Еще минуту назад ты пьешь пиво и собираешься через пару минут разворотить бар. А теперь просыпаешься неизвестно где. Темно. Пахнет сыростью. Откуда-то тащится мерзкий сквознячок. Руки крепко скованы. Голова и туловище так же зажаты. Или ремнями, или же чем-то вроде них. Ноги так же не могут пошевелиться. Джимми напрягает свое тело. Ничего. Руки загнуты так, что когти выпустить нельзя. Полностью закрыт. И жутко взбешен. Пару минут после своего пробуждения, парень пытается действовать осмысленно. Но гнев сидящий внутри берет верх. Джимми дико зол. Злость и гнев добавляют сил, оковы скрипят, но не поддаются. Жилы напряжены и начинают рваться. Боль застилает разум, но Хадсон не останавливается. Организм пытается справиться с перегрузкой и залечивает тут же рвущиеся мышцы. Справиться с путами не выходит. В темноте слабо виднеется какой-то агрегат. Хадсон не обращает на это внимание. Злость и гнев требуют от него немедленно освободиться. Ничего не выходит. Его руки и ноги обвисают, когда мышцы полностью разрываются от перенапряжения. Ужасная боль заставляет парня отключиться.
В последнее время события постоянно уходили от Джимми. Память снова отказывалась работать как надо. Он то и дело впадал в дикое бешенство под воздействием гнева заключенного в его телесную оболочку и расщепляющую бессмертную душу. Гнев. Это чувство было сильнее всего. Он и раньше был подвержен этой эмоции. Когда гнев брал верх, ничто не было способно это остановить. Голос разума немел под его напором. Совесть стыдливо забивалась в угол разума, а жалость притворялась, что ее никогда не существовала. И тогда просыпался зверь. Зверь знал только, как убивать. Зверь, темная сторона всех, в ком жили гены Хоулеттов и им подобным.  А Джимми был Хоулеттом. Хоть и звался именем своего приемного отца. И теперь, зверь, берсерк радостно бросающийся в гущу битвы. Монстр наслаждающийся вкусом крови на своих губах. Безжалостная тварь, ищущая убийства, каждый раз, когда разум давал ему волю, выходила все чаще и чаще. Ярость. Мир окрашивался в красные тона. С тех пор, как грех овладел душой и телом Джимми, мир всегда был окрашен в красноватую дымку. По началу, Хадсон пытался сопротивляться, но мощная древняя сущность чистейшего инфернального зла всегда побеждала. Никто. Никто не был способен бороться с чистейшим концентрированным злом. Как-то раз Хадсону пришла мысль, что Халк является филиалом гнева на земле. Она показалась ему забавной. Но теперь он был действительным носителем греха. И это уже было не так смешно. Хотя и начинало нравиться.
Парень вновь очнулся. Вокруг по-прежнему было темно и тихо. Попытки освободиться ни к чему не привели. Фантомная боль заживших мышц побеждала над бессмысленным требованием гнева. В кой-то веки разум победил слепую ненависть. Джимми чувствовал, что кто-то за ним наблюдает. Что это? Кто? Это чувство было до боли знакомым. Словно он уже не первый раз оказывался связанный в темноте. Гидра. И еще кто-то, кого Хадсон не мог вспомнить. Впрочем, Гидру Джимми тоже не мог вспомнить. Кто стоял за этим, так и не удалось найти. Ни с помощью разума, ни с яростью гнева.
—Я ЗНАЮ, ЧТО ТЫ СМОТРИШЬ! — Хадсон зарычал от злости, вновь с силой напрягая все свои мышцы и пытаясь вырвать руки из оков. — Покажись и сразись со мной! Ублюдок! Я порву тебя, я вырву твою глотку и заставлю тебя харкать своей кровью! А потом я изрежу все твое проклятое тело. Ты поплатишься за это!
Джимми рычал и вновь пытался вырваться. Кресло, в котором он был закован, жалобно скрипело, но все же не поддавалось, не смотря на невероятные усилия, не подвластные обычному человеку, что проявлял Хадсон ради своей свободы.

Хадсон глубоко дышал, активно работая ноздрями. Он учуял запах. Запах чего-то древнего и очень злого. Такое же зло сидело и в нем. Зло, которое ему не казалось чем-то из ряда вон. Но этот… он был другой. Странный. Джимми уже видел его силуэт. Высокий. Закованный в броню. Ее запах, странный и необъяснимый запах уже достиг ноздрей Джимми. Кто это существо? По спине пробежал холодок, даже не смотря на воздействие страшного греха.

— Эволюции? Ты ни хрена не знаешь, мужик! — Джимми рассмеялся, на мгновения прекратив свои нелепые попытки освободиться. Хадсону было смешно. Он точно знал, что такие как он не являлись натуральными. Может быть, мутанты этого мира и были действительно продуктом странной эволюции, но не он. Хадсон лишь побочная программа проекта суперсолдат. Дети капитана Америка. Или братья. Эксперимент зашедший слишком далеко. Материнская лоза. Обман великого масштаба. — Выпусти меня отсюда, и я покажу, насколько сильно я могу покрамсать тебя с помощью своих мышц и когтей, ублюдок!
Джимми замолчал. Парень сощурившись оглядывал высокую фигуру мужчины, действительно облаченного в странную броню. Серо-синяя кожа. Странное строение лица и губ. Это существо не было человеком. Или мутант или инопланетянин.
— Что ты такое? Черт тебя дери…. — Джимми умерил свои попытки освободиться. Что-то подсказывало, что его ждет неприятное знакомство с чем-то очень плохим. Внутренние инстинкты вопили о том, что нужно выбраться, что нужно атаковать. Но проглянувший разум точно знал, что все это было бессмысленно. Что к этой встрече готовились. Поэтому его так легко взяли. Что он даже не помнил как это произошло.

— Что ты задумал? А? Знай, у тебя ни хрена не выйдет. Ты очередной поганый ублюдок с манией величия? Да я тебе глаз на жопу натяну, только дай мне минутку, как я выберусь из этого ублюдочного кресла! — на виске Хадсона вновь задергалась жилка, когда он снова взбесился. Он начал дергаться на кресле, пытаясь выбраться еще активнее. Но все равно не выходило. Абслютно ничего. Джимми был прикручен невероятно мастерски, словно это уже был не первый раз.  Это все спланировано. Но для чего? Столько вопросов, и ни одного ответа. Лишь синемордый ублюдок в броне, вещающий глухим голосом странные вещи. Конечно, нормальные не пленят бешенных мутантов, говоря им о совершенстве.  Это было ясно как день. И Джимми не переставал пытаться выбраться, чувствуя как от напряжения трещат когти. Хадсон выгибал руку через силу, надеясь, что его сустав сломается и поможет ему выдернуть руку из оков, на восстановление уйдет несколько секунд, зато будет шанс освободиться полностью. Только бы получилось вырвать всего одну руку.

Если бы не гложащий и разъедающий изнутри Джимми грех, то он бы уже чувствовал панику и отчаяние. В такой ситуации он еще ни разу не оказывался. Закованный. С монстром, от которого пахло огромным эго и безумными планами. Такого еще не бывало. Или он просто уже об этом банально не помнил? Так что же этот сизый придурок мог задумать? Хадсону было невдомек, он все пытался выбраться из спутавших его оков, пытался сломать собственные кости, лишь бы хоть как-то выбраться. Но кресло плотно его окутало. Кровь капала вниз из разорванных мышц и поврежденной рывками кожи.
— Я все равно оторву тебе голову, урод! — Хадсон попытался плюнуть в Эн Сабах Нура, довольно улыбающегося и рассматривающего своего подопытного кролика. Монстр. Садист. Вот кто был этот безумный тип. Но что он хотел сделать? Зачем приковал его к этому пыточному креслу, о каких изменениях говорил этот чудик? Джимми пытался об этом думать, но его гложило чувство ненависти. Ярости. Безумной ярости.
А потом он почувствовал боль. Втрое сильную, чем разорванные мышцы и кожа. Иглы впились в его тело, до хруста вонзаясь прямо в кости, из рта мутанта вырвался безумный крик боли и страха. Даже гнев не помогал от этого чувства. В глазах потемнело. Следом за острой болью в местах проколов, Хадсон почувствовл жуткую ломящую боль во всех костях. Словно они ломались изнутри. Он понимал, что вибрирующие иглы что-то вводят, словно накачивают его. Нет, Джимми не знал о том плане Эн Сабах Нура, он почувствовал сквозь боль, как меняется. Меняется прямо изнутри. Голос моментально сел. Не было сил кричать. Глаза закатились, Хадсон бился мелкой дрожью, пуская слюни и хрипя. Боль застилала глаза, от нее он совершенно ничего не видел и уже практически не мог думать. Иглы впивались во все тело, иногда меняя свое расположение и вновь впиваясь в кости.
— ХВАТИТ ХВАААТИТ, — из последних сил выдавил себя мутант, но ничего не прекращалось, хотелось вырубиться, чтобы не чувствовать боль, но обволакивающая тьма в предбаннике у смерти не забирала его обратно, чтобы дать передохнуть уставшему разуму. Нет. Боль была везде. А он все никак не отрубался, не терял сознания и не попадал в посмертие, за которым возвращался обратно. Боль крепко держала его в своих узах, заставляя совершать нелепые попытки вырваться. Но иглы плотно держали все тело, не давая Джимми даже пошевелиться. Только глаза пытались высмотреть своего мучителя, но даже им не давалось захватить что-либо вокруг. Лишь красная пелена боли застилала взор Джимми Хадсона.
А тело его менялось, медленно, но верно изменялся цвет кожи, Джимми стал бледным. А потом и синим. Он не мог этого увидеть. Но почувствовал, как тепло из тела уплыло куда-то в бездну. Было больно и холодно. Словно смерть подкралась и дышала своим мерзким ледяным дыханиям, нашептывая в ухо — «Вот ты и попался, Джимми, глупый Джимми. Не думал ли ты, что будешь бегать от меня вечно?» И если Хадсон бы сказал смерти да. Лишь бы прекратилась эта ужасная боль.