Всё происходило ровно так, как и говорил Тони. Как и предполагала сама Елена. А возможно, события разворачивались еще хуже, только в этом Белова совершенно не хотела себе признаваться, до сих пор старательно делая вид, что у неё всё под тотальным контролем.

Однако на деле контроль становился всё призрачнее, всё зыбче. В его ускользании, конечно, по большей степени Елена была виновата лично, и в этом как-то тоже не хотелось признаваться, но факт оставался фактом.

Ведомая скорее эмоциями и совершенно иррациональной тягой к некоторым людям, Белова собственными руками разрушила тщательно продуманную легенду о своей смерти. Она сама никак не могла разрубить те узлы, что удерживали её на одном месте, поблизости от пекла, и вот, результат не заставил себя долго ждать.

Она и правда сделала всё сама. Сама разрушила и испортила всё, кроме того, что действительно стоило бы.
Такая умница, что аж тошнит.

Конная рать, как выразился Старк, была у русской на хвосте. Дышала в затылок, идя по следам Елены шаг в шаг. Становилось всё труднее скрываться, тщательно убирать зацепки, которые повели бы преследователей в верном направлении. Всё опаснее было просто мелькать на улицах в истинном обличье.

На днях Лена убила двух оперативников, намерения которых явно выходили за рамки простого ареста. Времени разбираться из какой именно они спецслужбы или вовсе, являются наемниками со стороны, у Беловой особо не нашлось, но само нападение, что едва не закончилось её поражением, уже говорило о многом. Конная рать росла, и Елена совсем не удивится, если директор Картер прибегла к помощи сомнительных личностей или бывших гидровцев, лишь бы поймать Белову, а может и прикончить в процессе задержания. По правде говоря, Лена считала, что в глубине души Пегги мечтала о том, чтобы Елену прикончили.

Оттого-то Лене и приходилось уходить всё в бо́льшую тень, спускаться на всё более глубинное дно и отираться в местах, куда во времена чуть благоприятнее, ноги бы Беловой не ступило. Однако именно благодаря её замашкам и предпочтениям, о которых многим известно, там русскую искать начнут далеко не в первую очередь.

Одним из череды таких мест стал полутораэтажный салун на окраине самых окраин. С несколькими комнатами на чердачном этаже и обширным баром внизу, весь обитый деревом и пропахший алкоголем. В принципе, не сказать, что совсем жуткая ночлежка, в каком-то смысле даже атмосферная в стиле самых настоящих ковбоев, но до ужаса запущенная и с постояльцами беда – сплошное отрепье, под которое, к сожалению, пришлось мимикрировать и Елене, чтобы не привлекать к себе чрезмерного внимания. Впрочем, без инцидентов всё равно не обошлось, но после того, как одному приставучему типу Белова сломала обе руки, между ней и остальными словно установилось негласное правило - она не калечит их, они не докучают ей. Так и сидели каждый в своем углу и, в основном, пили, конечно. Лена вот, пыталась запить всё то, что с ней произошло. Залить ощущения, залить тоску и тягу к тем, с кем хотелось бы оказаться рядом, но невозможно по разным причинам. Да только безуспешно. Хреновый из неё выходил алкоголик.

Она вздрогнула, когда сидя на уже облюбованном стуле за барной стойкой, услышала знакомый голос, обладательницу которого никогда не забывала, но за эти полтора месяца успела отложить на второй план своих проблем.

Лена вздрогнула и покосилась на присевшую рядом Барбару. Последний глоток виски встал поперек горла, потому что вид у Бобби был весьма боевой: форма, серьезное выражение лица, спрятанное оружие. Она здесь при исполнении, Белова почти готова была поклясться в этом. Значит, тоже шла по ее следу и таки разнюхала, где русская остановилась. До чего же молодец, а.

- Долгий путь проделала, дорогуша. Соскучилась? – Хмыкнула Лена, поправляя поля небольшой шляпы, под которой пряталась часть её пышной шевелюры. Бросила на подругу оценивающий взгляд, и губы растянулись в широкой улыбке, за которой, правда, не скрывалось ничего хорошего. – И имидж поменяла, тебе идет. Жаль будет портить.

Белова шумно вздохнула и, сомкнув пальцы на горлышке опустевшей бутылки, ударила ею соседку, тут же соскакивая со своего места. Что ж, похоже, сегодня бару придет конец. Даже грустно немного, он начинал Елене нравиться.

У Бобби хватка питбуля, ни больше, ни меньше. Лена уже и забыла, каково это, находиться в её объятьях, пусть и таких смертоносных.

Она забыла силу прикосновений Барбары и то, какими в то же время нежными могут быть её пальцы, способные при желании сломать чей-то хребет.

Но сейчас, оказавшись в столь тесной связке с Пересмешницей, память услужливо подкидывала Елене совсем не те фрагменты, что были бы полезны в сложившейся ситуации. Всё получалось с точностью наоборот – череда моментов, пережитых с Барбарой, предательски мелькала в голове и отвлекала. Воспоминания мешали как следует сосредоточиться и выскользнуть из захвата.

- Не… заставляй… меня тебе… вредить по-настоящему…

У Елены сводило дыхание и уже начинало мутнеть в глазах, хотя она до сих пор удерживала руку Бобби на достаточном расстоянии от себя, не позволяя бывшей подруге вонзить шприц.

Белова действительно не хотела вредить ей серьезно, не хотела снова сражаться с людьми, которые были ей небезразличны. Лена устала и, пожалуй, это главное чувство, которое она испытывала на протяжении уже достаточно долгого времени. Усталости раз за разом уступал даже гнев. Ей уступало все, и только гордость с врожденным стремлением побеждать еще периодически подзуживали Белову попробовать что-нибудь где-нибудь снова. Попробовать опять отстроить мир заново или завоевать новый. Отомстить всем. Убить всех и отправить их имена в стопку завершенных дел, которую Елена держала в голове. А может убить и вовсе стереть всех их из памяти.

Обычно в такие минуты Лена пила и становилось проще, как, например, делала и сегодня. Однако Барбара решила зачем-то поиграть в хорошего агента и сломать Беловой привычный уклад последних дней. Что же, теперь сама виновата.

Два неприметных браслета на запястьях мигнули, и руки Елены покрыл тонкий, но прочный слой металлических пластинок. Послышался едва уловимый лязг. На кончиках пальцев прорезались короткие когти, которыми Белова рванула по руке Бобби, рассекая защитный костюм. Брызнула первая кровь и русская наконец-то отпихнула от себя Пересмешницу, ударив ту в живот.

- Зачем ты пришла сюда, Барбс? Зачем? Почему не позволила мне просто быть где-то, как когда-то сделала я, помнишь? Ты помнишь ту чертову крышу, Барбара?!

Лена швырнула в Морс стулом, была уже готова запустить столом. И ведь при других обстоятельствах, в другое время, она, возможно, даже поддалась бы. Позволила бы Барбаре уволочь её куда подальше, коснись дело их личных разборок или старой работы. Коснись дело чего угодно, кроме проклятого правительства и Щита. Но сейчас слишком многое стояло на кону. В первую очередь, свобода Елены, да вся её жизнь стояла на кону, если так разобраться. И от слов, сказанных в качестве предупреждения Старку, Белова отступать не собиралась ни ради кого. Барбара сама во всем виновата. Тоже сама все разрушила и продолжала рушить до сих пор.

- Ты ведь знала, что я буду стрелять на поражение, да? Думала, что если придешь ты, то не стану? Наивно, дорогуша! - Когти оставляли глубокие борозды в салунной мебели, шляпа давно слетела с головы, выпуская на волю светлые локоны, только милой они Елену совсем не делали. - Было бы тебе жаль, не пришла бы сюда ловить меня, а поступила бы, как я когда-то.

Белова поймала очередной выпад Барбары и сомкнула пальцы на её шее. Когти опасно застыли в паре миллиметров от светлой кожи и пульсирующих под ней вен.

- Скажи, что мне мешает разорвать твою глотку и покончить с этим?

Лена прищурилась, испытующе глядя Морс в глаза. А в следующую секунду помещение оглушил выстрел из ружья. Похоже, разборки двух бешеных девиц надоели даже хозяину бара, и тот решил выползти из-под стойки, чтобы навести свои порядки.

Кое в чем Бобби сегодня права, до того права, что становилось тошно. Не следовало Лене возвращаться обратно в США, не надо было снова лезть в то дерьмо, что здесь творится, ведь на Кубе у неё было всё для нормальной, спокойной и вполне роскошной жизни. Ну подумаешь, немного поссорилась с местной мафией, проблема не являлась на самом деле катастрофичной и нерешаемой. Куба могла обеспечить Елене прекрасное настоящее и будущее, лет так на десять вперед как минимум, до тех пор, пока на большом континенте не сменится еще парочка режимов и головы людей не окажутся забиты новыми опасностями и врагами.

Но Белова упорхнула из райского местечка обратно в личный ад, за что уже успела не один раз поплатиться. Барбара спрашивала её «зачем?», на этот вопрос Лена молчала, хотя прекрасно знала ответ, только признаваться вслух даже самой себе было как-то не по себе, некомфортно.

Должна ли она была сказать Морс, что во многом просто не хотела находиться слишком далеко от неё? От неё, от Старка, в какой-то степени даже от Стива, потому что до сих пор в глубине души не примирилась с памятью о нем и их времени на двоих в Гидре. Стоило ли сказать Морс, что все эти вещи не отпускают Лену, не дают исчезнуть из жизни всех троих навсегда, что после всего пережитого за последнее время ей крайне важно знать, что с ними происходит, живы ли они вообще, нужна ли им какая-то помощь. Стоило ли сказать, что своим дырявым и насквозь пропитанным эгоизмом сердцем Белова по-прежнему умеет что-то чувствовать, что-то помимо ненависти и гнева на весь мир. Что даже сейчас она толкает все эти речи, вместо того, чтобы просто рвануть лезвиями по горлу Барбары, лишь затем, чтобы та нашла способ отбиться, действуя так скорее подсознательно конечно, потому что от слов Морс Лена только презрительно фыркнула, и всё же, делая это. Стоило ли сказать, что ей хотелось находиться хотя бы где-то поблизости от жизни тех, кого она, наверное, даже по-своему любила, если уж не может быть их полноценной частью.

Пожалуй, сказать всё-таки стоило. Возможно, тогда бы Барбара поступила иначе. Возможно, она поняла бы Елену и они бы дернули прочь из бара вдвоем, как гребанные Тельма и Луиза. Смешно, черт возьми, и крайне жаль, что неправда. Все эти чувства настолько Белову уязвляли, настолько противоречили её годами перекроенной натуре, что она гнала их подальше, зависнув где-то посередине между двумя берегами прежней и новой себя, прямо над пропастью. Её так всё это уязвляло, что Лена выбрала молчание и поддалась собственной слабости, за что и получила в итоге укол транквилизатора в шею.

- Барбара… – начала сипеть она, пытаясь разжать хватку Пересмешницы, но руки, ноги, всё тело слишком быстро наполнились тяжестью, теряли силы и отказывались подчиняться. – Ты… пожалеешь…

Перед глазами все помутилось и слилось в одну цветную кляксу. Последнее, что Лена успела уловить, прежде чем окончательно отрубилась, это знакомый аромат чужих духов.

Очнулась же Белова в полубреду, обездвиженная и с гудящей головой. Пришлось долго включаться, воспроизводить в памяти последние события, пытаться понять, что вообще происходит и почему её связали похлеще самого опасного психопата. Ответ ей не понравился, а нос до сих пор щекотал запах любимого парфюма Барбары, и от злости на неё Лене хотелось кричать.

Белова дернулась, попытавшись как-то пошевелить руками, что совсем не обрадовало её конвоиров. Три человека, вооруженные до зубов, с напряженными и хмурыми лицами, как один наставили на нее дула своих автоматов, словно только этого момента и ждали.

- Тише, ребятки, мне просто соринка в глаз попала.

Лена усмехнулась и прикрыла глаза. Она чувствовала, как запястья холодят браслеты, значит Бобби, когда перчатки втянулись обратно, их не заметила. Впрочем, браслеты Беловой сейчас мало помогут в любом случае. И она замерла, надеясь придумать, что делать дальше. Решала для себя, надо ли вообще теперь уже что-то делать. Кто знает, может происходящее сейчас наиболее правильно, может Елена сама стремилась к такому исходу, раз за разом лезла на рожон, подставлялась. Может таков и должен быть итог, когда потерял всё, что было важно и дорого, всё, что им стало.

Один из её конвоиров кратко отчитывался кому-то по рации. Белова прислушалась, соображая исходя из скудных данных, где находится и в какую сторону движется машина. Когда поняла, что они подъезжают к Нью-Йорку, едва не рассмеялась. Все дороги ведут в чертов Нью-Йорк, во всяком случае, все её дороги. Всегда.

И Лена представила, что будет дальше. Арест, затем та самая особая тюрьма посреди Атлантического океана, потом суд и снова тюрьма до конца её долгих дней. Наиболее перспективный расклад на самом деле, особенно исходя из всего, что она совершила. Нет, всё-таки рано ей еще сдаваться, рано. Не все партии разыграны, не все возможности использованы.

Когда конвой чуть притормозил перед въездом в город, Лена встрепенулась. Если она хотела выбраться, то действовать надо было прямо сейчас. Надо было показать, кто скрывается за миловидной внешностью.

«Как же я это ненавижу».

Трансформация хоть и была быстрой, но всегда являлась чем-то болезненным, множество способностей, что однажды запомнило ДНК, сливались, заставляли меняться и словно продавливали под себя. Какие-то уходили на второй план, блокировались. Те, что обеспечивали защиту — становились во главе. Адаптируйся или умри, адаптируйся или умри — это ей сказали, прежде, чем ввести сыворотку. Белова каждый раз выбирала первое, не взирая на боль, на жуткие телесные изменения или безумие, которым всё это может закончиться. И сейчас выбор её не изменился.

- Адаптируйся или умри, - повторила Лена, разрывая оковы, что связывали её по рукам и ногам, - но у вас ребятки, только второй вариант, - прорычала она.

Двое из агентов вылетели из машины на ходу, третий, что успел открыть по Беловой огонь, оказался в цепких пальцах, после чего, Елена свернула ему шею. Пули, попавшие ей в шкуру, немного нарушили покрытый чешуйками покров, но не сильно, не смертельно.

Водитель резко ударил по тормозам, от чего машина накренилась и ушла вбок, перекрывая дорогу той, что шла следом. Лена выскочила наружу и двумя мощными энергетическими зарядами подорвала её к чертовой матери вместе с теми, кто находился внутри.

Быть чудовищем всегда легче, в случае с Еленой — особенно. Не нужно думать о вине, о последствиях, о том, что и как творишь — чудовище внутри требует только победы над своими противниками, ведь оно с самого начала было создано исключительно во имя этой цели. А еще оно требует выживания.

Выживать, правда, Белова научилась самостоятельно, заточила себя цепляться за жизнь до самого конца, даже если соломинки уже и вовсе не видно. Впрочем, иногда это только мешало конечно, и правильнее было бы всё отпустить, правильнее было бы сдаться, чтобы бесконечно повторяющийся круговорот, в который Елену так давно затянуло, наконец-то остановился. Но… не сегодня.
Не сегодня.

Лена разворотила последнюю машину из своего кордона, с каким-то особенным наслаждением наблюдая, как искореженные металлические каркасы пожирают языки пламени. Кое-кто из агентов так и не выбрался, некоторые валялись на земле в отключке, оглушенные взрывами и неожиданным тараном в лице Беловой. И она бы добила каждого, кто еще здесь шевелился, кто пытался дотянуться до своего оружия, чтобы застрелить её, но замерла, услышав оклик знакомого голоса.

На несколько минут у Елены из головы вылетело, что Бобби тоже была где-то рядом, в одной из тех машин, которые сейчас больше смахивали на непригодную груду металлолома. Она забыла, не подумала, что Морс тоже сопровождала её на пути за решетку, а значит в этом факельном шоу могла пострадать одной из первых. И Лену охватила злость, разбавленная хорошей порцией страха.

Однако с Бобби всё оказалось хорошо, пока что да, и на мгновение от сердца немного отлегло.

— Сюрприз, дорогая, — почти прорычала Белова, хищно оскалившись. — Хочешь убить меня? Ну так давай, стреляй.

Она отбросила в сторону одного из агентов, что попытался встать между ней и Пересмешницей, подбираясь к ней всё ближе, шаг за шагом. Какая-то её часть была готова ударить наотмашь, та, что выходила на первый план, когда Лена превращалась в адаптоида, позволяя всем скопированным возможностям соединиться в некое подобие единой цепи. Та, что подавляла в ней человеческое, оставляя наедине с чистой силой и инстинктом самосохранения. Та, что в Гидре использовалась в качестве оружия. Лена теряла свой облик не только внешне, но и внутренне, и каждый раз в глубине души опасалась, что больше не сможет вернуться обратно.

- Я же сказала, что ты пожалеешь.

Всего один короткий прыжок, и Лена припечатала Барбару к земле, сдавливая её глотку когтями. Позади послышался еще один взрыв, а следом несколько выстрелов. Белова вскрикнула, чувствуя, как пули разрывают толстый кожный покров, но не двинулась с места, разве что чуть ослабила свою хватку. Пистолет из руки Морс Лена выбила, оставалось только рвануть по чужому горлу, чтобы всё закончилось. Но она застыла, хоть все инстинкты и вопили сделать это, Лена застыла, сжав зубы и глядя прямо в глаза брыкающейся Барбары. Страх пересиливал, страх и боль, только отнюдь не физическая.

Белова боялась за свои действия, за Пересмешницу, за то, что совершит непоправимое и Бобби в итоге из-за неё действительно пострадает. Она вновь зарычала, но меняясь в лице, стала чуть больше похожа на себя.

- Не забывай, кто раз за разом спасает твою жизнь, Барбс. - Лена наклонилась, мимолетно касаясь губ подруги своими, и коротким, но точным движением ударила её по голове, чтобы вырубить.

Инстинкты по-прежнему призывали действовать, призывали избавиться от всех оставшихся угроз, но аккуратно уложив Пересмешницу на земле, Белова побежала прочь.

Побежала от воя сирен, от огня, от клокочущих внутри порывов.

Побежала прочь от самой себя.