Обстановка вокруг была какой-то...розовой. Но людям, кажется тут нравилось, так что Майлз молчал. Хотя это и было очень странно.
Он знал это кафе. Здесь подавали хрустящие свежие венские вафли с мороженым. Молочные коктейли здесь были нежными и пахли ванилью, а на пиццу не жалели пармезана. В обычные дни интерьер был тут скромным, но приятным. Музыка ненавязчивой, а освещение не сильно тусклым. Официанты носили темные передники и вежливо улыбались. Но сегодня кафешка порозовела. Даже официанты переоделись в этот странный свинячий цвет и их улыбки больше не казались дежурными и вежливыми, а скорее опекающими и неуместно подбадривающими. С потолка свисали розовые сердечки, на каждом столике стояла ароматическая свеча, от которой Майлз то и дело чихал, а так же маленький миленький букет цветов. Розовых, конечно. А на радио друг за другом играли слащавые веселенькие песенки про любовь. Кафешка и так пользовалась популярностью среди местной модной молодежи, но сегодня у них был просто аншлаг. Наверное, из-за нового меню.
Майлз сначала подумал, что с ума сошел, когда им выдали это меню. Обычные венские вафли превратились в “любовную дорожку счастья”, молочный коктейль, стал конечно же, “элексиром любви” , а пицца “Маргарита” вдруг стала называться “Поздний вечер в Сорренто”. Это было даже неловко.
- Если бы я знал, что так будет, то я бы пригласил тебя в другое место, - неловко сказал Майлз, попивая из трубочки “любовный элексир”, чье молоко щедро посыпали розовым красителем.
И да, Майлз пригласил Гвен на ужин в День Святого Валентина. Идея сама по себе была далеко не блестящей и с каждой секундой в этом розово-шоколадном аду она становилась все хуже и хуже. Лучше бы они пошли в кино, в самом деле. Лучше смотреть какую-нибудь тупую романтическую комедию, чем это все. Или можно было пригласить Гвен в парк. Там бы они спокойно гуляли среди счастливых парочек, смотрели на мигающие розовые фонарики, кормили бы хлебушком распухших от такой щедрости уточек, и конечно же, в конце концов, нарвались бы на какие нибудь неприятности. Те самые, которые ходят за Майлзом по пятам.
Лучше бы он просто остался дома. Сидел бы сейчас в библиотеке, работал бы над своим эссе, вместо того чтобы неловко бормотать.
- Я так давно не вылезал в город, что даже забыл, что каждый год в этот день Нью-Йорк становиться похож на отрыжку барби. 
Не очень вежливо, но Майлз как всегда не думает о чем говорит. И еще этот приторный запах ароматическая свечи путает мысли.
Чтобы отвлечься он стал смотреть по сторонам. Кафе полное влюбленных парочек. Некоторые не отлипают друг друга уже минут пять. Кажется они пожирают лица друг другу. За соседним столиком парень, не стесняясь лезет рукой под кофточку своей девушке.
Майлз почему то смущается. Его уши внезапно запылали. Сердце застучало так часто и так громко, что ему показалось, что его можно услышать даже в соседнем районе. Бом-бом-бом, билось  в висках. Все тело напряглось. Жар заполнил все его жилы.
А напротив Гвен. Гвен, такая красивая и так рядом. Губы ее тянут молочный коктейль из трубочки, голубые глаза прожигают насквозь. Что нужно сделать Майлзу, чтобы, оказаться хоть на миллиметр ближе?
Недалеко официантка взасос целуется с барменом. Еще одна парочка уже разложилась на кожаных диванчиках и перешла к активной стадии прелюдии. 
Майлз трясется всем телом, нежно и неловко берет ее за руку и тихо и испуганно произносит:
- Гвен, я хочу тебя прямо здесь. На столе. Это странно, да?

Не получилось. Что бы там у Гвен не было на уме, у нее не получилось.
У Майлза в голове взорвалось тысячи фейерверков. Дрожь пронзила все его тело. Все жилы так напряглись, как никогда раньше. А ему между прочим уже шестнадцать, он уже кое, что знает о напряжениях.
В ту же секунду одного поцелуя стало ужасно мало. Как будто кто-то дал ему только одну четвертинку шоколадной плитки. Что это значит? Зачем останавливаться на малом, когда вот он, целый шоколад!
Даже, не задумываясь над своими действиями, Майлз тянется рукой под кофточку Гвен. А где-то на краю его остатков здравого смысла, кричит от ужаса и стыда нормальный Майлз, но за бушующим морем гормонов его не слышно.
Он не успел сделать ничего. Даже пальцем не успел коснуться, когда Гвен отпрянула от него. Чувство, такое, что у него вырвали кусок изо рта. Внезапно и зло. Типа, все, пацан, прожевал два раза и тебе хватит.
Майлз выпрямился, возмущенно зажмурился. Зачем она это сделала? Значит только что сунула язык ему в рот, а теперь изображает из себя недотрогу? Что это значит, вообще? Он все еще возбужден до предела. Каждая мышца напряглась. Майлз дрожал от нетерпения, и Гвен тоже.
Она хотела этого! Точно хотела, если бы не хотела, то не целовала бы его вот так. Не соглашалась бы на ужин с ним, не приходила бы, не дружила с ним, не встречалась бы с ним, когда ему было плохо. Если бы она не хотела с ним переспать, она бы никогда не стала общаться с ним. Это же очевидно. Девочки с мальчиками не дружат просто так.
Две минуты назад, Майлз был готов обниматься и целоваться с Гвен целую вечность, проводить с ней время, упасть в ее объятья, вдыхать ее запах и делать то, что делают мальчики с девочками в этих глупых любовных романах.  А теперь как будто пелена спала с глаз. Осталась только страсть. Похоть. Чистое разрушение. Ничего больше. Никакой любви. Зачем любовь? Для чистого животного примитивного секса любовь не нужна.
- Да, лаааадно, зачем все это? - тянет Майлз мерзким голосом, что даже в  невменяемом состоянии его передернуло от самого себя, - я же знаю ты…
Он осекается на полуслове. Что-то трещит в его голове. Что-то противное, въедливое. Ему понадобилось несколько секунд, что бы понять, что это просто Паучье Чутье. Старается вернуть его в реальный мир.
Сердце выскакивает из груди. От возбуждения пот течет рекой. Гормоны чуть ли не из ушей вываливаются.
-Дадада, пойду воздухом подышу, - неловко бормочет Майлз себе под нос и вскакивает из-за стола.
Он вылетает на улицу, чуть не забыв открыть дверь.
Все еще морозный Нью-Йоркский воздух так сильно контрастирует с духотой кафе, так что Майлз почти задыхается от непривычки. Он снова чихает. Три раза подряд. Делает три глубоких вдоха, пытаясь прийти в себя и унять дрожь возбуждения. Черт та с два у него получилось.
Только потом он садиться на корточки и прячет горящее от стыда лицо в ладонях.
- Qué diablos está pasando aquí? – почти с криком спрашивает он Гвен, когда она выходим следом, - я чуть не ударил тебя там! Это не правильно, все это не правильно, я не хотел этого, правда, не хотел, прости, прости, прости…
Под конец он почти шепчет, пряча лицо в ладонях. Он умрет вот прямо здесь. Сгорит от стыда. Вот, честное слово.

И чем дольше Майлз вдыхает в себя прохладный загазованный городской воздух, тем быстрее его мозги становятся на место. Он с каким то странным недовольством отмечает, как винтики в его голове со скрипом притираются друг к другу, чуть буксуют на месте, а потом снова начинают крутиться как единый слаженный механизм, возвращая ему все его врожденные качества, что казалось, были уже потеряны. Нервозность, неуверенность, вечный испуг и, ну да, что то, что взрослые и серьезные люди назвали бы подростковой дурью.
Гвен сидит напротив. Она все еще очень красивая, даже не смотря на то, что смертельно бледная, а на ее лице написана вся та же гамма эмоций, что бушует в Майлзе. Очень красивая, но сдерживать порывы завлечь Гвен в страстный поцелуй здесь, сидя на холодном асфальте, очень легко. Майлз с неудовольствием отмечает, что внутри этого странного свинг кафе, все было как-то проще. Весь мир казался проще. Если что-то хочешь просто возьми. Во внешнем же мире Майлза, как и всегда, поджидали его обычные спутники: совесть, здравый смысл, строгое воспитание и, конечно же, вечная неуверенность в себе.
Майлз неуверен, что было бы так же, если бы Гвен к нему прикоснулось. Но шанса этого выяснить ему не выдалось. И хорошо.
- Вандализм? – тупо переспрашивает Майлз, как умственно отсталое эхо, - да, почему бы и нет. Избавим несчастных от страстной и гибельной любви. Мы же герои, да?
Он вздыхает. С трудом и с неохотой поднимается на ноги, натягивает поглубже капюшон на голову. Оглядывается по сторонам, в поисках чего-нибудь тяжелого и крепкого.
- Представляю, как это будет выглядеть на камерах наблюдения, - вздыхает Майлз.
Искать подворотню, что бы сменить костюм, сейчас совсем не хочется. Он боится, что если он отойдет от этого места хоть на метр, то убежит со всех ног и никогда, никогда-никогда сюда больше не вернется. Оставит Гвен в одиночку разбираться с запертыми в забегаловке людьми, ослепленных любовью и страстью. Идея так себе.
Майлз приценивался к переполненной мусорке, сделанной из металла, как паучье чутье внезапно скромно подняло голову.
- Ложись, - предупредил он Гвен и потащил ее за собой обратно на асфальт.
Стеклянная витрина свинг-кафешки с с громким звоном треснула и рассыпалось на тысячи осколков, как тонкий лед от удара.  Два мужских, переплетенных тела вылетели следом и покатились по асфальту. Майлз подозрительно прищурился, но не сразу увидел, что парни разбили витрину не в порыве внезапной крепкой мужской дружбы, а в порыве ревности или ярости. Они катились по тротуару, под ногами несчастных прохожих и дубасили друг друга по лицу из-за всех сил. Как только морозный городской воздух нашел путь до их мозгов, они отлетели друг от друга как два заряженных электрода. Секунду ошаленно смотрели друг на друга, а потом, точно так же как и ранее сделали Гвен и с Майлзом, схватились за голову и осели на асфальт.
Майлз заглянул в разбитую витрину. Форменный бардак. Большинство посетителей сплелись в бесстыдном, откровенном акте любви, кто-то ругался, выяснял отношения, девушка-официантка кинула кувшином с брусничным морсом в свою коллегу и подругу. Ага, вот и вторая сторона любви. Ревность. 
Хорошо, что это не Майлз начал акты веселого разудалого вандализма. Но есть еще одна стеклянная витрина, которая прям и просится быть разбитой. Он переглянулся с Гвен, нервно и криво улыбнулся. Открыл дверь, как можно шире и смело шагнул внутрь, моля свое паучье чутье оставить его в полном сознании.
Стоило только зайти за порог, как в нос ему ударил уже знакомый сладкий запах ароматических свечей. И остатки сознания Майлза сразу поплыли, как будто кто-то закачивал ему в мозг сладкий розовый сироп. Мапйлз из-за всех сил вонзил ногти в ладонь. Держись. Держись. Самое худшее еще впереди. Он осторожно прокладывал себе путь, сквозь строи переплетенных парочек, уворачиваясь от летящей посуды и стараясь не замечать яростных криков и страстных вздохов. Столкнул со стула какую-то уже обнажившуюся парочку, которая была не против продолжить  и на полу. Взял в руки тяжелый стул, выполненный в старом стиле, размахнулся и отправил его в полет прямо на боковую стеклянную витрину.
Бдзынь! С шумом и грохот разбилось стекло. Осколки полетели на ничего неподозревающих прохожих. Ничего страшного.
Порыв сквозняка подхватил лежащие на столах бумажные салфетки и задул несколько ароматических свечей. Часть розового сиропа в мозгах Майлза куда-то делся. Но что-то еще плескалось. Он оглянулся по сторонам в поисках того, что можно еще разбить и увидел, как из-за барной стойки к нему решительно направляется крупный накаченный мужчина, без футболки.
Хозяин кафе, вспомнил Майлз. И хорошо, заодно спросим, что тут, черт возьми, происходит. Но сначала он разобьет ему нос.

Сладкий сироп в его мозгах никак не хотел утекать куда подальше и никакой сквозняк и холодный февральский воздух, заполняющий это свинг-кафе, не помогал. И огромный накачанный мужик без рубашки, этому тоже никак не помогал. Все совсем наоборот, как бы это не удивляло самого Майлза.
Хотя, ему в принципе было некогда удивляться. Он разрывался между двумя совершенно противоположными желаниями. С одной стороны ему хотелось разбить этому мужику нос, потому что Гвен с какого-то черта решила на него просто так пялиться, с другой стороны, хотелось вежливо подойти к нему и попросить присоединиться к их крепкой дружбе с Гвен. Никто не спорил, что хозяин кафе выглядел очень даже не плохо. Отлично он выглядел, если уж быть полностью честным.
Хорошо, что хоть звенящее где-то паучье чутье не позволяло ему полностью отключиться, и в голове все еще сохранялась главная мысль о том, зачем он здесь. Главное, что бы она не была похоронена под лавиной розового сиропа, стремительно наполняющего все уголки его сознания.
Майлз мысленно подобрался, постарался, как мог сосредоточиться на самом важном, и не отвлекаться на очень привлекательные и смущающие сцены вокруг.  Пусть этот мужик хоть на шаг к нему приблизиться, пусть посмотрит на него, или пусть кинет хоть косой взгляд на Гвен, то ему не поздоровится. Майлз покатает его в этих осколках стекла, разобьет лицо, может быть поломает ноги, или руки. Майлз сильнее всех, кто здесь собрался, если нужно, он справиться со всеми разом, никто его не остановит. Как они посмели прийти сюда, пялиться на Гвен, крутить свои тупые пошлые мысли в своих головах. Гвен принадлежит ему, и только ему.
Хозяин кафе, был разозлен тем, что его отвлекли от очень важных дел. Глаза его светились такой же яростью как и у Майлза, Он тоже был ослеплен злостью и тупой ревностью. Его мышцы угрожающе бугрились,  кулаки плотно сжаты, лицо уродливо перекошено. Перед глазами, наверняка, как и у Майлза,  стояла красная пелена.
Казалось, драку не остановить.
Но ее остановил холодный душ с небес. Точнее с потолка. Точнее с противопожарных устройств. Ледяная вода вперемешку с пеной хлынули на Майлза и его соперника как из ведра. Он промок насквозь, до самых костей, за один несчастный миг. И продрог так же быстро. И тут же, как по щелчку пальцев, из его мозга выветрился сладкий розовый сироп. Как будто и не было.
Майлз испуганно и шумно вдохнул воздух и замер на месте, бессмысленно смотря на полуголого хозяина кафе. Он тоже замер. Холодная вода катилась по его накаченному торсу и, к счастью, у Майлза больше не возникало никаких пошлых мыслей. Теперь его соперник выглядел испуганным.
Моралес оглянулся вокруг. Посетители, растерянно поднимались с полов и с мягких диванчиков. Трезвонила пожарная тревога, с потолка капали последние капли. Ледяная вода и пена затопили это безусловно романтическое место почти по щиколотку. Из разбитых окон дул холодный ветер, заползая под мокрую одежду.
- Ч-что? Что произошло? - хрипло спросил хозяин кафе, почти плача и растеряно оглядываясь, - я не хотел этого…я не знал что так будет.
- Что ты сделал? – резко, как будто очнувшись от сна спросил Майлз, - чем ты нас накурил? Отвечай!
Он прыжком преодолел расстояние между мужиком и собой и схватил его за грудки и хорошенько встряхнул. Этот мужик нужен Майлзу в трезвом сознании.
- Я п-просто хотел немного романтики, - он даже не сопротивлялся, безвольно поникнув в сильных руках Майлза, - он сказал, что эти свечи чуть-чуть расслабят людей. Настроят на романтичный лад.
Да уж, романтичней некуда.
- О ком ты говоришь? – потребовал Майлз, - у кого ты их купил.
- Какой-то чувак, химик вроде, в странных одеждах и аквариумом на голове.
О, боже.
Паучок отпустил его, и мужик ту же безвольно упал на промокший пол.  Майлз оглянулся на Гвен. Она стояла там же. Ее мокрые светлые волосы липли к лицу, одежда облепила всю фигуру. Это было мило. Очень красиво, но не более того.
- Мистерио, - одними губами прошептал Майлз и поспешил к выходу из кафе, где уже набралась приличная толпа.
Скоро на вызов должны приехать спасатели.
На улице Майлз дрожал от холодного февральского ветра, смотрел, как растерянные люди покидают разоренное кафе.
- У меня больше нет сил гонятся за Мистерио, - стуча зубами, признал Майлз, - и боюсь след его давным-давно простыл. Отличная придумка с пожаркой!
Он поднял взгляд на Гвен, наконец, решившись посмотреть ей в глаза.
- Это было самый худший День Святого Валентина в моей жизни. И второе мое самое худшее свидание, - он нахмурился и спешно добавил, - не из-за тебя…нет-нет. Это во всем Мистерио виноват. Он вечно все портит…Ты знаешь, случайно не знаешь место, где можно высохнуть?