Слейпнир сделал то, чего его учили никогда не делать - он остолбенел. Замер в самой гуще событий и не попытался встрять. Потом он будет себя корить этим промедлением, отмахиваться от увещеваний сердца "никто не ожидал" и терзаться муками совести. Из оцепенения его вывел громогласный голос Тора. Точнее того, кто раньше был им. Краем глаза Слепень видел попытки Сиф заговорить с ним и даже её жест, но не мог пошевелиться. В нём закипало редко чувство для такого миролюбивого создания: злость. Не сжигающая всё на своём пути и разрушающая душу, а та, которая появляется стоит увидеть гаснущую искру жизни в глазах товарища, та, причиной которой является вопиющая несправедливость этого мира. Та злость, которая часто потом сменяется слезами бессилия над обстоятельствами, но не сейчас.

Светловолосый мужчина двинулся вперед, ощущая, как в этом движении его тело начало меняться, принимая "правильную" форму. Когда все восемь копыт коснулись земли, Слейпнир огляделся, шумно выдыхая воздух. Всё таки мир в животном облике ощущается гораздо чётче. Тот, кого конь называл любимым дядей начал спускаться ниже, когда Слепень весь подобрался для лихого прыжка вверх.
- Остановись, сын Одина! - успел произнести жеребец, прежде чем его широкий лоб ударил Бога Грома в живот. О да, он рисковал делая так. Но магическое он создание или где? - Он любил всех своих детей, чёрт бы тебя побрал! - поднабравшись выражений в мире людей, Слейпнир теперь их активно использовал. Доброе сердце коня не могло поверить, что Тор мог оказаться настолько завистлив, что б попытаться устранить "конкурента". Тем более, что планы Одина известны только самому Одину. Что придумал этот старый пройдоха и во что заставил поверить других, плетя истории не хуже Локи ? И уж кому это было знать, как не любимому сыну. Сердце коня сжало плохим предчувствием о грядущий событий. Даже гадалка не нужна для ощущения, что вся эта история еще выйдет Асгарду боком.

Вспышки молний рвут небосвод, как линялую тряпку. Деревья жалобно стонут – от ветра их плоть трещит и плачет слезами прозрачной смолы. В эту минуту Сиф словно прозрела, увидев за внешним суть, заглянув в белые безумные глаза полыхающие синим пламенем. Всей силы Слейпнира не хватит, чтобы одолеть оборотня, спустившегося к асам в личине Громовержца.

– Всё, что хочу? – в голосе воительницы слышна насмешка и вызов, она словно не замечает жалящих укусов молний, обвивших ее руки и плечи. – Я дала слово Тору, сыну Одина, и сдержу его. Верни его мне! Вот чего я хочу! Не поклонения, не трона и не тысячной армии.

Неимоверным усилием, оставляя на коже волдыри ожогов, Сиф удается высвободить правую руку, и меч воительницы покидает ножны в жажде вкусить крови врага. Но разве вонзив клинок в тело обезумевшего бога, она поразит врага? И после мгновенного колебания, она обрушивает меч на путы Слейпнира.

Он ошибся.
Ошибся, когда позволил себе мысли, что могли быть услышаны. Привык, что собственный его брат и слова-то не всегда понимает с первого раза, а магии в том - небесный огонь и только. Привык и не задумался о том, что этот может быть иным.
И поплатился.
То, как разъярился чужак в теле брата, то, как вспыхнули кругом молнии и сгорело дотла всё живое, что ещё окружало их, наглядно давало понять, какова участь того, кто посмеет обмануть сумасшедшего бога.
Боялся ли Лафейсон?
Вряд ли.
Самой судьбой предсказана ему была совсем иная смерть. А там, где потрудились великие норны, бессильны и боги, и демоны. И даже он, бог магии и лжи. Хотя, не страшно было бы даже, не знай он своей судьбы, ведь там, в самой глубине безумца, был его брат. Не родной. Самый родной. И он боролся. Боролся, ибо видно было, как заметался взгляд Рагнарёка, как заозирался тот, как схватился за грудь. Вокруг него, вмиг, вспыхнула аура знакомой, тёплой золотой силы, что могла спрятать от вечных льдов Йотунхейма, оградить от войск Таноса Безумного, защитить, захоти он того, от гнева Всеотца. Сила Тора Громовержца. А значит, жив ещё этот выскочка с его пудовыми кулаками, тугодумием и шальной улыбкой. Раз так, то и ему, Локи, рановато отступать или гибнуть.
Он ещё успевает усмехнуться знакомой издевательской улыбкой, а в следующий момент оказывается на земле, обрушивается туда с размаху так, что у смертного раскрошились бы кости рёбер и позвоночника. Локи же только вскрикивает и вскидывает руки, успевая поставить кругом себя поле. Которое, защищает его лишь от первых пару ударов молний. А дальше... Дальше наступает обжигающая боль, которая и положила бы конец богу обмана.
Хель, как всегда, приходит вовремя.
Вот ирония, что сама Госпожа серых пределов оказывается в нужное время и в нужном месте. Всегда.
Он остаётся за спинами бьющихся. Чудовища, что поработило его брата. Дочери, что сейчас прекрасней любой валькирии и опаснее целой их армии.  Дочери, что не только даёт защиту, но и берёт себе всё, что вздумается, коли так надобно ей.
Лафейсон едва успевает встать, собирая свои силы, чтобы вмешаться в битву, когда Хель походя, как из колодца, зачерпывает из  него самого магическую силу.
И что мешало ей попросить? Предупредить? Разве не дал бы он?
Йотун сгибается, охнув, морщится и спешит закрыться от чужого вмешательства, окружает себя магическим коконом, свирепея при виде связанного, обессиленного Слейпнира, при виде дочери, идущей на бой против чудовища, равного которому можно найти лишь в одном месте девяти миров - Муспельхейме. Да уж, при таких замашках Тора, им никакой Суртур не нужен, чтобы уничтожить этот мир. Все девять миров и, может быть, ближайшие из соседних.
Он встаёт в полный рост, по левую руку Хель, призывает силу Йотунхейма и ларец вечных зим, готовый, если придётся, применить и его.
- Эй, Тор Одинсон, может прекратишь скулить в углу и дашь бой своему новому господину, а не с девчонками драться будешь? - Вдруг хрипло и зло выдаёт он.
- Или трус ты и спрятался, стоило только твоим собственным демонам обрести силу? Не ты ли говорил мне бороться со злом в себе? - Тон становится знакомо-издевательским, ядовитым, способным пробиться через любую ярость, чтобы достичь души и больно ужалить.
- Иль твоя истинная цель ничуть не отлична от моей? Жаждешь власти? И что же, убьёшь ради неё свою царицу? Сына? Меня? Не ты ли, только что, прочил мне золотые горы и совместный трон, братец? - Если придётся, он готов взять удар на себя, лишь бы спаслись Слейпнир и Хель, лишь бы, успели уйти Йормунганд и Фенрир, остались живы.

- Видимо и ты не очень много знаешь о любви... - хрипло произносит жеребец, упрямо глядя на дядю... Ну, или того, кто раньше был его дядей. Может он, Слейпнир, тысячу раз не прав в своих словах и убеждениях. Может он живёт какими-то иллюзиями, которые породил его разум во время одиночества. Может он, лишенный нормальной семьи, просто придумал себе это всё и поверил. Но он не мог не верить - ведь иначе весь незачем бороться. Незачем сражаться до последнего вздоха. От Судьбы не уйти и никому уже не пройти тропами былых поступков, вызнавая, чтобы стало с миром, поступи тот или иной герой "повестнования" иначе. Вся сущность Слейпнира билась в приступе отчаянного гнева, когда хочется отхлестать не слышащего по щекам, тряхнуть за плечи и... Просто вложить свои чувства в чужую душу, не в силах описать всё словами.
- Какой дивный новый мир нас ждёт, возведенный на пепелище перемешанном с кровью? - успел добавить Слепень и ощутил, как путы чуть сжали свою хватку. За болтливость ? Не исключено. Если б конь мог, то он непременно брезгливо сплюнул под ноги Громовержцу. Какая досада или, наоборот - счастье - что конский рот просто не предназначен для подобного. Жеребец смотрит на любимого сына Одина с жалостью, как матери смотрят на слабоумное дитя. Ему больше не хочется ничего говорить Тору, да и надо ли ? Слейпнир только слышал о разбитом сердце, но сейчас ощущал, как часть его готова разлететься вдребезги, подобно хрустальной вазе в спешке поставленной слишком близко к краю.

Приближение отца и сестры Слепень почувствовал буквально за одно мгновение, не успев даже толком повернуть головы в сторону прибывших. Синдром рассеянного внимания - так называют это люди: желавший встретиться с отцом глазами конь удивленно стал озираться по сторонам, стоило туманы рассеяться. А когда появились личи... У жеребца мало, что челюсть не отвисла. Мда... Вот тебе и сестричка. Круговорот событий набирал обороты и когда возле самого уха свернула сталь конь хотел шарахнуться в сторону, как и велели инстинкты, но державшие его путы напомнили о всем бедственном положении. Зато это помогло вернуться "на землю" и вспомнить, что это не конкурс, где все мерятся пипс.... своими способностями. В глубине души Слейпнир восхищался красотой и силой воли Хель, а так же её безрассудством. Как там было - героизм и идиотизм две стороны одной медали? Коню очень хотелось бы думать, что всё таки Хель не из тех, кто бежит впереди всех с шашкой наголо, просто потому что месть и всё такое...
Из подобных размышлений (а что ещё остаётся делать, когда всеми восемью копытами можно весело махать в воздухе и наблюдать световые спец-эффекты?) его выдернул голос отца. Хриплый, злой голос отца. Чуткое ухо Слепня различает нотки боли, страха, гнев и любовь. Последнюю почти невозможно различить во всем хаосе, но чувствующий сердцем знает, что она там есть. И от этого даже не слышит слов Локи.
  А вот и зря. Теперь и остаётся только недоуменно, с глупым видом (хотя, казалось бы, пора привыкнуть) озираться по сторонам, словно где-нибудь на небе высветятся возымевшие такой эффект слова. Приходится даже прикусить себя за щеку изнутри, ловя фразу в духе "и для меня тоже повтори, пожалуйста!". Ладно. Если отец сейчас не заупрямится, а бушующий Тор успокоится, то он обязательно спросит о таком чудодейственном слове.