Да гори оно всё синим пламенем. К чертям всю эту туфту про счастливую жизнь, стоит только перестать сожалеть о прошлом и перестать оглядываться, начать идти куда-то вперёд - знал бы рыцарь куда, он бы может и пошёл, но инструкций никто не выдавал; туда же его непрошеное, навязанное бессмертие. К дьяволу всю его легендарность. Сжечь все книги, в которых упомянут Ланселот Озёрный, развеять пепел по ветру и навсегда забыть, как сладкий сон, как самую безумную фантазию, которая никогда не станет вновь осязаемой, не станет частью его жизни. Забыть. Принять. Не прощать, не прощать потому что прощать не за что. Артур был в своём праве - Ланселот понимал его, любил как брата, всегда был готов принять любое его решение, даже если одно из них означало бы для него окончательное, бесповоротное, тотальное поражение. Нет его в вины в том, насколько все окружающие его люди ждали его, веря, что с ним они снова взойдут по белому камню, чтобы преклонить колени перед его троном. Это вовсе не его беда, что все они оказались никчёмными, несостоятельными, неспособными жить здесь и сейчас, а не там и мыслями в возможном великом будущем, где Авалон восстановлен. Он. В своём. Праве. А сэр Ланселот в своём праве послать всё и всех нахрен, пытаясь заглушить затопившее его отчаяние очередной порцией дрянного виски, и в очередной раз попытаться прожить чью-то чужую жизнь. Например, жизнь гарда, у которого явно проблемы с алкоголем, женщинами и чувством справедливости. Почему нет? В конце концов, что ему ещё оставалось? В новом амплуа у него по-прежнему есть шанс сгинуть, стать жертвой чужой шальной пули и... начать всё заново. Знал бы Мерлин, как удружил рыцарю, никогда бы не рискнул появиться на его глазах, впрочем, он и не спешил наносить дружеские визиты. Зачем? Его всегда интересовал Артур. Король королей. Ну и его собственные шкурные интересы и интриги, то, что Ланселот свезло стать бессмертным, вечно потерянным, неуместным, лишним в этом мире парнем - это побочная ветвь сюжета, которая волнует, в общем-то, только его. Справедливости ради, в результате чужих интриг в принципе никто не счастлив, Камелот разрушен, сгинул, а рыцари его разбросаны по миру.
И один из них снова сидит на бессменном диване, остро ненавидя себя, почти незаметно на фоне недолюбливая сильно изменившийся мир вокруг, в котором ему по-прежнему нет места и не предвидится, если честно, смотрит в потолок, вяло размышляя какова вероятность, что тот рухнет ему на голову и закончит все его страдания на этом слишком длинном очередном круге и будет ли следующий. Ланселот он ведь не марафонец, чтобы год за годом бегать в поисках чего-то, постоянно проигрывая то времени, то обстоятельствам, то самому себе, а он вынужден был именно что бегать круг за кругом, год за годом. А теперь и вовсе непонятно что искать, кого, зачем продолжать стремиться куда-то. А он ведь всё равно уже скорее по привычке, чем из упрямства, куда-то не бежит уже даже, а ползёт. Без огонька. Продолжает функционировать, тянуться за чем-то, а может быть и за кем-то, пытается осознать, а что теперь, когда Артур отказался быть их королем, выбрав себя, а не королевство. Что дальше, а? Очередной забег? Он даже не спортсмен. Он чёртов рыцарь, который только и умеет, что защищать своё королевство, свою королеву и своего короля. Что должен делать рыцарь, у которого нет ничего из озвученного выше списка и теперь точно не будет? Что должен делать рыцарь, лишённый всего, даже блёклой надежды на горизонте?
Кажется, смириться.

Стук в дверь ассоциируется с очередным ворохом никому ненужных не проблем даже, сложностей. Последний раз, когда в эту дверь настойчиво стучали с той стороны в очередной ультимативно одинокий вечер всё закончилось разговором по душам, причинившим боль, пьяной страстью и неловким утром. И ладно бы только этим. Ланс и рад бы сам себе соврать, что с Моргаузой его не связывает ничего кроме обоюдного желания в тот паршивый вечер найти спасения от оглушающей тоски в чужих объятиях, но не может. Он же рыцарь. А рыцари не бросают слабых женщин, рискующих отдать богу, если он, конечно, существует, душу, сделав ещё шаг, заботятся о них излишне явно, носят на руках и рычат, когда понимают, насколько некоторые женщины безрассудны. А может быть нет? Может быть он снова прикрывается красивыми словами? Ай, к чёрту. Рыцари же такие славные ребята, а он всё ещё числится в их рядах - такое удобное прикрытие. Рыцари в любом случае не бросают семью на произвол, а эта ведьма, век бы её не видеть и так тошно, она часть семьи, его странной, безумной немного, больной, почти истреблённой ими же семьи. И врать себе уже давно не получается. Рыцари ведь такие положительные ребята, когда не идут убивать людей во имя своего короля, не врут себе, пытаясь объяснить всё, что пугает правильными совсем нестрашными словами. Вот и он не отрицает собственной заботы, пугающей даже его своей неуместностью нежности и излишних переживаний за Моргаузу, которой он сам не сдался, ведь в нём для неё нет ничего ценного кроме их общей истории и бессмертия. Сэр Ланселот не привык прятать голову в песок и не мог вдруг изменить себе и притвориться, что вот это всё странное, страшное, запутанное - ничего не значит. И от этого ещё паскуднее. Светлый образ самого близкого рыцаря короля Артура давно запятнан романом с его женой в его же замке и как-то подпольные, скрытные, не выставляемые напоказ, а спрятанные как можно глубже, отношения - можно сколько угодно орать, что это вообще не про то, но отрицать их связь, кто бы как её не трактовал, чтобы она не значила, было бы кощунственно - вовсе не делали его плащ белее.
Чёрт.

Ланс знал, кто будет по ту сторону двери. Он не пророк, он просто знал. А кто же ещё, верно? Это уже похоже на традицию. Если вдруг случится какое-то невообразимое дерьмо - заходи к Ланселоту на огонёк, он будет, конечно, не рад, но кого это волнует, верно? Чужое заявление о планах на вечер мужчина встречает мрачным взглядом, тихим "дачтобвасвсех" под нос и полной капитуляцией, выглядящей как человек, развернувшийся на пятках и вернувшийся на диван, умудрившийся в сумерках коридора даже ни во что не врезаться.
Гори оно всё синим пламенем.

Всё это смутно похоже на другой вечер, когда он так же пил, пытаясь заглушить внутренний крик, рвущийся наружу. У него на журнальном столике как будто та же, но всё же другая бутылка виски. Моргауза всё такая же лёгкая, красивая, размахивает своим дорогим бренди, который даже ставить рядом с пойлом гарда стыдно, правда, кажется, на этот раз чуть трезвее. И говорить им вроде бы не о чем, а боль и смятение всё равно общие. Одно на двоих. Ланс откидывает голову на спинку дивана, закрывает глаза и заставляет себя считать до десяти.
Раз. Два. Три.
Эта женщина - его семья. Эту женщину он баюкал, обнимая, носил на руках, когда она сама была не в силах идти. Её же проклинал, когда они пытались спасти Артура её способами, вогнавшими пару гвоздей в несуществующий гроб сэра Ланселота. Её же восхвалял, чувствуя жар её тела в своих руках. Эта женщина - его прошлое и почему-то настоящее. Бьющая словами получше чем некоторые холодным оружием, копающаяся с непринуждённым видом в его едва заживших ранах, насмехающаяся над ним.
Четыре. Пять. Шесть.
С того вечера прошла всего какая-то пара месяцев, а столько всего изменилось. Вот Ланселот, например, окончательно сломался. Внешне это никак не отразилось, зато он сам знал, что внутренний стержень, основой которого всегда была вера в то, что стоит найти Артура и всё изменится, они пойдут уже вместе, он будет знать, что делать и куда идти, не выдержал очередных новостей и сломался под натиском осознания, что ничего уже не будет как раньше и навряд ли вдруг станет лучше, раскрошился в пыль. Нет больше в нём ничего, чтобы заставляло идти вперёд осознанно. Оболочка. Ланселот - это оболочка.
Семь. Восемь. Девять.
А что насчёт Моргаузы? Магия к ней вернулась и она решила с ним этим поделиться? Или соскучилась по их грызне? По его заботе? Что ей нужно здесь теперь, когда главное звено в цепочке не особо уживчивых жителей павшего Камелота, сломалась, разрушив всё то, что их связывало?
Десять.
Или не всё?

- Чем порадуешь, королева Лотиан? Давить на меня вроде бы больше нечем - главный козырь не актуален. Собеседник я по-прежнему паршивый. Виски у меня и того хуже. Чувствовать себя как дома, как обычно, не предложу,- Ланселоту хочется посмотреть на Моргаузу и попытаться угадать по выражению лица с чем она явилась к нему на этот раз, но продолжает держать глаза закрытыми. Просто потому что. Ни к чему. - Я внимательно слушаю.

Ланселот знает, что она ему не безразлична. Ненависть ли, любовь ли, любое другое дурацкое чувство от страха до восхищения - не важно. Она ему просто не безразлична. Это что-то аномальное. Что-то лишнее в отлаженном механизме жизни обычного, никчёмного смертного. Что-то, что обязательно его сломает.
Знает, но не хочет тонуть в этом, предпочитая держаться на расстоянии, непривычно осторожничая и скрываясь. Он не боится смерти. Не боится вечной агонии, но не хочет доживать свой долгий век, метаясь от одного к другому, заламывая руки и пытаясь перебороть природное упрямство сильной ведьмы, которая может его размазать по асфальту, если он сильно надоест, пытаясь повлиять на неё. Не хочет он и действовать по его указке. Не готов к очередному поражению, да и к битве, в общем-то, тоже.
Он вообще, кажется, ничего не хочет.
Ну может быть разве что: да гори оно всё синим пламенем.

[NIC]Andrew Knight[/NIC]
[STA]сэр ланселох[/STA]
[AVA]https://forumavatars.ru/img/avatars/0019/9f/90/126-1542581536.gif[/AVA]

Отредактировано James Rogers (2019-04-19 00:07:09)

Виски паршивый. Жизнь дерьмовая. Друзья так себе. И даже любовница очень сомнительная - не в постели, конечно, но вот когда начинает говорить становится как-то особенно грустно, а единственный известный ему способ заставить её молчать, кажется, чем-то вроде прыжка в бездну с громким радостным криком - он на такое не подписывался. Ланс, в общем-то, и не ждал от Моргаузы ласковых слов, не предполагал и сиюминутной страсти, каких-либо попыток отвлечь от невесёлых мыслей. И поддержки он от неё не ждал - она даже, если и решит помочь ему, сделает это на своё манер, вгоняя иглы под кожу с видом, как будто так и надо. Может быть она и права, так и в самом деле надо, но ощущения так себе. Он, в общем-то, достаточно хорошо её изучил за то время, что они были рядом и даже за то, что были порознь. Прямая как стрела. Жалит, как самая настоящая змея. Копается своими тонкими, красивыми пальцами в его открытых, нарывающих ранах, как будто так и надо и разве что не смеётся. Почему интересно, кстати? Несмешно? Ланселот морщится от критики своего пойла и делает очередной глоток, игнорируя возможность выпить что-то более достойное. Это глупо, конечно, но ему плевать. Как хочет, так и спивается. Без неё и её ценных советов как-то сотню лет жил и сейчас сможет. По крайней мере очень на это рассчитывает.

Лёгкость Моргаузы, её наряд, её голос - всё в пику грузности Ланселота, которому оторвало взрывной волной чужих решений остатки крыльев, на которых он кое-как парил над земным, позволяя себе смотреть сквозь пальцы на собственную жизнь как бы смертного со спрятанным мороком мечом и неуместным, несвоевременным кодексом чести, со смешным именем и фамилией-насмешкой, выбранной им же просто потому что ничего лучше его не охарактеризует. Она со всей своей живостью, гибкостью, красотой, что уж там, грациозностью и хищностью как будто пришла сюда тыкать его мордой, как нашкодившего щенка, в его личное отчаяние, в то, что сдался заочно, во все его мрачные мысли о смерти. Тыкать и приговаривать, какой же ты плохой мальчик, Ланселот, разве этому тебя учила твоя королева? Невольно всплывший в памяти светлый образ Гвен лишь как причина поморщится. Нет у него его королевы, даже сейчас, даже когда можно. Нет и короля. Нет королевства. Нет славных рыцарей, с которыми можно разделить любую боль, любую радость. Нет у него ничего. И никого. А вот Моргауза есть, только она не его. Она своя, со своими интересами, свои хитростями, своими интригами. Чужая королева, прикипевшая зачем-то к чужому рыцарю, связанная с ним чередой странных событий, столкнувших их нос к носу.
Судьба, в общем-то, та ещё сучка. И шутки у неё дерьмовые, прямо как виски, который сейчас растекался огнём по горлу вниз в самое нутро рыцаря без короля.

Ланселот уверен, что если бы он попросил Моргаузу молчать, она бы всё равно сказала то, что пришло ей в голову. Всё равно бы задала свои каверзные вопросы, ожидая на них ответы. Если честно, Ланс не знал почему он не рассматривал вариант пожелать ей катиться к дьяволу и промолчать, впрочем, наверное, потому что это глупо. Боль то общая. И вопросы, задаваемые мирозданию, общие. И от этой общности тошно, но никуда не денешься. С кем ещё ему обсудить собственные мечты о смерти, желательно героической, но это необязательно? Кому ещё он мог бы спокойно, без лишней драмы или глупых уточнений, ответить честно, что дальше? Моргане? Или Мордреду? Так себе варианты. Да и не пришли бы они к нему, а он в свою очередь к ним. Это совсем другая история. Другая часть семьи, ещё менее понятная, вечно сбивающая с толку.
Да гори оно всё синим пламенем.

Рыцарь, открыв наконец глаза, смеётся и смотрит на свою незваную гостью с вызовом, которому и объяснения то толку нет. Ну да, он её не боится. С чего бы? Он и так бессмертен, хуже она уже ничего не придумает. В вечной агонии, в вечной гонке. Человек, который меньше всего желал жить вечно, хуже всего подходил на роль очередного ваньки-встаньки, не умеющий жить бесцельно и наслаждаться вечной жизнью, обладал самым ценным по мнению многим и не ценил это - очередная насмешка судьбы, ну или одного  безумного колдуна, оказалась чересчур жестокой. Ланс не боялся боли, потому что знал в ней толк. И не боялся смерти, потому что знал, что это не конец. Знал и остро сожалел. Он боялся разве что привязанностей, боялся увязнуть в болоте благодарностей, переживаний и тоски. Но от этого не убережёшься. И не Моргауза в этом вопросе его главный враг, а он сам. Поэтому сейчас он смеялся, а не прятал стыдливо взгляд или пытался выставить ведьму вон. Смеялся отчаянно, глухо, хрипло, вцепившись пальцами в бутылку, не доверяя себе и своим рукам, привыкшим уже, кажется, гладить чужое лицо, лаская. К чёрту.

- Ни капли такта - я восхищён. Надеешься найти у меня ответы на свои вопросы? Смешно. Ты такая иногда смешная,- Ланс фыркает и садится удобнее, перестав пытаться стечь по дивану вниз. Разговор, видимо, будет долгий и болезненный. Ничего нового. Всё как обычно очень сложно. И смешно. Правда смешно. Думал ли он что будет дальше? Разве не очевидно? А уж про смерть и говорить нечего. Он ведь никогда даже не скрывал своей усталости от жизни, своей нелюбви к вечной жизни. Своего отчаяния. - Моя дорогая Моргауза, не знаю, что ты планируешь делать дальше, но лично я ровным счётом ничего легендарного. Продолжу существовать, как видишь, в этом я просто мастер. Притворяться гардом, больным до работы, пить по вечерам и может быть искать встречи с одним хорошо тебе известным альтернативно одарённым мудаком, чтобы сперва хорошенько ему врезать, а затем потребовать отменить своё дурацкое заклинание, сделавшее меня возмутительно долго живущим куском мяса. Хотя, конечно, скорее просто существовать. Осточертело кого-то искать и ждать. Это ни к чему не приводит. И твоё "мы" звучит отвратительно. Брось говорить такие вульгарные вещи. "Мы" - это я и мой диван. Я и мой меч. Но не мы с тобой. Уволь, пожалуйста.

Ланс отвечает не на вопрос, потому что он ему не понравился, но говорит по теме, опровергая догадки Моргаузы, вполне свободно делится планами на жизнь, отчаянно подчёркивая границу между ними. Нет никаких "мы". Был "их" король, а теперь нет. И "их" тоже нет. Ланс на такое не подписывался, он не готов. Не хочет. Слишком много боли, слишком много горечи. Он просто знал, что в отличие от него, Моргауза не опустит руки, не станет притворяться обычной. Просто она не человек. Не мальчик с мечом против огнестрельного оружия, монстров и ополоумевших богинь. Она сильна, бесстрашна, мстительна. Она - королева. И ей под силу подмять под себя целый мир. Но это всё сказка не про Ланселота. Он устал. Вечные поиски с известным печальным финалом довели его до крайней степени истощения и вкус у жизни стал пресным, впрочем, он давно не пестрил особо вкусами, где-то со времён первой гибели их короля. Пытаться собрать себя из осколков он не планировал и уж не Моргаузе его в этом укорять.
Ну или наоборот ей. А кому ещё придёт подобная самоубийственная глупость в голову?

- Ох, ну о смерти думать слишком.. тоскливо. Она у меня, знаешь ли, стоит первой в топ-10 бессмысленных развлечений. После смерти будет очередной круг - желания Артура никого никогда не волновали, а значит его рыцари будут возрождаться, пока он жив. Впрочем, если нет, я уже не расстроюсь. Ты ведь знаешь, я чертовски устал. Устал жить. Устал подстраиваться под меняющийся мир, жить воспоминаниями. Вся моя жизнь погребена на Авалоне под руинами величественного когда-то замка. Моё отношение к себе не изменилось. Мне себя не жаль. И давай пропустим душещипательные уверения, что я идиот, что так много всего можно сделать, и вот ту часть, в которой ты мне рассказываешь, что отказывать от бессмертия - это острая форма идиотизма. Плевал я на это всё великое. Я не просил себе подобной участи, не хотел знать, что стал легендарным рыцарем того самого короля Артура, воспетого в литературе. Я просто человек. Глупый, жестокий, жалкий, слабый, тот самый венец эволюции, который может умереть от наплевательского отношения к себе, своему организму и ранам.

Ланселот на удивление болтлив, наверное, это всё виски. Болтлив, бесстрашен и ему интересно отчего Моргаузу снова ноги привели именно в его дом. Сейчас между ними не стоит призрак доверчивого мальчишки. Сейчас между ними даже не стоит Артур, взявший самоотвод. Так почему? Ланс делает ещё один жадный глоток, отставляет с тихим стуком бутылку и разворачивается на диване так, чтобы видеть лицо Моргаузы, совсем не солидно поджав босую ногу под себя. Последнее, что его волнует, это как он выглядит в глазах ведьмы. Ему плевать. Не потому что она ему безразлична - с этой частью он уже худо-бедно разобрался, а как раз из-за того, что она так или иначе заставляет его оживать, восставать из заботливо вырытой могилы и начинать судорожно соображать. Это не похоже на жажду жизни, но какие-то внутренние механизмы совершенно точно от её присутствия начинают снова приходить в движение. Это странно. Это, пожалуй, бесит. Но врать себе он так и не научился, так что игнорировать всё это просто не видел смысла. Он итак малодушничал изо всех сил, пора и честь знать. Но это всё лишь повод быть максимально собой, без жалких попыток натянуть чужеродную маску, не приходящуюся в пору.

- А что на счёт тебя?

Ланселот может протянуть руку, ту, которой он не подпирал собственную голову, облокотившись на спинку дивана, и провести подушечками пальцев по её лицу, очерчивая скулы, проведя ими по губам, мягкость которых по-прежнему помнил, поправить выбившуюся прядь. Он бы мог потянуться вперёд и прижаться к её губам своими, мешая ответить, сминая возможное сопротивление, утягивая на очередной виток бессмысленной страсти, от которой плохо, если и будет, то уже потом, когда всё закончится. Но вместо этого он смотрел на неё прямо, с интересом, с глупой, едва заметной улыбкой и ждал ответа. Любого, если честно. Он был готов даже выслушать отповедь о том, какой же он идиот. Не смиренно, конечно, а с комментариями и попытками в ответ ткнуть не менее болезненно, но выслушать. Смысл их общения всё ещё не ясен, при чём Ланс готов дать руку на отсечение, что им обоим, но сам концепт, конечно, любопытный. Звучит как повод отвлечься от собственной усталости хотя бы на пару минут.

- Я так понимаю, магия к тебе вернулась? Великие планы уже составила? Или так, по мелочи?

[NIC]Andrew Knight[/NIC]
[STA]сэр ланселох[/STA]
[AVA]https://forumavatars.ru/img/avatars/0019/9f/90/126-1542581536.gif[/AVA]

Отредактировано James Rogers (2019-04-20 01:23:35)

Ехидное замечание проходит по касательной, не задевая ни одного жизненно важного органа. Да он, в общем-то, никогда и не славился своими манерами, нет, ему, конечно, было куда расти, но в целом то, какой из него галантный джентльмен? Времена рыцарей славились романтикой в основном у совсем  юных девчонок, не думающих о том, что все любят приврать, особенно о тех, кто уже вроде как умер, став легендой, мечтающих о своём рыцаре на белом коне, который будет самым лучшим, самым нежным, самым ласковым, самым красивым. Просто самым. На деле рыцари бывали всякими. Грубыми, жестокими, разъярёнными, нервничающими, ненавидящими, неверными, подлыми. Рыцарь - это не лекарство от всех изъянов, просто звание. Вот Ланселот был порой грубым, чересчур простым, так и не научившимся играть в придворные подпольные игры, но крепко увязший в них, раз за разом проигрывая, просто потому что был не безразличен властным, могущественным женщинам. Он бы рад сказать, что был честным, но это было бы ложью - его тайна давно известна целому миру, выросшему на легенде о короле Артуре и притворяться невинным агнцем уже как-то не к лицу. Зато он был благородным. Умел быть благодарным. Был по-своему добрым, щедрым на чувства. И он умел любить. Любить без оглядки, любить вопреки, любить на расстоянии и в опасной близости. Сэр Ланселот никогда не обманывался, пытаясь убедить себя, что Гвен стала его потому что он так хорош, нет. Просто ей было чертовски одиноко, страшно и больно. Она была одна при живом муже - Ланс никогда не осуждал своего друга, но пройти мимо отчаянно желавшей тепла женщины не смог, он ведь любил её, полюбил, когда решил позаботиться, полюбил за время их разговоров, полюбил, не смотря на все запреты и вялые вопли здравого смысла. Любил всем своим удивительно большим сердцем, готов был погибнуть за свою королеву, быть казнённым за своё предательство. В своих чувствах и порывах он всегда был безрассудным.
И куда его, нет, их это привело?
Куда это качество вело его сейчас?
Он ведь мог притвориться безучастным, промолчать, бросить веское "не твоё дело" и закрыться. Но вместо этого он безрассудно раскачивал шаткие качели их сомнительных отношений с Моргаузой, где-то внутри то воя, то весело хохоча от очередного сюжетного витка. Это безумие чистой воды. А он, в общем-то, всегда был безумцем. Отчаянным, в чём-то глупым. Сильным, живучим. Мир вокруг изменился, женщина, которая наслаждалась его нравом, как и все пытающаяся повлиять не в лоб, так как-нибудь со стороны, может быть даже уберечь от его собственной отчаянной смелости и бездумной жертвенности, сменила имя и лицо, а он остался прежним за исключением одного маленького нюанса. Жизнь ему давно не мила. Давит тяжестью на плечи, пригибает к земле, нашёптывает на ухо, что всё это бессмысленно. Нет  больше веры, что "счастливы здесь и сейчас" стоит всех последствий. Нет даже слово "счастливы" в словаре наиболее часто используемых слов. Зато есть Моргауза, смотрящая на него с интересом, подхватывающая его веселье висельника на эшафоте, смеющаяся ли, улыбающаяся ли, качающая ли головой. Она просто есть. И от этого и страшно, и дико, и тошно, и неуместно хорошо. Это по-прежнему не отменяет ни одно произнесённое им слово, ничего не меняет, но это щекочущее чувство от воспоминаний одной ночи, которая должна была быть просто заурядным событием, а стала как будто отправной точкой в их путешествие двух безумцев по их собственным выжженным, израненным душам, всё равно есть.
И не это ли пугает больше всего?

- Мерлин преследовал свои интересы, впрочем, как и всегда. Это не раз спасало и нас, и Артура, но с последним своим фокусом он всё же перегнул палку. Чужие жизни - не его зона ответственности,- Ланс быстро, но на удивление естественно, сменил своё неуместное веселье на мрачную серьёзность. Мерлин оплошал. Он сделал свои ставки, объявив и Артура, и рыцарей, и всех, кто нужен был для того, чтобы карта короля оставалась такой же могущественной, разменными монетами, а потом сгинул, сбежал, потерял к ним интерес. И это злило больше всего. Кукловод. Ланселот так и не смог за долгие годы своего бега по кругу решить, что его бесит больше, то, что его посчитали за очередную марионетку, с которой можно сделать всё, что вздумается, или что он не может умереть и спокойно упокоиться уже в земле, став наконец-то не живой легендой, а мертвецом, легенды о котором в кои-то веки перестанут нагло врать, что он умер вскоре после Артура. Наверное, всё-таки первое. - Жалеть? У тебя странные представления о жалости к себе. Разве я рыдаю у тебя на груди, умоляя сказать, что всё будет хорошо, подтвердить, что я тут главная жертва? Я просто устал злиться и переть вперёд с упрямством осла. Это называется мм смирение, да, определённо это оно. Смирение с тем, что есть вещи, на которые мне не повлиять, просто потому что моё бессмертие - ошибка. Я не ровня ни ведьмам, ни колдунам, ни демонам, ни ангелам, ни любому другому существу, даже самому слабому. Я человек. Человек, вынужденный жить с чувством, что всё вокруг временно. Что все привязанности - ложь. Кому-то и подобной роскоши не досталось, я может быть в чьей-то системе координат тот ещё счастливчик, но не в своей. Глупо дарить бессмертие человеку, который всю жизнь только и делал, что играл в пятнашки со смертью, рискуя собой. Но, если по-твоему я себя жалею и все мои слова о том, какой я несчастный, и о том как жестоко обошлась со мной судьба, то, пожалуйста. Любой каприз, как говорится. Только избавь меня от твоих попыток заставить меня начать злиться и снова стартовать, гоняясь за призраками. Набегался, хватит.

Своими подозрениями, что Ланселот утонул в собственной жалости к себе, Моргауза его, конечно, не убила, даже не ранила, но задела. Он ведь всего-навсего говорил честно, не пытаясь притвориться кем-то другим, сделать вид, что ему не плевать, что дальше, что он не смирился. А она в очередной слышит его как-то иначе или наоборот слышит как раз то, что он и имеет в виду, а за живое интереса ради поддевает домыслами, которые не могли не зацепить. Это же Моргауза. Впрочем, какая разница? В любом случае следующее её заявление, даже без озвученного имени, оба здесь отлично знают про кого идёт речь - это не просто соль на свежую рану, это, пожалуй, как гореть заживо. Горячо и больно. Больно и горячо. И хочется содрать с себя кожу. И уж точно не хочется говорить об этом с ней. Потому что помнит тепло её тело, успел изучить изгибы, помнит вкус и мягкость губ. А ещё потому что разговоры про Гвен - это всегда больно. И никогда уже, наверное, не будет иначе. Такой ли ты верный, рыцарь? Такой ли ты истинно влюблённый? Так ли уж ты честен с собой? А с женщиной, сидящей рядом?

- Тебе Гвен и наши отношения тоже не дают покоя? У вас это семейное? - слова звучат излишне зло, ведь, если подумать - это просто вопрос. Такой же, что и про будущее. Аналогичный вопрос о мыслях про смерть. А всё равно задели. Вздёрнули вверх, выбили почву из-под ног. Снова. Всегда. Тоскливо. Горько. Но, кажется, Ланселот знает ответ и зачем-то собирается поделиться им с Моргаузой, подавшись вперёд, оказавшись слишком близко к её лицу - ещё немного и можно будет поцеловать висок, коснуться мягко брови, спуститься ниже, целомудренно целуя в кончик носа, чтобы помучить томительным ожиданием, прежде чем впиться в губы. Но вместо этого он подаётся вперёд ещё, чтобы его губы оказались совсем рядом с чужим ухом и тихо, едва слышно говорит то, что решил когда-то давно для себя. - Когда я был нужен ей - я был рядом. Когда ей было одиноко - я всегда стоял позади, готовый закрыть в своих объятиях от целого мира. Ради неё я предал своего короля. Но я всегда был заменой, спасением от одиночества, никогда не шло и речи о побеге двух влюблённых. Мне позволяли и я любил. Я и сейчас люблю, не как женщину, которую бы хотел найти во чтобы то ни стало, а как ту, с которой я был счастлив, пусть глупо и совсем не думая о последствиях. Её светлый образ всегда на периферии сознания, как подтверждение того, что это было, что я жил, что было и на моём веку что-то до одури хорошее помимо битвы и дружбы короля королей, но никогда я в здравом уме и памяти не искал её и не стану сейчас. Не из-за Артура. Просто так будет лучше. Счастье - очень хрупкая вещь. Стоит чуть крепче сжать пальцы и оно осыпается осколками. Моё давно превратилось не в осколки даже, в мелкую крошку, но я по-прежнему ни о чём не жалею. И иду дальше. Иногда ползу. Не оборачиваясь, по крайней мере, не на неё, не в этом мире.

Правда никогда не была сладкой на вкус. Правда всегда звучала как приговор. Правда была и приговором, и спасением. Правда звучала трагично, но Ланселот не страдал. Уже нет. Больно было, а желания заламывать руки и кричать на всех углах, что он жить не может без Гвен - нет. Потому что мог. Мог и жил. Он ведь в самом деле никогда не искал Гвен, зная, что если бы он был нужен ей - они бы встретились, нашлись, находились бы жизнь за жизнью, как это было с Артуром, с которым их разводила в разные стороны в последний момент чёртова судьба. Но они не находились, не встречались, никогда у него не было ощущения, что вот та женщина - Гвен. Его Гвен. Его светловолосая королева. Он был не нужен королеве. Может быть, она даже не возрождалась, покоилась под километрами уже, наверное, земли и не знала горя. А может быть была любима и любила, может быть у неё были дети, может быть она и вовсе не была простой женщиной. Ланс не знал. Ему не было плевать, ему было никак. Странное чувство, но уже такое привычное. Болезненное, но слишком въевшееся, как ржавчина в старый металл, чтобы обращать на него внимание. Их роман случайно воспет в легенде, хватит и этого. В своё время он сделал всё, что мог, и даже то, чего не имел право во имя неё, ради неё. Достаточно.
Гвен - это то, что сделало его тем самым Ланселотом Озёрным, но вовсе не причина для вечного целибата и бессмысленных поисков. Умение отпускать пришло не сразу, со временем. Со временем пришло и сомнение, что та самая истинная любовь, которая могла по слухам сдвинуть горы, в самом деле существовала. Он никогда ни о чём не жалел. Но отпустил. Это всё дела давно прошедших лет. Главное, что они были. А сейчас, сейчас ничего кроме воспоминаний ему и не нужно, да и те были больше об ощущении лёгкости, чем о светлом образе королевы Камелота, ведь, если подумать, помнит ли он как она выглядела? Не вот эти всем известные детали, а что-то более личное? Или эти воспоминания давно заменили другие? А может быть и совсем недавно?
Ланселот никогда об этом не думал и сейчас тоже не хотел.

Ланс отстранился, смотря на Моргаузу и немного мимо неё блуждающим, задумчивым взглядом вовсе не пьяного человека - он как будто абсолютно трезв и отдаёт себе отчёт в том, что только что сказал, а главное кому, не пытаясь ни запомнить её выражение лица, ни понять о чём она думает. Она спросила - он ответил, всё очень просто. Его правда никогда не отличалась особой искусностью, никогда он не пытался сделать её красивее, прикрыв некрасивые, пугающие порой своей несуразностью кривые, ломаные повороты остросюжетной драмы под кодовым названием "жизнь Ланселота Озёрного" лишними, буквально инородными, словами о высоком, да он и оратором то всегда был плохим. Его оружие - меч и правда. Ведь в своей искренности он был порой опаснее любого искусного лжеца. И, наверное, ведьма ожидала другого ответа. Или вовсе не ждала ответа - рыцарю плевать оправдал ли он её ожидания. Ланселот столько лет молчал, что сейчас даже как будто ощущал непривычную лёгкость и улыбался, вернувшись в свою исходную позицию, задумчиво. А что ещё ему было делать? Не рыдать же на груди у Моргаузы, что вот так вот обошлась с ним его великая любовь? Он ведь в самом деле не страдал излишней жалостью к себе. Когда-то давно он был счастлив, не слепо, всегда зная, догадываясь в чём загвоздка. Но. Он был счастлив. Вопреки. Во имя. С ней. И просто глядя на неё издалека и ни о чём не жалел, но и не жил воспоминаниями. Когда он вспоминал Камелот, он вспоминал другое и других. Может быть его любви цена - грош. Но ему по большому счёту плевать. И до сих пор странно, что всем так много дела до его постели.

- Скорее глупо,- чужой смех звучит возмутительно живым, как будто отрицая внутреннюю пустоту, но Ланс знает, чувствует, видит её отпечаток на чужом лице. Тот же, что наблюдал на своём, когда смотрел в глубину зеркальной поверхности. Нет цели. Нет жажды жизни. Ничего нет. А жизнь есть. И сердце бьётся, и в душе что-то ворочается, но всё это так бесцветно в сравнении с чувством опустошённости. Когда-нибудь в лице Моргаузы он заметит смирение, созвучное своему, и, наверное, испугается. Ему не хочется верить, что она тоже сдастся и выберёт путь бренного и смиренного существования. Когда он говорил ей, что она сильнее, чем думает - он не врал. Сильная, властная, горячая, страстная, порой излишне жёсткая, но ей к лицу. Такие не должны сдаваться. Моргауза не должна сейчас сидеть здесь и с лицом исследователя тыкать палочкой в едва живого рыцаря, так глубоко запавшего в душу нескольким могущественным женщинам и пострадавшему от этого.
По большому счёту она вообще ничего и никому не должна, но от этой мысли как-то по-особенному горько. Непривычно.
Ему то тоже ничего не должна.

- Какие у тебя интересные предложения. А какова плата? Ничего же не бывает просто так?- Ланс улыбается уголками губ, едва заметно подрагивающими от странного микса всколыхнувшихся было чувств и привычной уже отрешённости. А разве можно избавиться от проклятья? И если да, то что тогда? Наконец-то покой? Так просто? - Что ты хочешь взамен за свою помощь, Моргауза? Душу? Сердце? Обещание? Не томи.

Ланселот давно не верит в чужой альтруизм. В свой ещё со скрипом - да. В чужой абсолютно точно нет. В альтруизм Моргаузы особенно. Не потому что она какая-то особенно ужасная. Нет. Просто она слишком хорошо знает цену жизни, силе, власти и смерти. И не должна вот так запросто предлагать ничего из этого списка другим. Это слишком глупо. Так бы сделал Ланселот, а они с ней совсем не похожи, на удивление разные и почему-то так крепко связанные своими глупыми поступками, жестами, словами. Уже даже не Артуром.
Давно не им.

[NIC]Andrew Knight[/NIC]
[STA]сэр ланселох[/STA]
[AVA]https://forumavatars.ru/img/avatars/0019/9f/90/126-1542581536.gif[/AVA]

Ланселот не верит в бога. Ланселот тот ещё грешник. В Ланселоте от религии разве что регалии инквизитора, доставшиеся ему по ошибке в одно из десятков перерождений, которых он даже толком не помнил - только особо эмоциональные моменты. Чужую боль. Чужие смерти. Чувство собственной никчёмности. Ощущение, что он всего лишь пешка, что его место не здесь. Всё остальное - калейдоскоп смазанных пятен. Но костры он помнит. И людей, жадно смотрящих, как плохо кому-то другому, а не им. Помнит их восторг и собственные смешанные чувства от сладкого привкуса сомнительной мести до осознания, что ему нечего делить с бедными женщинами, единицы из которых в самом деле ведьмы, ведь он сам должен гореть рядом с ними. Бессмертный человек. Чем не отродье дьявольское? Всю жизнь он сталкивался с чужой верой во что-то большее, чем представляли из себя люди. В чью-то силу. В то, что их спасут. Он смотрел на них и не понимал. В чём смысл? Хоть кому-то это в самом деле помогало? Он смотрел как совсем мальчишки молили о спасении и отворачивался, уходя прочь от чужого тихого шёпота в ночи - он тоже ведь просил. Смерти просил. И разве это дало какие-то результаты? Он уходил тогда покурить и насладиться редкое тишиной перед очередным боем, зная, что их слепая вера, их жаркие сбивчивые молитвы не уберегут от снаряда, если случай решит не в их пользу, как и знал, что сам навряд ли окажется в нужной воронке - карма, наверное. Так кто же он? Не христианин уж точно. Нет в нём всепрощения, нет в нём этой благодати и желания подставлять другую щёку, если ему уже нанесли удар. И не еретик. Он даже не может назваться атеистом, ведь он не верит, а просто знает, что вся эта потусторонняя херня, о которой так много написано, на самом деле существует - он видел, он знает. Может быть он язычник? Но верил ли он когда-нибудь в ритуалы? Наверное, нет. Он верил в людей. В могущественных женщин, силами которых их армии шли к победе. В мудрого Мерлина, оказавшимся тем ещё сукиным сыном. Он верил в себя и короля Артура, верил в братьев своих и в их умение обращаться с мечом. Он безбожник.  Его алтарь всю дорогу был построен из стали, из меча и щита - вот перед чем он готов преклонить колени. Только нет уже щита, остался только меч и мир, сделанный из бетона из стали, в котором его не применить. Он пережил даже свою веру. Как.. глупо.

- Кто я? Бессмертный идиот без дома, бога, друзей и планов на ближайший век,- Ланс снова подхватывает бутылку, прикладываясь к горлу и вливая в себя всё тот же дерьмовый на вкус виски, даже не морщась. А может быть его бог - алкоголь? Алкоголь и никотин. Новые американские боги, которые ему близки и понятны. И плевать, что он не в Америке. Им от него не нужно обещаний, они не ждут от него отречений, не просят покорности. Просто плати. Плати и получишь то, что тебе больше всего нужно - забытье. Так просто. И так удобно. Гораздо веселее, чем разжигать костры и вдыхать запах чужой горелой плоти. Ланс делает ещё глоток и снова возвращает сосуд на его законное место на столик, давно не видевший тряпки, рядом с одинокой кружкой, в которой наверняка завелась новая жизнь. Не он начал этот вечер откровений, но ему, пожалуй, нравится. Как давно он говорил так много о себе? Кажется, никогда. - У меня нет планов даже на завтра. Но когда-то я пытался вписываться в мир, где просыпался и вспоминал себя. Иногда это было очень... не вовремя. Ты знала, что я был в инквизиции? А я был. Очнулся, когда женщина, под которой я развёл костёр положила полплощади перед смертью. Я вспомнил кто я, вспомнил всё, выжил каким-то чудом, получив ожоги и пережив из заживления. И был в ужасе не от того, что ведьмы существуют - я это и так знал, а от того кем я стал. Но.. продолжил разводить костры, представляя, что в огне горят не невинные, а Моргана - немного мелочно, конечно, но выживал, как умел, выжидая встречи с Артуром. А потом устал и от этого, и пошёл дальше. Но всё же никогда я не верил в то, что делал, после падения Камелота, вот что самое страшное. Не вверил в людей вокруг. Не верил в их идеи и богов. Это всё чужое,- Ланс качает головой и, с трудом включаясь обратно в их беседу, бросаёт короткое опровержение её теории.

- Это не стереотипное мышление. Это опыт. Ты приходишь ко мне, когда тебе что-то нужно от меня. Убедиться ли, что мне так же плохо, как и тебе, спрятаться ли у меня, попросить лли у меня помощи во имя спасения Артура. Это всего лишь.. факты.

Ланселот знает, что рассказ об инквизиции заденет Моргаузу едва ли сильнее, чем его исповедь о Гвен. Он не так уж и много о ней в самом деле знал, но иногда ему казалось, что он видит её насквозь. Не всегда. И не всё. Но некоторые вещи. Да и как-то за долгие годы своих жизней он много думал, почему именно ему повезло стать мишенью дворцовых интриг, когда он из себя в самом деле ничего не представлял и у него был только один ответ. Никому не нужен был Ланселот. Всем, кто предъявлял на него свои права, нужно  было то, чем он так щедро отдавал королеве, не дожидаясь просьб и уговоров. Внимание. Безусловная, глупая, не обжигающая, но греющая любовь. Ведь тот, кто смотрит, всегда увидит то, что надо было в своё время лучше скрывать, а он был глуп и юн, думал, что никто не заметит. Это сейчас он знал, что даже скрывая самое ценное и светлое, не убережёшь это от чужого жадного взгляда, а уж выставляя напоказ тем более. А ведь не так уж и многие могли похвастаться правом позвать и услышать отклик спешащего по первому зову. Вот и всё.
А здесь и сейчас он, человек, который сжигал женщин, обвинённых в использовании магии, смотрел на Моргаузу и чувствовал, что ей больно от его исповеди. Не потому что в ней много невысказанных слов любви по отношению к нему - нет. В её глазах немой вопрос: почему эта история не обо мне? Все нуждаются в том, что их любили. Просто за то, что они существуют. Безусловно, глупо, без лишних попыток разложить всё по полочкам и объяснить. Просто так. Ведь каждый рождается с невысказанным "любите меня, пожалуйста" на губах и эта просьба, мольба проносится многими сквозь жизнь, так и оставшись без ответа. Ланселот предпочитал любить, завоевывать чужие страны во имя, ломать стены, совершать подвиги и получать свою мелкую порцию любви. Но не все в мире Ланселот. И все несчастны по-своему.
Ланселот в том числе.

- Заманчиво, конечно. Но только для меня. Зачем это тебе, Моргауза? Просто развлечение? Давняя мечта бросить вызов Мерлину? Не понимаю. Не люблю когда так.

У Ланселота много вопросов и ни одного ответа. Он смотрит на ведьму в упор, пытаясь понять по её лицу, зачем это нужно ей. Смотрит на неё и не может вспомнить зачем это ему - он уже так привык к этому бесконечному бегу по кругу за собственным хвостом и недостижимой мечтой, что даже когда отказался бежать дальше, не мог представить себе жизнь как-то иначе и вспомнить зачем. Когда желаемое так близко, решение вдруг не кажется таким уж и умным. Да и веры в нём, что чудо случится и он не очнётся снова в неподходящий момент - нет. Вера в чудеса вообще не его сильная сторона. Он смотрел на женщину, с которой у них как ни крути одна боль на двоих. Смотрел на неё и не понимал. Это плата за его доброту в ту ночь? Это плата за то, что помог ей? Это благотворительность? Почему она снова пришла к нему и делает столь заманчивые предложения? Это сделка с дьяволом? Но его душа и так попадёт в ад, если он существует - относительно ада он уже не сомневался. Он смотрел на неё и всё пытался вспомнить зачем они вообще пытаются разговаривать. Почему не пьют молча. Не падают в объятия друг друга и не выпадают из осточертевшей жизни до самого утра. Они так глупо проводят время. Так глупо тратят его на разговоры о былом и о том, что кажется чем-то чересчур сказочным даже для бессмертного легендарного героя. Ланс давит из себя смешок, едва слышный, затем ещё один. И ещё. Громче и громче. Пока не начинает хохотать в голос от сюрреализма ситуации. Ведь по большому счёту они здесь пытаются решить жить ему или умереть, а он всё спрашивает зачем это женщине, тепло которой уберегло его от безумия, всё ожидая какой-то подставы. Да вся его жизнь одна сплошная подстава. По мелочи и глобально. Чего он боится теперь?
Ланс замолкает так же постепенно, как и начинает смеяться. По ниспадающей. По ниспадающей - это буквально девиз всей его жизни: от легендарного рыцаря до без пяти минут человека с алкоголизмом второй стадии.

- К чёрту. Где гарантии, что я не стану зомби, м? Не хотелось бы менять одно дерьмо на другое. Зомби не могут напиться, а этого я уже не переживу.

Переживёт. Он всё и всех переживает, вот что самое мерзкое в этом проклятье. Вот, что бесит его больше всего. Обречён прощаться и идти дальше. Куда-то. Теперь даже не под знамена. Потому что даже, если он остановится, его подвинет земля, которая крутится вопреки его желанию, сместив его в другое место. Не стать ему изваянием, так быть может предложение Моргаузы - это то самое, что ему так нужно?

- Моргауза,- Ланселот говорит проникновенно и серьёзно, всё ещё не отводя взгляда, не улыбаясь и не скрывая улыбки. Ему просто.. интересно. - Каково это решиться лишить вечной жизни человека, пусть я и не ценю? Каково это подписывать смертный приговор человеку, который стал для тебя семьёй?

Для смертника Ланселот слишком самонадеян. Но он так часто примерял на себя эту маску, что с ней ему, пожалуй, уютнее, чем без неё. Для него смерть - всего лишь передышка. И мысль, что она вдруг станет точкой в его истории не причиняет боли. Он так долго к этому шёл. Какой смысл теперь отступать? А семья.. они все семья. Нет для них никого роднее тех, кто покинул стены Камелота. Так уж получилось. Так уж сложилось, что даже он стал частью этого безумного семейства королевских кровей, наследив в их истории от души.

[NIC]Andrew Knight[/NIC]
[STA]сэр ланселох[/STA]
[AVA]https://forumavatars.ru/img/avatars/0019/9f/90/126-1542581536.gif[/AVA]

Ланселот просчитался, не оценил риски и снова прыгнул вниз с моста, не проверив свои страховочные тросы на крепость. Пусть ему и хочется показать женщине, приходящей к нему раз за разом, всё то, что гнило, разлагалось внутри, заставляя думать о смерти чаще, чем о том, что может дать ему вечная жизнь, но он совсем забыл, что образ рыцаря в её голове гораздо ярче и живее, чем то, во что в самом деле успел превратиться благородный когда-то рыцарь без страха и упрёка. Заговорив про инквизицию, Ланс ведь совсем не ожидал увидеть, как Моргауза от него отстраняется то ли от ужаса, то ли от отвращения, не думал и о том, что произнесённый ей безобидный вопрос может причинить столько дискомфорта.
Да, он. Всё он. Он жёг костры инквизиции. Он пытал. Он предавал своего короля. Он отступил, когда стоило идти вперёд. Всё он. Ребёнка убил тоже он, не Моргауза. А тот самый благородный сэр Ланселот. Он прожил так долго, он пережил так много и далеко не всем мог гордиться. Вот только чувствовать себя виноватым больше не получалось, только криво улыбаться, кивая. Да, дорогая Моргауза, ты многого не знаешь. Тебе не ведомо чем занимался благородный рыцарь, рыская по свету в поисках своего короля. Когда-то давно, ещё до того, как он в самом деле понял, что выхода из бесконечного цикла не существует, вперёд его вели славные, добрые помыслы. Он всё рвался помочь страждущим, протянуть руку, стать живым щитом, думал, что всё не зря, что во всём этом есть какой-то смысл. Был на удивление глуп и наивен, а ведь казалось бы, взрослый мужик, проживший свою настоящую, ту самую первую, единственную, на которую рассчитывал жизнь вовсе не в сказке. Бывало, что события вокруг вынуждали делать то, что совсем было ему не в радость. А бывало в его голове что-то замыкало и он жёг женщин, думая о том, что среди них могла быть Моргана. Убивал людей, думая, что среди тех, кто пал от его руки, мог быть Мордред. И всегда у него было красивое прикрытие: то война, то инквизиция, то просто общество больно и так он как будто становится его часть. А потом отпускало и становилось страшно: что же ты наделал, идиот? Как дальше будешь с этим жить? И он шёл прочь от старой истории, в которой вёл себя совсем не благодарно. Шло время и снова накатывало. Бесконечный бег по кругу: ненавижу, не прощу, всё равно, найти бы Артура, ненавижу, не прощу, скорее бы снова в забвение. Ничего особенного. Просто жизнь, состоящая из тысячи моментов, как хороших, так и плохих. Наверное, у него даже есть дети. Брошенные, оставленные с матерями, не знающие своего отца. А может быть его потомки до сих пор ходят по планете - Ланселот не знает. Он даже не помнит всё, что с ним было. В его голове только обрывки. Костры. Пальба. Чужая боль. Чужой страх. Огни городов. Тлеющие пепелища сгоревших домов. Порывы ветра на верхотуре и тяжесть намокшей одежды. Собственное отчаяние от мысли, что всем помочь нельзя. И желание напиться от мысли, а нужно ли. И сотни, тысячи незнакомых лиц, которые он видел.

- Не знала? Странно. Неужто верила в моё былое благородство? Не слишком умно,- гард неловко ведёт плечом, задумчиво трёт плечо, где когда-то были бинты, а теперь очередной уродливый шрам и держит паузу. Буквально пара секунд, чтобы решить, хочет ли он продолжить говорить про себя и быть честным от и до. Уверенности по-прежнему нет, но поток слов, льющихся из него, как вино из кувшинов на пиру в честь победы славного короля Артура и его доблестных рыцарей, кажется, уже не остановить. В его теле слишком много виски. В его голове нет места стоп-сигналам - никто на них уже не обращает внимание, ведь даже встреча с мчащимся по своим делам экспрессом суровой действительности не пугает. В конце концов быть может это их последний разговор, верно? Ведь если бывшая королева сделает то, что предлагает, то жить ему недолго. Он не умеет играть в прятки со смертью, а учиться на старости лет не собирался - любому идиоту очевидно, что это не его. Мысли роятся, путаясь, а Ланс, успевший сделать ещё пару глотков из бутылки, толком не запомнив из чьей, снова заводит чересчур глубокие для его образа простого воина, не желающего знать ничего кроме прямых приказов, разговоры. Может быть ему в самом деле пора перестать пить. Особенно с Моргаузой. - Раз уж мы тут устроили разговоры по душам, то, знаешь, я ведь абсолютно не представляю кто ты и что ты, как мыслишь и что с тобой происходило со времён, как пал Камелот, и до того, как мы снова встретились. Ты для меня навсегда королева Лотиан. Моргауза времён Камелота. Но это ещё не самое страшное. Гораздо страшнее, что я и про себя этого не знаю. Я знал сэра Ланселота. Знал, чем он живёт, чем дышит, куда идёт и зачем живёт. Вот только.. я давно не Ланселот. Может быть его тень. Порой жестокая, порой несправедливая, порой отвратительно благородная. Забавно, правда?

Не забавно. Но Ланс улыбается, смотрит куда-то за плечо пришедшей к нему женщины, думая о прошлом, качает головой, отмахиваясь от терпких на вкус воспоминаний, и снова переводит взгляд на хорошо изученное им лицо. Ищет что-то в нём и не находит. Сам не знает, что так надеется увидеть, слушает вполуха, но главное вычленяет. И правда не просила. В общем-то, от себя лично ни о чём его не просила. Приходила только с планом спасения Артура, подвела к черте, показала на что он в самом деле способен ради своего старого доброго друга, головой окунула в то, что жалости в нём к тем, кто живёт здесь и сейчас ни грамма. Вскрыла его панцирь красивой легенды, от которой в нём осталось только имя. А подоплёку он ищет всё равно. Сам не знает зачем, по привычке быть может. Старо придание, но память о сложносочинённых интригах двора жива. Всё он помнит. Только ни тогда, ни сейчас не хочет в самом деле пытаться понять в чём загвоздка. Какая ему разница? Его дело всегда было простым и понятным: защищай и служи. Это сейчас он всё не может придумать который подорожник приложить к собственной тоске, чтобы излечиться, от того видимо и думает слишком много, изгаляется, подбирает слова, травит душу, что себе, что Моргаузе. Агонию зачем-то свою растягивает, не говоря ни да, ни нет. Смотрит всё на Моргаузу, улыбается как-то по-доброму и всё равно не понимает. Предложенная ему услуга вовсе не мелочь. Серьёзное обещание ведь. Надежда. Блёклая пока ещё, но надежда. Повод встать с дивана, отставить бутылку и просто дождаться, не пытаясь забыться всеми доступными способами, а, если получится, закончить свою долгую историю достойно, а это на самом деле гораздо больше, чем у него было последние лет сто. Слишком. Это всё слишком. Даже разговоры про Гвен не оказывали на него подобного влияния. Не была ни груза чужих слов на плечах, ни странного чувства, что сам не знает во что влезает. Но отказаться от призрачного шанса перестать существовать и мучить себя воспоминаниями о том, чего у него уже никогда не будет, не может. Должно ли ему быть стыдно перед Артуром, нашедшим в себе силы отказаться от прошлого? А перед братьями? Быть может перед Моргаузой, которой он задавал вопросы, заставляющие её обнажаться перед ним гораздо больше, чем когда они искали в друг друге утешения? Имеет ли он право ломать других, лежа обломками на дне? Есть ли у него вообще какое-то право чувствовать себя не тем, кому дарят что-то очень важное, а тем, кто как будто на рынке торгуется? Быть может ему самое время пасть на колени перед бывшей королевой и целовать руки?
Быть может.

- Страшно,- вторит за своей благодетельницей следом, пробует на вкус слово, катает его на языке и всё равно не понимает. Если страшно, то зачем? Но повторять свои вопросы не хочет. Глупо это. Смотрит долго, смотрит внимательно, как будто что-то оценивает, просчитывает, а на деле просто пытается нащупать ногой дно, чтобы опереться, не провалиться в небытие из-за этих их разговоров. И не находит. Снова смеётся, тихо только, совсем коротко. Больше похоже на неудачную попытку вдохнуть и выдохнуть. Раскачивается на месте: вправо-влево и, думая, что это вовсе несмешная шутка, но очень правильный жест не для него сейчас, а для того, воспоминания которого так приятно грели в особо дерьмовые дни, сползает вниз с чёртового дивана, который надо было выкинуть ещё после прошлой попойки. Сползает вниз, чтобы оказаться на коленях, смотрят снизу-вверх, смотрит неприлично жадно, но стыда не ощущает. Нет в нём этого. Черта давно пересечена. С Мордредом бок о бок Артура защищал, даже Моргане всё простил. Воевал за чужие земли. Столько недостойного совершил. Стольких погубил. Ничего не осталось. А Моргауза вот есть. Странная, великодушная, та, которой стоило давно встать и убраться прочь от безумного рыцаря. Странно всё это. Нечестно в чём-то. Но лжи между ними нет. Только недопонимание и неприятие позиции второй стороны. Ланселот устал жить, а в глазах женщины перед ним он видит, что она не согласна. Удивлён ли? Пожалуй, нет. - Помоги мне, Моргауза. Я правда устал. Видишь же, сдался. Я обычный смертный. Просто.. человек. Мне не нужно ни могущества, ни подвигов, ни чёртового бессмертия. Ничего не нужно. Покой. Мне нужен покой, Моргауза. Помоги. Не торгуюсь даже, не спрашиваю зачем предлагаешь, раз самой страшно, прошу. Помоги.

Сам не знает о чём просит. В самом деле устал, запутался может. А может быть слишком пьян. Когда-то до безумия гордый, отвратительно верный, до зубной боли благородный, уверенный в том, что делает. Сейчас стоит на коленях не перед своей королевой, смотрит вовсе не как преданный пёс, скорее как алчный любовник, но просит о помощи. То ли убить, то ли спасти. То ли напомнить кто он и что он, то ли подарить забвения. Запутался. Точно запутался. Грудную клетку зачем-то вскрыл, рассказал больше, чем просили, показал всё, что было спрятано за иллюзорными доспехами, всё выставил напоказ. И смотрел без надежды даже. Просто жадно. Так как смотрит человек, потерявшийся в пустыне, на воду. Зная, что она его спасение, но понимая, что может быть отравлена, а может сгубить и иначе.
Странно это. Он ведь думал, что забыл уже как это вставать на колени, изображать покорность, смотреть вот так снизу-вверх. Но, кажется, сам себе врал.
Всё он помнит. В этом и беда.

[NIC]Andrew Knight[/NIC]
[STA]сир ланселох[/STA]
[AVA]https://forumavatars.ru/img/avatars/0019/9f/90/126-1542581536.gif[/AVA]