещё больше. И если идти туда, то именно сейчас, чтобы не рисковать оказаться в ещё более невыгодном положении.
— Хорошо, — говорит Чарльз. — В этом ты прав. Идём в лес. Но углубляться слишком не будем.
Не хватало ещё в лесу потом плутать, выискивая уже заметённые следы. Впрочем, Эрик это и сам должен понимать. Да и оба знали, куда ехали.
И обоим не хватило ума подготовиться дальше съёма комнаты в мотеле и аренды автомобиля. Когда они вернутся к цивилизации, нужно будет значительно пересматривать вопрос самонадеянности. Работать как-то над ней. То, что везло раньше, не означает, что будет везти всегда.

Чарльз первым молча разворачивается в сторону ещё просматривающегося леса.
Идти становится всё тяжелей, ноги проваливаются в снег, холод пробирает до кости. Конечно, он отчасти надеется на чудо — что, не дойдя до леса, они наткнутся на машину. Или способности вернутся. Мало ли, эффект кратковременный. Перестать прислушиваться к себе Чарльз не может. А может что-то шевельнётся. А может он сможет коснуться разума ближнего. Поверхностно, конечно.
Чуда не происходит. Надежды не оправдываются. Первые деревья леса приближаются. Он сосредоточённо идёт вперёд, не говоря ничего. Только периодически косится на Эрика, чтобы убедиться, что тот никуда не делся. Не отклонился от относительного курса, не затерялся где-то в снегах. Телепатически-то проверить он не может. При этом понимает, что у Эрика выносливости в этом плане должно быть гораздо больше.

Лес их встречает не намного более дружелюбно. Видимость выше, но верхушки деревьев не пропускают и блёклого света звёзд. Ноги в снегу проваливаются, низкие ветки угрожают проехаться по лицу, ветер завывает.
— Думаю, стоит начать оставлять зарубки на деревьях, — замечает Чарльз, отводя в сторону ветку. — Хотя бы ключами.
У него ничего другого и нет. Он не задумывался о том, что стоило бы чем-то вооружиться. Его разум всегда был отличным защитником. Зачем, действительно, брать с собой ещё что-то? Незачем.
А тем временем где-то в самой чаще слышится протяжный вой.

Волки. Чарльз не забывал о полярных медведях, но как-то совершенно упустил, что в лесах Аляски водятся и волки. Стайные и смертельно опасные животные. Впрочем, на прогулки по заснеженному лесу он и не рассчитывал, чтобы как можно подробнее изучить возможности выживания в суровых условиях. Был уверен, что они традиционно обернутся быстро, не встретив особенных проблем.
Казалось бы, что может быть хуже бурана?
Волки.
Глаза их угрожающе светятся, клыки выглядят огромными, а лапы очень сильными. Целая стая сейчас выходит на охоту за ними. И не то чтобы охота их сильно затруднит. Чарльз всё ещё не чувствует своих сил. Но и не представляет даже, получилось бы у него хоть как-то воздействовать на волков? Он не пробовал воздействовать на животных.
Но телепатический паралич и для волка телепатически паралич. Как вовремя получается не проверить.

Чарльз понимает, что застыл на месте, как вкопанный, только когда Эрик его дёргает. Им нужно бежать. Нет времени на зарубки, нет времени на мысли и самокопания, нет времени ни на что.
Только на выживание.

И они бегут. Проваливаясь в снегу, куда-то вглубь, пытаясь спасти свои жизни. От практически неминуемого — против стаи волков у них сейчас мало шансов. Без своих способностей они прости куски мяса, загнать которые — вопрос времени и выносливости.
У Чарльза её действительно маловато. И Эрика он только тормозит.
Пусть и спотыкается, на удивление, не первым.

И они катятся. Куда-то вниз, под откос. Чарльз цепляется за Эрика при падении, практически мёртвой хваткой. Закрывает глаза, наклоняет голову и прячет лицо, пытается как-то группироваться. Получается так себе.
Какая-то случайная то ли ветка, то ли коряга, царапает кожу на лице. Нога подворачивается. Мир крутится вокруг, не спешит останавливаться.
И перестаёт. Подвёрнутая нога отзывается болью, а с ней и отшибленный бок. Но они оказываются на твёрдой поверхности, с землёй, а не снегом. В ещё большей темноте. Волчий вой раздаётся откуда-то сверху.

Времени на то, чтобы перевести дыхание, у них всё равно нет. Чарльз упирается руками в землю, пытаясь подняться. Сцепляет зубы, шипит от боли, тяжело дышит.
— Эрик, — выдыхает он. — Жив?
Ну, если он не свернул себе шею, то и Эрик, по идее не должен.
А звёзды, если поднять голову, оказываются ещё выше, чем были. И ветра здесь, на неизвестном дне, нет, и снега значительно меньше.

Жив. Живы. Оба. И оказались в относительной безопасности от волков. Везёт, конечно, как утопленникам, но лучше так, чем со свёрнутыми или прогрызенными шеями. А то, что синяков будет полным полно — это не критично.
Осталось подняться. И вот с этим появляются проблемы. То, что нога совершенно неприятно ноет, непрозрачно на это намекает. Но ноет, а не болит до состояния шока. Может, не так всё критично.
— Сейчас, — говорит он Эрику.
Или нет.
Он подтягивает к себе ноги, упирается руками в землю, поднимается. Пытается, точнее. Стоит опереться на травмированную ногу, как появляется и боль. Чарльз резко выдыхает и также резко — опускается обратно. Замечательно просто.
— Кажется, ногу подвернул, — говорит Чарльз.
Вот надо было учиться группироваться и правильно падать. Не только сидеть за книгами и флиртовать с кем попало. Подозревал, что не помешает. Помнил, как в самом детстве его доставал сводный брат. А потом раскрыл в себе телепатические возможности. И проблема Кейна перестала быть проблемой.

А ещё Чарльз понимает, что на бегу где-то обронил свой фонарик. Или пока летел сюда? Не ясно. Света от него нигде поблизости нет. Значит, или потерялся, или ударился о землю и сломался. Ещё лучше.
— Поможешь? — обращается он к Эрику. — Главное встать, а там я как-нибудь да смогу передвигаться. Не смертельно.
Если никаких значительных внутренних кровотечений не произошло от ушибов. Тогда не смертельно и ещё можно куда-то двигаться. Но выбора всё равно никакого нет. Даже если обнаружится кровотечение, до ближайшего госпиталя они в скорейшее время точно не доберутся. По понятным причинам.

Чарльз задумывается, что им не стоит никуда дёргаться дальше этого места. Пока буран не уляжется, а волки не разбредутся. Он видит впереди проход, всматривается в него. Опасно углубляться. Лучше переждать.
Но тут он видит, как в самой глубине этого прохода загорается свет. Яркий огонёк, источник которого не ясен. Спустя несколько секунд свет пропадает. Также быстро, как и появился. Чарльз своим глазам привык доверять. Однако, он мог и головой приложиться до сотрясения. Мало ли какие шутки может шутить с ним собственное дезориентированное сознание?
— Видел? — спрашивает он Эрика.
Если там есть кто-то, то им, возможно, стоит всё-таки пройти вперёд. Может, теплее. Может, еды какой-то удастся перехватить. Может, даже получится потом получить поддержку в поиске машины.
А может их там ждут только новые опасности. Пострашнее мутанта с двустволкой, бурана и волков.

Чарльз переносит вес на здоровую ногу, тут же цепляется руками за стены ямы, которая оказывается не совсем ямой. Ему не показалось, впереди действительно что-то происходит. И Эрик, конечно же, рвётся вперёд проверять. Чарльз нисколько этому не удивляется: то, что ему не будет сидеться на месте, было очевидно. Кажется, что мысли о самосохранении тут только Чарльзу одному в голову и приходят.
Было бы неплохо, если бы мысли эти пришли раньше. До отправления в неизвестность в тундру. Теперь, правда, деваться им всё равно некуда. Шансы на то, чтобы выбраться, появятся у них только если вернутся способности.
Чарльз мысленно себя одёргивает. "Когда", а не "если". Обязательно вернутся. Они не останутся на всю дальнейшую жизнь без своих привычных возможностей. Чарльз не станет ментальным инвалидом, не способным пролезть ни в чью голову. Эрик воссоединится с магнитными полями. Нужно просто подождать и не допускать никаких упадочных мыслей про "если" вместо "когда".
Не может быть действие перманентным. Не должно.

Пробираясь вперёд за Эриком, Чарльз понимает — с каждым шагом становится всё более светло. И не потому что глаза привыкают к темноте, а потому что впереди появляется какое-то смутное освещение. Источник которого всё ещё не различим.
Очертания прохода становятся более чёткими. Геометрически чёткими. При этом если сфокусироваться и присмотреться — нет, никакой чёткости, достаточно неровные стены, неровное всё. Но стоит перестать всматриваться, как вот она снова — геометрическая чёткость.
Чарльзу это не нравится. Приходится напрягаться и задумываться. Пытаться понять, какие оптические иллюзии тут возможны.
Понять, само собой, не получается. Исходных данных для анализа слишком мало. Они не знают, кто и что ждёт их впереди. Не представляют, с какими целями мог вырываться этот ход и куда он ведёт.
Калейдоскопическая геометрия расцветает, стоит ненадолго прикрыть глаза. И не отпускает на мгновение после того, как глаза Чарльз открывает.
Ему уже не кажется, что дело может быть в том, что при падении он приложился головой. Слишком очевидные посторонние спецэффекты.

— С тобой всё в порядке? — спрашивает Чарльз Эрика. Это очень неудобно — просто спрашивать словами через рот, а не проверять телепатическим путём. — Никаких визуальных искажений не появилось?
Неудобно, неуютно и как-то неправильно. Других вариантов нет.
И стоит только задать вопросы, как откуда-то из глубин этого прохода начинают доноситься звуки. Глухие, мощные. Словно кто-то ритмично стучит по крупному барабану. И этот ритм отдаётся в висках, а затем полностью пробирает, окружая и затягивая. Чарльз замирает, держась за стену.
Со стуком сердца барабанный ритм тоже сочетается.
Но нужно двигаться дальше, а не стоять на месте. Хромать вперёд, чтобы получить ответы на все возникающие вопросы. Понять, какого дьявола тут происходит. Потому что выбора, как и вариантов, у них тоже нет.

Чем дальше они продвигаются, тем сложнее становится. Чарльз движется словно сквозь непробиваемую плотную пелену. Ноги словно ватные, зато боль при этом отступает куда-то на периферию.
Ему кажется, что в отдалении он слышит музыку. И не осознаёт, реальна она или вызвана воспалённым сознанием, лишённым самых важных своих возможностей. Или, может, это действительно сказывается недостаток свежего воздуха. Чарльз не знает, но чувствует, что его тянет куда-то вперёд, к этой самой музыке. То протяжной, то ритмичной.
Словно магической.

Он почти теряется в этих звуках, когда сквозь них пробивается голос Эрика. И когда становится понятно, что Эрик обращается не к нему. Разговаривает с кем-то невидимым.
— Эрик, — зовёт его Чарльз. Собственный голос отдаётся эхом в голове, кажется чужим и заторможенным. — Эрик, стой.
Происходит что-то не то. Теперь это Чарльз понимает в полной мере. Ну не заставила бы нехватка свежего воздуха так скоро слышать или даже видеть что-то. Они не настолько далеко отошли от того места, где провалились в эти катакомбы.
Значит, имеет место какое-то воздействие.
Чарльзу нужно сопротивляться. Только вот проблема — если воздействие телепатического характера, он не может воздвигнуть никаких ментальных щитов. Не сможет оборвать чужую связь. А Эрика, очевидно, слишком сильно затягивает.

Чарльз выдыхает и отлепляется от стены, пытаясь ускориться. Тупая боль в ноге тут же даёт о себе знать, усиливаясь. И, одновременно с этим, на какой-то момент прочищая сознание.
— Стой, говорю тебе, — выдыхает он.
И буквально бросается на спину Эрику. Чтобы отвлечь, как-то привести в себя, да хотя бы на землю повалить и остановить. Потому что галлюцинации окружающую обстановку не превращают в настолько дружелюбную, чтобы рисковать и дальше продвигаться вперёд.
Впрочем, и его собственное сознание очищается ненадолго. Голоса начинает слышать и Чарльз. Только пока — неразборчивые и отдалённые.

Чарльз в процессе возни и попыток остановить Эрика, оказывается снизу. На холодном каменном полу. Снова болезненно ударяется затылком до звона в ушах.
И замирает, когда Эрик заносит над ним кулак. Рука инстинктивно тянется к виску, но толку от этого здесь и сейчас никакого быть не может. А в вопросе боевой реакции Чарльз — не тренированный и не самый быстрый. Его сила всегда заключалась в другом. Он не боец.
Вот только удара не происходит. Эрик вроде как приходит в себя. Чарльз собирается тоже, отпихивает его, упирается руками в пол, чтобы выпрямиться и сесть. Тяжело дышит.
И чем глубже вдохи, тем сильнее звон в ушах. Это не кислородное голодание. Потому что воздух тут не настолько спёртый.
— Я здесь, — отзывается Чарльз сквозь тот туман, которым накрывает снова.

Чарльз чувствует дыхание тепла. И, кажется, даже запах горячего шоколада. Того самого, который когда-то готовила одна из экономок. Сознание противится, но в то же время прогибается.
Галлюцинации. Это именно они. Чарльз уверен. Разве что теплом обдавать со стороны может от костра какого-нибудь.

Чем глубже дышишь, тем хуже становится.
До Чарльза доходит. Замедленно, но доходит. Во всяком случае, теория появляется, которую проверить надо до того, как сознание породит что-то более осязаемое, чем звуки, запахи и тепло.
Он трясущимися руками расстёгивает куртку, чтобы добраться до тёплого шарфа. Вытаскивает его, а затем повязывает вокруг половины лица. Чтобы создать хоть какой-то фильтр. Если это не телепатическое влияние и не наведённые мутантскими возможностями галлюцинации, то проходит воздушно-капельным путём.
Какой-то наркотический галлюциноген. Полностью фильтром не спастись — уже. Надышался. Да и из шарфа даже плотной вязки фильтр — так себе.

— Эрик, — глухо говорит он сквозь шарф. — Дыши через что-то. Слышишь меня?
Он упирается руками в каменный пол. Когда тут успел появиться камень? Начиналось всё утоптанной землёй. А теперь — практически полноценный тоннель. Да и стены тоже более плотные. Как он сразу не отследил такого изменения?
Но продвигаться дальше нужно. Обратной дороги нет.
Чарльз осторожно поднимается. Держась за стену, шагает к Эрику. Протягивает ему руку, надеясь, что тот ещё не потерялся в своей голове снова.

Эрик тащит его вперёд с такой уверенностью и прытью, словно не надышался неясно чем. И может идти вперёд. Чарльза отчасти пугает такая целеустремлённость. Но толкает вперёд — следом. Потому что сам он добирался бы долго, несмотря на то, что расстояние не особенно большое.
До прохода. Куда-то.
Куда?
Шаги отбивают по стенам отдельный ритм, не вливающийся в общий, доносящийся всё отчётливее. Ориентир — только чужая рука в руке. Свет, к которому тянет, слабеет, чтобы в следующий момент — когда они шагают в залу — становится непростительно ярким.

Люди в белом. Дышать сквозь шарф трудно и жарко. Капли пота стекают по стене. Здесь действительно тепло, хотя кажется, что жарко из-за слоёв одежды. Они под землёй, да и в отопленном помещении.
Белые одежды людей не кажутся плотными.
Рука где-то теряется. Вместе с самим Чарльзом, которого охватывает странным ощущением от методичного гула. Свечи мерцают, горят малоотчётливыми образами.
Бежать?
Ноги снова ватные. Чарльз не смог бы. Люди впереди покачиваются в трансе, вводят в транс его.

Чарльз прижимает шарф дополнительно рукой. Дышать становится ещё сложнее, голова начинает кружиться, перед глазами появляются мушки. Руку приходится убрать.
Он движется. Но вперёд, не назад. Практически забывая обо всём, что его держало, в том числе о боли в ноге. Покачивается, как эти люди в трансе. Еле-еле, из стороны в сторону.
Он стягивает с себя куртку — слишком жарко, это жизненная потребность. Куртка остаётся где-то за спиной. Людей получается рассмотреть, но не запомнить их лица. Кто-то протягивает ему руку. Не угрожающе — приглашающе. Чарльз берётся за руку. Стоит смириться, как становится проще дышать и передвигаться, хотя голова всё равно тяжёлая.

Чарльз будто оказывается там, где должен был оказаться. Внутреннее ощущение уместности заполняет пространство, оставшееся после отключения способностей. Пустота не может быть не заполненной, потому что она не вакуум.
Он стягивает с лица шарф, буквально перешагивая Рубикон от реальности к чему-то непонятому и метафизическому.
Ему больше не страшно и не тревожно.