У Пегги болела голова. И, кажется, была температура. Но термометр безбожно врал, утверждая, что Картер абсолютно здорова, и все же, голова болела, в жар бросало, и состояние то ли раздражения, то возбуждения спорило со здравым смыслом. Две недели. Это длилось уже две недели.
По хорошему следовало остановиться и разобраться, найти причины собственного состояния, но у директора на то не было времени, она окопалась в работе, будто та спасительный круг, основательно избегая той самой встречи, которая маячила на горизонте, намекая, что надо, что придется, а прятаться в кустах малодушно и совсем не в ее характере. Но Пегги не представляла, как ей посмотреть в глаза Стиву, как с ним заговорить, и очень хотела считать, что лично ей хватит того факта, что он жив, что с ним все в порядке, что ему ничто не грозит, ну почти, не считая вполне обыденных угроз для Капитана Америки. Это не так мало, этим следовало довольствоваться, но в тот момент, когда Стив по информации, дошедшей до Пегги, отгородился от ЩИТа, как от организации, мадам директор осознала, что она не может перегрузить на чужие плечи эту встречу, что ей придется явиться пред ясные очи Роджерса и что-то сказать.

Кажется, ей снова предстоял разговор, в котором придется оправдывать свою смерть, роман со скруллом, и вообще все происходящее. И на фоне постоянного ощущения, что у нее горячка, это было… паршиво. Но откладывать некуда, просто некуда, и закинувшись таблетками от головной боли, Пегги отправилась будто бы по пути на эшафот, готовая к любому варианту развития событий.
Самым сложным во всем этом оказалось отстраниться от собственных чувств. От того, что она все так же, а может и больше, продолжала любить Стива, но с этим бесконечным чувством она и так прожила всю жизнь. О нем говорить не собиралась, она планировала быть другом, директором, а женщиной… кажется, это сейчас не лучшая мысль, хотя вполне себе естественная. Но приходилось напоминать, что последние месяцы она была не со Стивом, она была с чертовым скруллом, которых теперь была готова убивать голыми руками, чтобы больше не повадно было. Пока весь ЩИТ работал над проблемой зеленых инопланетян, но ей не было видно ни конца, ни края.

Водитель останавливает машину за несколько кварталов до дома, в котором снимает квартиру Стив. Прятался он или нет, но найти его оказалось достаточно легко, Большое Яблоко было не очень хорошим место для игры в прятки, если кого-то искал ЩИТ. Впрочем, это тоже неправда, в дебрях Адской Кухни кто только не терялся сейчас, а ЩИТ стоял и смотрел, смотрел и стоял, ну все как положено в случае, когда не рискуешь лезть в ад.

Ей нужно было прогуляться, несмотря на сырость, на постоянно капающий дождик, хотя в воздухе пахло весной, яркие краски дню добавляли только цветы в магазине на углу. Разноцветные бутоны притягивали взгляд, так и маня купить их, поставить дома в вазу, просто чтобы почувствовать хоть немного света. Под конец зимы сознание уставало от беспросветности этого времени года, с нетерпением ожидая, когда солнце вернется на постоянной основе.
Наматывать круги по кварталу можно было бы, но казалось глупым. Взрослая женщина, почти сотня лет возраста, а как школьница, боится шагнуть к двери и постучаться в нее, опасаясь, что Стив и слушать не станет. Но это глупо. Пегги всегда могла заставить слушать себя, даже если этому сопротивлялись. И сейчас она сделает тоже самое, не спасует, а просто поговорит, не уйдет, пока не поймет… пока разговор не придет к логическому завершению.
И с этими мыслями Пегги стучится в дверь квартиры Стива.