Незнакомец сделал шаг к юноше, явно ожидая, что тот свалится и забьется в конвульсиях - и тут же отпрянул, видя, что что-то пошло не так. Плоть асов плотней человеческой, и того, что уложило бы наземь даже самого крепкого мужчину-мидгардца, пришельцам из Золотого города причиняло боль, но не оказывало такого парализующего эффекта.
Впрочем, на колени мальчишка все же упал, и это вселило в атаковавшего его надежду, что, если добавить...

Еще одна крошечная "таблетка", щелкнув, прилипла к обнаженной шее жертвы. Этот бросок был куда удачней, чем первый, и на сей раз та, уже не имея силы издать ни звука (спазм горловых мускулов вещь не только болезненная, но и пугающая, ведь возникает чувство, что ты не можешь дышать), осела к ногам похитителя.
- База,- одним пальцем приподнимая воротник с приколотым к нему микрофоном, вызвал наемник.- Вызываю базу. Объект - белый мужчина до тридцати лет, утверждает, что является,- смешок,- конем. Одина. Да-да, того самого. Есть. Слушаю. Будем через пятнадцать минут.
Связь прервалась, и гидровец, пользуясь тем, что Слейпнир еще хватал воздух ртом, подошел к нему и склонился, пытаясь застегнуть на все еще непослушных руках пластиковые наручники.

Однако, тут его подстерегало разочарование: чтоб выполнить эту, казалось бы, столь привычную процедуру, нужно было приподнять или хотя бы перевернуть мальчишку - а этого агент, без труда валявший на ковре массивных противников весом с центнер, почему-то сделать не мог.
Тот оказался тяжелым. Не просто тяжелым - очень тяжелым, как будто бы каждый карман его был набит не то что камнями, а какими-то железными слитками. На миг даже мелькнула мысль, что парнишка, и вправду, инопланетянин: Нью-Йорк чего только не видел за последние пару лет. Но в "Гидру" не слишком охотно брали людей, верящих сказкам - а потому победитель упорно пытался завершить дело, раздумывая, не лучше ли вызвать подмогу: его машина осталась за два квартала у бара, а волочь этого бугая на себе хотелось все меньше с каждой секундой.
Но транспортное средство прибыло несколько ранее, и несколько более непривычным способом, чем рассчитываю агент.

... Большой ворон с криком пронесся прямо над его головой, едва не задев лицо огромными когтистыми лапами, и взметнув волосы. Мужчина выругался: не хватало еще исцарапанной физиономии, словно его посмел тронуть какой-то мальчишка. На мгновение он испытал даже искушение пристрелить пернатую тварь, и, клацнув когтями по крышке мусорного бачка, уселся на его край - но чувство долга пересилило тягу к скорому удовольствию. С удвоенной раздражением силой он собирался встряхнуть мальчишку, приказывая тому подниматься на ноги и на своих двоих тащиться в машину... и остолбенел.
Перед ним стоял Тор.

Нет, в сказки и измышления СМИ агент по-прежнему не верил. Все байки про Мстителей, как то и предписывала инструкция, старался делить на шестнадцать, пропуская сквозь призму логики и анализа. Безусловно, в рядах противника были не слишком обычные люди, плоды генетических экспериментов, миллионеры, и, может быть, даже те, кто всерьез считал себя инопланетянами (мало ли, что они там курят на своих групповых сессиях). Но так чтобы прямо перед тобой вдруг из небытия вырос почти семифутовый здоровяк в красном плаще, это было почище всех фокусов Барнума и даже какого-нибудь Дэвида Копперфильда.

Но просто так выпускать свою жертву он не собирался. Кто угодно может напялить на себя красную тряпку - это не повод, чтоб нависать над агентом самой могущественной организации в Большом яблоке!
- Проходи,- пока что с предупреждением в голосе сказал он, приподнимая плечо и демонстрируя повязку с изображением спрута.- У меня задержание. Иди куда шел.
В следующий момент его рука дернулась, а сам он взмыл в воздух, выпуская и мальчишку, и едва не выронив тазер. Впрочем, последний очень удачно развернулся дулом к здоровяку, и агент, успев подхватить оружие, принялся лихорадочно нажимать на курок.
Один раз, другой, и еще...

Однако златоволосому великану, казалось, удары током, даже контактные, посылавшие импульсы без перерыва, были как бросок камешков в каменную же стену. Он даже не подумал как-то отреагировать на крошечные "гарпуны", впившиеся в кожаную кирасу, и даже в открытую шею, а просто напросто отнял оружие, смяв его в пальцах, как картонный пакет.
- Этот человек - асгардец,- пророкотал низкий голос, и угроза, звучащая в нем, похожа была на отдаленный раскат грома.- Стив Роджерс дал слово, что ни один ас не пострадает от его людей... во имя мира меж нашими народами. Проваливай. Пошел вон!- прорычал он, отталкивая агента, и даже не очень заботясь о его мягкой посадке на асфальтированный грунт.

Сам, тут же забыв о недавнем противнике, наклонился к юноше. Гарпуны тазера зазвенели, попросту выдернутые из кожи твердой рукой; затем Громовержец приподнял голову белокурой жертву, с почти отеческой заботой укладывая ее себе на плечо.
- Эй, парень,- обратился он к спасенному так, как принято было в Мидгарде. Но тут же сообразив, поправился.- Поднимайся, дитя. Негоже воину показывать шакалам слабость. Поднимайся.

Тор не удивился, что неизвестный ас знает его в лицо. Удивился бы, если б не знал. И вопрос о том, что наследник забыл в Мидгарде, тоже вызывает лишь усмешку. Значит, товарищам удалось скрыть его отсутствие, и дома все мирно - иначе б давно...
А, может быть, Хеймдаль послал его с какой-то вестью?

Он уже собирался задать вопрос, когда юноша назвал себя. Успел усмехнуться, что кто-то назвал же сына в честь одинова коня. И только потом до него дошло.
- Стой. Погоди. Ты... ты тот самый Слейпнир? Который,- он раскрыл рот, не зная, что и как вымолвить - да так и остался, широко раскрытыми голубыми глазами глядя на юношу. Этим они, пожалуй, похожи - разрезом и цветом глаз, только у Тора вид царя зверей, а у этого... Слейпнира, в его земном воплощении, вид радостный, как у котенка, в первый раз выбежавшего за порог.
- Погоди... ты... ты здесь, значит... Отец нашелся?- вдруг поняв, выдохнул он, не веря собственным словам. Неужели поиски наконец-то закончены, закончена глупая пьеса с тайнами и кошмарами, в которых ему приходилось вечно ощущать на себе тяжесть короны, а чувство золотого сидения под пятой точкой ощущалось словно пинок под зад?!
Один нашелся! Он чувствует радость. Но и каплю разочарования, что скрывать.
Корона, которую он так не хотел надевать, валилась с его головы, и Тор вдруг ощутил себя каким-то... обманутым, что ли.

- Где он был? Опять уходил своими тайными тропами? Постой! Он велел передать что-нибудь? Он дома, в Асгарде? ты можешь нас всех доставить туда? Погоди, я ведь не один. Нужно сказать Сиф. Я думал он здесь, искал его!- он засмеялся, хлопнув парня по плечу, и широкой ладонью трепля его золотистые волосы (гриву?). Сколько раз он представлял, как бы выглядел этот красавец в человеческом облике  - и вот оно, на тебе.

От вестей на душе делается спокойно. И как-то неизмеримо грустно. Что греха таить, отсутствие Одина оставляло один, маленький шанс отыскать и вернуть Локи в Асгард. Почему-то он был уверен, что брат не захочет вернуться домой, если на трон вновь воссядет Владыка - а так, может быть, удалось бы уговорить его; может быть даже уговорить царствовать вместе.
Зато теперь он может все силы отдать тому, чтобы найти  Локи. Ну, не то чтобы все, он ведь должен помочь друзьям, да и бегать за этим нахальным хитрецом... Вот еще!
- Погоди, рассказывай по порядку. Он вернулся - когда? Он точно дома? Ты сам его видел? Он говорил с тобой?- вдруг испугавшись, что на троне может оказаться какой-нибудь самозванец, всех обманувший при помощи чар (да тот же Локи, кстати), Громовержец, бросившийся было обнимать посланца, отстранился, придерживая того за плечи.
- Ты сам хорошо себя чувствуешь? А то давай, отведу тебя домой. В смысле, у нас тут есть домик, товарищ пожить пустил. Нас с леди Сиф. Там и расскажешь, она тоже будет рада послушать. Надо же, Слейпнир,- снова, не веря, протянул он, снова разглядывая красивого юношу с удивленьем и радостью.
- Идем?

- Тебе, кажется, уже хватит,- произнес Громовержец с ухмылкой, оглядывая нового спутника.- Видишь, в Мидгарде не знают толка в жизни, и давно уж не ценят воинов, способных за раз махнуть добрую бочку эля. Что что - сразу в узилище. Особливо теперь. Не знаю, ты, может слышал, был у меня здесь знакомец по имени Стив, и теперь он вроде как главный здесь... в этом городе. Так вот при нем ни выражаться, ни пить... хотя, асгардскую брагу, помнится мне, лакал с охотою.
Подхватив юношу под локоть, Одинсон помог тому подняться, удивляясь тому, что видит. Конь в человеческой форме был статен, и хорош собою, как всякий ас, но удивление от этого становилось не меньше. Даже наоборот, больше. Кто его научил? Почему дома юноша предпочитал иной облик? Еще какой-то тайный замысел Всеотца?

Угадать это было нельзя, а потому, оглядевшись, он помог путешественнику отряхнуться.
- Местные, которые напали на стражей порядка, после таких подвигов обычно в бега подаются. Твое счастье, что мы для них - вроде союзников, которым нужно во всем потакать, сдувать пыль и прочее. Им со своими бы разобраться, чем еще с нами в драку ввязываться.
Фыркнув, он покосился на место, где еще недавно приземлился на жесткий асфальт непочтительный сыщик. И, решив не искушать судьбу, протянул юноше руку.
- Давай-ка убираться отсюда. Обещают лететь небыстро и не высоко. Если с непривычки станет худо - говори.

... Узкие серые стены мелькнули, словно колодец, в который падаешь из-за собственной шалости... только теперь было наоборот. Из сумрака и вони городских улиц они вырвались к свету, навстречу горячему солнцу и свежему ветру, а затем понеслись над крышами многоэтажек, огибая разве что самые высокие: слишком высоко, чтоб быть замеченными людьми, слишком низко, чтоб быть пойманными лучами радаров, отслеживающих для "Гидры" все несанкционированные перемещения.
Заключив союз, Тор Одинсон, и.о. царя асгардского, держал свое слово, даже если не разделал мысли тех, с кем его заключил.
На подлете к Лонг-Айленду дома стали выше, петель и виражей больше; но вскорости под ними блеснула синева залива, а дальше потянулись леса, почти нетронутые, густые, такие, что, казалось, уже не могли существовать в этом мире-муравейнике. Над территорией парка Тор и вовсе сбросил высоту, едва не цепляясь плащом за вершины деревьев, улыбаясь, словно мальчишка, и нет-нет, да поглядывая насмешливо на спутника: не подурнело ли? Не испугался ли? К ветру и быстрому бегу тому было не привыкать, а вот к полету и небу...

... Когда впереди вновь замаячила синяя полоса прибоя, он нырнул вниз, опускаясь возле жилища, отведенного Филом: простого домика, который придирчивые люди назвали бы времянкой: один этаж с невысоким крыльцом, состоящий из гостиной, кухоньки и спальни.
- Добро пожаловать...- он ухмыльнулся, с осторожностью опускаясь и ощутив под ногами землю; сильная рука слегка придержала спутника за плечи, давая время очнуться. Бедняга: только-только на своих двоих-то шагать выучился, да еще напился - а его уже тянут наверх, чтобы совсем голову задурить.

Сиф, похоже, на месте не было: не иначе, отправилась куда с Брюсом, или с кем-нибудь из новых знакомых из Щ.И.Т.а. Что же, оно к лучшему. Будет время понять, что и как дома.
- Давай-ка, присядь,- кивнув на кресло, с вечера оставшееся на крыльцу возле валкого столика, велел он.- И, если так рвешься, можем выпить. Здесь можно.

Бровь Тора скептически поползла вверх, когда юноша, по виду едва не ребенок, да к тому же со всей очевидностью только попавший в Мидгард, взялся рассуждать о выпивке. И особенно о том, что иногда ее следует прекращать. Как будто в асгардских покоях... то есть конюшнях, только и дела, что поить допьяна жеребцов пенной брагой и элем!
Но эту гримасу почти тут же сменила другая, и Громовержцу даже пришлось прикусить губу, чтобы не улыбнуться. Эта серьезность рассуждений, это стремление выглядеть взрослым, словно в зеркале, отразило его самого много веков назад. Давно ли он с товарищами получал нагоняи от воспитателей или отца за то, что, пробравшись на кухню, пытался стащить оттуда напиток, приготовленный к царскому столу? Давно ли дружился с энхериями, с Алыми ястребами, увязывался на дежурство, пытаясь - он, сын царя - урвать глоток солдатской похлебки да кусок хлеба с мясом; и, главное, дивного, пенного, сияющего будто янтарь, словно солнце в глазах юных дев, пенного эля? Давно - и, наверное, только вчера.

- Мидгард велик,- проговорил он, улыбаясь юноше с такой теплотой, словно тот был ему младшим братом, или, быть может, родным сыном. Здесь, в серединном царстве такое случиться бы не могло, но долгожителей никогда нельзя судить по их возрасту.- Не знаю, сколько ты повидал из него, но, готов поспорить, не узрел и сотой доли. Здесь есть огромные города, и бескрайние океаны, пустыни, которые даже ты едва ли пересечешь за день, и огромные ледяные поля, целые острова, континенты, покрытые снегом, словно там жили выходцы из Йотунхейма. Но свободы здесь, и вправду, слишком мало. Поэтому люди так любят слагать легенды о птицах, свободно реющих между землею и небом. Но где этой свободы больше? И твои слова тому подтверждением,- он замолчал, снова хмурясь, когда Слейпнир (вот этот вот рослый юноша с голубыми глазами - Слейпнир, это не шутка, не розыгрыш?) обронил ему справедливый упрек.

А затем нахмурился еще больше. Поняв, что услышал в словах гостя то, чего в них не было. Обманулся. Одина не было в Золотом городе, он не вернулся, а, стало быть, его миссия не окончена, и, может быть, если она завершится впустую, ему очень скоро придется взойти на трон.
- Пока Хэймдалль с вами, Асгарду ничто не грозит,- несколько резко, во всяком случае резче, чем хотел и должен был, ответил он. Верил ли он в это? Всем сердцем. Но одновременно знал также, что непрерывность наследованья, благополучие царской семьи были тем, что грело сердца соплеменников: пока Хлидскьяльв не пустует, свет золотого солнца не меркнет для них, и дает им надежду.
Так мог ли он, даже ради поисков отца, оставить народ прозябать в тревоге и горечи?

- Ты говоришь о свободе Мидгарда - но кто из царей волен поступать так, как желает?- тяжелый вздох вырвался из груди Громовержца. Сам не заметив, он обратил глаза к горизонту, едва заметной линией переходящему в лазурную гладь залива. Эх, стать бы птицей, не знающей забот, и нестись бы с песней навстречу заре!
Стоп, что-то подобное он говорил только что.

- Погоди... а откуда ты знаешь про Локи?

Смущение юноши не укрылось от его собеседника, но, на удачу Слейпнира, он услыхал в нем не страх случайно раскрыть свою тайну, а мягкий упрек. Да и как ему было додуматься до хитросплетения судеб, паутины случайностей, кружева волшбы и ошибок, что сплел его брат? Как можно было в светловолосом, немного упрямом красавце, наивном, как дитя, угадать хранителя столь страшных тайн?
И даже если бы он угадал - что нашел бы сказать, кроме того, о чем уже просил брата на пустошах Сваральфхейма.
Не уходи.
Вернись.

- Ты прямо как Локи: нашел же, к чем прицепиться...- фыркнул он, толкнув дверь и исчезая внутри домика, откуда вскорости послышалось бренчанье посуды: краса и надежда царства асгардского рылся в холодильнике, выгружая все, что под руку попадалось, на пластиковый поднос. С ним он и появился вновь на крыльце дома - и, не знай кто асгардцев и их аппетита, можно было решить, что в скором времени намечалась пирушка минимум человек на шесть.

Выгрузив все это великолепие на стол (и большим пальцем ноги подпихнув упор под заваливающуюся ножку) он воззрился на нежданного гостя.
- Знаешь что... выпить не хочешь, так давай хоть перекусим. Давно ел-то в последний раз? Закусить-то не помешает,- ухмыляясь в бороду, и всем своим видом пытаясь снизить градус смущения, что царило сейчас между ними, предложил Громовержец.- А потом угощу тебя кофе. Местный напиток, в Асгарде его не попробуешь. Или... ты, по старой памяти, травки бы пожевал? Я быстро,- рука Громовержца сама собой потянулась, чтобы взъерошить золотистые волосы юноши (так же, как много раз он с тайным восторгом трепал гриву отцовского скакуна); но, почему-то осекшись с тайным смущением, или, быть может, не желая показаться слишком уж фамильярным, он лишь легко потрепал того по плечу.
- И кто ж тебя надоумил: чуть в Мидгард - и сразу в кабак?

Задав этот глубокомысленный философский вопрос, он снова исчез за дверью, чтобы на этот раз вернуться с двумя бокалами.
- Не волнуйся, не брага. И даже не пиво. Просто-напросто сок: они его отжимают из яблок. И нет, яблоки здесь не волшебные. И да, с нами. Конечно же, я вернусь домой. Все мы... вернемся,- пообещал он, сам чувствуя, что речи недостает всегдашней отчаянной убедительности. Вздохнул тяжело, и, прихватив со стола кусок мяса, чтоб было чем занять рот в вынужденных паузах беседы, устроился на соседнем кресле.

... в поисках Одина. Если бы знать, где его отыскать, он бы привлек к этому всех желающих. Но пути Всеотца заросли сорной травой, и не ему отыскать их в кромешной тьме, что кружит вокруг них, напевая лживые  песни знакомым голосом.
На мгновение Тора охватило сомнение. Слейпнир был осведомлен явно лучше, чем было ему положено. И эта оговорка про "так говорят". Про брата. Про исчезновение Одина, которое всеми силами скрывали от последней живой души в Золотом королевстве. Хотя... вряд ли слухам можно заткнуть рот.
Слабая надежда ворохнулась в душе.

- Я-то не против. Вот только, поверишь, я даже не представляю, где он может быть.

Вид гостя, набивающего живот, вызвал на губах Громовержца улыбку. Настолько же простодушную, насколько был сам Слейпнир. Ну, может быть, с долей покровительства, как если бы тот приходился ему младшим товарищем, или даже братом: в общем, кем-то, на кого смотришь и вспоминаешь, как был чист и наивен в его годы, и кого так хотелось бы уберечь и от собственных ошибок, и от постигших разочарований.
Тем более, что в его сердце, столь чистом, как не дано быть человеческому, ведь человек то хранит обиды, то жаждет выгоды, и самую чистую любовь умудряется отравить ядом недоверия и обманутых ожиданий; да, в сердце юного гостя за много веков Одинсон ни разу не видел ни подлости, ни гордыни.
О разумеется, жеребенком тот был и упрямым и непоседливым,- но какое дитя, будь то человечье или же нет, не брыкает ногами и не пробует силы, вступив на порог юности? Тор и сам мог бы дать фору самому строптивому жеребцу Золотого царства, обращая дарованную ему Всеотцом мощь Мьёльнира на правых и виноватых, без толку и зачастую без цели; грезя о подвигах, чувствуя себя словно стреноженный конь, не раз и не два бунтовал он против родительской власти. Но если в нем стычки с Одином порождали гнев и обиду, то юный Слейпнир любил всех и чище, и глубже, чем самый преданный сын.

Если, конечно, это был он.

- ... Надо же,- покачав головой, с недоверчивой, но ясной улыбкой вглядываясь в гостя, проговорил он.- Надо же... Слейпнир. Вот уж не думал...- и, не договорив, смеясь в бороду, он утопил окончание фразы в длинном глотке душистого сидра. Впрочем, юноше он, как и обещал, нацедил только яблочного сока, норны весть как оказавшегося в холодильнике. И, придвигая бокал, обратил внимание на бумажку, что юноша пристроил перед собой, явно гадая, что дальше делать с чудными знаками на ней.
- Ну-ка,- ловко подцепив листок двумя пальцами, он, с бесцеремонностью старшего товарища, бросил на нее взгляд и тут же присвистнул.- Эгей, да ты ходок, парень! Не успел к рюмке приложиться, а уже двух девчонок подцепил! И прямо с телефонами, ого. Знаешь, что такое телефон? Это в Мидгарде придумали: связываться по воздуху при помощи такой маленькой штучки... коробочки такой; тыкаешь на ней цифры, и она тебе дает поговорить с нужным человеком, где бы он ни был. Ну то есть, конечно, если у него есть такой,- падая голосом и настроением, уточнил он, заодно подумав, насколько бы легче стало отыскать Одина, если б в Асгарде додумались до чего-то подобного. Хотя... то, что не видел отцовский ворон, едва ли нашла бы волшебная коробочка.
- Сиф вернется, покажет тебе. У нее есть такая. Приятель подарил нам, сын Коула,- принужденно улыбаясь и заставляя себя отбросить прочь скорбные мысли (по крайней мере, покуда), проговорил он. Затем, грустно усмехнувшись, продолжил.
- Нет, я не люблю здешний мир более Асгарда. То - моя родина, моя вотчина, там мои люди, и все что мне дорого в этой жизни. Даже если бы от Золотого города осталась одна песчинка, я все равно любил бы его,- возвращая листок и подмигивая собеседнику; мол, погоди, еще научу тебя, как надо с земными красотками знакомиться.
- Но Мидгард - тоже мой дом, дом многих моих друзей, сердца которых столь благородны, что их без стыда, но с почетом можно ввести прямиком под своды Вальхаллы. Тот же сын Коула... по виду не скажешь, сколь он великий воин; земные боги не наделили его ни статью, ни большой силой. Но его ум так высок, что способен проницать в замысли сильных из Девяти миров, и столь изощрен, что дает ему силы противостоять козням врагов. Что же до сердца...- мрачнея, словно вспомнив о черной странице, которую он желал бы вырвать из книги жизни, довершил рассказ Одинсон,- то этот достойный муж сохранил тепло нашей дружбы и после того, как был тяжко тяжко ранен тем, кто явился в Мидгард с нашей родины следом за мной. Моим братом. Локи.

Одинсон слушал эту мальчишескую похвальбу - а болтающий с ним светловолосый юноша и в самом деле был только мальчишкой - все с той же улыбкой, а иногда со смешком. О, как ему были понятны все эти чувства, о, как хотелось бы, забыв обо всем, вернуться к той шкуре, что была веселей и роднее, что все еще не отмерла, не сползла с него окончательно: вновь стать беспечнее и наивнее, не почти царем, обреченным владычествовать в Асгарде, но мальчишкой, озабоченным только грядущими подвигами, похвалою отца и ласковым взглядом первой попавшейся девки, упавшей к нему на колени в каком-нибудь кабаке! Так ли важно, желал бы он обернуться птицей, рыскающим меж травы волком, или, как Слейпнир, шальным скакуном: главное то, что в обоих них жило стремление мчаться вперед без оглядки, жадно вдыхая запахи неизвестных земель, щурясь на свет дальних солнц и взрыхляя на бегу мягкую, столь податливую, столь неприступную землю иных миров!

... Когда мальчишка вдруг начал обращаться, он даже привстал, едва не выронив стакан, зачарованных, захваченный зрелищем дикой свободы, открывшейся ему в этом порыве - и, подчинившись ему, задохнувшись, вдруг принялся стаскивать одежду.
Мускулы, словно медь, заиграли под солнцем; Тор выпрямился, шальными глазами глядя на оборотня, едва слушая его - а потом с силой хлопнул по плечу.
- Догоняй!

И рванул к берегу.

... Немногие жители острова, оставшиеся здесь после бомбардировки Минхеттена - в основном обитатели виллы, принадлежавшей когда-то Говарду Хьюзу - издалека могли слышать топот босых мужских ног и черытех пар стремительных звонких копыт. Тор мчался по побережью, цепляя волны ногами, перемахивая через поваленные деревья и заросли, обнаженный, свободный, с развевающимися волосами, хохоча во все горло. Иногда он вдруг изменял направленье движения и, словно рыба, нырял прямо с мелководья, обдирая живот и бедра; выныривал, отфыркиваясь и выплевывая воду пополам с попавшимися на зубы травами, и плыл дальше. Потом вновь выбирался, озираясь, глазами ища неожиданно появившегося мальчишку, и, едва найдя, тут же бросался навстречу, подманивая, затаскивая того в нагретый солнцем залив.
Потом выбирался на берег - и все начиналось снова.

В конце концов он упал на песок в полосе прибоя, собирая волосами песок и мелкие водоросли - и, задрав руки, вытянувшись во весь рост и закрыв глаза, засмеялся в голос.
Пожалуй, с такой беспечностью он смеялся в последний раз очень давно.

Мягкая конская морда, ткнувшись в плечо, заставила его распахнуть ресницы. Громовержец уселся, ловя и притягивая к себе бархатистую морду, упираясь лбом в широкие ноздри. Ладони, оглаживая поползли выше, вплетаясь в гриву.
Прокатиться бы... но теперь подобная мысль казалась ему невозможной. Даже неловкой.
Одна надежда, что парень не возомнит про него ничего.... эдакого.

- Эгей!- нащупав что-то тяжелое, запутавшееся в прядях, он потянул неизвестный предмет, очевидно, решив, что жеребчик прицепил его где-то, пока носился по городу или же отирался возле стен дома.- Постой-ка, я вытащу. Да стой смирно.
Шнурок, удерживающий нечто на шее Слейпнира, дрогнул под пальцами и, наконец, лопнул - а затем в руку ему лег темный, явно асгардской работы, медальон.