Мария Хилл, это уже больше звание, чем имя. По крайней мере теперь в устах многих именно так оно и звучит, не агент, Мария Хилл. После провала с девочкой, после «Плезант Хилл», в котором она участвовал, дура. Добровольно участвовала, потому что верила – дважды дура, верила в правоту Фьюри. Все должны получать вторые шансы, всё можно исправить если захотеть.

Только вот ломать людей нельзя, ломать их судьбы нельзя, нельзя их делать не собой. Она знала это. Конечно она знала все о моральной стороне дела, но Мария Хилл – это теперь больше звание, как раз поэтому. На мораль ей было плевать, ей нужен был результат, поэтому она теперь собирает остатки гордости по коробкам и несет их в печь, поэтому она теперь ходит по коридорам держась за пистолет.

Она больше не верит ни в Щ.И.Т., ни в бога, ни в дьявола. У нее в столе бутылка виски на вечер и в голове план, план по которому она сваливает из этого места и ищет остатки девочки сама. План, по которому у нее получается это сделать, план в котором не достает пары тройки винтиков. Но она так разозлена, так накручена и так взвинчена, что того и гляди взлетит на воздух. Ее распирает от бешенства, от того насколько наивной она была, от того, что Фьюри где-то прикидывается мертвым, а она теперь расхлебывает это одна.

Она теперь как штамп вируса. Она теперь звание, функция, не человек. Она и к себе-то так и относится, как к функции. Собирает данные по проекту и сжигает, собирает и сжигает. Ничего не должно остаться, ничего.

Ничего не было. Никогда не было. Они никогда не занимались такой ерундой. Свидетелей убрали без нее, слава богу, спасибо тому, кто это сделал. Свидетелей, охранников, самих подопытных. Все рассыпалось как карточный домик, все сдохло, жаль, что ее тоже не стерли.

Пристрелили бы где-то за углом и делов.

От стука дверь она вздрагивает. Она трезва и очень зла, но садится за стол, поправляет перчатки, теперь они всегда стерильно белые, раз руки по локоть в крови и дерьме. Перчатки белые, лицо тоже, остальное плевать, в пыли.

- Войдите. – Она всматривается в девушку перед собой. А, да, новая команда директора Коулсона, новая Скай, или точнее Дейзи Джонсон, которая очень долго была хакером «Скай».

Что-то такое она о ней слышала, что-то из серии невозможного, но обычного. Мария смотрит на нее, не зная, что сказать, им не о чем говорить, они даже толком не знакомы, она никак не связана с новым проектом директора, она даже не заместитель больше.

- Вы что-то хотели? – Она говорит спокойно, дышит спокойно и руки лежат ровно на столе. Это хорошо, пока она держится, пока она не готова стрелять по стенам все хорошо. – Или ошиблись дверью?

Пока она не стреляет по стенам ее не упекут в психушку. Прекрасно не правда ли? Вулкан внутри бурлит, но это строго контролируемый вулкан, позволяющий ей дышать ровно и держать руки на столе.

Невыносимо хочется выставить девочку за дверь, запереться и напиться. Но нельзя. Виски здесь как напоминание о том, что на работе нельзя. Она не отец. Она никогда не будет как отец. Вспоминается бокал на столе и початая бутылка в холодильнике. Пустая кровать, пустая квартира.

Мария, ты все еще уверена, что ты не он?

Мария смотрит на папку, которую ей швырнули молча, как на змею на собственном столе. У нее во рту горечь, которая идет изнутри, горечь от произошедшего, от происходящего. Мария не может оправдать это, не может найти слов, не может сказать этой девочке, ведь девочке же, не лезть не в свое дело, заткнуться, убраться от нее подальше.

Не может.

Потому что давится словами, давится собственной гордостью, давится собственным непогрешимым образом, который создавала, кажется, тысячелетие. Давится всем этим и хочется еще больше запереться, и пить. Много пить, так чтобы в голове было пусто и звонко и пусть потом, потом, когда пусто и звонко кончится, она будет себя ненавидеть, зато сейчас, зато теперь она может, может расслабиться, откинуться на стуле и расхохотаться.

А нет, не может.

Перед ней стоит Дейзи Джонсон, объект ноль-восемь-четыре, который охраняет директор Коулсон лично. Который обожает ее, доверяет ей, приводит с собой в Щ.И.Т., дает доступы, дает задания. Объект. Была ли эта девочка человеком? Мария смотрит на нее, изучает так же пристально, как и папку на столе, за минуту до этого.

- Не совсем понимаю ваш вопрос, агент? – Она выбирает свою маску, непогрешимая Мария Хилл, которая не могла, не могла такого сделать. Но сделала! Сделала, черт бы ее побрал. Она выпрямляется в собственном кресле и убирает папку в стол. – Садитесь, не стоит стоять над моим столом, это еще ничем хорошим не заканчивалось, даже для директора Фьюри.

Тем более для Фьюри, который вырастил ее, воспитал ее, сделал из нее человека, идеального агента, идеального работника. Для Фьюри, для которого она была агент Хилл, а Мария Хилл не важна, какое кому дело до того, что она рассыпалась и больше не может собраться. Кому какое дело до того, как она это сделает теперь.

- Это был эксперимент директора Фьюри. Вы знаете, сколько каждый из этих «людей» убил? Нет? Ну так задайтесь этим вопросом. Во время эксперимента, никто из гражданских не пострадал, тем более, теперь эксперимент закрыт, информация о нем уничтожена, стерта и забыта. Рекомендую вам, агент, помнить об этом.

Она тоже давала присягу, она тоже рассказывала новичкам о важности человеческой жизни. Она тоже была агентом, который преступил закон и собственную мораль. Ее это почти сломало, почти, но у нее еще оставалось одно дело, которое она не выполнила и это дело требовало от нее сил. Так что, ей ничего не остается кроме как собраться и сделать все от себя зависящее, чтобы Щ.И.Т.а этот эксперимент не коснулся.

Не сейчас, когда итак все висит на волоске. Не сейчас, когда слишком шаткое положение у каждого из них, сегодня они в организации, а завтра нет организации. Не сейчас.

- Также, рекомендую, всю найденную информацию стереть, агент Джонсон, как будто ее и не было. Это важно не только для нашей репутации с директором Фьюри, вы представляете, что будет, если это выплывет наружу?

У Марии не так много сил остается на все эти тяжелые разговоры, на все покаяния и прочее. У нее вообще ограниченный запас энергии в последнее время, потому что ночами она пытается найти свою пропажу, не говоря ни слова тем, кто не менее ее заинтересован в возвращении Кобик домой. Для нее это личное, она не может сказать, привязалась ли она к девочке, смогла бы воспитывать ее, если бы та была обычным ребенком, стала бы она это делать?

А могла ли она любить куб, который не имеет ничего общего с человеком. Она видела, как Кобик выдирает чужое сердце — вот так запросто, из груди и приносит на стол. Ей ничего это не стоит, для нее это ничего не значит. Это страшно и дико. Наверное, в глубине души Мария не любит девочку, а боится, боится ее сил и ее энергии, боится и хочет вернуть все как было. Как было, когда они только начали опыты.

Чертов Фьюри, вздернуть бы его за яйца теперь, а толку.

- Мы посчитали возможным проделать данный эксперимент в рамках отношений с девочкой – кубом. Так как ее уровень моральной подготовки разрешал нам несколько больше свободы, Фьюри принял решение воздействовать на некоторых злодеев, чтобы в дальнейшем, если получится, использовать данный метод в тюрьмах, для исправления арестованных и содержащихся под стражей злодеев. Вы знаете, агент, в первую очередь, мы хотели, как лучше. Методы. – Мария замолчала, их методы были бесчеловечны и иногда выходили за рамки даже этого понятия. Но ей нужно договорить четко поставленную фразу, которую она говорила совету ООН, когда все всплыло. – Методы оказались не самыми удачными, проект закрыт и более, я думаю, не откроется.

Сколько времени она это репетировала? Сколько времени ушло на то, чтобы произнести это без дрожи в голосе и слез в глазах? Сколько времени Мария Хилл тренировалась перед зеркалом, прежде чем ее пригласили в кабинет совета? Она несколько часов стояла там, выпрямив спину и заведя руки за спину, отчитываясь, как и положено хорошему агенту, отчитываясь за подписи, за буквы, за Кобик, за проект, за исчезновение Фьюри.

Если она не дрогнула там, то не дрогнет и перед девочкой, которая нашла и у которой вопросы. Перед правильной девочкой, которая знает, что такое мораль и ценности. Коулсон хорошо ее воспитал, очень хорошо, до дрожи пробирает. Она еле удержалась, чтобы не спрятать руки под столом, чтобы не смять лист бумаги, чтобы не наделать глупостей.

- Если это всплывет, если это когда-нибудь вывесят на рассмотрение общественности, суд будет над всеми нами, поэтому в наших интересах, не только в моих интересах, я подчеркиваю это, как можно глубже упрятать любое упоминание о проекте и забыть о нем. – Мария прикрывает глаза и трет переносицу.

У нее начинает невыносимо болеть голова от вопросов. Помнит ли она? Да, она помнит. Был ли у нее другой выбор, был, но она свой сделала, не правильный, что поделать, но сделала!

- Дейзи, Дейзи же да, я не путаю? – Мария выдыхает, осторожно выдыхает, чтобы не сорваться. – Мы понимали на что шли, правда, понимали, но тогда это казалось легким и простым решением. Мы ошиблись, ошибся и Старк с Альтроном. Его проблему мы решили, проблема с девочкой другого плана, она испугалась и ушла. Исчезла. И найти ее не удается. Девочка, которая может менять мир. – Мария сухо усмехнулась.

Ей было больно и не по себе, ей было грустно от происходящего. От обвинений, которые молча говорили за спиной и никогда в глаза. Ей теперь приходилось ровно держать спину постоянно, даже если плечо сводило судорогой от стрельбы, даже если были ушибы, ранения, даже если она не могла нести все это сама.

- Человечность все еще важна и нужна, Дейзи, все еще важна. – Это она проговорила для себя скорее, чем для девочки, напротив. Девочки, воспитанной Коулсоном, хорошо, что именно им, он умел быть честным и верным тогда, когда Фьюри хитрил и жал на кнопки давления. Он умел быть преданным, а Фьюри бросил ее разгребать общее дерьмо.

Мария сжала листок на столе, смяла с такой силой, что перчатки захрустели от напряжения.

- Но что сделано, то уже сделано, к моему сожалению, у меня нет сил вернуть как было «ДО».

Мария тихо вздохнула, ну что хотела услышать от нее девочка Коулсона? Что они совершили ошибку? Они ее совершили. Поздно сожалеть о том, что уже сделано, осталось только разгребать последствия. Поздно сидеть опустив руки и сокрушаться о том, что был целый город, целый город, полный людей с самыми разными биографиями.

- И как показала практика, ничто их исправить не может. Ничто. – Мария усмехнулась, и выпрямилась еще сильнее. – Так что и целого города мало для исправления этих людей, их место в самой дальней и в самой глубокой тюрьме.

Она хмыкнула, что стало со злодеями? Распустили их? Или заперли? Это тоже интересная история, по идее никто не должен был оказаться на свободе, всех должны были перевести в охраняемые тюрьмы и со временем их разум восстановился бы. Нападения Магнето было совершенно внезапным и таким же подлым, как и обычно. Террорист пытающийся спасти собратьев, от этого даже было противно.

Насколько сильно они не опустились бы, все равно находился кто-то, кто пал еще ниже. Как потом Марии доложили, Магнето скрылся с места вполне помолодевший благодаря той же девочке и все еще был в розыске всеми спец службами, но все еще не найден.

- У меня был выбор, делать или не делать, участвовать или не участвовать. Но я не люблю оставаться в неведении относительно происходящего в организации, поэтому я свой выбор сделала. И как бы сейчас меня не осуждали, что-то хорошее в этой затее было, пусть она и была за гранью добра и зла. Что-то в ней было, жаль, что это что-то мы не смогли выцепить и все рухнуло, как карточный домик. – Мария улыбнулась, слова давались с трудом, но давались, это уже хорошо.

Пройдет еще какое-то время, прежде чем она сможет говорить об этом проекте с легкостью. Еще какое-то время, прежде чем она сможет позволить себе забыть о том, что там происходило, позволит памяти сгладить углы и стереть объемные детали, которые заставляли ее содрогаться.

- Я понимаю, что этот проект сложно принять в рамках организации. – Она все еще была на совете ООН и оправдывалась, оправдывалась снова и снова. – Но тем не менее он был и этого я уже не могу отменить. Прости.

Ей тоже было не по себе от затеи. Она тоже была тем, кто приходил к руководству и говорил нет, мы так не сделаем. Но в этот раз, все ее возражения ушли в пустоту, все ее возражения были отринуты, и выкинуты к чертям.

Потому что Фьюри загорелся этим всем. Мир во всем мире, он уйдет на покой, он сможет управлять всем из подполья. Мария скрипнула зубами, чертов старый мерзавец. Интриган и манипулятор, который уловками и прочей ерундой обвел ее вокруг пальца.

- Некому будет судить, Дейзи, потому что к моменту, когда это всплывет, Щ.И.Т.а уже не будет. – Мария пожала плечами. В чем-чем, а в этом она разбиралась, если кто-то когда-то вытащит это на поверхность, значит Щ.И.Т. уже мертв, потому что агенты не просто так числятся в штате, не просто так приходят на работу с утра и вечером идут домой. Не просто так они все едят свой хлеб тут и получают свою зарплату. – Но я понимаю, о чем ты говоришь, и понимаю какие последствия меня ждут в случае чего. Дейзи, пойми меня правильно, я не даю оценку произошедшему, только потому что с моей точки зрения теперь есть проблема куда как более важная. Но я не сомневаюсь, что то, что мы с Фьюри допустили подобное, не входит в рамки ни одной организации, чтобы я не сказала ООН, я это прекрасно осознаю.

Мария хотела бы чем-то утешить девушку, правда хотела, может быть предложила бы ей виски, если бы это было уместно. Но чего она точно не хотела, так это всеобщего геноцида и вообще какого-либо геноцида.

- Я знаю, что она не исчезла, это страшнее всего, страшнее всего что было или будет на нашей планете, она не ушла, не спряталась, не забилась в угол. Она будет пробовать нас на зуб, и я боюсь того, что может случиться дальше, что может еще пойти не так, теперь, когда она на свободе и одна. – Мария содрогнулась. – Слишком много мест активности, либо она научилась разделять себя, либо что-то еще происходит.

Она рассматривала карту на планшете Дейзи и думала. Когда они еще занимались с девочкой, та не подавала признаков настолько большой активности. Она не могла разделяться. Но дети растут, и этот ребенок будет расти, и дай бог, чтобы его никто не прибрал на воспитание.

Дейзи милая, Мария думает это про себя, но довольно громко. Милая, добрая девочка, которую Щ.И.Т. как не пытался – не сломал. Которая выстояла и выстоит, наверное, там, где она сама уже не сможет. Где ее самой уже не хватит. Простить себя? Как можно простить это упущение, эту недоработку, этот чертов проект. Как можно простить, как можно позволить себе забыть эту страшную ошибку, о которой наоборот, нужно помнить и никогда не повторять.

Мария не может ничего ответить на это. До прощения самой себя ей ой как далеко, наверное, дальше даже пути до марса, если бы она пошла туда пешком. Мария не умеет прощать, ни себя, ни свои ошибки, ни других, ни ошибки других. Поэтому она вздрагивает от имени Уорд и качает головой, да, он многому у нее научился, хорошо, что они хотя бы не спали, это было бы больнее.

Впрочем, не так больно, как упустить могущественного ребенка, который может стереть всех их вместе взятых.

- Да, Щ.И.Т. это люди, всего лишь люди, и они все совершают ошибки и все их потом исправляют, в этом наша сила, как мне когда-то казалось, в том, что мы можем исправить. – Она задумчиво посмотрела на стол. – Что ж, спасибо за помощь в уничтожении информации, до цифровых носителей я бы добралась не скоро, если честно, вы с Коулсоном хорошо меня опередили.

Мария улыбается, краешком губ, но все же улыбается и старается не наговорить лишнего. Дейзи трогает своей откровенностью, открытостью, своей чувствительностью, это нельзя просто так забыть, спустить с рук или что-то еще, это не просто так, это не просто «поговорить», это гораздо глубже, гораздо честнее.

Ей давно уже не доступен такой уровень честности.

- Не зря он о тебе так печется, ты слишком умная. Нет, я не перестала. Это моя личная, скажем так, вендетта, которую я веду в свободное от службы время и в свободном от Щ.И.Т.а пространстве, поэтому применяю не всегда законные методы и не всегда сверкаю своим именем и должностью. – Мария хмыкает. – К сожалению, откликаться на все подобные аномалии бесполезно, малышка учится, и учится гораздо быстрее, чем я могла себе представить. Она больше не появляется вживую, даже голо не дает посмотреть, хитрая маленькая чертовка.

Мария говорит, говорит с надломленной нежностью, зная, что этот ребенок никогда не оживет. Не станет «настоящим мальчиком», как в Пиноккио, не станет из дерева человеком, как не воспитывай. И где-то в глубине души она всегда помнит, всегда помнит тот момент, что она одна виновата в побеге девочки, и она страшится момента, когда они встретятся.

- Виски? – Мария хрипло смеется. – Да, можно и виски. У меня только техасский, какая-то бутылка, с не пойми какого магазина.

Она достает из нижнего ящичка, всегда почему-то самого нижнего, бутылку и ставит ее на стол. Бокалы в другом ящике, где стоит и чайный сервиз, на случай высоких гостей, но бокалы используются чаще и потому стоят ближе. Она не собиралась напиваться, не так ли? Но забытье было бы очень полезным, пока не отболит, пока не отгорит.

- За Щ.И.Т. и агентов. – Она поднимает свой почти полный бокал и делает приличный такой глоток.

Ей давно не страшно обжечь глотку, зато тепло растекается в желудке и начинает приятно кружиться голова. До полного опьянения ей далеко, Мария это знает, но вот до такого мягкого, теплого она доходит довольно быстро.

- Ее не так-то просто найти теперь. Почти не оставляет следов, жила в семье, исчезла. – Она давится словами и запивает, каждое запивает, потому что это ее личная боль, ее личная ответственность. – Исчезла из комнаты бросив все вещи. Я нашла эту семью.

Мария удивленно вскинула бровь, но промолчала, внутренние дела команды ее не касались, по крайней мере пока это была не ее команда. Впрочем, Коулсон много пропускал, если не обладал информацией о проекте, это значило, что у него будет на одну претензию к Фьюри меньше, жаль, очень жаль. Иногда казалось, что только эти двое могли найти общий язык, выделить важное, главное, нужное, а Коуслон вообще был совестью всей организации.

По-крайней мере, когда он запрашивал помощь у Марии, он всегда ему верила, как себе. Так повелось. Так было всегда и она надеялась, что так будет. И что узнав обо всем этом, он не будет осуждать ее выбор, он сможет понять, теплилась в ней этакая легкая надежда на лучшее.

Хотя она знала правду как никто другой.

Все они были выкованы одним человеком и если Фил предпочитал мягкую манеру общения, прежде чем закрыть капкан, Мария предпочитала и вовсе обходится без капканов, слишком прямолинейная, иной раз она доставляла неудобства самой себе.

- Что ж, можно попробовать. – Она давно не работала в команде, ее давно не поддерживали и не подставляли плечо. Она была символом одиночества и силы в организации.

Железная Хилл или как ее там за глаза обзывали. Она уже не прислушивалась к шепоткам в коридоре, их было слишком много для нее одной, слишком много. Но она справлялась.

- Схемы на самом деле нет. Она мелькает то тут, то там, исчезает и снова появляется. Она играет в прятки, только не со мной. – Мария усмехается. – Не со мной.

Стакан выпит на половину, голова немного кружится, но в целом она чувствует себя лучше, чем в начале беседы, гораздо лучше, лучше, чем она предполагала.

- Ты странная. – Это не шутка, не комплимент, факт. Обычный факт, который обычно не произносят вслух. – Но милая.

Мария слушает ее, прислушивается даже. Да, она нашла ту семью, было горько и больно, она нашла их, опустошенных и заплаканных, они потеряли своего ребенка, нет не Кобик, ребенка, который был у них до нее. Они потеряли его вместе с ней. Было больно и горько, ее девочка начинала расти и познавать мир, но какими чудовищными методами, какими страшными и под час ужасающими методами она это делала?

- Мне кажется, проще начать с конца. Самая последняя аномалия на карте, самый последний континент, штат, что-то еще. Это как прятки или салочки, только не с нами. Она играет сама с собой, мы ей не особо нужны. Пока что.

Горечь расползалась от неба и дальше, внутрь, виски был хоть и обжигающ, но также и горек, как вся эта безумная ситуация, которая то и дело приводила Марию в исступление и горькую обиду на саму себя. Она поддержала Фьюри и его решение, она выступала мэром города, проект назывался ее именем, больше не было спины, за которой можно было бы укрыться от правды. Больше не было отговорок – «меня заставили» или «я не хотела».

Она не маленькая девочка, ей не нужны утешения или объятия, чтобы справиться с собой. Она больше не Мария, которую унижал отец, не та Мария, что в армии была на положении мальчишки. Нет. Она больше не даст ни себя, ни свои проекты кому-то.

- Мне думается, что, несмотря на то, что в случае чего замешан будет весь Щ.И.Т., без разъяснений и прочего, Кобик в большей степени моя задача пока что. – Мария прекрасно знала, что организация сейчас занята на фронте с Мстителями, после Альтрона за ними присматривают тщательнее, чем когда-либо, особенно за их безумным гением.

Удивительно, что Старк после всего этого оставался на свободе, без ограничений и каких-то штрафных санкций, еще более удивительно, что Капитан – это, вроде как, поддерживал.

Мария не была готова принять помощь в поисках девочки от всей организации. Щ.И.Т. решал множество разных задач единовременно и пока не случилось крупных неприятностей, ситуация с Кобик оставалась засекреченной в рамках организации. Схема действительно была, девочку кто-то вел, кто-то, кто умело манипулировал сознанием ребенка и воспитывал из него что-то свое. Девочку кто-то вел, но пока Мария не могла разгадать кто.

Ей еще не пришла мысль в голову поверить в то, что соседние измерения очень близко, так близко, что только шагни и ты уже в нем. Да, она видела на что способен куб, она видела, как он рос, обучался, становился умнее, быстрее, стремительнее. Она даже не подозревала, как скоро все знания от Щ.И.Т.а понадобятся Кобик для выживания.

- Ты хочешь слишком много.

Мария усмехнулась и отставила бокал с виски от себя подальше. Каждый раз, когда она принималась пить, в ее голове кружились старые воспоминания, похороненные под службами и служением. Каждый раз, когда она вспоминала Кобик, она погружалась в аналогичное состояние. Различие было только одно, первую часть своей жизни она не любила вспоминать, а девочка ей нравилась.

- Вы даже похожи, объект ноль-восемь – четыре. Я знаю, что ты не человек, а такой же проект, как и она. Знаю, что ты с этим справляешься, насколько тебе позволяет команда и работа с Коулсоном. Знаю и все же, не готова делиться секретной информацией, которой нет в архивах и записях.

Мария посмотрела прямо на Дейзи и покачала головой. Никто не влезет в это дело глубже чем она, никто не притащит девочку обратно, кроме нее. Не в гордости дело, в ощущении, что правильно именно так, что иначе это будет нескончаемые переговоры, которые в итоге окончатся ничем. Иначе будет не то и не так, и Дейзи Джонсон не должна быть в этом замешана, любимая девочка Коулсона, она должна оставаться вне этой трагедии, чтобы с нее сняли этот жуткий штамп объекта.

А его снимут, уж Коулсон точно постарается, чтобы это исчезло из ее дела, забылось и стерлось. Чтобы никто из последующего руководства не знал о первоначальных планах на нее. Никто, кроме тех, что уже знают.

Отредактировано Maria Hill (2018-08-26 21:32:07)