Он не искал вечером компании, компания сама его нашла: такие же фрики, гики, неформалы, как и он, вот только для них это было поиском себя, попыткой самореализации или просто жаждой перемен, для Вулфа же самым важным и приоритетным был плевок в сторону Общества. Да-да, Общества с большой буквы. Того сытого, прилизанного, насквозь изолгавшегося Общества, которое жертвует четвертак на помощь детям, делая покупки на кассах Макдональдса, и считает на этом свой общественный долг выполненным.
В животе некстати заворчало, от хот-дога, купленного утром на последние деньги, не осталось даже воспоминаний, карманы его были пусты. Жрать хотелось зверски, но он уже не мог и припомнить, когда в последний раз наедался досыта - в прошлой жизни, не иначе.
Чтобы хоть как-то заглушить желудочные страдания, парень в очередной раз хорошенько приложился к пущенной по кругу бутылке с виски, с замиранием ощущая, как бухается и взрывается в животе ком живого огня. На какое-то мгновение показалось, что разведенный в металлической бочке костерок на самом деле способен согреть не только зябко протянутые руки. Зимы в Нию-Йорке не такие уж лютые, но кажанка в металлических заклепках все равно была слабой защитой от холода, не спасали даже теплая водолазка и грубый, но теплый шерстяной ярко-синий шарф, выменянный и какого-то бомжа на пачку сигарет и тихое, угрожающее "или берешь сиги, или останешься и без них, и без шарфа".
Народ вокруг Фрэнка, его лучшие друзья на один вечер, смеется, обсуждает какие-то новости, кто-то кого опять бросил, вышел новый альбом, кто-то слажал и "да я круче могу". Вулф скалится в улыбке, надеясь, что та выглядит достаточно весело, хотя лицо уже онемело от холода, бездумно затягивается щедро предложенным косячком, медленно выдыхая дым и наблюдая, как кристаллизуются крошечные капельки влаги. Костерок в бочке обвалился и ухнул искрами, взмывшими вверх и едва не опалившими ему брови, пыхнуло жаром.
Угли мерцают, как манят, отдают свою краткую жизнь темному провалу неба. Неба, по которому уже никогда не проедет огненная колесница. Он должен спасти их, хотя бы немного, малую горсточку. Немного огня.
- Три ночи горели костры. Три ночи били барабаны, ритуальный напиток богов, шипя и пенясь, лился в пламя, и падали под жертвенным ножом пленные, а ржание Скинфакси и Хримфакси походило на плачь, ибо ведали они, что никогда уже не понесут Дагра по Дорогам Королей... - рука тянется вглубь, где на углях еще пляшут рыжие языки, облизывают пальцы и кожаный рукав.
Общий вопль ужаса ввинтился в голову, прогнав пронесшееся перед глазами видение чего-то чуждого. Кто-то дернул его за локоть, отдергивая руку от углей, Фрэнсис сморгнул, словно очнувшись.
- Чуваааак, - нарушил чей-то осипший голос воцарившуюся тишину, - вот это тебя накрыло! Обычная ж вроде травка.
Вулф скользил взглядом по ошарашенным, выжидающим лицам, чувствуя себя почему-то загнанным в угол зверем, верхняя губа нервно дернулась. Но разве они охотники, эти разноцветные детки, сбегающие из дома, чтобы потусить, но твердо знающие, что могут вернуться к ужину? И тогда он сделал единственно возможное - расхохотался. Заливисто, заразно, до спазмов в пустом животе. Они хохотали как бешеные, вопили и верещали, как стая гиен, опьяненные виски, наркотиком и свободой этой ночи.

- Уууууу! - заулюлюкали ободряюще за спиной, когда Фрэнк в прыжке достал ладонью до края билборда.
- Уууууу! - издал он клич победителя, колошматя себя по груди.
- УУУУУУ! - выли они на все голоса, срываясь на истеричный хохот, выплескивая восторг, досаду, злость - все, что накопилось и требовало немедленного выброса. - ВВУУУУУААААУАУУУУУ!
Неслись по улице вниз, цепляя друг друга и цепляясь друг за друга, едва не падая, пугая прохожих, смелые, дерзкие, молодые, уверенные - здесь и сейчас, - что поставят этот мир на колени. И сделают с ним что-нибудь этакое. Остановились лишь у моста, повиснув на массивном бортике и переводя дух.
- Эй, у кого там Джек? Пить охота...
Бутылка снова пошла по рукам, хотя холодно уже не было. Было легко и свободно, а еще немного щекотно от предвкушения чего-то нового, что должно открыться ему вот-вот. Фрэнсис запрыгнул на поручень, держась за опору, закричал в ночь.
- Я тоже хочу! Вулфи, держи меня!
Девчонка вспрыгнула к нему, ухватив Фрэнка за плечи, прижалась, тяжело дыша приоткрытым ртом, он крепко схватил ее за украшенный бляшками пояс.
- Да вы в конец отбитые! Слезайте оттуда нахрен!
Девчонка бросила взгляд вниз, на черные волны Гудзона, все никак не покроющегося льдом, и с лица ее враз ушел весь ажиотаж. Спрыгнув на брусчатку моста, она поправила курточку.
- Домой пора. Кто меня проводит?
Добровольцев не оказалось и, фыркнув, девушка пошла одна, гордо выпрямленной спиной выказываю крайнюю степень независимости. Фрэнсис какое-то время проводил ее взглядом и внезапно для самого себя двинулся следом, догнал.
Ее звали Марта, но Марте свое имя не нравилось и она требовала называть себя Марти. Вулф особой разницы не чувствовал, но знал, что люди бывают странными. У Марти были фиолетовые волосы, а уши ее были так плотно унизаны металлическими колечками, что переплавь их - и хватило бы на перевооружение какого-нибудь мини-государства Восточной Европы. Были у нее, наверное, и мама с папой - у такой хорошенькой ухоженной девицы их просто не могло не быть.
Своя жизнь Фрэнку казалась безобразно однообразной, как будто каждый следующий день был братом-близнецом предыдущего, и где-то на задворках смутные и расплывчатые воспоминания о матери, тянущей троих детей, и застарелая обида на отца, ушедшего от них в поисках лучшей жизни. Брата с сестрой теперь уж не разыскать, раскидало по миру, перепутало следы.
А он тащится хвостиком за девчонкой, которую впервые увидел несколько часов назад, не зная, надеяться ли на продолжение и хочет ли он его вообще. Он знает, что на Земле нет места, что он мог бы назвать домом, так, временные пристанища. И шарф на нем чужой, и бутылка "Джека Дениелса", которую он под шумок утянул за собой, не его-то, и даже имя как будто бы ему не принадлежит или принадлежит, но не ему...
- Такая большая!
Марти оборачивается, готовая дать едкий ответ, но видит, что парень вовсе не о ее заднице. Вулф остановился, глядя на взошедшую луну. Небо сегодня на редкость чистое.
- Кру-у-углая, те-е-еплая... Тебе никогда не хотелось ее проглотить?
Он жадно облизывает губы, растягивая их в ухмылке, морщит нос, щурится. И ей вдруг кажется, что в свете луны его серые глаза наливаются янтарной желтизной, по спине бегут мурашки от иррационального страха, охватывающего ее существо.
- Смотрю на нее и съесть хочется, - вкрадчиво признается Фрэнк и переводит на нее взгляд: ожидающий, оценивающий.
- Не подходи ко мне, псих! - бросает Марти и бежит от него на более людные улицы.
Он долго смотрит ей в спину, пока курточка с белой опушкой не исчезает из виду, пока не стихает, рассыпаясь по переулкам, стук каблуков.
- Ну и дура, - негромко, но с чувством бросает Вульф ночи.
Холодно. И жрать хочется, а до луны не допрыгнуть...