Если днём Нью-Йорк просто похож на муравейник со своими жителями-тружениками, вечно куда-то спешащими через шахматные клетки кварталов струями бесформенной толпы, то ночью, с тем, как на стеклянные джунгли опускается кромешная тьма, озаглавленная почти всегда белоснежной луной, зачастую лишённой своих спутников - звёзд, этот город превращается в самый мрачный из шедевров Иеронима Босха - Триптих Преисподней.
Белые огни отражающихся от окон солнечных лучей сменяются кроваво-красными и жёлтыми нитями сосудов городских улиц и греховным неоном рекламных таблоидов, завлекающих слабовольные души в свои сладкие, но смертельные объятия; словно вредоносные насекомые, стремящиеся погрызть любовно выращенные фермером богатства природы, выползают самые отвратительные и низкие представители человеческого вида, ведомые голодом и жаждой крови невинных. Нью-Йорк преображается, как многоликий Бог Янус являя миру своё тёмное начало, бороться с которым, обычной полиции уже не хватало, не говоря о том, что некоторые представители охраны правопорядка и сами снимали маски "улыбок", высвобождая на волю своё истинное естество - взяточников, сутенёров, наркоманов, воров и убийц. Кто придумал такое правосудие, где ублюдки правят городом и днём и ночью? И после всего этого оставлять их в живых, чтобы ловкие адвокаты добивались оправдательных приговоров в суде? Увольте. Если остальные смертные могут это терпеть, сжимая зубы и бесцельно сетуя на плохую жизнь, то только не боги и не избранные ими рыцари - такие отщепенцы, как Марк, в голове которого была лишь нескончаемая война как с окружающими, так и с самим собой, что делало его слабый разум наиболее подверженным к таким мощным эмоциям, как ярость, заставляющая кровь вскипать вулканической лавой, а адреналин подскакивать до нечеловеческих пределов за счёт силы покровителя - лунного Бога, наслаждающегося приносимыми ему в жертву грешными душами.

На сегодня костюм белого стража уже был окроплён кровью не одного подонка, случайно, а может и нет, попавшегося под руку. Последнего из убитых им, человек в безликом капюшоне и с горящими под ним ярким синим свечением глазами, небрежно сбрасывал в мусорный бак головой вниз поверх двух его других переломанных собратьев по неудачному ограблению. Завтра полиция допросит потерпевшего, он узнает трупы - дело закрыто. А на душе Марка хоть немного спокойнее.
- Эта страна сгнила до костей. - Бормотал он себе под нос, щурясь и стараясь не переглядываться с молчаливой фигурой по правое плечо. - Сколько вас не убивай, вы всё равно плодитесь и остаётесь со мной, такими, какими я сделал вас. - Крышка бака с грохотом накрыла тела. - Тебе выдрал челюсть лет пять назад, а ты всё рядом... молчишь, надоедаешь. Даже общество Стивена я предпочёл бы больше, чем твоя перекошенная рожа. - По привычке резко разворачиваясь на пятках, Спектора "отшвырнуло" назад. Он облокотился о всё ту же мусорку, чертыхнувшись. - Уйди с дороги! - Озлобленно, Марк отмахнулся от воздуха, как ему казалось, сталкивая со своего пути ещё одну внезапно явившуюся мёртвую фигуру из прошлого. - Нам нужно возвращаться домой. - Рыцарь выдохнул, осматривая алый от чужой крови костюм.
- Марк, гляди-ка. - Голос Хоншу заставил вздрогнуть, но тем не менее, Спектор задрал голову к луне, от неё опустив взгляд к крыше здания, где по своей излюбленной привычке скрестив пальцы рук, сидел бог луны, наблюдая за своим слугой пустыми птичьими глазницами. Как правило, он не звал, если не нужно было сделать что-то важное, а потому, не задумываясь, лунный рыцарь принялся забираться наверх по пожарным лестницам и карнизам, используя навыки скалолазания и гарпун. Весьма просто для того, кто даже не обладает никакими силами, но служил в морской пехоте. Гораздо сложнее было понять - что за дыра зияет в небе в нескольких метрах над крышей здания. Она зачаровывала и притягивала к себе...

Из временной, (в общем-то, минутной, по стандартным часам), прострации, а если точнее, обыкновенной потерянности в собственном сознании, причиной которой послужил ранее совершенно неизвестный мужчине, таинственный, будто бы живой объект, источающий мощную, но непонятную энергию и насмехающееся молчание, теперь стоявшего за спиной, Хоншу, который прекрасно понимал, что на самом деле сейчас происходит, но куда более ему были интересны действия рыцаря в его забавляющем неведении, Марка вывел первый агрессивный разряд молнии, предупредительно ударивший под ноги и очертивший на сером цементе крыши ломаную линию миниатюрной трещины. Этого далеко не достаточно, чтобы проломить её и сотней таких разрядов, но вполне точно указывало на то, что человеку лучше не стоять под лучами, не говоря уже о том, что разлом опасно расширялся, так будто бы и стремясь проглотить случайного свидетеля своего действия.
Спектор сделал шаг назад, на всякий случай вооружаясь столь же белым, как и весь костюм, боевым посохом, снимая тот с крепления на левой икроножной мышце и превращая его в нунчаки, соединённые между собой стальной цепью. В голове назревал план атаки вперемешку со спором личностей между собой и приливом адреналина в ещё не успевшем прийти в себя, уставшем сознании. Крышу окружили образы. Десятки образов. Изуродованные и жадно ухмыляющиеся, жаждущие поражения лунного рыцаря в битве с тем, кто бы не выпрыгнул из разлома. Лица, знакомые ещё со службы в морской пехоте - вечные спутники расшатанного рассудка, возбуждённого влиянием луны до такой степени, что чёткие линии изображения в глазах оставляла собой только искрящаяся трещина в чёрной глади неба, а вокруг всё размылось слепой яростью белого стража, подстёгиваемого своим покровителем, с не меньшей заинтригованностью выжидающим явления фигуры, что сама настолько сильна, чтобы прорвать время и пространство или же оказалась случайной счастливицей, чью сущность бог луны чуял где-то там, тянущуюся за захваченную нить, но как не старался сам Спектор поймать хоть часть души гостя в потоке, всматриваясь сияющим синим "пламенем" астральным зрением вглубь - не видел ничего.

Удар. Рефлекторно обхватив утончённое женское тело вокруг талии левой рукой, правой мужчина смягчил собственное падение на спину, выставив локоть так, чтобы загасить приземление затылком в бетон, а, как следствие, нунчаки остались неиспользованными, только звякнув цепью о поверхность крыши.
- Ма~арк, где твоя реакция? - Протянул птицеголовый египтянин, хрипло посмеявшись и тут же исчезнув, так как Спектор прикрыл глаза, машинально уворачиваясь от густой копны чёрного шёлка волос, накрывших его лицо и хоть оно было под маской, а глазницы защищали тонкие мембраны, нос отчётливо уловил манящий аромат диких трав, возвращающих сознание мужчины куда-то далеко в детство, о моментах которого он давно позабыл. А потом голос... хрипловатое, богатое меццо с удивительно чистым, благородным староанглийским акцентом, включая и некоторые слова, которые давно не используются современниками.

Она поднялась с него так, словно бы сам Спектор представлял собой не человека, а мебель. Фигуру обтекало изысканное платье, сочетающее в себе и вроде бы черты средневековой Британии, но и нечто колдовское.
- Первое марта 2017-ого года, миледи. - Марк почувствовал, как мышцы всего его тела наливаются уверенностью, препятствуя буре в запутавшемся подсознании. Стивен сощурил глаза, ещё раз бегло оценивая даму над собой. Природа только что захлопнувшегося, едва не "зажевав" хвост ворона, разлома, кажется, не волновал его вовсе, а вот гостья из него забрала на себя всё внимание мужчины, имевшего гораздо более богатый опыт в общении со специфичными женщинами, чем все остальные. Разум на время успокоился, пропуская вперёд сильнейшего. - Вы в Нью-Йорке - Соединённые Штаты Америки. - Уточнил он, не поднимаясь на ноги. - Могу я знать ваше имя?

Отредактировано Marc Spector (2019-02-21 05:33:09)

Конечно же, необходимо брать во внимание то, что с прошедшим временем женские нравы сильно изменились - мутировало абсолютно всё, начиная от их отношения к самим себе и заканчивая их взглядами на мужчин, включая способы манипулирования ими, что было и остаётся эдаким, негласным увлечением дам, испокон веков управляющих миром из-за спин своих любовников и мужей, думающих, что создали всё сами, однако то ли волей рассказов историков, как единственных специалистов, убедивших мир, что только они знают точные факты, то ли по обыкновенной логике сравнивая наши дни с тем ужасом, что творилось в средние века и тем более в таком захолустье, как Англо-Саксония, где дамам лучше было и вовсе не высовываться - нрав этой изысканной леди показался Стивену слишком дерзким даже для древнего нелюдя или любого другого, уверенного в своём могуществе и превосходстве, существа, способного путешествовать по временам и пространствам через разломы или выдерживать такие спонтанные путешествия в целом. Грант бы вполне мог даже назвать женщину своей современницей, переодетой в стилизованный под те века наряд и даже упрекнуть в  том, что так ярко жительницы прошлого себя выражают только в кино, навязавшем наивному зрителю образы непоколебимых Элеонор Аквитанских, различных интерпретаций Жанны Д`Арк и так далее, но все мысли разом сбил один единственный поцелуй через плотную ткань маски, который ударил по сознанию так, будто бы между губами новых знакомых не было никаких преград. Электрическим разрядом прострелив всё тело от головы до кончиков пальцев и оставив во рту невесомое, не весть откуда взявшееся послевкусие тёплого, женского дыхания, прикосновение приковало рыцаря спиной к крыше здания, оставив в состоянии неизведанной растерянности и замешательства, с которым мужчина никогда не сталкивался раньше или же попросту забыл, как это - ощущать своё собственное, чистое "я", не испытывая при этом страха и даже ехидно ухмыльнувшись фразам-затравкам, вырвавшимся из груди незнакомки так же резко и с таким же чувственным напором, как её ножка опустилась на торс служителя Хоншу, затем от него оттолкнувшись. Она будто бы затягивала Марка в игру, где не было места никому другому. Только его собственная, слабая, искорёженная душа и её коварство.
- Боюсь, ваши угрозы не актуальны. - Быстро поднимаясь на ноги, рыцарь складывает нунчаки  обратно в боевой шест, с помощью него и мантии Хоншу, из которой были сделан плащ,  капюшон и маска, почти одним прыжком сокращая расстояние между собой и гостьей, затем преграждая её путь своим оружием, как страж замка, скрещивающий копьё с товарищем перед носом какой-либо особы, коей запрещено свободное передвижение по залам. - И я повторю свой вопрос последний раз. - Глаза рыцаря засветились угрожающе ярко, однако тон рассыпающегося песчаными бурями, загробного голоса оставался на удивление спокойным даже для самого Марка, которому куда больше присуща неконтролируемая агрессия. Однако сейчас выяснять отношения со своим покровителем было некогда, так что рыцарь позволил себе повиноваться подсознательному, пуская лунного бога дёргать за любые ниточки своей марионетки. - Разве гостям не положено проявлять почтение к хозяевам земель? - Отметил он вдогонку, на мгновение переведя взгляд на ворона, который выдал своим именем, по крайней мере, то, на какой момент истории стоит ориентироваться при общении с этой дамой.

Она не чувствует истинной ипостаси, сокрытой в подсознании лунного рыцаря, блестяще. Или же слишком хорошо это скрывает, дабы не рассекретить перед ним свою личность через саму суть магии, которую использует, что вполне присуще женщине с такой существенной мощью за спиной, которую ощущал, исходящей от её биополя спокойными, раскатистыми волнами, древний бог, откровенно купаясь в знакомой ему стезе эмоций и чувств, что шли рука об руку с магией леди - весьма двусмысленной по представлениям добра и зла - такой же, какой бывает лунная ночь в жаркой пустыне: спасительно прохладная, манящая свежестью, но тем не менее крайне опасная резкой сменой температур от палящего дневного солнца до минусовой отметки и ледяных ветров. А потому Хоншу не торопил события, попутно наслаждаясь и потерянностью своего слуги, слабый разум которого и служил тем лабиринтом, который запутывал противников, ожидающих от энергии, источаемой рыцарем, глубокомысленных подвохов, никак не сопоставимых с немощностью рассудка. Так и нужно. Эта игра забавляла птицеголового египтянина, всё ещё заинтриговано блуждающего в догадках по поводу имени незнакомки. Имя - да, таким, как он, это крайне важно. Многие тысячи лет назад, когда цивилизации земли только зарождались, всё начиналось с имени. Никто не получал его просто так, ибо имя - есть будущее человека и его сущности - нерушимая печать. Было ли это так же важно у того народа, что явил на свет женщину перед рыцарем, чьи глаза отливали золотом фараонов, а фигура и жесты восхищали воистину кошачьей грацией? Хоншу готов был поклясться, что в древнем Египте её нарекли бы в честь Изиды, владычицы магии, или изысканной Бастет.

Однако, молчаливая пауза слишком затянулась.
Нет, на самом деле прошло всего-лишь около минуты и вряд ли это оказалось заметным или же как-то отягощающим, но по ощущениям и кипящему волнению в крови - вечность. Ведь для богов время течёт иначе, а человек склонен теряться в нём, поддаваясь чувствам вопреки ситуациям, где стоило бы сконцентрироваться на том, что происходит в их физической реальности, как сейчас - в напряжении на гране дуэли. В нервной пульсации вечно скованных неврозом мышц лунного рыцаря, с силой сжимающего боевой шест в длинных, узловатых пальцах. Марк раздражённо стиснул челюсти, сам того не понимая и не чувствуя ноющей боли в зубах. Сощурив светящиеся глазницы, он всматривался в глаза женщины, мысленно проклиная покровителя, вновь вернувшего ему осознание настоящего в самый "подходящий" момент.
- Мой титул - моё имя. - Прорычал Спектор, награждённый одобрительной усмешкой птицеголового и чувством собственной ущемлённой гордости в сознании, пускающей по спине отвратительно колкий холодок тисками сдерживаемого гнева. - Лунный рыцарь. Первый служитель Хоншу, владыки ночи. Его кулак, его воля. Судья и палач. - Не спуская глаз с ведьмы, мужчина склонил голову в лёгком поклоне, тем не менее не отступая с дороги женщины, не убирая оружие и тем более не снимая маски.
Конечно, вряд ли его лицо что-либо дало бы гостье из иного мира или времени, однако недоверие не назвавшей себя незнакомке, смешанное с обыкновенным чувством собственной моральной, необходимой человеку, защищённости под личиной мистического создания, не побуждало идти на полноценный контакт.

На этот раз терпение Марка лопнуло быстрее, чем он сам того ожидал, (не говоря уже о том, что собственные задетые чувства, касательно шатких отношений с покровителем и непринятием положения его пешки, разом перекрыли все сомнения и тормозящие факторы, создаваемые несогласием того же Стивена, предпочитающего осторожность и действующего на уязвимое подсознание рыцаря неприятным холодком, пробежавшим по спине в тот момент, когда женщина перехватила шест), и стиснувший лёгкие гнев налил белки глаз под маской кровью, в то время как синее свечение сквозь её глазницы, создаваемое воздействием лунной магии Хоншу, вспыхнуло почти что языками холодного пламени, повинуясь зову серебряного диска королевы ночи, освободившейся из-под влияния прикрывающих её чёрных облаков. Марк мог вытерпеть всё, что угодно, но игры с противником - это дела богов, известных ему, как никому другому, своей заносчивостью и страстью к "шахматным" партиям просто от неспособности найти себе иное, более полезное занятие. Так пусть они оставляют их себе. А подобные манеры людей - отвратительное зрелище, хотя за такие мысли Спектор был снова "награждён" усмешкой Хоншу, навязчиво мелькнувшего по правую сторону бокового зрения рыцаря, что сделало его реакцию наиболее молниеносной и агрессивной, а разворачивающиеся события интереснее.

Стоило незнакомке, так гордо назвавшей себя Верховной Жрицей, повернуться к Марку спиной, едва сделав пару надменно отстукивающих каблучками шагов, прочь, в один прыжок белый страж снова преградил её дорогу, теперь угрожающе нависая, (что позволяло превосходство в росте мужчины), и уперев шест в ткань платья дамы почти меж её сочных грудей. Напряжённые мышцы рук указывали на явную серьёзность намерений рыцаря, хотя сам факт того, что он всё ещё старался решить не сложившееся знакомство наиболее мирным способом, не пуская в ход по-настоящему серьёзное оружие и жёсткие методы, выражал так же и желание не создавать самому себе зря новых врагов, не говоря уже о том, что в могуществе дамы трудно было сомневаться, хотя сам Спектор и не ощущал биополе леди так же отчётливо, как Хоншу.
- Я убивал не мало Верховных Жрецов и Жриц, ведьма. Все они - такие же марионетки. Но Ты, - он намеренно эмоционально выделил прорванную границу, скаля под маской зубы, и ещё не имея ни малейшего понятия о том, что данное им даме прозвище более чем реально - не похожа ни на одну из них. - Марк рывком разделил шест на две половины. Звякнувшая цепь нунчак холодной сталью коснулась женского живота. - Кто твой Бог? Чьей воле следует твоё появление здесь? - Продолжил напирать мужчина, приоритет которого мгновенно сменился с имени женщины на того, за кем она следует.

Какого это, быть зажатым между двух могущественных существ, ни одному из которых ты не можешь, на деле, как бы не был уверен в обратном или хотя бы точно рассчитывать на возможность дать более-менее равный отпор, противостоять действительно существенно? Именно так сейчас ощущал себя Марк, вместо поддержки Хоншу слыша за спиной надменные усмешки знатного любителя крови и зрелища, организованного своим верным гладиатором на арене его подсознания, а перед собой лицезря постепенно нарастающую, словно просыпающаяся из полного штиля агрессивная песчаная буря, мощь самой природы, угрожающе предупреждающую о своём намерение атаковать ни столько громом посреди спокойного ночного неба спящего Нью-Йорка, сколько искрящимися золотыми молниями в зачаровывающих глазах ведьмы. Так ведь погибают герои, верно? Вечное одиночество тёмного мстителя, предоставленного по собственной воле только себе самому; потерянного среди целей и мотивов так легко затмить смертоносным очарованием сказочной женщины, сошедшей с небес из разверзнувшегося пространства, словно Божество. Так легко подчинить, порабощая рассудок и тем самым лишая всякой бдительности. Всех. Спектор судорожно искал помощи в закоулках своего сознания, но оно молчало, оставив его наедине с подначивающим ярость египетским ублюдком и леди, которая в один момент, возможно, могла бы вырвать из груди рыцаря сердце, (магией минуя грудную клетку или же, напротив, ломая её невесомым прикосновением пальцев), но не делала этого, будто бы насмехаясь над его беспомощностью и оттягивая сладкий момент кровожадной жертвы, смакуя возможность поиграть с мужчиной, как кошка с придушенной мышью.

Толчок. Марк понимает, что это сделала не сама Жрица. Её рука, сжимавшая цепь нунчак, поразила бы только ограниченную область торса рыцаря, а этот удар взрывной волной пришёлся на всё тело от пояса до челюсти, отталкивая сильным воздушным потоком, сначала поразившим биополе рыцаря перехватывающим дыхание холодом отчаяния, и только потом влияющим на само его тело, отшвыривая с силой бушующей стихии.
Кто эта ведьма, что не преклоняется ни перед кем и признаёт только могущество магии? Её английский акцент, проскальзывающие сквозь речь, давно забытые британцами слова и средневековое платье; ворон, покинувший женщину как только почуял, что сейчас начнётся драка... Всё это было слишком знакомо Спектору, но и одновременно так же далеко, как ирландские корни, оставшиеся только в его собственном акценте и знании кельтского языка, а в общей своей массе потерявшиеся за кровосмешением с евреями, ивритом, бар-мицва и переездом в Штаты ещё в сороковых. Мысли путались. И хоть рефлексы мужчины, особенно сильную подпитку получающие под полной луной, помогли ему избежать падения, (сгруппировавшись в воздухе и приземлившись на выставленные перед собой ладони и мысы сапог, одну ногу подогнув под себя, а вторую оставив в вытянутом положении как при беге с низкого старта, словно дикий кот, готовый мгновенно перейти к контратаке), он слегка помедлил, позволив женщине подойти несколько ближе, однако и дав себе время на то, чтобы собрать соображения в верную логическую цепочку.

- Моргана? - Выпалил он, не понимая, что на самом деле произнёс это вслух и хотел было даже подняться с крыши, прекращая бессмысленную схватку, но надменный голос Хоншу, подорвавший и без того шаткое терпение рыцаря вместе с его гневом, посаженным на самый пик копья нервного напряжения, заставил Марка рвануть вперёд, вкладывая в импульс скачка всю энергию серебряного диска хранительницы ночи над головой. "Слабый, слабый мальчик..." - прошипел птицеголовый Бог и словно в ответ ему на обоих концах нунчак сверкнули выдвижные лезвия-крюки гарпунов. Держа оружие перед собой на полусогнутых в локтях руках и сжимая в кулаках так, чтобы цепь длиной в 50 сантиметров плотно натянулась между частями шеста, (каждая из которых составляла ещё по столько же), Спектор налетел на ведьму, намереваясь сбить её с ног, приковывая под грудью к поверхности крыши за счёт инерции от удара вместе с падением.
- Я НЕ СЛУГА! - Процедил лунный рыцарь почти крича и впиваясь сияющим взглядом глазниц маски в глаза ведьмы.

Нет, слишком тяжело для одного, слишком жестоко. Мысли путаются в дикой какофонии единодушия, сознание, судорожно цепляющееся за реальность происходящего, утопает в проекциях возможностей, предположений, желаний, единогласия бешено будоражащих все нервные окончания чувств, своей агрессивной ненавистью так похожих на страсть то ли любовника, то ли жестокого убийцы. Туман застилает разум, мешая вкладывать в действия скорость, а главное решительность, которая на данный момент была так необходима если не для того, чтобы одолеть магию ведьмы, то хотя бы для того, чтобы сохранить собственную жизнь в безопасности. Марк много раз сталкивался с межличностным конфликтом, спорами и ссорами в ходе которых все его потерянные в приливе ярости друг к другу "я" просто подавлялись волей Хоншу, оставляя тело лунного рыцаря только в его распоряжении или же такие стычки решались выводом вперёд кого-то одного, наиболее разумно действующего в той или иной ситуации, но то были тяжёлые, изнуряющие битвы с самим собой без которых, напротив, Спектор уже почти не представляет себя, как Норман Озборн не представлял себя без Гоблина, нуждаясь даже в его издёвках над слабым рассудком, как лунный рыцарь, стоя на коленях, слушал упрёки и насмешки своего Бога, а здесь даже он был занят только одним, только одно желание, жажда руководили птицеголовым — безудержный, безумный интерес к той, что явилась из разлома, будто бы нарочно именно там, где в этот момент находился белый, кровожадный, ночной страж города.
И этот жар... Марк пытался пробиться сквозь него, назвав своё имя, но даже во рту оно путалось, превращая звуки одного слова в помесь всех других имён и фамилий, которыми обладал, а в общем итоге и вовсе вырывалось из пересохших губ только раздражённым рычанием, пока тело боролось со стихией, пытающейся буквально оторвать лунного рыцаря от своей хозяйки, завывая воздушными вихрями между их телами. Но Спектор до последнего не намеревался сдаваться, всматриваясь в бушующие золотыми молниями глаза женщины так пристально, словно бы надеялся найти там, глубоко в чёрной душе, (такой же, как и душа самого рыцаря — может потому его и одолевало такое желание побороть её, ибо видел перед собой создание близкое, грешное, понимающее тьму в груди, а потому способное её заполнить или хотя бы показать на собственном примере, как это сделать, ведь при всём количестве "я", Марк чувствовал себя абсолютно пустым), тонкую нить к истинной сущности гостьи из портала, которую пока что не мог проследить даже лунный бог, увлечённый скорее самой схваткой и потерянностью своего слуги, которая забавляла его своей эмоциональной зрелищностью.

И снова удар. Пальцы выпускают нунчаки. Вот только теперь энергия, исходившая из магического щита бестии, похожего на те, которые Спектор видел в арсенале Стивена Стренджа, обратилась из чуждой ему, отторгающей и действующей мощным сопротивлением на биополе лунного рыцаря в нечто слишком знакомое ему, затягивающее, зовущее загробным шёпотом, манящее и пускающее по телу мягкий, бодрящий холодок, ничуть не вызывающий негативную реакцию, а напротив, известный Марку своим дружелюбием к нему. Астрал. Жаждущие, голодные души закружили свой смертоносный танец вокруг тела лунного стража, донося до его слуха жалобные, безвольные стоны и крики потерянных, терзаемых страдальцев. Они звали, просили, умоляли, надрывались, всё плотнее окольцовывая рыцаря и чем дольше кружились, казалось бы, оттаскивая Марка к краю крыши, тем больше сливались с ним, с его энергией, с биополем и магией мантии древнего бога, сменяя фиолетовый окрас чистой магии на серебристо-голубое сияние - такое же, как светились глаза Спектора и могла бы сама луна, если бы была мистическим существом, обитающим между мирами, как иные забытые властители цивилизаций.

Из груди Марка вырывается смех. Надменный хохот, отличный от того голоса, которым ведьма плела своё заклинание лишь тем, что обволакивал пространство хриплым воем самых смертоносных песчаных бурь пустыни. Один шаг и фигура рыцаря исчезает из поля зрения колдуньи, но лишь до того момента, как её глаза, знающие подпространства, не свыкнутся с тенью, различая меж тканей реальности призрачного охотника с египетским жезлом Анкхом, двумя руками прижатым к груди, где красовалась эмблема полумесяца, сейчас затмеваемая сиянием артефакта. Поборов напор обозлённых духов, (с помощью перехода в их же мир, пусть и, по сути, всё же частично), едва оказавшись на самом краю и действительно чуть было не ступив в бездну, Спектор выудил оружие из-под правого наруча, усилив его воздействием сопротивление и завершив защитный круг, образованный развивающимся плащом, за тканью которого, сливаясь со светом луны, мраком ночи телом самого Марка будто бы прослеживались очертания трёхметровой человеческой фигуры в белом костюме с вороньим черепом вместо головы. Он аплодировал ладонями в перчатках и ухмылялся, пустыми глазницами изучая соперницу и будто бы сам удерживая тело своего слуги в равновесии, ибо тот, по прежнему окружённый жадными призраками и стискиваемый ими, стоял на крыше едва ли мысами сапог, не имея возможности даже в тени обходиться без твёрдой земли под ногами.

- Оставь, ведьма! Мы под впечатлением! - Голос, кажется, действительно был настроен дружелюбно и теперь, имея возможность временно говорить самостоятельно, а не через Марка, звучал в голове ведьмы, а клюв черепа раскрывался в такт слогам. - Увы, сказал бы за себя одного, если бы не был заточён далеко отсюда, имея возможность существовать на земле лишь через своего мессию. - Он даже разочарованно вздохнул. - Тебе выпала честь восхитить древнего бога, ведьма! И имя мне Хоншу - покровитель луны, правящий цивилизацией древнего Египта задолго до твоего рождения. - Образ в пространстве деловито сложил ладони в молящемся жесте, перекрестив между собой каждый палец. - Ты можешь биться со смертным телом, которому Я позволяю жить, сражаться и не иссыхать с годами, а можешь потратить время с пользой.

Колдуньи или простые смертные, но женщины навсегда останутся женщинами - существами, созданными для того, чтобы знать, обожать и всецело использовать своё главное оружие - очарование. Вспомнить хотя бы Клеопатру. Современные люди уверены, что её внешняя красота была подобна Божеству, (спасибо за такой образ Элизабет Тейлор), но это далеко не так. Были жрицы и даже простые крестьянки намного красивее царицы, которая обладала абсолютно обыкновенными этническими чертами египтянок тех лет, но было в ней то, что, пожалуй, точнее будет приравнять к по настоящему редкой интеллектуальной способности - совершенно магическое обаяние, которое и пленило многих мужчин, включая Цезаря. И Клеопатра знала, что она прекрасна, что она восхищает, тем самым воспитывая в себе изысканный талант к самолюбию, который способен, в свою очередь, украсить женщину ещё торжественнее, подарив ей блеск и шарм обольстительного эгоизма, манипулирующего поклонниками острыми речами, (для которых требуется так же не мало жизненной мудрости или хотя бы находчивого ума), и роскошью грации жестов, в каждый из которых был вложен алмаз осознания своего превосходства, нимбом возвышающийся над обликом владычицы Египта.
И кельтская ведьма, (да, птицеголовый Бог вкладывал в подобный ярлык несколько извращённое видение, ассоциирующее колдовство с верхом сексуальности, что, впрочем, Моргана сама доказывала наглядно, и речь шла далеко не только о её наряде), сейчас с феерией и королевским изыском самой Изиды разорвавшая ткань пространства для перехода в астральное измерение и с интонацией верховного судьи громогласно излагающая Хоншу своё имя и статус, заставила Бога только вновь начать аплодировать, ухмыляясь лишённым кожи клювом.

Может быть он напрягся бы действительно после слов женщины об изгнании, может быть даже поклонился бы, приветствуя, но в искусстве высокомерия, пожалуй, Хоншу и королева Фей были точно на равных. Так что, пропустив тонкие угрозы мимо ушей, если можно было так сказать о сущности, на данный момент являющейся лишь проекцией, ибо придавать своему облику более осязаемый вид древний мог только переместив сознание собеседника в пространство, ставшее темницей для всех старых Богов, а в астрале оставался лишь только сутью самого себя, птицеголовый ограничился внимательным выслушиванием гостьи, уважительно кивая в ответ.
- Браво, Моргана ле Фэй, освобождённая. Надеюсь, ты простишь мне мой скептицизм - современное человечество заражает своими взглядами, если долго прислушиваешься к ним. - Хоншу демонстративно поправил запонки на рукавах рубашки и галстук, отмечая таким образом даже то, что подобранный им облик уже кардинально отличается от той фигуры, что он представлял собой во времена правления. - И боюсь, придётся поубавить пыл, оставшись ведьмой, пока ты здесь наслаждаешься свободой. - Он кивнул. - Да, я припоминаю. Последние дни язычества на земле и твоё заточение. - Птицеголовый щёлкнул клювом. - Я видел многое. И хорошо знаю мир, что предстал перед тобой сейчас. Мой избранный поможет тебе устроиться. - Хоншу на мгновение перевёл взгляд на лунного рыцаря. Истощённый выпущенными на волю душами, Марк лежал лицом вниз на краю крыши без сознания, буквально "отключённый" волей своего покровителя, чтобы не мешать и не тратить общие силы, и без того сделав довольно резкий последний рывок, чтобы дать астралу сожрать непрошеных гостей и сохранив восприятие реальности не упасть при этом с высоты.
- Но при условие, - птицеголовый вернул внимание ле Фэй, - что ты не станешь заявлять о себе слишком громко. Это уже другое время, будто бы другая земля, Моргана, другой мир, мы здесь уже не всесильны как раньше, а у людей есть возможности противостоять нам.