Четкое понимание того, что он с собой не справляется, не дает ему покоя. Заставляет тихо сбегать из комнаты, осторожно, стараться не разбудить Джин. Искать себе дело. В школе много чего необходимо сделать. Почистить гараж, на который никто не обращал внимания продолжительное время. Дочинить мотоцикл, проверить все машины, включая машины друзей. Присматривать за детьми, проверить их обучаемость.

Скотт понимает, что его активность – бегство. Бегство не только от себя самого, но и от Джин. Она вспомнила, воссоздала свою память. Телепатия скоро к ней вернется, а он не успевает упорядочить в своей голове все, что он испытывает. Не знает, сумеет ли это сделать, вернуть себя прежнего, или это уже невозможно. Не знает, что делать со своей злостью и растерянностью.

Чувствует свою вину перед Джин. Он обещал, что у них все наладится, но они проводят слишком мало времени вместе из-за его страха, что все вскроется, что она прочтет его эмоции по лицу, спросит, что не так. Ему придется ответить. Этого он желает меньше всего на данный момент. Сайк даже не знает, что нужно отвечать, ведь и сам не понимает, что с ним не так.

Вчерашняя проблема подкинула работы. Многим не нравится, он ворчит им в унисон, но довольно занимается очисткой школы от остатков лианы. Встал рано, принялся за дело. Все так же, не разбудив Джин. Если работать до вечера, без перерывов, то все будет сделано, а он устанет, возможно, не увидит снов, которые тревожат его из ночи в ночь.

Слышит свое имя, вскидывается, не понимая. Оборачивается и видит Джин. Без куртки, в одной кофте.

- Что случилось? Не говори, что еще что-то произошло, - определенно, очередная неприятность – школа спокойно не живет, никогда не жила, никто, для кого она стала домом, спокойно жить не умеет.

Скотт бросает остатки лианы, которые нужно предать огню, на землю, шагает ей навстречу. Осматривает ее, тревожится – на улице все еще холодно, достаточно холодно, чтобы нельзя было ходить в одной лишь тонкой кофточке. Готовится стянуть с себя куртку и предложить ей, боится, что она простынет. До окончания зимы еще месяц, весна близко, но это ничего не значит.

Джин приближается, а ее слова мгновенно повергают его в ступор. Понимает, о чем она говорит, понимает, так как она права, однако он не думал, что это заметно. Сайк хмурится непонимающе, изучает ее решительное, сердитое лицо – дело плохо – и пытается понять, вернулись ли к ней ментальные способности.

- Что? – переспрашивает, но это не требуется, вопрос поставлен четко, он слышал его прекрасно. – О чем ты, Джин? И что ты делаешь на улице без теплой одежды?

Снимает куртку, набрасывает ей на плечи, заботливо кутает. Надеется, что удастся избежать этого разговора, успокоить, но так же осознает, что не выйдет, не получится. Он хорошо знает свою жену, знает это выражение лица, означающее, что ему не поздоровится. Скотт давит себе в желание закатить глаза и тяжело вздохнуть.

Придется говорить, придется рассказать. Но как это сделать? Как передать словами чувства, которые он испытывает ежедневно? Как описать то, что он стал другим после того, как Феникс ютился в нем, открывая многое ему, дав всего лишь одну телепатию? Скотт Саммерс не защитник, не спаситель, давно уже не герой.

Скотт не знает, как говорить об этом. Ведь озвучить вслух все, что его тревожит, значит окончательно, бесповоротно признать тот факт, что он изменился.

Опускает голову, не понимая, что говорить, с чего начинать. Вдохнув воздух, он бросает взгляд на лианы у ног и решает, что сможет отсрочить разговор. Наивно, вероятно, глупо, он всего лишь боится. Не желает смотреть фактам в лицо, не желает раскрываться Джин раньше времени, не сейчас, не тогда, когда она только начинает восстанавливаться, приходить в себя.

- Джин, я занят. Поговорим вечером? – нежно берет ее за руку, желая потянуть ее за собой, отвести в школу. – Пойдем в особняк. Ты простудишься.

Скотт вздыхает, останавливается, понимая, что ожидал услышать именно этот ответ. Смотрит прямо в лицо Джин, изучает ее решительность, уверенность, упрямое, точно сталь, желание узнать от него то, что хочет. Сжимает губы, качает головой, осознает, что попытка сокрыть от нее что-то была глупой ошибкой.

Она знает его, знает прекрасно, ей не нужна телепатия для того, чтобы понять, что с ним что-то не так. Вместе они прошли долгий путь, пережили много событий, даже смерть. Надеяться на то, что она не сможет ничего разузнать, было наивно. Сайк понимает это, едва не ощущает кожей ее плохое настроение, от чего мурашки едва ли не бегут.

От нее веет обидой. Совестливо опускает голову, испытывает необъяснимое раздражение. Та самая глухая злость вздымается внутри, заставляя кровь забурлить, но злость не на нее, а на себя. За то, что не сумел оправиться, за то, что не сумел выкинуть из головы гнетущее. Время было, теперь его нет, а у него все так же ничего не получается.

Вспоминает разговор в больнице, вспоминает о том, как обещал ей и обещал себе, что у них все будет хорошо. В итоге у них происходит этот разговор. Скотт качает головой, слыша в ее словах сердитое раздражение, но не отходит от нее, складывает руки впереди себя. Не удерживается от улыбки, когда Джин обещает получить ответы, вспоминает, что в злости она становится неимоверно прекрасной, но сейчас не стоит, не время.

Скотт слушает ее, молчит, дает выговориться, надеясь, что еще сможет отсрочить беседу, разобраться в себе. Но в нутре холодеет от того, что он слышит. Джин знает. Джин понимает, что с ним происходит. Делает шаг назад, опускает руки, выдыхает.

- Джин…

Что? Что ей сказать? Признать только свою вину. Признать ее правоту. Они клялись друг другу, обещали, что все беды будут переживать вместе. Он же от нее отстраняется в стараниях защитить ее. Сплетает пальцы в замок, смотрит в сторону, на костер, изучает, как пляшет пламя, сжирает остатки лианы. Вспоминает Феникса.

Джин спрашивает, Скотт хранит молчание. Его ответ прост – он хочет уберечь ее от правды, которая может оказаться неприятной, как и для него. Не знает, как она отнесется к тому, что он чувствует, что он продолжает чувствовать. Не знает, как примет это в нем или скажет, что с этим необходимо что-то делать. Смотрит на нее и собирается с мыслями.

- Что мне тебе сказать, Джин? Ты хочешь, чтобы я все тебе объяснил, но я не знаю, как это сделать, так как не могу разобраться в самом себе, - да нет, может, но боится истины, боится того, что прошлое, за которое он хватается, уже не вернется. – Ты злишься на меня за молчание, понимаю, но это не то, о чем хочется говорить. Мне просто нужно немного времени.

Но не выходит ведь. Времени у него было с избытком. Скотт понимает, оттого язык не поворачивается, сказать, что тогда у них все будет хорошо. Не уверен он, не знает точно, а потому чувствует нарастающее раздражение. Все просто, возьми и забудь о Фениксе, радуйся жизни, тому, что рядом любимая, но не выходит.

Скотт прикрывает глаза, злится, знает, что у него не получится вечно скрываться. Джин узнает, рано или поздно. Ее угроза – прямое тому подтверждение.

- Я не хочу ничего ломать, - не хочет, она – все, что у него есть, самое важное, а потому ее слова глубоко въедаются в сознание, повторяются, снова и снова, заставляют его серьезно задуматься. – Ладно. Со мной все не так после того, как я вышел из комы, и я не знаю, что с этим делать. Просто не знаю, Джин, и не знаю, как рассказывать об этом.

Голос повышается непроизвольно, неся в себе гнев и усталость. Становится легче от понимания того, что Джин все знает. Скотт понимал давно, что будет легче, если позволит себе выговориться, но не хотел ее беспокоить. Теперь она загнала его в угол, и у него не остается иного выбора.

Не то, о чем он желает говорить, не то, что он желает принимать. Скотт молчит, смотрит на Джин сквозь рубиново-кварцевый визор, слушает. Ее слова убедительны, достаточно, чтобы заставить его сдаться без долгого сопротивления. Чувствует сожаление, растерянность, непонимание, как поступить.

Верный выбор – рассказать Джин, но он не хочет начинать, трудно подбирать слова, которые начнут повествование. Оттого не говорит ничего, оттого слушает жену, невольно желая получить от нее успокоение, утешение. Она злится, рявкает на него, заставляя прикусить губу от неожиданности.

Молчание, бегство, отстраненность. Знал, что изначально не был прав, знал, но решил, что иной выход отсутствует. Они проходили через это, Джин права, Скотт сжимает ее руку, в отчаянной попытке обрести в себе уверенность, прогнать смятение, что крепко укоренилось в нем. В нем много сомнений, мыслей, о которых он редко думал до пришествия Темного Феникса.

Скотт Саммерс не думал с резко негативным оттенком о людях, не думал о завтрашнем дне, о том, чем он окончится для мутантов. Ощущение, точно они стоят на тонком льду, идут вперед, надеются на то, что трещины не побегут из-под их ног после неосторожного шага, и они не упадут в ледяную воду без возможности всплыть.

Приоткрывает губы, желая что-то сказать, но хватает холодный воздух и закрывает их, предпочитая слушать Джин. Он не хотел ее тревожить, пусть знал, что она поймет, ведь кто, если не она, сможет его понять. Надеется услышать от нее то, кем он стал, но вместо этого слышит объяснение того, что он чувствует и почему.

Скотт подозревал. Не был уверен стопроцентно, но подозревал. Его эмоции, его чувства. Он изменился, стал иным, слабо похожим на себя.

Что его беспокоит? Задумывается, мысли лезут сами, перебивая друг друга, он не знает, за что именно хвататься в первую очередь. Устоявшаяся ненависть к людям, желание уберечь мутантов, спасти школу, защитить Джин, собственное бессилие, переменившееся мировоззрение. Злость, о которой говорит Джин, агрессия, которой питался Феникс. Всего много.

- Да. И я не знаю, кем я становлюсь. Не уверен, что я смогу быть хорошим лидером, Джин. Я постоянно злюсь и не справляюсь с этим.

Прикрывает глаза, прислушивается к себе, чувствует ее прикосновение. Вздыхает, вспоминает о Фениксе, о тех своих идеях, к которым стремился – идеи остались, идеи не исчезли. Он все так же презирает людей, все так же боится за жизни тех, кто идет за ним, и желает им помочь. Что на это скажет Джин?

- Феникс… он не только усилил мои чувства, которые я подавлял в себе, он дал мне телепатию, заставил читать чужие мысли, - сжимает губы, не знает, как объяснить то, что хочет сказать. – Я оказался к этому не готов. Вся эта грязь в мыслях людей, вся эта ненависть и зависть по отношению к нам, желание запереть нас в концлагерях… Джин, я их ненавижу, не могу смотреть на них, не хочу защищать и не хочу отправлять своих друзей спасать их. Они видят в нас лишь угрозу для себя.

Их вина в том, что появился вирус «Геном», их вина в том, что появились стражи, грозной тенью маячащие вдали. Их вина в том, что мутантам пришлось сражаться на стороне Темного Феникса. Их вина в том, что никто из них – из мутантов – не может спокойно жить в мире и покое. Особенно теперь, после того, как Феникс пронесся по планете смертоносным вихрем, сжигая и разрушая, многие просто винят мутантов во всех бедах.

Сколько осталось до момента, когда они решат, что нужно брать ситуацию под контроль и нападать первыми?

Скотт был рядом с политиками, читал их мысли, видел их желания, но тогда из равнодушия и уверенности под крылом Феникса в своей победе не обратил на то внимания.

- Я все жду, когда они придут за детьми и нами, и не нахожу себе места. Совсем не то, чему нас учил профессор, но будем честны – его надежды на лучший мир устарели, и я уже давно не верю в его идеалы, Джин.

Признаваться трудно, но стоило только начать. Чувствует волнение при каждом слове, прорвавшееся беспокойство, раздражительность, желание мчаться и действовать, что-то предпринимать, чтобы быть готовым к будущему. Он смотрит на жену, не зная, что она скажет на это, на то, что он – тот, кто всегда стремился защищать всех, даже людей, перестал быть спасителем всех-всех.

Он не меняется, но одни качества его характера замолкают, иные обретают силу. На смену одним эмоциям приходят другие, прежде не имевшие право голоса. Хочет верить словам Джин, хочет отчаянно и бездумно, но не может не страшиться себя самого – своей жестокости, решительности, ненависти, ярости.

Скотт Саммерс никогда не был таким. Скотт Саммерс жил в безоблачном мире, в котором был героем, спасал беззащитных, немедленно выдвигался на помощь, когда требовалось, верил в четкие идеалы, а затем пришел Темный Феникс. Безоблачного мира больше нет. Ему необходимо с собой смириться, но смирятся ли с этим остальные? Не решат ли, что им не нужен подобный лидер, отягощенный недоверием в человеческий род?

- Когда они узнают, они перестанут мне верить, перестанут считать меня своим лидером. Они шли за мной, ведь я верил профессору, говорил им, что мы встретим лучшее будущее вместе. Но я больше не верю во всю эту чушь, - удрученно качает головой. – Я не брошу их, Джин. Вопрос в том, захотят ли они сами идти за мной дальше.

Джин знала. Знала, что собой представляет человечество, но молчала. Скотт не винит ее – о подобном никто не желает говорить, никто не хочет ввергать посторонних в еще больший ужас перед миром. Вздыхает, растягивает губы в горькой улыбке. Вот они – мечты профессора, вот где они, к чему они привели. У него столько к нему вопросов, а самый главный – почему он предпочитал их обманывать, почему не учил трезво смотреть на мир, а цеплял на них розовые очки?

Становится внезапно страшно от мысли, что он мог так никогда этого не узнать. Неведение – худшее наказание. В их случае особенно. Мир принадлежит людям, мутанты на враждебной территории. Они – чужаки, которых никто не звал, от которых следует избавиться, так как они слишком опасны.

- Я должен был узнать. За это Фениксу следует выразить благодарность. Он показал мне, насколько все плохо, - все очень плохо, очень, Скотт сжимает руку Джин, как спасительную тростинку.

Слабо улыбается ее словам, позволяет себя уводить в школу, пусть раздражение все еще накрывает его волнами, не дает расслабиться, не дает успокоиться. Не получается, не выходит. Быть может, не следует пытаться, быть может, следует просто себя принять. Тихой становится злость, глуше обида на мир.

Вспоминает свои стремления, которыми был одержим, будучи носителем Темного Феникса, и понимает, что они никуда толком не пропали. Все то же желание расплатиться с людьми, все та же мечта помочь абсолютно всем мутантам, решив проблему радикально. Одно отличие – в нем нет больше Феникса, у него нет его безразмерной силы, он не чувствует в себе ослепляющую уверенность в победе.

Сидит за столом, в тепле, смотрит по сторонам. Кухня еще не очищена от лиан, он собирался заняться этим сегодня. За окном холодный январь, а здесь как будто лето. Даже уютно, если не считать побитой посуды и поврежденной мебели. От количества работы хочется взвыть, пусть пару минут назад надеялся на то, что ее будет в достатке для него.

Джин говорит о местных, Скотт закатывает глаза. Жители, живущие по соседству, нервировали его всегда, в нынешнее время он кипит, порывается удержать мутантов от прогулок по улицам их города, но не находит должных для этого обоснований.

- Это лишь вопрос времени и терпения, а мы знаем, что у людей его не так много. У нас нет должной системы безопасности, мы не убиваем людей, ведь это просто школа, но им будет плевать на это. Они даже в детях будут видеть лишь бомбы с часовым механизмом, которые взорвутся, дай им лишь время.

Здесь небезопасно. Во всем мире небезопасно. Они одни. Мутанты не едины, разбросаны по всей планете. Есть они. Есть какие-то группы мутантов в разных странах. Есть еще Магнето. Скотт тихо усмехается при мысли о нем – надо же, теперь он думает, как он, желает поступать, как он, стараться лишь во благо мутантов. Он никогда раньше не одобрял действия Леншерра, злился, когда тот сотрудничал с Гидрой, но теперь все это не имеет значения.

- В целом мире для нас нет места. Мы не сумеем сами найти место, где дети смогут спокойно жить и не бояться.

Отредактировано Scott Summers (2018-10-15 01:31:27)

Добровольное дело. Скотт помнит, с чего все начиналось, помнит их становление, как героев, как спасителей, помнит и осознает, что те времена остались в прошлом. Сжимает пальцы, устало качает головой. Не по душе размышлять о развале собственной команды, разброде своих друзей и коллег. Все они имеют свое мнение, все они вправе делать свой выбор. Он не станет навязывать свою точку зрения, но поговорить с ними обязан – они должны знать, что происходит с тем, кого они считают своим лидером.

- Все изменилось, Джин. Следует это признать, - опускает голову, задумывается о команде, об ушедшей Китти, ухода которой он не заметил, но отчего-то не испытал никакой эмоции по этому поводу. – Что будет, как думаешь? Мы сможем уйти и оставить учеников? Никто из наших не примет меня таким.

Скотт жмет плечами, слушает, что говорит жена, не знает, права она или нет. Права, скорее всего, она права. Люди не все ужасны. Нехотя это признает, но понимает, что перевес все равно на стороне тех, кто мечтает видеть мутантов на привязи. Не хочет об этом говорить, закрывает глаза, погружается в темноту.

Усталость внезапно наваливается на тело, заставляет его упереться локтями о стол, взяться за виски. Выдыхает, не зная, отвечать ли Джин, не говорить ли ей о том, что веры в нем в людей больше нет, что как бы он ни старался, не выходит увидеть в них вновь возможных друзей. Боится, что разочарует ее. Боится, что разочарует всех.

- Мне все равно. Я им больше не верю. Я не желаю им верить, - произносит с легким вздохом, вспоминает Феникса, старательно искавшего в нем его темную сторону. – Кто-то, может, принимает нас, но большинство… с ним нужно бороться. Я больше не буду спасать людей, не пошлю вас это делать. С меня достаточно этих глупых и наивных игр в супергероев.

Признает тот факт, что его решение многие просто не примут и не поймут. Не то, ведь, чему учил профессор, но чему он учил? Быть слабыми, терпеть оскорбления, жить в постоянном страхе и в надеждах, что завтра все изменится? Скотт все больше думает, что если не взять все в свои руки, то светлое будущее для мутантов продолжит катиться в бездну.

Он им скажет. Он им признается, как признается сейчас Джин. Сайк поднимает на нее взгляд, смотрит, изучая, не знает, что она думает о нем теперь, когда постепенно, слово за словом, узнает, что он больше не такой, как раньше. Его эмоции, его чувства, сильные, яркие, горящие, точно пламя, пугающие и завораживающие. Они всегда принадлежали только ему, но они же изменили его отношение к миру.

Думает о новом месте для школы, думает и поджимает губы. Можно спрятаться на острове, тогда люди придут за ними, уверенные, что они создают армию втайне от них, постараются навязать свои законы, свои правила, свое мнение. Не выход, совсем не выход. Скотт желает иного – защиты, крепкой, прочной, возможности не просто прятаться, но и нападать в ответ. Ученикам нужна не просто новая школа, им нужна надежность, гарантия того, что за ними никто не придет.

В сознании вновь всплывает Эрик Леншерр. Рискованно. Отчаянно. Скотт внезапно тихо смеется своим мыслям, ничего не произносит. Магнето – старый заклятый враг или уже бывший заклятый враг. Под крылом профессора они были уверены в том, что он злодей, но так ли это на самом деле?

Действия Эрика агрессивны, но просчитаны и коварны, а редко, в случае союза с Гидрой, глупы. Его слова относительно людского рода вспоминаются сами собой. Скотт знает, что у него есть Геноша, знает, что остров хорошо укреплен, знает, что людей там нет или почти нет. Идеальное место для мутантов. Но это не самая лучшая идея. Сайк признает.

- Как хорошо защищен остров Муир? Джин, дело не в том, как далеко мы сможем уехать и оградить детей, дело в том, где им будет надежнее всего, - откидывается на спинку стула, постукивает пальцем по столешнице. – Если мы решим переехать, то люди начнут задаваться вопросами и прилетят за нами следом.

Скотт прикрывает глаза, решается высказать свою идею, которая только созревает, приобретает форму.

- Есть другой вариант. Эрик. Если заключим с ним союз, то Геноша станет новым домом для детей, - задумчиво произносит, вспоминает то, что слышал о Геноше – катастрофически мало информации, Скотт знает лишь то, что там живут одни мутанты.

- Надеюсь, с ней все будет в порядке, какой бы путь она в итоге не избрала, - розовые очки с девушки не спадут, в его собственной команде все еще остаются те, кто верит в идеалы профессора, а он, разочаровавшийся, скоро вынужден будет с ними говорить.

Прикосновения Джин заставляют закрыть глаза, расслабленно выдохнуть, на миг забыть о тревогах, забыть о страхе и гневе. Скотт слушает, ничего не говорит. Китти ушла, а он не заметил, никак не реагирует, поглощенный своими размышлениями. Вероятно, случится так, как говорит Джин, вероятно, Китти поймет и пойдет своей дорогой, а может, поймет и вернется. Невольно испытывает беспокойство, понимая, что она выросла, теперь где-то там, в мире людей, враждебно настроенных против мутантов.

Скотт напряженно замирает, глядя на Джин, знает, что она может не одобрить, может отнестись неприязненно, может попытаться его переубедить. Возможно, тогда она будет права. Он не совсем уверен в том, что то, о чем думает он, правильно, но избавиться от своей озлобленности не в силах.

- Джин, мы с ними и так боремся. Каждый день. Пытаемся доказать, что мы хотим жить мирно, хотим быть частью общества и чтим их законы, но в ответ получаем недоверие, страх и ненависть. Мы постоянно защищаемся, - касается ее руки, играет с пальцами. – Я не призываю бросаться в бой – это самоубийство, а я не хочу, чтобы кто-то пострадал. Мы сумеем защитить учеников, но мутантов много по всему миру, и на них падет удар, если мы начнем открыто противодействовать.

Сайк устало смотрит на Джин, гадает, когда к ней вернется телепатия. Нечего больше скрывать. Ему хочется восстановить их связь, хочется чувствовать, что она рядом с ним постоянно. Вздыхает, вспоминает разговор в больнице, вспоминает Темного Феникса, вспоминает себя в той темноте в своем сознании. Хочется поделиться переживаниями, новыми эмоциями, окончательно разрушить незримую грань, которую возвел между ними Феникс.

Его идея ей не нравится.

Его идея ему не нравится почти так же.

Эрик Леншерр не тот, кому можно довериться, забыв о долгой истории, что их связывает, но тот, кто может реально помочь защитить детей. Скотт растягивает губы в призрачной улыбке, едва Джин произносит свои первые слова. Всего лишь идея, но одной идеей его мысли не ограничиваются – все больше он склоняется к тому, что Магнето был прав, когда твердил о необходимости мутантов отстаивать свои права иным путем, жестоким и кровопролитным, а не пытаться ассимилироваться в обществе людей.

Что скажет, когда узнает? Ее мнение для него важно, не хочет идти против нее. Выпускает ее руку, когда она отходит к тумбе, молчит, поводит плечом, привычно прячет свою неуверенность, внутреннее смятение. Терпеливо ждет, когда она заговорит, обдумывает, правильно или неправильно, не ошибочно ли его мнение или наоборот – он поступает верно, отвергая былое убеждение в мирном сосуществовании.

Перед ним появляется чашка с чаем. Скотт пододвигает ее к себе, внимает Джин, отрицательно покачивает головой в ответ ей.

- Не знаю, я уже ни в чем не уверен. Эрик всегда будет идти по выбранному им пути. Он не изменит своего мнения о необходимости активного противостояния и превосходства мутантов над людьми. Я все думаю, а может он был прав? Джин, люди нас не приняли, могут напасть в любой момент, мы всерьез обсуждаем то, где будет лучше всего спрятать детей, - смотрит на жену прямым взглядом. – В любом случае, одного у Леншерра не отнять – он всегда боролся за права мутантов.

Голос чуть повышается, Скотт замечает это и умолкает, уходит в свои мысли, потирая виски. Чувствует, как много еще не высказано, не знает, как для всего найти слова. Жалеет, что Джин не может прочитать мысли.

- Джин, нужно рассмотреть все варианты. Учеников нужно защитить, и мне будет все равно, что скажут остальные. Если на Геноше безопасно, то выбор очевиден, - глупо, это может оказаться ошибкой. – Я признаю, что могу ошибаться, и осознаю то, что это рискованно, но так ли широк наш выбор?

Внимая Джин, Скотт слабо улыбается, слыша о том, что она его поддержит, кивает согласно – им нужно обдумать этот план, выяснить, как к этому относятся остальные. Взвесить «за» и «против». Никто не обрадуется, никто не будет скакать от восторга, а он не может с уверенностью утверждать то, что это стопроцентный выход. Джин права – это сделка с дьяволом, который может не пойти на компромиссы даже ради спасения мутантов.

Но дьяволом ли является Эрик Леншерр? Сайк поджимает губы, обдумывает то, что чувствует он сам. После Темного Феникса он разуверился в правильности прежних идеалов и убедился, что им нужно сражаться. Он уже не может называть его злодеем или заклятым врагом. Они боролись за свои идеи, считали, что правы. Теперь он не знает, во что следует верить, что именно принадлежит ему, а что было порождено темными мыслями при содействии Феникса.

Скотт потирает виски, затем смотрит на свою жену. Слышит ее слова, просьбу об обещании. Долгие секунды изучает выражение ее лица, подбирает слова, перебирает собственные мысли, а затем кивает.

- Обещаю, Джин. Я верю теперь в иное, но еще не стал убийцей, если не вспоминать то, что творил под влиянием Феникса, - прикрывает глаза, припоминает Вайоминг, Афганистан, куда он пришел вместе с Квайром, едва поводит плечом, пытаясь скрыть свое раздражение неприятными воспоминаниями. – Мы не будем мстить людям, не будем начинать войну. Часть меня хочет этого, но я знаю, что это не выход – мы не поможем своему виду, подав такой пример. Но нам нужно переезжать отсюда.

Они не смогут вырастить детей здесь. Не смогут постоянно пребывать в твердой уверенности, что отправившись куда-то, они не вернутся на пепелище. Все должны это понимать. Скотт уверен в том, что беда грянет именно в тот момент, когда они меньше всего будут к этому готовы.

Им нужно подумать. Скотт это понимает, осознает, оттого не спорит с Джин. Им нужно убедиться в том, что они не совершают ошибку.

Анна. Его успокаивает то, что с ней поговорит Джин. Роуг не будет в восторге, скорее, выразит желание вырвать конечности Эрику. Она способна это сделать, выдайся возможность, она пошла бы на это. Она пострадала от него, и Скотт его не оправдывает – наоборот, винит. Девушка такого не заслужила. Даже во имя всеобщего блага мутантов. Никто подобной участи не заслуживает. Скотт хмурится, обдумывает то, правильная ли идея пришла ему в голову.

- Знаю, мы должны все разузнать о Геноше, поговорить с нашими, обсудить наш план действий, - выдыхает, проводя пальцем по ручке чашки. – Надеюсь, ты убедишь ее остаться с нами и довериться. С остальными поговорю я. Им не понравится идея союза с Леншерром, ты права, поэтому надо приготовиться к тому, что кто-то нас покинет.

Бесстрастно внешне признает вероятность этого, но ему страшно терять друзей и коллег, ребят из команды, тех, кто стал ему семьей. Они могут уйти, он не станет их удерживать, но не хочет, чтобы это происходило. Отказаться от своей идеи не позволяет опасность, исходящая со стороны людей, страх за детей, за которых они в ответе, которых они должны оберегать любой ценой, даже ценой собственных жизней.

Скотт прислушивается к Джин. Слово «отдых» напоминает ему о том, как он устал за последние дни, недели, месяцы. Приоткрывает губы, пытается вновь заговорить о необходимости действовать, но вместо этого вздыхает и тянет руку к ней. Им бы не помешала телепатия. Не помешал бы отдых вдали от всего.

- Тогда о чем ты, любовь моя? Бессовестно валяться с кучей еды у телевизора и лениться? – мягко улыбается, понимает, что такое в школе сложно провернуть. – Здесь у нас не получится. Сегодня или через день опять что-то произойдет, мы подорвемся, как вчера утром, и даже не выспимся.

Им необходимо многое наверстать. Темный Феникс отнял у них чересчур много времени и привнес одни лишь неприятности. Они пережили, они вместе, но между ними все еще есть грань, которая разделяет их. Невозможность в полной мере поделиться тем, что у них скопилось, раздражает.

Приподнимает брови, рассматривает жену, изучает, как лежат ее пряди волос, как она сосредоточенно смотрит. Переживания отходят на второй план, заставляют слегка расслабиться, понять, что она рядом, а это уже много. Очень много. За это следует быть благодарным, а он прятался от нее все эти дни.

- Прости, что не говорил с тобой, милая, - опускает голову, вновь трогая пальцем чашку с все еще горячим чаем. – Я как всегда совершил глупость.

Ему нравится слушать Джин, ему нравится расслабляться, знать, что она рядом, понимать, что она его поддерживает. Скотт дышит спокойнее, заставляет себя не думать о том, что будет завтра, что будет тогда, когда ему придется созвать всех на совещание и поговорить с ними. Надеется на то, что они поймут его опасения, надеется на то, что никто не уйдет, останется рядом, поможет в будущем, подставит плечо.

Сайк едва улыбается. Анна с готовностью решит придушить Магнето, не станет вести переговоры, если Джин не успокоит ее. Ее не хочется терять. Почти сестра. Часть семьи. Все здесь – его друзья, с которыми он рос, коллеги, которые приходили позже, - все они часть одной большой семьи, созданной некогда профессором. Ксавьера больше нет, неизвестно, где находится, чем занимается. Все заботы о школе на плечах Шторм, а остальное решают остальные, сплотившись как никогда.

Понимает, что не все еще ему доверяют. Он воскрес, вернулся из мертвых, затем был вместилищем для Темного Феникса и без зазрения совести убивал людей. Он не трогал мутантов, естественно, но это никак его не оправдывает. Тем не менее, они называют его боевым командиром и предпочитают довериться ему, когда становится жарко. И эту каплю веры в себя он потеряет, когда заговорит об Эрике и союзе с ним.

Скотт выдыхает, смотрит на Джин. Она решительно встает со стула, приближается к нему, усаживается на колени. Его руки сами обвиваются вокруг ее талии, обнимают, прижимают к нему ближе. Ее слова растекаются приятной жарой по телу, он улыбается, мгновенно забывая о собственных беспокойствах. Тянется к ней, когда она отстраняется, незаметно закусывает нижнюю губу, любуясь ее сладкой улыбкой.

Легко прикасается губами к ее вискам, скользит к уху, озорно прикусывает мочку. Слушает дальше, что она говорит, уже готов согласиться на ее предложение сбежать на несколько дней из школы, оставить все на плечи кого-нибудь, сыграть свадьбу, вновь принести те самые клятвы друг другу.

- Вермонт? Я уже согласен, - тихо мурлычет от удовольствия, забыв о бедах и невзгодах, которые выпали на них. – А что касается постели… то можно подняться наверх и начать прямо сейчас, - широко улыбается, знает, что не получится – это же школа, днем уединиться невозможно.

От досады фыркает, но задумывается всерьез о вероятном отдыхе, отпуске или медовых днях. Жаль, не месяц. Вспоминает, чего именно они желали – домик у озера, тишины и покоя, отсутствия посторонних на многие мили вокруг на год или два. Им это нужно, им это жизненно необходимо.

Они сидят на пороховой бочке, которая каждый день взрывается. Они не должны так жить, но живут, так как не могут оставить детей, за которых в ответе. Тень их разговора все еще маячит поблизости, напоминает о будущих решениях, но сейчас он чувствует себя немного счастливее, немного свободнее.

- О, нет. Никаких кроссвордов и книжек. Кажется, я знаю, чем мы будем заниматься дни и ночи напролет, - смеется, не выпускает ее из рук, не хочет. – И лучше бы отправиться уже завтра утром, быстро, не то я действительно не выпущу тебя из нашей постели.

Тихо произносит, как будто кто-то их может подслушать, чувствует себя тем самым подростком, который влюблялся в свою девушку с каждым днем все сильнее после разговора в грязном гараже. Тогда все было просто, сейчас же такое роскошь, но они могут позволить себе ее – они заслужили.