Marvelbreak |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Marvelbreak » Отыгранное » [15.02.2017] The Sound of Silence
[epi]The Sound of Silence 15.02.17
Lady Sif, Thor
People talking without speaking,
People hearing without listening,
People writing songs that voices never share
And no one dare
Disturb the sound of silence. [/epi]
саундтрек |
[icon]https://forumstatic.ru/files/0017/90/c0/33138.gif[/icon]
... Короткая вспышка осветила сложенные в щепотку пальцы мужчины, рот, сложенный характерным образом, и сигарету, черный кончик которой, словно жучок, потянулся к огоньку.
Колесико чиркнуло еще раз.
И еще.
Нет, Zippo не была сломана. И не подвела. Не потухла под ветром, опозорив своих создателей и посрамив их рекламный слоган. Просто у мужчины, стоявшего в этот ранний час на тесной кухоньке (пара тумб, плита да микроволновка, в холодильнике - лагер и пара подвядших яблок), у того, кто смотрел на дождливое, только начинающее формироваться утро, дрожали руки.
Виной тому был не холод.
Еще не Тор, но уже и не Дональд Блэйк смотрел на размытое дождевыми каплями отражение бритого, знакомого лица.
Это больше не было безумием. Но, норны свидетели, лучше бы все оказалось просто дурным сном.
Он был наследником трона. Царем. Защитником и другом.
Он стал чудовищем.
Стал ли? Или всегда был?
Знал ли отец? А мать? Не для того ли мудрейший Один множество лет укрощал, немилосердно смиряя нрав сына, чтобы не дать ему превратиться в то, чем тот в конце концов стал? Предвидел ли он? Боялся? Предчувствовал силу, что смела бы, стерла в прах и Асгард, и все Девять миров - если бы не мудрость и твердая рука друга.
Но какой ценой...
... Огонек снова вспыхнул, отразившись в стекле и двумя точками заплясав в зрачках расширенных глаз. Тор - или Дональд Блэйк - вздрогнул, почувствовав, что пламя, как дикий зверек, раздраженный невниманием, ужалило его палец. Тихо выругавшись, он раздавил сигарету о клапан пачки, внезапно поняв, что сделал только одну затяжку. Словно тело тоже обрело память и теперь не желало, отказывалось принимать безвольные привычки смертного.
Лицо в отражении усмехнулось.
[status]полу-бог[/status][icon]http://ipic.su/img/img7/fs/Blake2.1548611704.png[/icon]
За окном ветер, холодный и пронизывающий, словно острый нож, вспарывая небо, гнал к горизонту лохмотья серых облаков. Унылая зимняя погода, вязкая, как густой смог, не желала покидать Нью-Йорк, а весна казалась чем-то далеким, чем-то, что происходит в другом полушарии.
В темном стекле, омытом дождевыми струями, за спиной мужчины беззвучно появилось еще одно отражение. Сиф – или, Сигрид, как она привыкла называть себя за последние месяцы, – смотрела на Тора, не решаясь нарушить молчание. Когда-то Сигрид проклинала свое беспамятство, теперь же ее разум, казалось, не мог вместить все возвратившиеся воспоминания, как будто смертная оболочка, сопротивляясь, отказывалась считать истинным тысячелетний опыт.
Очнувшись утром от короткого сна-забытья, Сигрид в первое мгновение решила, что визит к странному волшебнику ей привиделся то ли в красочной грёзе, то ли в реалистичном кошмаре, однако вмятина на соседней подушке и слабо уловимый чужой запах свидетельствовали об обратном. И вот, на крохотной кухне бруклинской квартирки она видит живое доказательство того, что не сошла с ума. Или спятила не в одиночку.
Ощущение было... двойственным. Как будто она не только приобрела, но и потеряла. Прислушавшись к себе, Сиф поняла, что чувство потери вызвано тем, что личность Сигрид, бережно, кусочек за кусочком создаваемая ею, в единый миг рассыпалась в прах. Сигрид она быть перестала, но не стала и леди Сиф, неудержимой и бесстрашной воительницей Асгарда. Она снова была на перепутье, снова превратилась в зыбкую размытую тень самой себя, как отражение на мокром стекле.
В качестве противоядия сюрреалистичской фантасмагории требовалось что-то совершенно простое и обыденное, что послужит небольшой передышкой и временной точкой опоры. Сиф провела ладонью по бледному лицу, убирая за ухо прядь темных волос.
– Хочешь... кофе? – тихо спросила она и прикусила губу, осознав, что равно избегает называть Тора и человеческим, и асгардским именем.
Отредактировано Sif (2019-04-07 22:18:21)
Наверное, так же встречаются смертные после долгой разлуки.
Странное чувство.
Ведь они с Сиф, случалось, расставались на большее, чем пятьдесят лет. Или нет? Или повинны были природа и знание аса, о том, что для него этот срок - лишь мгновение, не долее месяца смертной жизни. Хотя... иногда каждый час этой краткой смертной жизни столь тяжек, что ты молишь кого-то там поскорее прервать ее.
- Кофе? Да, спасибо.
Он поворачивается, смотрит через плечо на хозяйку дома - и, внезапно смутившись, стягивает ворот рубашки. Нелепое движение. И вдвойне нелепое для того, кто никогда не смущался наготы, своей и чужой, и кто некогда - кажется, вечность назад - разделил ложе со стоявшей перед ним сейчас женщиной, и нарек ее своею супругой. Тогда он любил ее - а сейчас? Если правда, что любовь живет в душе, разве настолько переменилась его душа, чтобы стоило бояться? Он - тот же Тор? Или нет?
А если...
Определенно не изменилось в нем только одно.
- Ты... кого-нибудь видела еще... из Асгарда?- он машинально вновь достает сигарету из пачки, сует в рот и даже чиркает зажигалкой. Но пламя, отразившееся в стекле, заставляет его почти окончательно прийти в себя.
Он - Тор. Определенно. Но от этого легче становится лишь на мгновение.
Он убирает зажигалку и крошит сигарету в руке, чувствуя недоуменный взгляд Сиф.
- Да, как видишь... Дурная привычка.
Ему хочется спросить, как она жила эти пятьдесят лет, но тогда придется рассказывать и о том, что происходило с ним. А сейчас он не был уверен, что может... что помнит... что все это не было сном. Да, говоря откровенно, сейчас он уже ни в чем не был уверен.
Рука снова тянется к сигаретам, но на сей раз Дональд... кой леший Дональд?! Тор Одинсон удерживается от того, чтоб в третий раз не начать все с начала. Но пачку берет и принимается вертеть в пальцах, отойдя от окна и присев возле слишком маленького для него столика.
- Глупое чувство,- после паузы принужденно, неискренне рассмеялся он, вновь поднимая глаза на леди Сиф. Внутри все зашлось от боли при мысли о том, что надо бы, надо, необходимо сейчас подойти к ней, обнять, дать защиту, поддержку, в которой она так нуждается... и о том, что он просто не может это сейчас сделать. Мужчина взглянул на пачку, и быстрым движением смял ее, осыпав поверхность стола крошками табака.- Все в голове... перемешано. Асгард, Мидгард, Хельхейм. И... то, что случилось. Я даже не знаю, какие из воспоминаний - мои, а какие - лишь мифы из книжек, что я читал обо всех этих... супергероях, воителях древности. А ты? Что ты помнишь?- взглянув на собеседницу, чувствуя, как замирает и холодеет сердце в груди, спросил он.
[nick]Donald Blake[/nick][status]человек без прошлого[/status][icon]http://ipic.su/img/img7/fs/Blake2.1548611704.png[/icon]
В присутствии второго жильца небольшая кухонька и вовсе сжалась до размеров клетушки. Маленькая квартира, гордо именуемая риэлтерским агентством «сингл-флэт» – типичная клетушка нью-йоркца, куда он возвращается только спать, остальное время посвящая упорному вгрызанию в неподатливую и жёсткую плоть Большого Яблока, – не была рассчитана на прием гостей, и теперь, куда бы Сиф не повернулась, она невольно задевала Тора. Смущалась от чувства неловкости, хотя смущаться было нечему и не от чего. Но всё же... Тор держался отчужденно.
О газовую конфорку негромко звякнула маленькая кастрюлька – специальный сосуд, турку, Сигрид так и не озаботилась приобрести, а теперь и вовсе никогда не купит; зашипел газ, и с тихим шорохом из вскрытого пакета на дно просыпался смолотый кофе... Среди умений, которыми Сиф обогатилась в новом для нее мире, числилось и искусство варить напиток из кофейных зерен. Во всяком случае, Клинт сказал, что пить можно. И даже выпил, никуда не вылил – Сиф проверяла.
Она многому здесь выучилась заново: умению владеть своим телом, соизмеряя и контролируя силы и навыки, вложенные в инстинкты и мускулы, но не в голову. Научилась помогать другим, тем, кому повезло еще меньше, чем ей, потому что помогая, она забывала о своей бесприютности и ненужности, переставала чувствовать себя подвешенной между небом и землей без ориентиров и координат.
Ныне память вернулась к Сиф, но дезориентация осталась, цепляясь, как застарелая болезнь. Она была лишь на пути к выздоровлению.
На откидной столик, привинченный к стене, Сиф выставила две кружки с непременной надписью «I love NY», и дела, которыми она могла занять себя сейчас, в эту минуту, внезапно закончились. Она медленно выпустила из пальцев фаянсовую закругленную ручку и покачала головой.
– Нет, я никого не встречала из наших, – отозвалась Сиф, запрещая себе даже думать о том, что «наших» может и не быть больше, как и самого Асгарда. – Последним я помню битву, потом резкую вспышку света... Кажется, Хеймдалль попытался спасти нас, но... Не знаю, что у него в итоге получилось. Ведь мы здесь, а остальные? Я до сих пор не понимаю, что произошло. Тор!
Отбросив опасения и страхи, Сиф шагнула к Громовержцу, прильнув щекой к его груди, где в клетке ребер знакомым глухим ритмом билось сердце. Привычный родной запах перебивался резкими ароматами табака, бензина и еще чего-то столь же чужеродного, но за всем этим был все тот же Тор.
– Хвала Одину, ты вернулся.
Он собирался что-то сказать. Собирался сделать. Возможно, смахнуть табачные крошки со стола или выкинуть пачку. Поблагодарить и взять кружку с горячим, источающим белый пар варевом. Поделиться воспоминаниями. Или снами. Сделать вид, что все нормально.
Все это утратило значение, когда девушка вдруг оказалась подле него, глядя в глаза так, словно он был ее последней надеждой. Словно в нем одном она видела, чаяла спасения и Асгарду, и себе, и всему живому. Так, словно они расстались только вчера. Сегодня. Минуту назад.
Словно ничего не случилось.
Какая-то сила подняла его в воздух; не успев очнуться, он почувствовал, как стремительно бьется сердце в ее груди, как румянец отчаянья и надежды. Широкие, сильные ладони легли на темные волосы: на мгновенье могло показаться, что эти пятьдесят лет сгинули, растворились, исчезли, ссохлись, как кусочек глины в стене, и, выпав, затерялись.
Лишь на мгновенье.
"... Битву". Одно это слово сводило на нет, перечеркивало не только его жизнь, но ее долю, ее веру, и то, что было больше всего - судьбу Асгарда, целого мира. То, что тот сделал - он сделал - было не просто убийством, коих на совести Громовержца были десятки и сотни, в плену, в тени которых он выучился жить, спать, заниматься любовью, смеяться от радости, наслаждаясь тем, что без раздумий и сомнений отнимал - жизнью. Веками и тысячелетиями асы, словно деревья на склонах вулканов, как молодая поросль на месте лесного пожара, питались пеплом и смертью тех, кого без сомнений разило, отправляя во мрак Хельхейма, их оружие. Доблесть в бою почиталась за честь, и вся жизнь, все мироздание для таких как он, для всего их мира вертелось, стремилось, жадно ловило момент, когда сами боги, предки, потомки призовут их на суд, дав право взойти под золотые своды Вальхаллы - или оставив гнить в вечном забвении.
И то, что он сделал, не просто лишало трона. Не просто стирало из свитков доблести его право сесть по отцовскую руку, прямо взглянув в глаза поколениям тех, кто обрел эту честь и право до него. Не просто должно было покрыть щеки Одина краской стыда и позора.
То, что он сделал, показывало и кричало, что Один ошибся, поверив, что сын, выращенный с жестокостью и любовью, победит свою темную природу.
... Руки Громовержца упали. Опустились в бессилии.
Теперь он не имел прав даже коснуться этой женщины, не осквернив ее.
- Значит, ты помнишь... кто я.
[nick]Donald Blake[/nick][status]человек без прошлого[/status][icon]http://ipic.su/img/img7/fs/Blake2.1548611704.png[/icon]
Сиф в изумлении вскинула взгляд, удивленная словами Тора и обеспокоенная, что почувствовала рухнувшую было незримую преграду между ними вновь на месте, вдвое выше и крепче. Помнит ли она, кто он? Неужели Тор не понял, не ощутил, как ощутила она, что память возвратилась? Пусть не полностью, пусть зияя прорехами, словно рыболовецкая сеть, но основа, в которую со временем вплетутся новые воспоминания, была прочна достаточно, чтобы по ней, как по мосту, придти к себе прежним. И мост этот был надежней, чем мост Сират в толщину человеческого волоса, а ведь и он считался преодолимым.
Но спустя мгновение Сиф поняла или, скорее, почувствовала. По тому, как бессильно упали вдоль ее тела руки Громовержца, как он отвел глаза, будто не смея смотреть. Она действительно помнила.
– Послушай, – воскликнула она, слегка встряхнув ссутулившиеся могучие плечи, как будто Тор хотел исчезнуть, изничтожить, стереть себя из этой реальности. – Ты прав, я всё помню. И скажу, что это был не ты. Ты был чем угодно, разящим мечом, пронзающей молнией, спущенной с тетивы стрелой, но не Тором Одинсоном, не той рукой, что держала меч, метнула молнию или выпустила стрелу. Это был не ты!
Последние слова Сиф почти кричала, срывая голос. И, заметив это, остановилась, чтобы перевести дух и успокоиться.
– Не буду говорить, что ты не должен держать ответ за то, что произошло, – более мягко произнесла она. – Должен. И будешь держать прежде всего перед самим собой. Но не казни себя бесплодно и безропотно, как здешний робкий и безответный бог. Хвала Одину, Хеймдаллю удалось спасти Асгард, а остальное... – Сиф вздохнула и мельком глянула на серую хмарь за окном, которая неуловимо напоминала туман Хельхейма на набережной Аннаполиса, где они потеряли себя и друг друга. – Остальное мы исправим. Волшебник обещал нам любую помощь.
Сиф умолкла, не решаясь произнести вслух дерзкую идею, смутно забрезжившую в голове. В царство Хельхейма ходу нет никому, кроме мертвых и его владычицы Хель, однако столько незыблемых правил и аксиом было нарушено в последнее время, что этот запрет уже не казался воительнице непреодолимым. На ее памяти был едва не разрушен почти до основания целый мир. В отчаянии и хаосе разрушения запреты и правила теряли смысл, и возможным казалось почти всё.
Отредактировано Sif (2019-04-21 19:13:20)
Она говорила - и каждое слово, что должно было бы исцелять, вливать в него силы, давать жизнь и надежду, каждое слово лишь глубже вонзало, вгоняло под кожу клинок, что грозил добраться до сердца, без того разбитого, и поразить его. В Мидгарде принято хорошить умерших в тяжелых гробах: и сейчас каждое слово, оброненное Сиф, было гвоздем, что впивался в доски.
Чем он мог ей ответить? Как посмотреть в глаза? Какими силами поделиться, что бросить в пылавший когда-то костер надежды, на коим нынче курился один лишь холодный пепел?
Тем холоднее, чем он дальше осознавал, что произошло.
- Хэймдалль...
Хеймдалль все видел. Все знал. Но не дал совета. Почему, норны бессмертные? Почему?!!!
- Всё... всё не так,- отступая на шаг, с беспощадной прямотой произнес Одинсон.- Не тешь себя мыслью, что Тор-громовержец стал жертвою чар, и что другие чары вернут его, прежнего. Ты не поняла? Тот, кто там был - истинный, подлинный Тор, тот, кого Всеотец породил, его истинный сын... а я... я - всего лишь то, кем он сделал, выковал меня, держа под пятой и сгибая, как кузнец в раскаленном горниле выгибает металл! То, что ты знаешь - лишь маска Тора. Когда я был им,- черная тень накрыла его лицо, и на тесной кухне вдруг потемнело и стало тесно, как если бы кто-то третий стремился встать рядом с ними, требуя места,- когда я был этим, я стал чудовищем... но я был больше собой, чем за тысячу лет своей жизни!
Мужчина умолк; желваки заиграли на его лице. Но гроза уже отступала и в тесной комнатке посветлело, снова давая возможность дышать. За сотни лет жизни Тор Одинсон, кого нельзя было назвать ни книгочеем, ни колдуном, крепче других усвоил одну науку: нет пользы плакать по тому, что уже содеяно. Дурное, хорошее - невозвратимо; все, что может сделать муж зрелый - принять свершившееся, возместив полной мерой.
О том же сейчас говорила и Сиф. Вот только... понимала ли она, что говорит?
- Царица Хельхейма своей волей может вернуть Асгарду его царя,- вновь отвернувшись к окну и глядя вперед, сквозь заплаканное стекло, сухо произнес он. Плечи, поникшие под грузом вины, налились; заходили могучие мускулы.- А, если не пожелает волей...
Осекшись, он бросил быстрый, виноватый взгляд на Сиф. И вдруг улыбнулся неловко, по-прежнему, юношески-смущенно, как будто бы не было той страшной ночи, не совершилось в Асгарде непоправимое горе.
- Давай выпьем кофе?
[nick]Donald Blake[/nick][status]человек без прошлого[/status][icon]http://ipic.su/img/img7/fs/Blake2.1548611704.png[/icon]
– Ох...
Слушать, как Тор – Тор беспечный, Тор самонадеянный, Тор Громовержец, сын Одина – беспощадно бичует себя, было невыносимо. Если слова Сиф ранили его, то и его полное горечи откровенное признание причиняло боль не менее глубокую.
Сиф посмотрела на Тора с печалью и нежностью, которой он считал себя недостойным. Он говорил страшные вещи и сотворил страшное, однако разве это перечеркивало то хорошее и доброе, что было в нем? Разве отменяло и обесценивало его прежние достойные поступки?
Грош цена такому счету – гневно подумала Сиф, не зная, на кого сердиться больше, привычно – на упрямство Тора, в очередной раз считающего свое мнение единственной непререкаемой и неоспоримой истиной, разве что знак сменился с плюса на минус, – или на злой рок, подвергших их испытанию, которое они не сумели пройти. Все они показали себя недостойными, вот почему Хеймдалль вышвырнул их в Мидгард, наделив плотью и слабостью смертных. Жестокий урок.
– Ой!
Возвышенные размышления о судьбах вечности и мира прервало возмущенное бульканье забытого на огне кофе. Сиф едва успела подхватить сотейник с конфорки, прежде чем коричневая пена хлынула через край. Дразнящий запах кофейных зерен наполнил кухню.
– Что ж, кофе тоже не против, чтоб его выпили, – неловко пошутила Сиф.
Наклонив край кастрюльки над кружками, она твердой рукой разлила ароматное содержимое, ловко отделяя жидкость от плещущейся на дне вязкой гущи. Сцедив последнюю каплю, Сиф протянула Тору его кружку с кофе, и пальцы их соприкоснулись.
– Смотри, – тихо произнесла она. – Когда-то этот напиток был зеленым ростком, пьющим соки из почвы, политой дождями и взрыхленной червями. Эта чашка прежде была комом глины, которой человеческие руки и огонь придали ее нынешнюю форму. Они не перестали быть тем, чем были, став чем-то иным и новым. Ты держишь сейчас в ладони и глину, и росток, и созревшие зерна. Так почему ты считаешь, что Один изменил тебя, а не ты изменился?
Слова Сиф были полны мудрости; быть может, они были даже справедливы. Но тот, к кому она их обращала, изменился куда больше, чем зерно.
Если вдуматься, вся его жизнь была сплошной ложью. Он мнил себя наследником трона и сыном Одина - ложь. И пусть он был порождением крови и семени Всеотца, нашелся другой, более близкий, родной его сын, полнородное царственное дитя. А он, Громовержец, был рожден не в любви, а для цели, и взращен, как плодовое дерево, срезан и привит, чтобы принести к престолу Асгарда плоды, коих добивался для него великий владыка.
Он мнил, что, каков он есть, в зеркалах, в водах тихой реки, в собственном сердце он видит себя самого; оказалось, что тот, кем он был, кем он родился, бы заточен, загнан в клетку, как дикий зверь,- а его сила, воистину неукротимая, умалена до горчичного зерна.
Всю жизнь он считал, что молот, дарованный ему, был наградой - достоянием, что заслужена им, одним среди многих, как знак почета; на деле же это был выкованный для него одного намордник, и он сам нацепил его, радуясь и похваляясь, словно дурак.
Он вырос с убеждением, что его судьба есть судьба мира - но явился безвестный, рожденный в любви, вопреки предсказаниям норн; и весь мир для него с этим рождением, подлым и тайным, рассыпался прахом. Кто был Бальдр, как не центр мироздания? И кто оказался он, мнивший себя центром вселенной - цепной пес, поставленный охранять любимца отца от того, чему судьба непременно была случиться.
Как мог он в одиночку сражаться с тем, что предрешено?
Как мог победить?
Не насмешка ли, и справедливость в том, что сам он вдруг обернулся тем, кто нанес сыну Одина удар, оборвавший его жизнь?
Как Всеотец обходился с теми, кто не оправдывал его надежд, кто нарушал его планы, Тор знал, как никто другой.
- Если бы зерно стало глиной, а глина огнем, я поверил бы тебе,- опустив взор, не смея, не находя в себе сил поднять глаз на собеседницу, проговорил он. Напиток обжег губы, и Одинсон, фыркнув, отнял чашку от рта, пережидая.- Пятьдесят лет, Сиф. Пятьдесят лет я жил на земле, гадая, что я такое, теряясь и мучаясь. Теперь я преступник там, где был царем, изгой в собственном доме. Тебе и любому из вас, даже детям Ангрбоды нынче есть воля ступить на священную землю Асгарда, пировать в Чертоге радости - но не мне! Это награда, которую я заслужил от отца? Как некогда Тюр я служил ему цепным псом, но посмел порвать его цепи - и поплатился. Ради чего? Ради кого, скажи мне, Сиф? Ты видела Бальдра? Это - царь, которого ждет Асгард? Воитель могучий и мудрый?
Он замолчал, задыхаясь, дрожа от того, что посмел дать волю предательским мыслям, вновь сбитый с толку, раздираемый всеми, кто бесновался сейчас внутри него. Тор-громовердец, принц Девяти миров; Рагранёк, кем он был рожден; Дональд Блэйк, давший ему, наконец, покой и счастье. Каждый из них хотел жить, и кричал, что имеет на это право.
Так же, как Бальдр, что томился сейчас на холодных полях Хельхейма.
- Пусть будет так. Асгард получит обратно царя,- прежде чем сделать глоток, сухо вымолвил Громовержец.- Получит того, кого сам достоин и кто достоин его.
[nick]Donald Blake[/nick][status]человек без прошлого[/status][icon]http://ipic.su/img/img7/fs/Blake2.1548611704.png[/icon]
Сиф неверяще замерла, не донеся кружку до рта – слова «пятьдесят лет» словно обухом ударили её.
– Тор...
Не зная, что сказать, она просто нашла своей ладонью руку Тора и крепко сжала ее.
Пятьдесят лет – пустяк по меркам асов, которые отмеряли свою жизнь не годами, а столетиями. Однако, проведя все пару месяцев в хрупком человеческом теле, асгардская воительница невольно сменила счет времени на мидгардский. К тому же, пятьдесят полных лет, от младенчества через отрочество и юность к зрелости, совсем не равно беспокойному беспамятству без прошлого, без корней и без надежды когда-нибудь их обрести.
Человеческое эго, его мораль, его душевные силы — всё то, что принято туманно называть «будущим», — разве всё это не зависит в конечном счете от кого-то другого? Очень немногие могут добиться всего в одиночку. Пара месяцев заключения в одиночной камере полного беспамятства едва не свели Сиф с ума, а Тору пришлось свыкнуться и как-то жить со своим увечьем полвека. Смириться – чего Громовержец делать никогда не умел.
Неудивительно, что он переменился. Отчаяние одинаково знакомо и людям, и богам, и иногда всё, что нужно, чтобы идти по жизни, – слабая ниточка надежды, пусть самой несбыточной, которая, как тонкая нить Ариадны, выведет... куда-нибудь.
Сиф захотелось спросить, как Тор жил эти пятьдесят лет, один ли или кто-то был с ним рядом... Кем он стал? Каким он стал? Но вместо этого спросила совсем другое:
– Что ты задумал?
Спросила совсем иначе, чем спрашивала юная Сиф своего задиристого приятеля, готовая, не замешкав, и на смех поднять, и предостеречь от необдуманного шага. Сейчас в голосе воительницы была только спокойная и несокрушимая решимость следовать за низвергнутым и опороченным асгардским царем.
Отредактировано Sif (2019-04-27 00:12:39)
Пальцы мужчины вздрогнули - а затем, помедлив, с какой-то пугливой, жадной силой ответили на пожатие. Шумно вздохнув, Громовержец склонился, поднимая соединенные руки и прижимаясь к ним пылающим лбом.
Сколько бы не прошло лет... да, сколько бы не прошло лет, неизменным было одно: рядом с Сиф к нему возвращался покой. В каких бы сражениях, затмевающих разум, в каких бы головоломных походах они не бывали - всегда лишь один ее взгляд, взор бирюзовых, прозрачных глаз возвращал ему силы, превращая уставшего безрассудного мальчишку в могучего воина, наследника и будущего царя. Чистым пламенем этот взгляд выжигал из него дурное; маяком сиял в грозовые ночи.
И вот теперь... Теперь...
Теперь ему вдруг показалось, что ужас, томивший его: Рагнарёк и бессчетные дни в смертном теле - испарились, сгинули и сгорели дотла. Здесь и сейчас он был юношей, под сенью ветвей Иггдрасиля принесшим возлюбленной клятву; здесь, на узенькой кухне, на краткий миг возвратился, ожил в сердце тот Тор, кем он был. Достойный.
Какой мерою он, изгнанник, мог отплатить за это?
О, как захотелось ему ощутить близкое тепло ее тела, почувствовать поцелуй, в котором слились бы нежность сестры, преданность верной супруги и мудрость царицы асгардской! Как бы хотел сложить к ее ногам своё горе, свое неуемное сердце! Как бы хотел - но не мог.
Ни слова вопроса. Какой мерой он мог ей воздать за это?
Губы коснулись маленькой крепкой ладони, оставляя на ней поцелуй.
- В Хельхейм. Я отправлюсь туда, чтоб вернуть Бальдра. Брата. Того, кому сам мудрый Один от века судил стать царем в золотом Асгарде.
[nick]Donald Blake[/nick][status]человек без прошлого[/status][icon]http://ipic.su/img/img7/fs/Blake2.1548611704.png[/icon]
– Безумие, – произнесла Сиф и, наконец, сделала глоток кофе из забытой кружки.
Произнесла без тени осуждения или возмущения, глядя на Громовержца с насмешливой нежностью, снова узнавая его. Словно этот отчаянный план примирил девушку с существованием Дональда Блейка, который полвека подменял собой Тора.
Только так. Безумно. Безрассудно. Смело и без оглядки на возможное и невозможное.
– Знаешь дорогу? – спросила она, будто это препятствие было единственным, которое Сиф видела в предстоящей затее.
Однако непоколебимая уверенность воительницы питалась не гордыней, а горечью. Им обоим необходимо верить, что задуманное им по плечу, иначе... Иначе былое забвение всего и вся покажется куда лучшей участью, чем постоянное разъедающее сожаление о том, что нельзя исправить.
Сиф повела плечами, будто сбрасывая тяжкий груз.
– Я пойду с тобой. Сколько будет возможно. И не спорь. Потому что здесь... – она покачала головой, – это не жизнь. Только сегодня впервые за много дней я почувствовала себя живой.
Fin
Отредактировано Sif (2019-08-13 15:19:54)
Вы здесь » Marvelbreak » Отыгранное » [15.02.2017] The Sound of Silence
