Привозя Гэбби, (она же - Х-23), в новую школу мутантов, возрождённую, по иронии судьбы, как феникс из пепла, агент Коулсон, в принципе, уже знал, с чем имеет дело, и потому со спокойной душой вручил девочку с её зверьком старшим из тех, кто на данный момент мог её достойно принять и незамедлительно разместить в одной из комнат, чтобы маленький демонёнок смогла сразу лечь отдыхать после всего, что пришлось пережить на корабле. Однако отсутствие преподавателей или хоть кого-то из тех самых, знаменитых людей Х, защищающих своих юных подопечных, всё же слегка напрягло, (даже несмотря на то, что Коулсон предполагал наличие ночной миссии или чего-нибудь в этом роде), и Филлип слегка задержался на территории, по привычке ненавязчиво, (одними только глазами, ни к чему не прикасаясь), осматривая углы, стены, потолки, подозрительные вещи, стоящие не на месте, двери с секретными замками и прочее. Здание оказалось произведением искусства в плане обеспечения безопасности и количеством скрытых камер откровенно на каждом квадрате, но тем не менее, вызывало двоякое впечатление.
[AVA]http://sd.uploads.ru/L58v1.png[/AVA]
Немудрено, что некоторые мутанты, в своё время, пошли за тем, кто предложил им свободу. Здесь же, всё, что говорило о колоссально продуманных и серьёзных мерах предосторожности перед лицом внешней угрозы, так же громко кричало и о том, что каждый нелюдь здесь заперт непойми от кого - от мира или от себя самого. Вроде бы и не тюрьма, и не психоневрологическое учреждение, но интернат, который очень хорошо напоминал старые "добрые" традиции католических семинарий и закрытых школ строгих порядков. Иллюзия безопасности, в общем, как и вся система в этом мире в целом, но Коулсон всё же склонялся к тому, что дети, которые провели в этих стенах всю свою жизнь, не останутся без последствий, отложившихся в сознании. А это не есть хорошо.

Или же просто ему самому так казалось из-за собственного навязчиво преследующего за спиной чувства? Вплоть до того, что пришлось распустить галстук, хотя воротник рубашки сидел на шее спокойно и не мешал кадыку. И дело отнюдь не в системе слежения, нет, так как за всю свою жизнь Филлип привык находиться под постоянным надзором на базе ЩИТа. Здесь было что-то другое. До смешного неестественное. Глаза, наблюдающие за тобой отовсюду, куда не сверни. Пристально следящие, прожигающие спину укоризной. Телепат? Кто же не знает о даре Чарльза Ксавье и его почти безграничных возможностях. Однако такое давление без его визуального присутствия всё равно наводило на довольно неспокойные мысли. Дом будто бы жил собственной жизнью, дышал, наблюдал, постепенно выедая душу чужака, прокрадываясь в его сознание и изгоняя, как нечистую силу.

Однако агент Коулсон не намерен был сдаваться просто так. Если профессор здесь и наблюдает - значит не без цели и Филу всё же предстоит теперь уже не косвенное знакомство с ним.

Отредактировано Phillip J. Coulson (2019-05-01 02:28:59)

Кажется, прежде чем хвататься за дело Габриэль Кинни, как за свежий воздух - лишь бы только увлекать своё сознание исключительно мыслями о работе, стоило всё же прочитать имеющиеся у ЩИТа данные по всем предыдущим событиям, связанным с мутантами школы Ксавье, ибо всё же зная о том, что профессор пережил некоторые, так сказать, трансформации, подобно метаморфозе директора Картер благодаря сыворотки Фьюри, не ясно, что стало по-настоящему удивительным: видеть молодого Чарльза вживую перед собой, а не на фотографиях с архивных дел и документов, или же тот факт, что профессор не нуждался в инвалидном кресле, что за долгие годы жизни уже стало его визитной карточкой. [AVA]http://sd.uploads.ru/L58v1.png[/AVA]

Так что какие-то первые пару мимолётных, быстро улетучивающихся, мгновений, агент Коулсон обменивался с Ксавье внимательно изучающим взглядом, щуря обрамлённые глубокими морщинами, голубые глаза и сосредоточенно сведя брови к переносице, заодно и давая себе немного времени свыкнуться с чувством некоторого облегчения в том, что теперь напряжение, исходящее от стен школы, в определённой мере сошло на нет, когда его, казалось, главный источник во плоти появился перед своим гостем, хотя руки и не протянул.
Но Филлип сделал это за него, предлагая профессору раскрытую, мозолистую ладонь правой руки для рукопожатия, одновременно с этим изобразив своеобразный уважительный кивок вместе с приподнятыми уголками поджатых губ, принимающий доброжелательный, судя по тону голоса и мягкой улыбке, настрой собеседника. - Агент Фил Коулсон. - На всякий случай ещё раз представился мужчина.

- Простите, профессор, издержки профессии. - Он попытался улыбнуться шире, хотя, на деле, выдал нечто вроде однобокой ухмылки, подтверждающей слова, в которые не особо-то верил сам.

Интерес ли это в целом был вообще? Стандартное учебное учреждение закрытого типа с собственной командой супергероев и самолётом... ничего особенного и удивительного для агента спец.службы, осведомлённого о том, чем занимаются мутанты помимо воспитания и защиты своих сородичей. А атмосфера... Фил понимал, что подобное - весьма субъективное дело, да и дети, судя по тому, что он увидел, чувствовали себя здесь прекрасно, так что волноваться было не о чем и говорить о том, что в школе веет чем-то совсем не таким дружелюбным, как освежившееся лет до тридцати пяти, может чуть больше, лицо её директора, было нельзя.
Хотя даже сейчас во взгляде Чарльза Коулсон улавливал некоторую, выедающую душу бдительность, словно эти мудрые, (единственное, что сохранилось от старика, пожалуй), глаза продолжают смотреть тебе прямо в сердце, досконально изучая саму человеческую суть в тебе, но при этом такая внимательность к глубинным деталям не вызывала потребности уехать как можно скорее, а, напротив, нарывалась на взаимный интерес.

Или Филлип опять пытался найти возможность думать исключительно о рабочих моментах? А потому незамедлительно меняет тему, натягивая на лицо маску профессиональной сосредоточенности - любимую из всех, что носил.
- Вы уже видели Габриэль? Она держалась бойцом.

На самом деле, надо было ещё раз отдать должное Дейзи за то, какой вклад она внесла в общение ЩИТа с нелюдями. Фил не знал, можно ли считать за них мутантов или это разные виды, но в любом случае - это люди, способные подвергнуть опасности простых "смертных" и среди них, в своём большинстве, агентам действительно попадались довольно агрессивные и негативно настроенные, что сложило определённое впечатление, от которого не так то просто отделаться, однако разве видовые различия делают кого-то жертвой, а кого-то хищником? Человек уже давно не животное и не питается друг другом, чтобы существовал этот порядок пищевой цепи. Коулсон думал о подобном и раньше, подходя к каждому делу о нелюдях с беспристрастием, но Дейзи не просто внесла в эту мысль ясность, а ещё и значительно расширила представление ЩИТа о своих, теперь уже, сородичах, научив контактировать с ними, взаимодействовать так, чтобы никто никого не боялся.
[AVA]http://sd.uploads.ru/L58v1.png[/AVA]
- Этот ребёнок вырезал всех членов корабельной команды. - Щурясь, но довольно рядовым тоном голоса добавил специальный агент, не имея желания скрывать важные детали, над которыми предстояло работать профессору в этом случае. Конечно, мотивом такому зверскому поступку, (пусть даже люди, которых убила Кинни, действительно заслуживали этого), мог послужить тот же страх, но это тем более, по крайней мере, с точки зрения Фила, должно было указать на необходимость деликатно корректировать дикарское поведение девочки, превращая из животного, подобно её ручной росомахи, в человека.
Занятная, к слову, получалась параллель с Маугли, если бы только не столько крови и весь ужас аналогичных историй во все времена в целом, ибо как ты с этим не борись, но дикие дети будут появляться, пока существуют убогие родители или тот жестокий мир, в котором дитя может лишиться их в самом раннем возрасте.

Хотя что уж, о чём действительно Коулсон не мог никак судить, так это о детях и их воспитании или обучении. Одно дело - тренировать молодых агентов, со временем привязываясь к ним и помогая, порой, сориентироваться и в жизненных вопросах, если попросят, а другое - именно дети. Никак не подготовленные, маленькие люди. И когда Чарльз заговорил о них с такой уверенностью, будто Филлипу действительно знакомо детское любопытство, агент только стиснул челюсти, дёрнув уголками губ вниз и успокаивая руки в карманах брюк.
Но тем не менее, на предложение он положительно кивает, наобум выбирая направление прогулки и делая первый шаг. Сидеть на месте, попивая чай, сейчас было как-то не очень сподручно, мягко говоря.
- Любопытство. - Признаётся Коулсон, сводя брови к переносице. - Около недели назад я столкнулся в нескольких милях отсюда с Вандой Максимофф. Кстати, она рассказала вам про свой срыв? - Кто, как не Ксавье способен убедить мутанта в том, что его сила не должна идти рука об руку со страхом своих же возможностей.

Отредактировано Phillip J. Coulson (2019-06-04 15:53:30)

[AVA]http://sd.uploads.ru/L58v1.png[/AVA]Ошибки. Может быть Чарльз и был прав. Человек не сможет определиться с собой, со своим будущим, не набив самостоятельно достаточное количество шишек, поучающих их на собственных ошибках до тех пор, пока они не будут исправлены в ходе нарастающего, как мозоли на ладонях, жизненного опыта. Фил и сам воспитывался так. Пока отец и мать были живы, они доверяли выборам сына, а потом, в академии, Фьюри и вовсе заставил так напрыгаться по граблям, что лоб Коулсона теперь впору было бы назвать вибраниумным, (не говоря уже о том, что по некоторым он продолжал прыгать до сих пор, но что поделать - век живи, век учись).

Однако, одно дело - ты сам и твоя собственная самокритика, которая во многом была камнем преткновения Филлипа и его силой одновременно, а другое - дорогие тебе люди, ещё только, по сути, начинающие свой путь. С одной стороны, и им стоит позволить нахвататься всего, что предоставит им судьба, что сейчас он и пытался делать, скрипя зубами принимая выбор Дейзи держать ЩИТ от себя на расстоянии работы после всего, что с ней произошло, наконец взявшись за организацию собственной жизни дабы не повторить судьбы таких агентов, как её наставник, считающий ЩИТ своей жизнью в целом, а с другой: как так - просто стоять и смотреть, как человек делает себе больно? Видеть те препятствия, о которые он споткнётся, но не убрать их с его пути?
Возможно, Фил брал на себя слишком много, но ответственность за Дейзи и за каждого, кто был в его команде, кто был ему действительно близок, как если бы у него была семья, не позволяла стоять на месте не подавая виду. Даже сейчас, слушая профессора, он сжимает челюсти, поджимая губы и опуская уголками вниз. Морщины на лбу врезаются в кожу грубее, а направленный строго вперёд взгляд падает под ноги. Лишь в тот момент, когда Чарльз упоминает о фонтане, по губам специального агента на миг пробегает усмешка, но не более. Запреты... вся работа служб вроде ЩИТа состоит из запретов, к которым изначально готовят молодых агентов с самой академии. Это часть их жизни, к которой приходится привыкать. И кто-то мирится с этим, а кто-то нет.

- Обошлось без серьёзных происшествий. Единственный свидетель - она же, случайная пострадавшая, отделалась испугом. - Кивнул Коулсон, заверяя Ксавье, что всё в порядке. И в этот момент его голос действительно отдавал мягким спокойствием, а глаза встретились со взглядом профессора, отражая уверенность и твёрдость. - Но Ванда сильно винит себя в том, что произошло.

- Разве к этому склонны только мутанты? - С некоторой подавленной горечью в голосе бросает специальный агент, вырывая из общего контекста слова профессора о том, что пугаясь своих почти безграничных возможностей, судя по тому, что писали в отчётах по инциденту с Кроссбоунсом, повлёкшим за собой гибель невинных людей, а потом и тому безумию в Нью-Йорке, что слишком, по мнению Филлипа, громко прозвали багровым пиком, (что так же влияет на состояние того, кто стал виновником таких событий), возможность обретения контроля над которыми, "простому смертному" видится в крайне фантастическом ключе с упором, разве что, на веру в силу воли такого опасного нелюдя, Ванда берёт на себя слишком много, сваливая на хрупкие, женские плечи все, даже самые малейшие беды, которые уже принесла и ещё, как ей кажется, способна наворотить.
Но ведь эта же самая особенность губила не только людей со способностями. Этот страх и бесконечное чувство вины за каждую душу, которую не смог спасти, каждую жертву, которую принёс, скрываемое под крепкой бронёй самообладания... оно знакомо и обычным людям. Дай только в руки возможность вершить судьбы - будь ты хоть простым патрульным копом, едва выпустившимся из академии. А ещё, так близко стоящий рядом привкус эгоизма, который так же раздражает, заставляя закрываться в себе... Казалось бы, как он может быть связан с чувством вины?
Всё очень просто - ты слишком много на себя берёшь. Чужую боль, чужие жизни, чужую ответственность, чужие поступки, чужую расплату. Не слишком ли нужно быть уверенным в себе, чтобы уметь нести такой груз, пока твоё собственное "я" разваливается на части? Это и есть эгоизм. Чрезмерное самомнение, переоценка возможностей, от которой и идёт чувство вины перед кем угодно, но только не перед собой - самой главной жертвой, о которой ты посмел забыть. Но из слабости, бессилия, которое только и остаётся после всех других спасённых жизней, ты ничего не можешь с этим сделать. На себя самого уже ничего не осталось. И наверное, по этому он понимал Ванду. Мутант ты или нет, но чувство вины способно сожрать с потрохами, не оставив даже хвоста.

Однако все эти рассуждения Коулсон опять оставляет лишь у себя в голове. Он искренне верил ещё одному страшному самообману, сковывающему вибраниумным кандалами его внутренний мир, его чувства, как он считал, мешающие работе - философия не его стезя. Защищая свои слабости, приобретённые лишь по той причине, что он тоже когда-то был ребёнком, тоже в чём-то нуждался, но не получил, что-то не понял, не успел увидеть, прежде чем заставить себя подрасти, Филлип убедил себя в том, что не способен на тягучие рассуждения, предположения и теории, уступившие место профессиональному прагматизму и прожжёному реализму. А потому мысли, бурными, горными реками протекающие в голове, он не открывал никому. И только Мэй, пожалуй, могла увидеть их в его глазах, взяв долг озвучивать их на себя, будто бы это были её собственные мысли, которые Фил уже мог воспринимать не враждебно и спокойно анализировать. То же самое сейчас, непроизвольно, специальный агент перекладывал на Чарльза, озвучив лишь вопрос, но не поясняя его.

- Наставничество - это призвание. - Поведя бровью, отзывается Коулсон на заметку профессора о том, что тот делал бы без своей школы.
И не поймёшь, то ли комплимент в сторону таланта Чарльза и его рвений, то ли ещё один болезненный выдох, потому что сам Филлип не считал себя хорошим учителем, сколько бы агентов не проходило с ним через огонь и воду. Даже Дейзи. Тем более сейчас, когда он не мог восстановить то, что сам же подарил, затем сломав этим чёртовым отсутствием в тот момент, когда был ей нужен больше всего - веру Джонсон в себя.

На нервной почве Филлип бросает взгляд на наручные часы, очень вовремя избегая проницательного вопроса Ксавье о чём-то, что близко агенту в этом разговоре и даже месте. Он и так задержался здесь дольше, чем должен был, будто в лапы телепата его подсознательно завлекали давние, загнанные подпол мысли окончательно разобраться с тем, что скрыло от него Таити - очистить память в целом, а не кусками, как это проделала машина Гидры, а значит пора было брать себя в руки и уходить, к тому же больше не беспокоя профессора в такой поздний час.
- Но я сильно задержал вас, Чарльз. - Взгляд Коулсона обретает виноватый отблеск. - Не теряйте больше своих детей. - Филлип вновь протягивает профессору ладонь, теперь уже на прощание.

Нет, он не станет ни о чём просить телепата, не станет раскрываться и рассказывать, а тем более показывать то, что пережил, что кипит в душе, скребётся бешеными, беспокойными кошками. Тем более если сам Чарльз до сих пор не проявил любопытство, и без слов забираясь специальному агенту в голову. Эта свобода и подначивала и удерживала одновременно, заставляя человеческое сознание метаться ещё сильнее. Но Фил был слишком резок и строг к себе, чтобы поддаваться любым таким порывам, рискующим свершить глупую, серьёзную ошибку. Или же за недоверием стоял банальный страх самому себе во всём признаться? В сентиментальности, в любви, которую потерял, в маленьких радостях тёплого, отцовского чувства, которое скоро перестанет быть нужным.