Почти четыре недели назад она почти умерла.
Почти четыре недели назад она была готова променять свою жизнь на жизнь Хантера, да любого, кто войдет в ту комнату. И она была готова умереть, в конце концов, у нее было болезненно разбитое сердце, она устала и всем было бы проще…
Но Хантер не привык сдаваться. Он сделал все, чтобы дотащить ее живой обратно в ЩИТ, а затем сидел рядом столько времени, сколько нужно, так до конца не понимая, что у них все равно нет шансов.
Больше ни на что нет.

Самым худшим была не готовность Ланса спасать бывшую жена, не его надежда на что-то хорошее, но ее долгое восстановление, которое ей обещали врачи. Да, из медчасти ее выпустили быстро, все же в распоряжении организации были препараты, способные подарить первичное восстановление и радость свободы от постельного режима. Но и только. Бобби тяжело разминала ногу, болезненно возвращаясь в норму. Она пыталась выяснить, кому следует сказать спасибо за возможности какой-то месяц спустя хотя бы ходить, почти не прихрамывая, но понимала, что ей никто ни в чем не признается - явно лапа Фьюри во всем видна.

Ночь была паршивой. Тренировка накануне, слишком перегруженная желанием Морс достичь своего максимум, обернулась руиной эмоций и сил. Сначала она загремела в лазарет на осмотр, который доказал, что ей не стоит никуда спешить, всему свое время, затем - ночью, в которую спать от боли было невозможно, но и перебирать с обезболивающими было страшно, за последний месяц Бобби и так их вкинула в себя в количестве.
Она сползает с кровати, чувствуя себя разбитой. Поправляет эластичную повязку на правом колене под пижамой. Стоит ли куда-то ползти? В лазарет за порцией лекарств? Нет, спасибо. Разбудить Ланса? Тоже не вариант. С ним она поскандалила несколько часов назад на тему того, что ей и в лаборатории можно работать. Конечно, можно, она там проводит достаточно времени в компании Фитца и Симмонс, ей с ними нравится, но как бы Бобби ни любила свою первую специальность, стены лаборатории начинают угнетать ее слишком быстро, вынуждая рваться с большей силой на свободу, тем самым опять мотивируя ее на бешеный ритм восстановления, который тело не выдерживает. Да, Ланс прав, ей следует больше думать о себе, а не о том, чтобы снова бегать с пистолетом наперевес, но…

Но она не просила его ее спасать, черт его дери.
И теперь понятия не имеет, что ей делать с этим непрошеным подарком.
Бобби любила свою жизнь. Любила ее во всех своих проявлениях. Но с той весны в ней что-то сломалось. Так бывает, наверное, когда любимый мужчина умирает на твоих руках, ты его спасаешь, а потом уходишь потому, что вместе вам не быть, а порознь и не жить. И было почти хорошо, почти приятно ощущать дыхание смерти.
Почти.
Потому, что все же сердце екнуло тогда от мысли, что у нее могло быть все, и она от всего отказалась сама.

Признаки депрессии Бобби может отловить и без бывшего мужа Мэй, которого та подсунула ей для психологической помощи, невзирая на предупреждение, что семейная психотерапия с Бартоном походила на ад, это будет не лучше. Но что поделать, ее вообще сейчас не очень-то слушали, считая ее лишь пациенткой, все лучше нее знали, что ей нужно.
До кухни Бобби все-таки доползает, открывает холодильник и задумчиво изучает его содержимое. Зачем она вообще сюда пришла? Унять боль? Ну для этого надо выпить что-то покрепче. Виски, например. Но на кухне они виски не держат, только пиво.
- Да уж, пиво как лекарство, то ли от сломанных костей и простреленного легкого, то ли от разбитого сердца… - шаги позади заставляют резко обернуться, едва не вскрикнув от боли, но Пересмешница умудряется болезненную гримасу превратить в не менее болезненную улыбку. - Оказывается, не только меня мучает бессонница. Что ищете, Фил?
Интересно, он слышал ее разговор с собой?

- Меня? Или холодильник?
Бобби слабо улыбается, встряхивает светлой гривой, затем смотрит на содержимое холодильника.
- Даже не знаю, что вам предложить, пива или молока. Не уверена, что из этого хоть что-то нормализует сон.

Стоять все же тяжело долгое время, и Пересмешница достается молоко и пиво на выбор, и делает несколько шагов в сторону, чтобы без привычной грации забраться опуститься на стол. Поясница благодарная поскрипывает, а по всей длине ноги разливается боль, которая напоминает о том, что она не железная, и стоит себя беречь. Через несколько минут боль утихнет, но пока Бобби сжимает зубы так крепко, чтобы было незаметно то, сколько на самом деле этого поганого чувства плещется в ней. Она не привыкла быть слабой, тяжелые ранения обходили ее стороной долгое время, и это было первым, которое могло поставить под сомнение ее дальнейшую карьеру полевым агентом, заперев окончательно в лаборатории.
А она там сойдет с ума, но пока терпеливо улыбалась и молчала, срываясь лишь наедине с собой.

Самыми кончиками пальцев Бобби трет через футболку место, где пуля прошила ее тело, затянувшаяся рана отзывается неприятным тянущим чувством, и она тут же убирает руку прочь. И поднимает на Фила взгляд, в котором на миг проступает несвойственное ей чувство растерянности. Она всегда была собранной, решительной, о таких говорили, что баба с яйцами, а мужья у нее подкаблучники, потому и долго с ними не жила. Бобби знала о себе разные мнения, сплетни не коллекционировала, но тоже была наслышана, иногда ей было любопытно, почему никто ни разу не заподозрил ее в неформальных отношениях с Фьюри, но в конечном счете, Ника вообще никто не подозревал в шашнях с женщинами, видимо, в силу какой-то особой статуса директора.
Бывшего директора.
Но было что-то, о чем Бобби могла бы поговорить с Филом.
Она открывает бутылку пива, делает первый глоток, делает вдох.

Все последние события что-то надломили в их жизнях. И как подозревала Бобби, не одной ей нужна была психологическая помощь, Мэй вот вообще в отставку ушла. Но на консультации с Гарнером отправили только ее ввиду тяжелой физической травмы, ага.
- Полагаю, доктор Гарнер рассказал вам, что я отказалась от дальнейших встреч? Пусть в другие головы лезет, моя устала от напряжения, которое он вызывает своими попытками разобраться в ней. Я вообще не лажу с мозгоправами, вам об этом мог рассказать Клинт. Мы ведь пытались спасти наш брак процессом семейного психолога, но, кажется, ему после нас самому требовалась помощь.
Половину они не могли обсуждать из-за уровня секретности.
Другую половину обсуждать не хотели.

В общем, да, все это было не самой удачной затеей. И от развода с Клинтом их ничего не спасло. И вообще, прав Ник, не умеет она выбирать мужчин, что-то с ней не так, с ними не так, агент, раздолбай, правая рука криминального авторитета.
В жизни так не бывает. А в жизни Бобби бывает.
Может, стоит все-таки хоть кому-то признаться, что она хотела умереть. Потому и злится на искусность медиков, преуспевших в ее спасении. Но с другой стороны, коль выжила, то придется что-то делать, не пытаясь малодушно убиться о новые неприятности. В этом Бобби всегда была тверда, никаких игр со смертью на операциях, никаких игр “убиться на задании” потому, что от нее зачастую зависят чужие жизни, и не от ее смерти, но от ее выживаемости.

Звона соприкосновения бутылок нет, но слабая улыбка проступает на лице Бобби.
- Эндрю хороший, правда. И спец он хороший, судя по тому, что я помню из курса психиатрии, правда, я его прогуляла… не весь. Но треть.
Она усмехается чуть шире. Господи, как это было давно, учеба в колледже, Фьюри на пороге, предложение поступить в Академию ЩИТа.
Вечность.

Она тогда провела всю ночь без сна, не уверенная, что это то, чем ей хотелось заниматься. Сейчас казалось невероятным, что Бобби была готова отказаться от столь щедрого предложения Ника, но тогда она все пыталась понять, хочет ли так радикально менять свою жизнь, когда все ее планы сводились к желанию изобрести волшебное лекарство от всех болезней. Одну заветную таблеточку.
Что ж, лекарства она не нашла, зато узнала много интересного.

Упоминание Хантера заставляет помрачнеть, Бобби опускает глаза на бутылку, задумывается, молчит достаточно долго.
Потом качает головой.
- Дело не в том, что он не подготовлен. Он умеет многое, иначе я бы тогда не рекомендовала его в ЩИТ, не просила бы Иззи…
Скольких они потеряли. И сама Бобби едва не оказалась в списке жертв. Но смерть Иззи, такая нелепая, неосторожная, все так же болела. И ничего с этим было не поделать.
- Он не понимает этого, как не понимает и Гарнер. Они оба считают, что я должна гореть местью, стремиться поймать Уорда, оторвать ему все, что отрывается, в лучшем же случае поступить так же, как он поступил со мной.

Фантомно начинают болеть ногти, стоит заговорить, болью же отзывается колено, и Бобби откидывается на спинку стула, свободной рукой оглаживая ногу, будто проверяя, все ли на месте. Боль постепенно утихает, и снова можно говорить.
- Я не хочу, чтобы Хантер гонялся за Уордом. Не только потому, что Уорду терять нечего, поэтому он очень опасен, но еще и потому, что месть не должна быть единственной причиной. Хантер хочет убить его. А я бы поймала и посадила за решетку. Навечно, - Бобби пожимает плечами, делает глоток пива.
Черт, с ней что-то не так. Правильно, Ланс говорит.

И Пересмешница тихо смеется.
- Ланс считает, и, кстати, сказал это Гарнеру на своем приеме, что у меня чет в мозгах поломалось. Потому, что старая я вцепилась бы в глотку Уорду и не отпускала бы. А теперешняя я пытаюсь спорить и прикрыть эту охоту, которую считаю бессмысленной. Нам есть, чем заниматься. Нам нужно окончательно реанимировать организацию, пока она еще не совсем утонула.
Ланс не понимал, что с ней.
А Бобби понимала. Она дважды умерла. И жизнь после смерти имеет немного другие цвет и вкус, хотя бы потому, что сама Морс этого хотела. И все еще жалела, что выжила. Особенно в дни, когда работа на тренажерах доставляла адскую боль.

То, что все происходит с разрешения Колсона, Бобби и так понимает - сейчас он директор ЩИТа, и даже с учетом того, что Ланс как спаниель, не поддается дрессировке, он бы… да черт его знает. Морс хорошо знала бывшего мужа, он был сам себе на уме. Поразительно, как его не отдали под трибунал в свое время, но ему посчастливилось выскочить из САС практически целым, даже без ссадин на память. Сама Морс только поражалась его везучести, ему и кроличья лапка не нужна, так справится.

- Я знаю, но легче мне от этого не становится.
Потому, что за этим всем стоит еще кое-то, то, что Филу не понять. Вернее, ему понять, конечно, но это личное. И это личное касалось чаяний Хантера, на которые Бобби то ли не могла, то ли не хотела ответить. Они не говорили о будущем, они не говорили о планах на жизнь, Ланс спал на диване, так как Бобби сейчас вообще никто не нужен был в постели. Вообще-то у Ланса была своя комната, но он оставался у нее на тот случай, если ей будет плохо, и в такие ночи, как сейчас, Пересмешница не знала, рада ли она его отсутствию или нет.
Все было слишком сложно. Запутаться оказалось так легко, но выпутаться - очень сложно, как и думать о том, кому целый год говорила люблю, а потом потеряла.

- Фил, вы знаете, почему Уорд поймал именно меня? Не Дейзи, не Мэй, никого другого, не попытался снова добраться до ФитцСиммонс? Хотя нет, не знаете, не должны. Это была месть, это был подарок, его подарок агенту ЩИТа, который находился под прикрытием и которого я слила Баширу, чтобы не раскрыли Джемму. Потому, что моей задачей было обезопасить Симмонс, она могла получить гораздо больше информации на своей позиции, чем кто-либо из нас. И знаете, что я поняла там, в плену у них? Что я ни о чем не жалею, ни об одном своем решении. Я не считаю себя виноватой. Совсем. И не уверена, что теперь достойна тех целей, которые ставит перед собой ЩИТ.

Красивая речь, правда. Вот только в Бобби что-то сломалось. Может, тогда, когда Фьюри не дал ей пристрелить убийцы детей, и ей пришлось просить помощи у человека, который не стыдился отдавать приказы об убийстве. Может, когда пришлось сдавать собственных коллег. Может, когда вернулась обратно в ЩИТ, но было очень трудно скрывать тот факт, что на курок во временем нажимается легко, и не важно, кто перед тобой, если ты знаешь, что надо.
Она многому научилась под прикрытием. Не считать допустимый жертвы, но помнить, что они возможны. Не плакать по погибшими, хотя она плакала по Трипу и боялась за Мака. И за Хантера сейчас боится. И за Дейзи. За всех, кто ей дорог.

Признание выходит само собой, срывается с губ Бобби.
- Я хотела умереть. Тогда. Сознательно подставилась под пулю не только потому, что не представляла Хантера мертвым. Я хотела умереть, и если честно, испытала разочарование, когда очнулась в лазарете.
Что это? Профессиональное выгорание? Так вот, значит, ты какое на вкус. Наверное, закономерное, почти пятнадцать лет в ЩИТе.
А может все дело в другом, но об этом Бобби себе думать запрещает. Делает глоток пива, не отводит взгляд прочь, ей нечего сейчас скрывать, она предельно откровенна с Филом.

Бобби вскидывает взгляд на Фила, стоит ему назвать ее имя.
Да, и этому учили. Но одно дело просто знать, что тебе, возможно, придется это делать, совсем другое - делать это. Раньше Морс тоже считала, что это легко, достаточно легко, будто бы переключить тумблер. Что у нее будет образ, на который она спихнет все свои прегрешения, за которым спрячется, сказав, что она должна была это делать, но делала не она. Но как же все то, что было? Как оправдать холодное и расчетливое решение без попыток спасти жертву? Как оправдать предательство? Как оправдать возможность пустить пулю в слитого агента, но предпочесть отдать ее на расправу потому, что это естественно?

Таких “как” было много на самом деле. Больше, чем требовалось на одну, отдельно взятую душу. Но Бобби все еще не чувствовала угрызений совести. Она все сделала правильно, ни капли не жалея, выиграв для ЩИТа какое-то время, для Джеммы что-то выиграв, она успела узнать больше, и это хорошее вознаграждение за все грехи. Хотя не способное очистить душу.
Ей кажется, что они с Филом говорят о разном. Или об одном, но с разных ракурсов. Можно ли считать желание умереть следствием усталости? Попыткой выпросить себе отпуск? Да нет, вряд ли. Тут были совсем иные причины.

- Дело не в необходимости отдышаться, - Пересмешница качает головой. Она ни с кем об этом не говорила. Хотела бы поговорить с Фьюри, но Фьюри не было в открытом доступе. Все его считали мертвым, и лишь кучка избранных знала, что одноглазый опоссум жив и здоров, просто в глубоком подполье.
Почему, готовя агента в работу под прикрытием, никто не рассказывает, что можно потеряться? Потерять во всех пересечениях собственной души? Потерять в той жизни, которой живешь временно?
- Вы когда-нибудь задумывались, как Уорду удалось обмануть вас и Хилл? Я вот тоже не задумывалась, но глядя на него там, когда он меня пытал, осознала одну вещь - мы с ним похожи. Мы жили не той жизнью, которая предполагалась нами изначально. Я только год, он гораздо больше. И потому, что мы жили, а не играли, мы смогли сохранить наши прикрытия достаточно, чтобы доиграть отведенные роли до нужной точки. Знаете, о чем это говорит? Что внутри каждого из нас сидят свои демоны, которые напоминают нам о списке тех, перед кем следует покаяться. Но каяться мы не можем потому, что помним, что совершали свои поступки для какой-то высокой цели.

Бобби отводит взгляд от Фила, цепляет ногтями этикетку на бутылке, начинает дергать кончик, все большее отклеивая.
- Я никогда не понимала, почему агентов под прикрытием списывают со счетов. Почему их так мало возвращается к службе в ЩИТе. Долгое время думала, что это все потому, что им не стоит светиться, что их еще будут использовать для этой роли, ну и потому, что если из-под прикрытия они уходили громко, то за ними ведется охота. А потом поняла, что все это моя иллюзия. Потому, что человек, перестроивший себя под нужды прикрытия, он меняется, он становится другим, и обратно по щелчку пальцев не выйдет вернуться в строй. В большинстве своем такие агенты отработанный материал по своим причинам, то ли и правда на них охотятся, то ли они сломались. Я вот не знаю, к какой категории себя причислить. Вроде бы вернулась, вроде бы могу работать, вроде не потеряла моральные ориентиры, помню, ради чего все было, помню, зачем я тут. Но как быть с тем, что я предала людей, который мне доверяли там, в другой жизни? Пусть они на другой стороне, но с ним что-то началось, они стали чем-то важным, нужным, близким? И все эти мысли утверждают, что умереть, конечно, малодушно, но проще.

Бобби молчит. Долго молчит. Не потому, что не знает, что сказать, а потому, что не понимает - зачем говорить. Она не зря не любит консультаций у мозгоправов. И разговоры по душам не любит. Они не помогают, увы, не приносят облегчения, не приносят успокоения, не вносят ясности в то, как жить, когда в тебе обитают две такие разные Бобби, но с одной душой на двоих.
И умереть все еще проще.
Бобби смотрит на Фила. Красиво говорит. Но, кажется, все не о том. Все еще в голове крутятся мысли о том, что она хотела умереть, а не вышло, ее выдернули и она никак пока не готова оценить этот дар.
- Да, наверное, вы правы, Фил.

В бутылке еще половина пива, но Пересмешница уже не хочет. Можно было бы молочка выпить, с медом, но бросив взгляд на холодильник, Бобби отказывается от этой идеи. Тем более, что от стула начинает болеть нога по всей длине, травмы с трудом переносятся, даже несмотря на облегчение. Она все еще гадала, не приснилось ли ей кое-что...
- Хм... Фил, тут такое дело...
Тема меняется сама собой, когда Бобби снова вспоминает, то ли сон, то ли видение, то ли реальность.
- Мне тут недавно сон такой приснился, ну или не сон, не знаю. Вообще-то мои травмы достаточно тяжелые, и восстановиться быстро... да что там, встать с койки в такой короткий период, всего лишь месяц, нельзя. Но сам факт, - Бобби слабо усмехается, делает неопределенный жест рукой, - вот оно. Самое главное, улучшение у меня наступило как раз после этого... сна. Или видения.

Долгая словесная прелюдия, Бобби ходит кругами, точно зная, что да, Ник Фьюри жив, но неуверенная, что это был он. Бобби постукивает кончиками ногтей по столу, задумчиво подбирая слова.
- В общем, мне приснилось, что Ник Фьюри был в моей палате и что-то вводил в мою капельницу. Предваряя вопросы об анализах, я их видела, я чиста, в моей крови нет даже дополнительных антител, не говоря уже о необычных соединениях, намекающих на использование чего-то чужеродного.
Кому как не Бобби знать, что есть сыворотки, которые впитываются в кровь, а час спустя уже ничего не остается для опознания.
- Я тогда была под тяжелым обезбаливающим, думала, что и правда приснилось. Но, очевидно, нет мест, в которые не может проникнуть Ник Фьюри.

Забавно. И мило. Шеф пришел, чтобы позаботиться о своем агенте. Но все не так уж приятно, просто Фьюри ей был должен. Должен за то, что она ломалась под прикрытием, должен за сотни запретов, должен за сотник приказов, от которых Морс тошнило не по-детски, но она могла их выполнять и выполняла потому, что Ник Фьюри был не просто ее боссом.
Нет, он не стал для нее кем-то таким, как Фил стал для Дейзи. Наверное, потому, что Бобби не нуждалась в отце, у нее был свой, хотя к тому моменту, когда она попала в ЩИТ, он уже покоился на кладбище. Но ей не нужно было искать в своей жизни воплощение отца. И все же, Ник был важной частью ее мира. Человеком, приведшим Бобби в ЩИТ, давшим ей интересы, новые и более яркие, даривший ей на первую свадьбу вафельницу, а на вторую - салфетки, зато на медовый месяц оба раза отпускал.