Сначала медленный, глубокий вдох, за которым следует более резкий выдох, из-за которого, казалось, даже сдавило лёгкие. Но Ава не подала вида, она смотрела строго вперёд, не моргая, выжидая время. Наташа. Одно-единственное имя, которое она могла произносить, испытывая при этом хотя бы мало-мальские эмоции, что пытались даже отразиться на лице. Романова сама ясно дала понять, что хочет встретиться, буквально жаждет этого. Другой вопрос — зачем? Для чего, что ей может быть надо? Впрочем, кому какое дело? У Авы была цель, которую она преследовала, причём, буквально и на протяжении уже нескольких дней, гоняясь, словно пытаясь ухватить тень за несуществующий хвост. Складывалось впечатление, что с ней пытались играть, словно проверяя, а так ли она хороша, какой пытается казаться, какой старается быть? Но если хочешь играть, умей соблюдать правила, и Орлова решает их принять, в этот раз не диктуя свои условия в качестве исключения, потому что.. да, наверное, было даже интересно. Когда шахматные фигурки резко меняются местами, то невольно проникаешься процессом, начинаешь наблюдать внимательнее, даже если терпеть не можешь шахматы.

Чёртов Вашингтон с его этой проклятой весной и слякотью. Она вышагивала по одной из улиц, сунув руки в карманы своего тёмно-фиолетового пальто, которое сама никогда не любила, абсолютно отвратительный цвет, но именно в нём она тогда ушла из детского дома в вполне сознательном возрасте. Единственное только, не могла точно вспомнить, сколько лет ей было на тот момент. Пятнадцать? Четырнадцать? Или ещё больше? Почему ты вообще задумываешься об этом, Орлова? Разве не говорили, что прошлое всегда должно оставаться в прошлом, потому что оно отравляет настоящее? Не будущее, а настоящее, потому что будущего может и не быть, оно слишком расплывчато и неясно, а настоящее вот реально и осязаемо.

«Ты забудешь со временем» — говорили они, но Ава была полна решимости не забывать, даже самые нелицеприятные моменты, от которых, наоборот, хотелось бы избавиться. Вместо советуемого «промывания мозгов» она делала какие-то наброски на бумаге, что-то рисовала и старательно выводила, а после начала делать пометки, что состояли всего из нескольких слов, на которые взглянешь и без дополнительной информации не поймёшь, какую смысловую нагрузку они несут. Если спрашивать у людей, то они все как один начнут загонять о том, что время лечит. Она же была категорически с этим не согласна. Время ничерта не лечит, оно приводит к равнодушию. И нельзя сказать, что это плохо.
Ава всё прекрасно помнила и в случае необходимости могла бы даже описать, потому как прошедшие события слишком сильно отпечатались в юном сознании, не давая покоя все грядущие года. Помнила лица родителей и то, что они говорили в последние минуты своей жизни, как мать сильно впивалась ногтями в узкие и пока ещё хрупкие плечи дочери, издавая звуки, похожие на резкие вздохи, словно ей не хватало воздуха. Для чего она это делала, что это тогда было?
Было ли ей грустно? Сначала да, несомненно, но после это переросло в какую-то детскую обиду, мол, почему именно я, почему это должно было случиться именно со мной, а не с кем-нибудь другим? А после женские руки. Снова женские руки, но на этот раз другие, не родные, но единственные, что у неё оставались. Только даже они отвергнули, ссылая новоиспечённую сироту прямиком до детского дома. Тогда Ава не знала, кто такая Романова и что она может из себя представлять, но только за неё могла цепляться, как за последнюю надежду. А всем надеждам, как известно, суждено трагично разбиться вдребезги, разлетевшись на огромное количество осколков-разочарований. И лучше уж с незнакомой тёткой, чем всё то, что пришлось пережить за эти годы с этим неуравновешенным сбродом.

Это не была охота, даже не слежка, просто Вдовы не умели звонить по телефону (несмотря на то, что отрыть все существующие номера для связи им было как раз плюнуть и попасть), потому приходилось искать пути обхода. Для кого-то сложно, а для кого-то неотъемлемая часть жизни, которую так просто не выкинешь. Не обращая внимания на воркующих под ногами голубей, что тут же разлетаются в стороны, даже не лишиться парочки перьев, Орлова подбирается к скамье, на которой сидела рыжая женщина так, словно ничего и не было. Просто сидела с типичным картонным стаканчиком, внутри которого.. кофе, точно кофе, запах был слишком отчётливым и даже не перебивался общим запахом сырости.
— Я пришла, потому что посчитала нужным, — довольно-таки сухо отозвалась на неприкрытый сарказм Красная, складывая руки вместе. Это она произнесла на английском, однако после решила поддержать свою землячку, также переключаясь на русский, хотя не видела в этом никакой необходимости, ностальгия и сентиментальность не её конёк, увы.
— И я хочу знать, что именно произошло тогда, — без уточнений, точных дат и места, потому что Наташа точно знает, о чём ведётся речь. — И ты мне в этом поможешь, — не вопрос, но отчётливое утверждение. Да, Романова может и не знать имя убийцы, его лицо или к какой организации он принадлежит, но точно способна помочь найти. Найти и сделать то, что никогда не назовут пресловутым словом «правосудие».

Ава не ждала того, что её сразу же начнут воспринимать всерьёз. Увы, у Вдов время от времени проскакивало то, что обычно в народе называлось самоуверенностью. У кого-то чаще, у кого-то реже, но их такими воспитывали. Они должны быть лучше, сильнее, проворнее, умнее, хитрее и изобретательнее. И когда что-то получалось, то невольно начинал чувствовать нечто, похожее на удовлетворение, ведь ты в очередной раз выполнил то, чего от тебя ждали, то, к чему тебя готовили на протяжении всей программы. Но она провалилась. Провалилась как выпускница, хотя также была с самого начала уверена в успехе свой последней миссии, чтобы стать Вдовой, только не Чёрной, как были все предыдущие. Предыдущие, что испортили её всё вот всего лишь несколько дней назад. В конечном итоге, можно сказать, что именно Красная вышла победительницей, но факт от этого не переставал быть фактом, цель упущена, сенатор жив и продолжал заливать народу в уши свою фальшивую речь, от которой даже такого человека как Орлова время от времени тошнило.

Разговор строится, но становится каким-то обрывочным, «кусочным», словно был не целым, а состоял из различных кусочков, которые требовалось ещё собирать, да так, чтобы последовательность была правильная, иначе ничего не выйдет. Но Наташа говорила, а Ава отвечала, вторила ей в тон, словно пытаясь подстроиться под её голос и манеру речи, словно даже сейчас выполняя свою работу, которую от неё никто не требовал. Но она слишком к этому привыкла, буквально зависела, потому что не могла жить иначе. Для неё всё было разделено на «до» и «после». Но всё, что было «до» не имело никакого значения. Ничего, кроме твой паршивой и трусливой сволочи, убившей родителей сколько лет назад. Это всегда было важно, даже тренировки и мозговой штурм Дарк Рума не вытравил это из сознания слишком напуганной и слишком одержимой жаждой возмездия девочки, одинокой и брошенной.
К слову, об этом.
— Ты мне должна, — без толики стеснения (а с чего бы это вдруг?) отвечает Красная так, будто бы заранее готовила ответ на предсказанный вопрос. Даже повернула голову, чтобы в следующую же секунду продолжить: — Потому что ты ушла тогда, ничего не оставив, хотя ты и была там. Так что теперь ты мне должна, — снова отворачиваясь, будто ставя точку, наблюдая за уличными голубями, что вернулись на своё прежнее место, вновь принявшись выхаживать прямо под самыми ногами, то и дело поднимая головы и опасливо оглядываясь по сторонам. Да, они тоже отчётливо понимали, что опасность может показаться с любой стороны, её невозможно предугадать, а потому стоит быть наготове.

— И ты испортила мне дело, — спустя ещё некоторое время молчания. Ах, да, об этом памятном событии тоже ни в коем случае забывать нельзя. Романова наверняка с самого начала именно это и намеревалась услышать, а в итоге получила порцию недовольства от обиженного ребёнка, которому не привезли обещанную игрушку и не сводили на речку, чтобы потоптаться по тёплому песку. Но в песке всегда может попасться кусок стекла или любой другой острый камешек, что сразу же с готовностью вопьётся в кожу. — Фактически я больше не являюсь частью Дарк Рум, так как провалилась, работать на них я не буду. Рано или поздно они это поймут, если уже не поняли, — можно было бы усмехнуться, но Ава только лишь слегка склонила голову набок, из-за чего несколько прядок огненно-рыжих волос свалились на лицо. Но она не дрогнула, сохраняя то же самое застывшее выражение лица. — И как ты думаешь, им выгодно «раскидываться»? — вскидывая брови, закинув ногу на ногу, из-за чего несколько голубей на асфальте одновременно подпрыгнули, отпорхнув в сторону, но всё-таки не улетели. Вот он, стадный инстинкт наглядно. Один или несколько заметили тут что-то интересное, все остальные прибыли, чтобы поддержать и тоже проверить, а нет ли чего-нибудь эдакого, а не перепадёт ли в конечном итоге.

Наташа очень зря думала, что Ава давит на жалость. Вовсе нет, делать такого она не намеревалась с самого начала и дело даже не только в понимании того, что ни на одну Вдову это не подействует, слишком часто и долго их учили, что жалость это одно из самых ненужных чувств, которые требуется отринуть в первую очередь, это то, что в определённый момент может серьёзно помешать, так что манипулировать с этим банально не было смысла. Ава, понимая это, сделала акцент на другом. Как ни крути, но Наташа не могла отпираться от того факта, что была в долгу. Да, в долгу у маленькой и запуганной девочки, а не у Красной Вдовы — выпускницы Тёмной Комнаты, которая способна позаботиться о себе лучше кого-либо другого, но. Но это было слишком личным, ровно настолько, что даже закалка суровой русской дамы не смогла стереть это из памяти, не смогла заставить забыть, не думать об этом, чтобы без страха и сомнения с головой уйти в «работу», не смотря по сторонам и не мучаясь раздумьями. Хотя она и не будет. Сразу, как только найдёт виновника, не станет долго медлить. Она уже знала, что планировала сделать в случае удачи (а другого не примет), прекрасно представляла это, слегка прикрыв глаза, удерживая на лице расслабленно-сосредоточенное выражение, поворачивая голову так, будто в лишний раз пытаясь найти наиболее выгодное положение, дабы подчеркнуть острый профиль, словно думая не о жестоком способе расплаты, а о том, на какой фильм сходить сегодня вечером или что надеть на свидание с новым молодым человеком.
— Да, должна, — в последний раз утверждает Орлова, таким образом холодным тоном перечёркивая романовское «допустим». Там уже далеко не «допустим», всё было решено ещё в тот самый момент.

Подёрнув бровью, девушка поворачивается к Наташе лицом. Право слово, она вовсе не хотела, чтобы это случилось, но на её лице всё-таки промелькнуло то, что люди называли эмоциями. Ава почувствовала совсем лёгкий, но всё же ощутимый укол где-то в боку, нечто похожее на.. облегчение? Возможно, ведь сейчас так просто это не определить. Плевать, совершенно плевать на то, что будет потом, к чему это приведёт в итоге. Ранее Комната была её «домом», а люди там самыми настоящими спасителями, теми, кто дал необходимое, вложил этот набор смертельно опасных знаний, но теперь это лишь прошлое, которое тоже можно отринуть, как и всё прочее, как свою жизнь в детском доме в компании других сирот, что не были ничем хуже, просто не подошли. Да и мало кто смог бы пережить нечто подобное, в итоге ещё и начав исполнять приказы, ведь именно на это изначально был упор, верно?
Взгляд опускается и цепляется за телефон, вернее, за то, что было на экране. Тот самый знакомый сенатор, который был её выпускным экзаменом, что она удачно провалила из-за других Вдов. Забавно.. было бы, но не в этом случае. Лицо заметно помрачнело, когда Ава подняла взгляд на Романову.
— Кто? — немного повернувшись, садясь полубоком. Не исключено, что она могла и не знать, потому что не обязана, но попытать удачу всегда можно.

Ава слушала свою потенциальную «помощницу», механическим и будто бы заученным движением складывая руки на груди. Была ли она удивлена? Пятьдесят на пятьдесят. Условие вполне себе во вдовском духе, но вопрос в другом. Для чего Романовой знать так много про Дарк Рум? Какие-то личные счёты? Обычно этому не уделялось столько внимания, но Наташа решила проникнуть под кожу, причём, буквально. Но спрашивать об этом не было ни малейшего смысла, потому Орлова только неопределённо качнула головой.
— Я не знаю, какие цели ты преследуешь и знать не хочу, для меня важно другое, так что я согласна, — вновь следя за голубями. Прекрасные уличные птицы. Настолько простые, непримечательные и обыденные для прохожих, что на них давно перестали обращать хоть какое-нибудь внимание. Убей такой голубь человека, никто в жизни не догадается и даже ни разу не посмотрит в его сторону. — Думаю, ты права, если он мёртв, то экзамен зачтётся, если кто-то не расскажет обо всём в мельчайших подробностях, — в том числе и про вмешательство сторонних лиц. Если сенатор мёртв, значит, за ней было установлено специальное наблюдение. Но в голосе не было недовольства или какого-то презрения, всё было.. чистым. Не долго думая, Красная поднимается со своего места, аккуратно поправляя пальто.
— Я согласна.

Могла ли Ава заявить, что доверяет той, кто сидит сейчас рядом с видом, словно ничего и не происходит? Нет, конечно же. И это, наверное, главное преимущество, которое могла использовать Красная — недоверие, причём, не было такого человека, которому она полностью верила. Шостаков? Да, этот мужчина казался ей ближе всех остальных «деятелей» Комнаты, но он ей не друг, не брат и не отец, а просто тот, что наблюдает со стороны, ждёт удобного момента, готовый подстраховать в случае необходимости. Только вот Ава всегда думала, что его помощь не понадобится, никогда не пригодится, а вместо этого получила такой вот плевок прямо в спину, а потом ещё и в затылок, завершающий. Она ведь всегда была уверена в себе, своих силах и полученных навыках. Видимо, ещё не всё так хорошо, как хотелось бы.
Только вот несмотря на это Наташа уже начала заметно наседать, не угрожая в открытую, но выдвигая какие-то свои условия. «Не сделаешь так, значит, не стану помогать и ты никогда не добьёшься поставленной цели» — это так мило, что на один момент Ава даже кривит до того ровную линию губ, на пару секунд опуская уголки губ, пока всё снова не вернулось в прежнее положение.

Шприц так шприц. Он аккуратно опускается на раскрытую ладонь. Пустой, как и должно быть, пустой, как и она сама, только, разве что, звуков сквозняка нет, но начало казаться, что это лишь вопрос времени. Занятная аллегория, учитывая, что ветер может на самом деле попасть в организм, причём, в буквальном смысле этого слова, стоит только дождаться той самой шальной пули, которая либо неудачно промахнётся, либо слишком удачно попадёт в намеченную цель. Орлова прикрывает глаза и выдыхает. Она не станет сожалеть, не станет искать чего-то ещё на стороне, сейчас требовалось только принять, что она делает с завидной скоростью и спокойствием. Будет ли она жалеть о чём-то в будущем? Возможно. Станет ли покорно исполнять «приказ-просьбу», нещадно вытягивая всякую доступную информацию из Комнаты, чтобы подчистую сплавить её другой Вдове? Да никогда. Некоторые элементы пазла придётся оставить у себя в кармане. Наташа не обидится, просто потому что не узнает (да даже если и узнает, то что с того?), а для самой будет своего рода «подушка безопасности». Шпионить в логове профессиональных шпионов и убийц с самого начала так себе задумка, но раз взялась, то следует хоть как-нибудь себя обезопасить. А информация, как известно, может быть лучше всякого оружия.
— Хорошо, — лаконично отзывается Орлова, сунув руки в карманы своего пальто. И да, оно всё ещё не нравилось совсем.

Последние вопросы даже сумели поставить Аву в тупик. Отвлекаясь от созерцания голубей, что всё ещё кружились и ворковали под ногами, Вдова поворачивает голову снова к Романовой, сдвинув брови к переносице.
— Зачем тебе это? — нет, Наташа точно не сорвётся с места и не пойдёт искать её «куратора», чтобы убрать как лишнего свидетеля, но в чём тогда крылась причина? И не спросила об этом раньше, специально выжидала момент, когда Красная уже соберётся уходить? Чтобы она просто быстро ответила, развернулась и наконец-таки приступила к выполнению личного задания?
— Его зовут Алексей. Шостаков, — впиваясь в Романову внимательным взглядом, держа руки в карманах, поворачиваясь к ней корпусом, слегка поджимая пересохшие губы, чтобы смочить их слюной. Ава больше не спрашивает, решив проверить реакцию своей давней знакомой, а уже после последуют вопросы, если в конечном итоге не развернётся и не уйдёт. Совсем скоро, если верить расписанию, должен отправляться автобус.