Тема пробного поста: реакция Курта Коннорса на то, что его эксперимент удался.
Его мама всегда пекла шоколадное печенье на Рождество.
Видимо, это был какой-то самодельный рецепт, потому что оно всегда получалось совсем не таким, как на разных картинках, посвящённых Рождеству. Оно не было ни пышным, ни особенно аккуратным, ни слепленным в виде фигурок животных или героев мультфильмов. Оно было самым простым, самым обыкновенным, но настолько потрясающе вкусным, что вечер перед празднованием Рождества запомнился именно им. И именно этот, отдающий корицей вкус приходил на память первым, когда Курт думал о прошлом.
Следом в памяти всплывал прохладный аромат ели, сверкающей переплетением гирлянд, чьи разноцветные огоньки, как светлячки, вспыхивали среди густых зелёных ветвей; скрип снега за окном, от одного искрящегося вида которого уже становилось зябко; плотная темнота зимнего вечера, полная сладостного волнения и предвкушения чуда, которое вот-вот уже должно было случиться.
Именно таким было Рождество в его далёком детстве.
Неважно, чем он занимался в течение дня, вечер всегда заканчивался одинаково. Курт ужинал, после стремясь совершенно незаметно — разумеется, с подыгрывающей и якобы сильно отвлечённой мамой — утащить в постель то самое её фирменное шоколадное печенье и, закрывшись с головой одеялом, хрустеть им, дожидаясь воплощения рождественской сказки в реальность. Чтобы потом, уже утром, стремглав сбежать вниз по лестнице и непременно проверить, понравилось ли Санта Клаусу угощение. Оставленный с вчера стакан с молоком всегда был пуст, печенье немного надкусано, а возле пышно украшенной ели лежала груда коробок, завёрнутых в пёструю бумагу и перетянутых яркими лентами, как неоспоримое доказательство того, что ты весь год был хорошим мальчиком.
А потом наступает тот самый волнительный момент, когда срываешь обёртку с предназначенных тебе подарков. Пальцы чуть подрагивают, сердце стучит так, словно ты долго куда-то бежал. Но вот непокорная упаковка сдалась, и в коробке… В коробке обязательно оказывалось именно то, о чём ты мечтал весь год, о чём так просил Санта-Клауса! На короткий миг перехватывает дух — боишься вспугнуть это счастливое наваждение, а после сжимаешь в руках свой желанный подарок, и глаза искрятся искренней и безграничной радостью.
Тогда для Курта таким подарком была блестящая и новенькая металлическая машинка. И даже годы спустя, он с лёгкостью мог вспомнить тот момент, когда впервые увидел её за витриной магазина и как позднее доставал из коробки под ёлкой.
И это чувство, что посетило его сейчас, ничем не отличалось от того чистого детского восторга, когда творится самое настоящее волшебство, и твоё самое искренне желание обретает плоть. Подумать только, всемирно известный в области герпетологии учёный действительно испытывал мальчишеское радостное волнение, быстро и неловко разрывая другую, очень своеобразную подарочную упаковку: ороговевшую и покрытую мелкими чешуйками кожу, образующую кокон вокруг руки. Правой руки.
Его правой руки.
Он слишком рано сорвал этот покров, и рука ещё покрыта густым слоем слизи, на которой блестит свет лампы. Но, благодаря этому, его детская ассоциация с воплощённым в реальность желанием, рождественским чудом только усиливается.
Рука. Его рука. Настоящая.
Курт не верит своим глазам, поднося кисть ближе к лицу, рассматривает её со всех сторон, и на пробу шевелит пальцами. Может быть, всё это сон? Может быть, он ещё не проснулся? Машинально Курт тянется рукой к лампе, которая за ночь успела очень хорошо нагреться, пока он спал на столе, и касается её самыми кончиками пальцев. Если это сон, то он не почувствует… Боль обжигает, и он с тихим шипением отдёргивает руку, помахивая ею, чтобы охладить боль.
И смеётся. Буквально заливается смехом, откидываясь на спинку своего рабочего кресла и прижимая правую руку к груди.
Не сон. Это и в самом деле произошло. Его сыворотка сработала!
Доктор Коннорс промедлил ещё немного, позволяя себе насладиться почти забытым ощущением целостности своего тела. Оказавшись у телефона, набрал нужный номер, не сводя восторженного взгляда со своей руки. Нужно как можно скорее рассказать доктору Ратхе о том, что он наконец-то преуспел, эксперимент удался и… Его мысли прерывает практически механический женский голос. Курт не ожидал услышать его и не сразу смог найти слова:
— Эм… Эмма? — не дожидаясь ответа, он торопливо продолжает, не скрывая в своем голосе довольства, и всё ещё водит пальцами перед глазами. — Эмма, это Курт. Он на месте?
— Боюсь, что нет, доктор, — небольшая пауза; видимо, на том конце не сразу понимают, о ком конкретно идет речь. — Он поехал в Бруклин, в больницу для ветеранов.
— А, нет-нет-нет! Эмма, вы… — мужчина невольно запинается. — Вы его остановите?
Внезапный укол резкой боли пронзает голову насквозь. Такое чувство, что в бровь вонзился острый гвоздь, тут же превратившийся в бур, и теперь он медленно, но непоколебимо вкручивается прямо в мозг. Перед глазами вспыхивают яркие, ослепляющие пятна, словно Курт долго смотрел на солнце, а на окружающий мир опускается ватная пелена, глушащая все звуки.
Коннорс едва-едва в состоянии воспринимать слова, звучащие ему в ответ; прижимая руку ко лбу, в тщетной попытке облегчает своё состояние и морщится.
Мигрень. Как некстати.
— Я попробую, но на мосту вечно сигнал пропадает. Я передам ему, чтобы он перезвонил вам, как только сможет.
Доктор падает. Роняет трубку, на другой стороне которой уже раздаются короткие гудки, и сворачивается в клубок на полу, прижимаясь виском к прохладной поверхности. Это приносит облегчение, и с разума Курта спадает одуряющая пелена. Так он лежит какое-то время, прислушиваясь к себе, и все ждёт, что пульсирующая боль за глазами возобновится.
Но она так и не приходит.
Тогда он рискует встать, стараясь не совершать лишних движений, и трёт виски. Какое же наслаждение — делать это сразу с двух сторон. Курт улыбается и осторожно запускает пальцы в волосы, поглаживая кожу на лбу и над висками. Но боли всё ещё нет.
Неужели в этот раз ему повезло? Похоже, что так.
Странное тянущее покалывание, которое поднимается от локтя к плечу, не вызывает опасений. Наоборот. Курту даже приятно. Снова чувствовать, ощущать, взаимодействовать.
Снова быть целым. Как же это потрясающе.
Покалывание не пропадает, даже становится сильнее, но мужчина списывает его на фантомные боли, преследовавшие его после того, как он потерял руку. Неудивительно, что организм не может сразу привыкнуть к вновь обретённой конечности. Это же против всех законов человеческой природы! Нужно немного времени, и всё придёт в норму.
Но есть вещи, которые не могут ждать. Глупо упускать этот шанс, что подарила ему отступившая мигрень. Курт, все ещё стараясь не делать резких движений, подходит к вешалке и снимает с неё куртку. И только тут понимает, насколько уже отвык от жизни полноценного человека. Чуть запутавшись в рукавах, он снимает куртку и надевает её вновь, в этот раз используя обе руки.
А потом бежит вниз по лестнице, перепрыгивая через ступени.
Быстрее, быстрее, быстрее!
Ему нужно как можно быстрее добраться до Бруклинского моста и остановить доктора Ратху.
