Он не был врачом, в общедоступном понятии этого слова. И тем более, прости господи, не был гинекологом. До сих пор, Брюс если честно, не понимал, как Романова и Льюис уговорили его на это. Возвращаясь раз за разом к тому дню, он в упор не понимал, как этим двоим удалость провернуть это. Да, он был ученым в области биохимии, ядерной физики и гамма-излучения. Да, отчасти то, что происходило Дарси было в его компетенции. Но он бы с радостью уложил бы ее в больницу ЩИТа и был бы консультантом. А не вот это вот все.
Беннер вообще переживал эти месяцы с дергающимся веком, успокоительным и не редкими возгласами, когда он был наедине, что " да никогда в жизни". И не потому, что у него не получалось. Нет. А просто потому, что во-первых, беременные девушки - это весьма специфичный опыт, не менее специфичная радость и неплохая такая проверка нервов. Хотя, Дарси в общем-то, была вполне адекватной и уравновешенной, не смотря на прыгающие гормоны, словно ее будущее чадо уже сейчас катается на американских горках.
Во-вторых, вы когда-нибудь представляли, что это такое, беременная девушка, ребенок которой травит ее радиацией? Нет? Ну вот и не спрашивайте того, почему.
В общем, у Беннера ко всем его личным делам и проблемам ( да-да, Нат, привет), появилось еще ходячая проблема в виде Дарси, состояние которой ухудшалось, пусть и благодаря мужчине медленнее, но полностью справится с ущербом от радиации он при всем своим искреннем и глубоком желании, не мог.
И Брюсу было искренне жаль Дарси, видя, как ей тяжело, как она порой мучается, видя, как ее организм страдает и медленно не то, что сдает, а выгорает. Если честно, у него наверно и пара седых волос появилось за это время. Просто от волнений и переживаний.
Он был человек. С эмоциями. Которые не переставали бить его по сознанию, каждый раз напоминая, чтоб надо было убедить Льюис сделать аборт.
Как бы ужасно это не звучало. Как бы это не наносило ему по личным болячкам удары, не рвало душу, в этом случае, он был за прерывание беременности.
Но это было ее тело, ее ребенок и ее выбор.
Хотя, он не скрывал своего отношения. И эта фраза была чуть ли не первой, которую он произнес, когда Романова привела беременную девушку к нему. К слову, в тот день у него впервые, за очень долгое время, брови от удивления поползли вверх, и кажется, пребывали там весь их разговор.
В общем и целом, это событие больно проходилось по нему самому, Наташе - он не мог не заметить грусть в ее глазах. Они оба через это проходили, зная, что такая вещь, которая многим не нужна, им двоим никогда не будет доступна.
Да и в целом это отражалось на всех. Не переживал за Дарси разве что полный кретин и мудак. Но как тема - это не обсуждалось, никто не говорил свое мнение, сидя за бутылочкой пива. Да и вообще в какое-либо другое время, но всячески старались поддержать девушку и по возможности помочь.
Время было около полуночи. И Беннер по счастливой, как он поймет через пять минут, случайности, задержался в лаборатории, заканчивая со своими делами и внося в тетрадь заметки. Ночную тишину, нарушаемую едва слышимыми звуками приборов, проводящих очередные исследования, разорвало громкое открытие дверей и едва ли не влетевшие туда люди, несущие Дарси на руках, которая едва держалась в сознании.
Внутри что-то оборвалось. Резко, с глухим стуком падая в ноги, покатилось сердце Беннера. Лицо мужчины побелело, а в висках застучало.
Дарси выглядела...ну, мягких слов тут не подобрать. Цвет кожи девушки был бледно-серым, сквозь которые было прекрасно видно темную паутину вен, словно вспухших, выпирающих через тонкую, нежную кожу. На лбу собралась испарина, а сами волосы уже были влажными от пота.
Внятного ответа от тех, кто принес ее на руках, Беннер не добился. Все, что ему сказали - нашли в коридоре почти без сознания. Толку от них было едва ли больше металлического лотка с инструментами на столе. И то, что тут еще полезнее было.
А ведь он говорил ей. Предупреждал и вообще настаивал быть рядом с медблоком. Не гулять, где только можно, не продолжать впахивать, а максимально оградить себя от всего и быть под наблюдением чуть больше времени, чем она делала.
- Дарси, Дарси, - он заглянул ей в глаза, посвечивая туда маленьким фонариком, проверяя реакцию зрачков, - не отключайся, милая, господи, - Брюс был готов закричать от накатывающей изнутри паники. Он не был врачом. Он не был гинекологом, не был акушером, не был хирургом и не имел ко всему этому никакого отношения.
Да чтоб тебя, Беннер, соберись. СОберись, твою то мать, спасай ее. Спасай эту девушку.
Мысли роились хаотично, били, словно звонкие пощечины, отрезвляя, возвращая Брюса в реальность, в которой на кушетке лежала едва живая Дарси.
Быстрый забор крови и едва не спотыкаясь отправление на анализ. Если бы волосы и вправду умели шевелиться, его бы волосы сейчас свалили с его головы в ужасе от уровня радиации, который не просто зашкаливал, он был...в общем было удивительно, как Льюис еще была жива, дышала и что-то бормотала.
Их этого бормотания мужчина едва улавливал отдельные слова, но точно уловил суть. Сама ли Дарси говорила, или бредила, но просила спасти ребенка. А Беннер точно был уверен, что она бередит. Седьмой месяц. Слишком рано. Слишком опасно. Либо она, либо ее ребенок. Такой простой выборю И в тоже время, такой сложный. И у него нет права за нее решать. Но и позволить ей умереть, из-за взыгравшего материнского инстинкта, он не мог.
Отредактировано Bruce Banner (2019-04-22 08:58:12)