Железный лес пел песню мертвым и убаюкивал свои же туманы серебристым шелестом металлических листьев. Хель стояла посреди этой песни с закрытыми глазами и просто слушала покой, думая о тех, кому дозволено гулять по Хельхейму свободно даже не будучи ее подопечными. Отец приходил и уходил, когда хотел, Фенрир с младшим бывали нечасто, но это не тревожило нисколько — она просто знала, что семьей может назвать каждого из них и не ошибется, даже если они сейчас впитывали доставшуюся им свободу где-то вдали Хельхейма. Был еще один уже житель Нижнего Мира, которому позволялось чуть больше остальных, с которым приятно было беседовать даже несмотря на его обрывочную память. Бальдр почти тешил самолюбие — он как золотой трофей в не выигранной войне, которую, все же, они с братьями и отцом, отчасти завершили в свою пользу. Просто символ, пусть и бывший обычным ее подопечным, но выделяемый из тысяч и тысяч других. Его важность для Асгарда все еще казалась козырем, а Хель все также надеялась на торжество справедливости в отношении убийцы их матери.
"Убийцы ли? быть может, прав отец, и может статься, жива она и памяти лишилась? Но видела ж я этими глазами клинок, кровавым следом напоенный..." — Хель часто теперь возвращалась к мысли о том, что мать Ангрбода может быть жива. Одновременно с этим их гнала, как ложную надежду и обман. И именно за этой думой ее застал тот зов.
Прямой, открытый, до ужаса знакомый.
И Лес шепнул, что близко испытание, раз смог здесь оказаться ас. Она стряхнула с ног цветы и запахнулась в плащ, перемещаясь к Тору.
— И одного достанет раза, чтобы на зов явилась я.

Она стояла позади Громовержца, разглядывая его спокойно, не думая в своем же царстве прятать облик истинный иллюзией — наполовину сгнившее лицо, рука скелета, что сжимала посох, стекающая по нему гниль… Бело-синяя Дева сейчас не нуждалась в том, чтобы не быть собой.
— Зачем пришел ты, Одинсон? — она уже видела, как расступаются туманы, готовя для гостей всех тропы. И первым попадет в Желеный Лес тот, кто не лишен оружия сейчас. И видят спутники уже не тех, кто рядом был мгновение назад, а разные для каждого места, подсказок друга в испытаниях не будет. Лишь вот опять цветы расцветают все ближе к нарушившим покой Хельхейма, освещая снизу вверх их лица. — Я слушаю тебя, Тор Громовержец, Одинсон.
Синий взгляд смерти с одной стороны лица потух, из глазницы потекла черная жижа, окропляя и без того полусгнившую плоть темным соком, куда более густым, чем кровь, касаясь паучьими лапками гнилостного запаха обоняния Тора.

[icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/0018/aa/28/248-1556526126.jpg[/icon][nick]Hel[/nick][status]goddess of death[/status]

"Дитя" резануло слух и едва не заставило вздрогнуть — так ее называла лишь мать, но было это столь давно, что уж и камни Ванахейма позабыли тот ласковый зов. Хель ни на секунду не подумала, что Тор издевается — слишком простодушен, — но было в этом нечто, что задело давно уж укрытое саваном да курганом каменным придавлено. Что-то, что сейчас было не к месту и не ко времени уж совсем. А когда дядя вдруг сделал шаг на встречу да раскрыл объятия, владычица Хельхейма и вовсе впала в оцепенение настороженное, думая-гадая, что с этим асом не так? Ведь чувствует она, что ему приходится давить в себе ужас и отвращение, что уж тем боле целовать дочь Локи, брата Одинсона не вызывает теплых чувств. Но на взгляд, полный жалости и страха, она лишь ответила взглядом прямым, будто показывая, что знает, о чем думает Громовержец. Не ведает, на самом деле, она его дум, но может ощутить настроение. И как ответить на объятия — так и не решилась, не пришла к какому-то выводу. А коли не ведаешь, что делать, ничего не делай до поры, до времени. И все же, сбило с толку то тепло, что искренностью опалило Хель от дяди. И не понятно, как вести себя, если от теплых пальцев на плечах затягивается ровной кожей гниль и мутный глаз яснеет. Так не должно быть... не должно. Но есть.
— Откуда ж знать мне, Тор, что именно понадобилось в царстве Хель тебе и спутникам твоим? Но все, кто мертвым не является обычно ищут здесь иль славы, иль родных усопших. Подозреваю, что первое тебе без надобности — ты и без того известен в девяти мирах.
Она шагнула в сторону назад, переложила новый посох из руки в руку, осмотрела гостя и тут же глянула в сторону, будто увидела то, что не видать было Одинсону в тумане. Нахмурилась словам его и сжала губы.
— Что значит это? Ты ж обещание дал, ужели слова ты не держишь, сын Одина, Великий Тор? — нехорошее шевельнулось внутри, она вырвала себе и братьям свободу собственными руками, добилась отмены приговора Одина, ужасно несправедливого в жестокости своей. А теперь ей заявляют, что это все — впустую? — Последний раз Царём был ты, и кто бы ни был здесь тебе из дорогих людей, будь хоть сам Один ты — отдать тебе его я не смогу. Хельхейм хранит свои границы так, что не пройти внутрь недостойным. Достоин ты, скажи? Пройдешь ли испытание?
Она знала ответ еще до того, как задала вопрос, но магия, наложенная еще до свершения времен здесь даже ей не подчинялась, если гости были не званными. [nick]Hel[/nick][status]goddess of death[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/0018/aa/28/248-1556526126.jpg[/icon]

Она могла бы возмутиться, что асы вновь ищут предлога, дабы уйти от выполнения данного ранее слова, но она помнила и слова отца, сказанные о Торе Одинсоне: "Этот — выполнит". И пусть слова те отдавали толикой горечи, не совсем понятой тогда Хель, но сейчас она их вспомнила. По крайней мере, Громоворжец действительно верил в то, что говорил сейчас на земле, где ложь самим Хельхеймом отвергается. Мертвые не могут врать — им просто незачем. Они могут не принимать поначалу саму смерть в себе, но в итоге все смиряются. Принимают правду, как данность. И здесь правда для всех одна — все смертны.
— Не о об уплате речь, и не о долге. А лишь о том, не лжешь ли ты себе и мне. Но это выяснится скоро, — молчание пред этой фразой было недолгим, повелительница Хельхейма просто подняла посох и опустила его на землю, подернутую полотном тумана и цветов. — Ступай, Тор Одинсон, — она шагнула в сторону с тропинки, ведущей в лес, где шелестела звоном металлическим листва. — Твоя судьба ждет лишь тебя, и если ты способен ей ответить честным сказом, то так тому и быть.
Всколыхнувшуюся было обиду на то, что Асгард вновь обманул надежды, Хель задушила на корню — если Тор пришел с обманом, с обманом же и станет подданным Хельхейма. Песнь леса мертвых зазвучала ближе, Хель напоследок лишь приложила к своим губам указательный палец, намекая Тору на то, что ей более от него слышать нечего — и незачем. Пусть говорит с судьбой.
Через мгновение она растворилась в тумане, а вокруг Тора вырос Железный Лес, наполненный песнями мертвых, спокойными, умиротворяющими... но не живых.

Несколько минут, казалось, провел Тор в тишине песен тех, но и они прервались глухим утробным рычанием — ближайшие кустарники мелодично зазвенели листвой, дрогнули и словно расступились, пропуская огромного черного волка с гниющей мордой и алыми глазами. С клыков его стекала слюна, которая, падая наземь, разъедала голубые цветы и, казалось, даже вездесущий туман. Гарм, сторожевой пес Хельхейма, являлся лишь тем, кто в жизни земной когда-то вел себя недостойно.
— Перечисли всех родичей своих, Тор Одинсон, — едва угадывались слова в рыке, предупреждающе грозном, — что дороги тебе, и тех, кого ты знавал лично.
Казалось, если бы Тор сейчас солгал хоть в чем-то, то лишился бы под натиском этих челюстей чего-то важного. [nick]Hel[/nick][status]goddess of death[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/0018/aa/28/248-1556526126.jpg[/icon]

Две пары огненно-алых глаза, казалось, заглядывали в самое сердце Тора, пока тот перечислял родных ему и близких, тех, кто был родичем по крови, и кем тот считал таковыми. И с каждым новым именем делал шаг ближе, словно был готов сделать бросок и поглотить часть самого Тора в обмен на любую ошибку. И как только последняя из названных обрела звучание, Железный лес запел: о тех, кого Тор знал, но потерял, кого считал близким, но кто теперь не с ним — песнь Хельхейма, печальная, но напоминающая лишь живым о близости смерти, ибо мертвым смерть стала второй матерью и теперь ближе родственников. Тихий напев, что всколыхнул туман, стал знаком Гарму — Тор не лжет. И теперь, о ком бы из усопших родных или потерянных родичей не скорбел Одинсон, можно оставить его душу и тело ему одному, подумать в звенящем перезвоне Железного леса о своем одиночестве или наоборот, полноте жизни во всех ее проявлениях, включая любимых людей и не только людей.
Пёс отступил, тяжело опустив громоздкие лапы на голубые цветы, обращая их в пыль и туман, вторя ударам сердца, становясь проводником для аса.
— Ступай за мною, ас, да осмотрись по сторонам, — и вновь рык был едва ли похож на говор, но слова различимы все равно, — дорога через лес одна, а выбрать надобно не из одной тропы.
С этими словами Гарм, чаще всего сжиравших тех, кто лгал ему, растворился прямо на глазах Тора, последними исчезли алые глаза, а вместо тени пса проявились несколько расходящихся в разные стороны тропинок. Тор стоял на распутье, и каждая из дорог пропадала меж темневших стволов в голубовато-серой мгле. Но что точно видел Тор теперь, так это фигуры тех, кого назвал он до того, но кто умер иль пропал — на каждой из тропинок появилась тень, становясь все отчетливее видна, проступая сквозь туман, подсвеченная светом ярким иль не очень, белым, серым, светло-голубым иль нежно-золотым, но все они смотрели на него тепло и без укора, с едва заметными улыбками на губах и замерли во тьме, просто ожидая, к кому же из них шагнет Тор?
Фригг, Бальдр, Ангрбода, Один... Локи.

[nick]Hel[/nick][status]goddess of death[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/0018/aa/28/248-1556526126.jpg[/icon]

Вечно шепчущий Железный лес наблюдает за решением Тора, просто принимая его, так как это решение гостя и только его. На самом деле, неважно, какой путь тот примет — ошибки быть не может, если выбор сделан от чистого сердца, без лжи самому себе. И сомнения в этом месте также нормальны на распутье, как и уверенность: первое — удел живых, второе — мертвых, что знают наперед то, что им предстоит и через день, и через века. И потому тропа, выбранная Тором, осталась единственной, туман на ней рассеялся и даже мягкий теплый свет в окружении темной прохлады озарил ее. Впереди засияли голубые цветы, маячком указывая путь, начиная исчезать, как только Тор к ним приближался и зажигая свои лепестки еще дальше.
Лес словно оборвался у края ледяной пустоши, резко похолодало, но путеводные цветы все также мелькали впереди, манили к себе. Начали на пути Тора встречаться мертвые, спокойно гуляющие среди возвышающихся ледяных глыб и то и дело появляющихся арок из снега, кто-то удивлялся сияющему живому, кто-то тянул руки к нему, но тут же опускал, вспоминая, что их разнит. Кто-то даже молчаливо указывал дланью в сторону уже темневшего в сине-белой пустоте очертания дворца Хель. Никаких преград, лишь одиночество в своем бытие живым среди мертвых и время на раздумья — и вот Тор уже у каменных ступеней и двери в зал владычицы Хельхейма.

— Итак, ты прошел испытание, и тебя пропустили дальше границы Железного леса.
Хель встретила его, входя в огромный тронный зал, стены которого сияли черно-голубым льдом и пели едва слышные песни мертвых. Хель начала спускать по ступеням к Громовржцу, на троне она вообще не любила сидеть, предпочитала обходить свои владения и видеть собственными глазами, что происходит в ее царстве.
— Я слушаю тебя, Тор Громовержец, Одинсон. Ты говорил, мне помнится, что обещание свое исполнить ты не в силах, — теплые нотки зачинающегося гнева в этих холодных залах прокатились эхом и затихли в тишине. — В Асгарде нынче нет царя, но разве то моя забота — исполнить то, что ты дал слово сделать?

[nick]Hel[/nick][status]goddess of death[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/0018/aa/28/248-1556526126.jpg[/icon]

Тишину, что наступила после слов Тора можно было, казалось, потрогать — насколько плотной паутиной легла она саваном на зал. Хель прекрасно видела тогда, на пристани мидгардского небольшого городка, падение Тора, посмевшего тнять жизнь у брата и царского отпрыска, одного из наследников Сияющего Града. И в какой-то момент даже ощутила, что воздаяние есть, что Всеотец, Один Одноглазый вряд ли предвидел подобное, что чудовищем оказались не отпрыски великанши Ангрбоды, а его собственное "златое дитя". Да, для нее смерть не была поводом жалеть Бальдра, для нее его смерть лишь означала еще одного подданного Хладных Залов и Хельхейма, еще одну заблудшую душу, растерянную и непонимающую, о которой надобно позаботиться с поистине материнской любовью.
Действительно, что знают о любви те, кто не бывал по ту сторону смерти? Они не ценят жизнь, не замечают, считают чем-то самим собой разумеющимся, чем-то, о чем не думают, пока не потеряют: и неважно, кто ушел при этом, сам беспечный или тот, кто его любил. Сочувствовать им Хель начинала ровно в тот момент, когда любимчики жизни — а таковыми она считала всех живых, просто те не умели ценить даже малое, что было у них — лишались звука бьющегося сердца, привязанностей, тепла и всего того хорошего, что было в их жизни. А хорошее было в жизни каждого из некогда живых.
Иногда она ощущала себя слишком старой для своей роли, а порою — совсем несмышленой девчонкой, не разумевшей то, что обитатели миров говорят и делают. Вот и сейчас Могучий Тор словно младенец лепетал нелепости, что поражали Хель и застывали маской на ее лице. Всплеск злости погасить легко, а вот разумных слов еще одному ребенку, явившемуся просить (ох, ладно, хоть не требовать) обратно в мир живых сородича, найти сложнее. Да, Бальдр — гость особый, сияние того, что юность, весну и возрождение в себе при жизни воплощал, померкло здесь, но не потухло. Со временем и свет утихнет, как те угли, что тлеют под золой, но мертвые тянулись к Святозарному, особо дети. Хель выдохнула шумно и качнула головой.
— Вернуть ты просишь Бальдра, Тор, но знаешь ли ты цену? Здесь золотом и сталью не расчет, — она прищурилась и начала спускаться к Одинсону, ступенька за ступенькой, не отрывая взгляда от него. - Скажи, как много повидал ты здесь в пути? Что о Хельхейме думаешь теперь? А ведь провел-то времени, считай, чуть меньше суток. Как думаешь, что думает о жизни и о смерти тот, кто здесь провел по меньшей мере четверть года? А год? А десять? Иль столетье... а где столетье — там тысяч несколько не лет, а зим, — она смотрела ему в глаза уже в своем истинном обличье и во взгляде были лишь усталость и знание того, что предстоит Бальдру.
Она обернулась на тихие шаги, поманила мягким жестом руки белокожую с синеватым отливом полосы на шее девчушку, улыбнулась мягко ей, положила на почти белые волосы ладонь и указание дала:
— Приведи Бальдра, милая, узнаем и его желания.
Она проводила взглядом девчушку и чуть раздраженным взмахом кончика посоха, упиравшегося в мрамор, отогнала льнувшие к ее подолу и ногам голубые цветы. Заметила у кончиков сапог Громоврежца их и лишь вздохнула вновь.
— Не будешь двигаться — умрешь, вернее, не захочешь уходить, Тор Одинсон. Притопни ты на них, отстанут.
И все еще была раздражена она, досадливо смахнула с подбородка сползающую с лица плоть, сосредоточилась, прикрыв глаза и вот уже лицо ее преображается, вновь превращая Хель в девицу. Пока вели брата Не Царя, Хель окончательно сменила гнев на милость, спросив у Тора:
— И что же, не нашлось в Асгарде нового царя? Могучего и сильного? Ну, иль царицы? Или достойных не осталось вовсе?

И вот уже спокойнее в чертогах Хелы, и за руку ведут с прохода слева бледнее Лунной тени Бальдра. Приведшая его девчонка убежала сразу, и Хель не стала все тянуть момент. Отчасти было больно спрашивать такое, но она пообещала себе и братьям, что несправедливость изничтожит.
— Бальдр, ты же помнишь Тора? — конечно помнит, знает, кто убил его. — Он здесь и за тобой явился, а посему, обязана спросить тебя я: от чистого ты сердца своего скажи, ты хочешь вновь вернуться в мир живых, или покой, что ты обрел здесь, тебе уже привычней? [nick]Hel[/nick][status]goddess of death[/status][icon]https://forumavatars.ru/img/avatars/0018/aa/28/248-1556526126.jpg[/icon]

Острая боль отозвалась в груди Тора - той самой, где со страстью и жалостью билось живое, горячее, бунтовавшее против увиденного сердце. Да и как было ему не бунтовать? Разве может дитя света спокойно взирать на тьму? Разве способна жизнь без страха переливаться в свою противоположность, бурное пламя - подернуться серым пеплом?
Разве может брат смириться с утратой брата? Разве кровь аса не замерзает в жилах при одной мысли о сером Хельхейме?
Разве Громовержец когда-нибудь сможет простить себе, что оказался причиной того, что душа сына Одина томится там, откуда нет выхода.
Сердце толкнуло его вперед: распахнуть объятия, прижать юношу к груди, растопить жаром крови мертвое, ледяное безмолвие. О, если б над ними синело высокое небо Асгарда! Если бы он был в плену у ванов, если бы даже томился в ледяной клетке у великанов Йотунхейма! Норны всевидящие! не нашлось бы сил, что удержали Громовержца.
Но только не здесь.
То ли дурманящие туманы были всему виной, туманы, не так давно отравившие его кровь; то ли воспоминанья о том, кто был причиной погибели; то ли страх, что в душе младшего сына Одина за время пребывания здесь прорастет, расцветет, уронит семена и даст всходы мертвящая пустота,- но Громовержец не осмелился, не решился сделать ни шагу навстречу брату.

... и обратил свой горящий взор на правительницу цартсва Мертвых.
- Тебе ведомо, что трон Асгарда передается от отца к сыну, от брата к брату, не прерываясь. Царь не может быть выбран или назначен, ибо никто не пожелает той доли, что ложится на плечи избранника вместе с тяжелым царским венцом. Твой отец,- с видимым усилием проговорил он, не желая, а, может, и не решаясь произнести имя Локи, не зная, по нраву ли Хель, чтобы для всех, и для Бальдра стало понятно ее родство,- твой отец некогда страстно жаждал этой награды, но и ему довелось познать мудрость, понять, что цепи, налагаемые на царя, и ярмо на его шее потяжелей того, что он нес на себе в асгардской темнице. Я не желал отцовского трона, но и не отказался от него... когда пришел срок,- потемневший взгляд устремлен был на девушку. Ни сожаленья, ни зависти не было в нем; и все же, все же не было и прежней чистоты и беспечности. Тайная мысль, может быть, тайная еще для него самого омрачала его, как одинокое облако - ясное небо; отдаленное, оно разрастается, наливаясь грозой, пока не закроет собой солнечный свет.
Грозно нахмурив брови и выпрямив стан, он ответил, без сомнения глядя в лицо некогда поверженного, и в невозмутимые очи властительницы мертвых.

- Я вернулся затем, что в Асгарде должен быть царь. Светоч мира. Затем, что мое обещанье тебе, дева Хельхейма, не может оставаться забытым. Что брат мой томится в чертоге ночи. Затем, что так велело мне мое сердце. Однажды мне довелось уже потерять то, что любил,- голос царевича дрогнул.
И зазвучал вновь, не дерзко, однако почтительно требуя того, что просил, не торгуясь, и не прося об отсрочках.
- Верни миру светлого сына Одина.
[icon]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/15565.png[/icon][status]god that failed[/status]