Брун не в первый раз была объектом слухов. И что же за злые языки были у сплетников, что распускали всю эту гнусь - всегда ее пытались выставить слабой, глупой, чересчур эмоциональной. Почему всегда нужно доказывать, что ты сильнее? Что за извечное пренебрежение женским полом в военном ремесле? Вопрос извечный и вряд ли кто на него ответит.
Посему валькирия совершенно не удивилась, когда услышала свое имя, что опять трепалось на языках у обывателей, только по праву рождения называющие себя войнами. Хотя нет, все же она удивилась, а затем уже, услышав в красках ее якобы времяпрепровождение, почувствовала, как в голову ударяет гнев, предшествующий состоянию берсерка, что так было знакомо ей во время битв, а к щекам прилила кровь, заставляя их густо краснеть, словно засмущавшуюся девицу. Но отнюдь не юной смущенной девой была Брунгильда - из последних сил она вернула себе самообладания и не бросилась на арену, чтобы делом доказать, что с рассказами о ней совершенно не вяжется ее настоящее состояние.

"Чтобы я да напилась? На глазах у других? И рыдала?!" - глухо стучал пульс в висках, отбивая ритм крови, что струилась по жилам все быстрее, - "Да сколько раз я была еще трезва, пока они валялись под лавками, не в силах совладать с еще одной кружкой эля, уступая мне числом?!  - девушка глухо прорычала, развернувшись на каблуках. Только шорох плаща сопроводил ее уход. И хоть чей-то взгляд на себе она успела поймать, всегда безошибочно определяя подобное внутренним чутьем, но потрудиться определить, кто же ее увидел она не удосужилась. Зачем? Даже если ее заметили - может хоть на мгновенье, застыдившись, но перестанут нести околесицу.

Ведь все же было не так. Да, Бруг была в трактире. И да, она выпивала. Но это было лишь 3 кружки меда под рульку - тут и дитя не постигнет и доли хмеля. И уж никак она не могла рыдать и что-то говорить по пьяни. Она молчала. И вид был столь суров, что даже хозяин, не издав ни единого звука, молча подал обычный заказ и также молча поклонился, собрав плату за трапезу. И как из этого родилась такая сказка? Да вокруг нее был зона отчуждения на пару столов вокруг!

Но не успела Брун покинуть арену, как возле ног в землю вонзилось копье, звеня древком от мощи удара. Развернувшись, валькирия увидела подошедшую Сиф:

- Хочешь побыть жилеткой для слез? Я ж их накануне немало пролила, оказывается, - фыркнула Брунгильда, отгоняя мысль, которую нагнала в ту же секунду совесть - ведь Сиф была не виновата в ее состоянии. Но в гневе Брун было не остановить, в том-то и беда, - Теперь у меня будет много времени. И потренироваться. И наплакаться. Да только языком потрепать об этом не получится - нет персоны - нет и сплетни.

...И все же Сиф не была проста, никогда. Если сейчас ответ Брун, что так и сочился язвительной желчью, и мог кого отпугнуть, но точно не воительницу - здесь нашла коса на камень и лишь искры рассыпались снопом во все стороны, ничуть не сдвинувшись с места и не сдав напора. Нечему было удивляться, но гнев заслонял глаза валькирии, адреналин, что кровью разбежался по жилам застелил пеленой ее взор и ударами пульса отдавался в висках.

- Не слов я боюсь пустых пустобрехов - они лишь горазды небылицы молоть, мне не в первой, - небрежно бросила слова Брунгильда, и сузившиеся крылья носа выдали ее презрения к обывателям и и их языкам без костей. Но да, Сиф была права - светловолосую выводила из себя мысль, что уже не сильно и стеснялись пустомели своих слов, не боялись ее грозного вида, и вот это уже было невыносимей. Достоинство и гордость не позволяли пойти на поводу и отреагировать, поставив одним лишь словом на место, но понимание того, что толпа чувствовала смена настроений и инстинктивно чуяла, куда дует ветер, заставляло Брунгильду поежится. Всеотец все знал, все видел. И со дня на день ожидалась буря, чего валькирия боялась и втайне ждала, надеясь уже на конец.

И Сиф видела это. Видела состояние Брун, то, как ее нервы были натянуты, словно струны у лиры, готовые в любой момент лопнуть, как подрезанная жила, что держалась лишь благодаря упругости и по ее же вине разорвется с звонким треском. Это был вызов. На который нельзя было отказать, не замарав честь. Это уже было не приглашение на тренировочный бой - схватка, доказывающая превосходство и она же для того, чтобы пламя азарта от битв разгорелось с новой силой. Чего добивалась Сиф? И не этого ли втайне  хотела сама валькирия?

- Надоело возится в песочнице? - ухмылка коснулась губ светловолосой. Небрежно откинув с плеча плащ, давая простор для движения руки, валькирия кивнула сопернице, принимая вызов и приглашая на арену.

Бой - это искусство. С чем только не сравнивали поэты его звуки, его запахи, его чувства. Но никому из них не дано было понять, как он охватывает тебя, овладевает всем естеством, замещая сознание на  кураж, предвкушая симфонию схватки - лязганье оружие, яростные крики, тяжелое дыхание, когда замах мечом становится более рефлекторным, нежели набор воздуха в легкие. И сейчас поединок был между теми, кто все это знал. С одной лишь разницей, что Сиф была рада бою, она наслаждалась им, а Брун теряла на глазах уверенность в смысле своей жизни.

- Выбор оружия всегда был за тобой, - хмыкнула светловолосая, высвобождая из перевязи на бедре свой клинок - отличительный знак предводительницы валькирий, отметку ее заслуг, продолжение ее воли и верного друга каждой схватки. Однако сейчас он безжалостно колол руку, словно укоряя в том, что Брунгильда способна была от него отказаться добровольно.

Сиф приняла стойку. Классическую, но тем не менее действенную и красивую. Ее манера боя всегда была завораживающей, следует отдать должное. В ней не было грубости или бахвальства, что было свойственно мужской драке. Она походила на парящий цветок, однако всполохи его на ветру были смертоносны.

Они смотрели друг на друга. Со стороны казалось, что они медлили или набирались сил. Но никто не знал, что схватка уже велась. В глазах Сиф читалась спокойная решимость и азарт от предстоящего танца, голубые же глаза Брун утратили свой прежний холодно-уверенный блеск и улыбка на ее губах не была веселой - скорее как маска, с которой она ходила в последнее время. Она уже проиграла, даже если меч приведет ее к выигрышу, и от этого становилось еще более горько.

Смирившись с этим, валькирия вздохнула и, словно бы даже небрежно, сделала первый выпад. Сиф его парировала с легкостью, но цель была не в этом. Следовало выбить  ее из колеи, закружить и запутать, чтобы в своем танце она сбилась, рисунок сменился с ведения Сиф на ведение Брун в их паре. Обычно это удавалось ей незаметно, чем она и славилась - опытные противники никогда не замечали, когда начинали терять инициативу - тогда уже обозначалось их поражение. Но сейчас ее эмоциональный накал мешал ей сделать это с той легкостью, с которой обычно все и проворачивалось - она уступала, и уступала, оставляя главенство за Сиф.

- Ты слышишь музыку, а я - лишь какофонию, - с едва слышимой грустью отозвалась Брун. Ей пришло в голову, что Сиф было бы не стыдно объявить о своей слабости, но эту мысль валькирия быстро отвергла, поняв, что этим она потеряет уважение своего главного противника, - Не потеряй свою обворожительную красоту - прическу растрепаешь, - хмыкнула светловолосая, заметив бисеринки пота на лице у своей противницы. Возможно и удастся предоставить ей удовольствие достойной схваткой.

Все менялось. Под подбадривающие вопли собравшихся, что столпились шакалистой шайкой вокруг, Сиф наносила удары вновь и вновь, заставляя было Брун отступить. Как всегда светловолосая отдавала должное своей сопернице, придумывая новый рисунок, новые шаги и удары. Как бы не было ей паршиво и как бы не разочаровалась она в своем существовании, но мастерство и прирожденное чутье никогда не покидало ее, поэтому даже в таком состоянии она не была для Сиф легкой добычей, разгоняя друг в друге кровь, заставляя румянец коснуться щек. Да и зрители горячились не меньше. Выкрикивая подбадривающие и оскорбительные одновременно слова. Мужчины... Как же часто и быстро они становятся подобны отвратительным животным, движимы низменными инстинктами.

Брунгильда скривилась, услышав очередное язвительное оскорбление. Как же ей надоело все это... Но слова Сиф воспламенили ее, напоминая о том, из-за чего она начала сходить со своего пути. Рьяно отразила она удар и атаковала сама, едва не сметя соперницу неожиданным порывом. Скрип песка под каблуками и яростный визг стали - вот что нужно слышать. Ну и слова темноволосой, ведь бой был не просто так.

- Из-за того, что мне дорого, я и стала рисковать. И сердце подсказывает, что нужно пойти против не моей воли, даже если потребуется сойти с пути. Но он будет мой, и я продолжу свое предназначение.

И все же ей удалось задеть Сиф, пробить ее уверенность, удивить. Да, сейчас между ними пропасть непонимания, и сама Брун в этом виновата. Но выбор сделан, жребий брошен, и их бой сейчас только распалил уверенность валькирии в своих намерениях. Пусть она добьется изгнания - пускай! Но она продолжит свое дело, ради которого была создана, ради которого живет! Это только Всеотец мог бы изменить свой замысел, но творцы его решения живут с заложенной в них мыслей и с пути не свернут.

Сейчас все становилось ясным, как белый день. Брун отринула переживания, сомнения, которые гнетущей черной тучей преследовали ее уже сколько дней и ночей. И осознание этого, радость от решения наполняла ее, заставляя сиять истинным светом силы, веры в свои дела и идеалы. Она была готова к любой каре, к любой судьбе. Она была готова, и за это следовало поблагодарить Сиф, хоть она и добивалась, возможно иного.

Бой завершился в то же самое мгновение, как темноволосая стряхнула с себя оцепенение, рьяно кинувшись отбивать атаку и проводить свою, не менее хитрую и практически не возможную к блоку, да это и не требовалось. Брунгильда уже разгадала дальнейший маневр, поэтому не стала даже сопротивляться, но пошла на опережение, легонько, практически нежно прижав конец меча к боку сестры по оружию. Сейчас достаточно было лишь наметить удар, а он был бы не менее смертоносным, нежели клинок, нацеленный ей меж ключиц. Бой закончился. Орущие и подбадривающие замолкли, чтобы тут же разразиться радостными возгласами - они получили то, чего хотели.

- Благодарю и тебя, о Сиф, - улыбнулась Брун, церемонно отвесив поклон, - Ты вернула мне веру в свои решения. А теперь прошу простить меня, но мне нужно на аудиенцию к Всевидящему, - и, развернувшись на каблуках, светловолосая горделиво и решительно направилась прочь.