Джеймс не задаёт вопросов. Это него его тайная суперсила и даже не какая-то заранее проверенная и железно успешная стратегия. Он просто не задаёт вопросов, заранее зная, что всё равно получит ответы, просто чуть позже. И в любом случае не услышит больше, чем ему положено знать. В конце концов, здесь он всего лишь ребёнок в глазах старших коллег, ребёнок, которому не повезло родиться в мире, которому, мягко говоря, пришлось не сладко. И неважно сколько за его плечами миссий и сомнительных решений - для них он всё равно ребёнок со щитом их друга, генами шпиона и национального героя и... в общем-то, и всё. Там, дома, он имел статус, право голоса, зачастую знал чуть больше, чем команда, хоть и старался  избежать всех этих внутренних тайн, способных разве что разрушить их условно дружный коллектив, но было бы глупо пытаться выбить себе всё, что он имел, благодаря годам совместного спасения мира со Старком, здесь и сейчас, просто потому что он знает, что так может быть. Неумно. По-детски. А он, вопреки, чужому мнению на его счёт давно не входит в категорию детей, которых стоит держать подальше от чего-то особо  дурно пахнущего. Прокатиться с Тони по какому-то относительно важному вопросу он согласился не раздумывая. Да, это по-прежнему другой Старк, с другой историей, вероятно, другими мотивациями, с другим отношение к нему и к миру в целом, но это всё ещё Старк, которому Роджерс доверял. Он  бы и рад быть подозрительнее, оглядываться через плечо, думать, прежде, чем соглашаться, быть аккуратнее, но не смог. Старк - это Старк. Может быть, он пожалеет, но это будет позже, если вообще до этого дойдёт, ну а сейчас он просто сидел в джете, размышляя, стоит ли просить оружие или обойтись без лишних пререканий.
Размышлял и слушал, невольно спотыкаясь о неаккуратные определения его же, морщась и не собираясь молча проглатывать. Он и так сегодня молодец.

- Прелестная история, мне понравилось. Но, сделай одолжение, вычеркни меня, пожалуйста, из списка детей. Это почти обидно. От тебя, знаешь ли, не ожидал. И, тебе не кажется, что брать с собой в скучную ученую миссию человека, у которого в руках долго не живут чужие изобретения не слишком разумно?

Камни, реальность, странности - не сказать, что Джим всё понял, но суть, пожалуй, уловил, а с остальным предпочёл разбираться на месте, так сказать эмпирическим путём. Из него учёный так себе и это даже не секрет, так что Старк навряд ли ждал от него каких-то заумных выводов и мало-мальски симпатичных теорий. Роджерс, в общем-то, понимал, что он здесь в основном чтобы особняк не разносил от скуки, ну и, видимо, чтобы чувствовал себя причастным и только в последнюю очередь на случай каких-нибудь незапланированных неприятностей. Быть резиновой уточкой для гениального учёного на тропе войны с аномалиями не так уж и плохо. Хотя бы не приходится сидеть в четырёх стенах.

- Ничего не могу обещать, но я постараюсь.

Джиму самую малость смешно, но он не смеётся, только улыбается, храня молчания  до приземления джета как раз таки неподалёку от деревушки. Легко поднимается с кресла, закидывает нежно любимый и оберегаемый от чужих шальных ручек щит на спину, поправляет лямки, застёгивает куртку, не забыв закатать рукава по локоть, и выкатывается из транспортного средства, втягивая в себя на удивление свежий воздух. На вид всё прилично и спокойно.
Непривычно.

- Опрос свидетелей в плане имеется? Или вся информация у нас уже есть, но ты решил ей со мной не делиться? Ну, знаешь, чтобы ничего случайно не сломать, лучше заранее знать, что трогать не стоит.

Куда не наступать, в которую сторону даже не косится и на что обратить внимание. Созидание и наблюдение не то, что Джим искренне и горячо любит, но не всё же ему с Наташей по крышам прыгать, доказывая делом, а не словами, что записывать его в армию юных героев, за которых все вокруг зачем-то пытаются нести ответственность, не стоит. Быть хорошим и приличным мальчиком вот тоже приходится. Внимательным, тихим и задумчиво оглядывающим окрестности.

- Пойдём в горы?

Лесть Старка должного эффекта не возымела, хотя, что уж там - приятно. Вот только все эти "знаком с порядком реагирования" и "не полезет на рожон, чтобы покрасоваться" слишком не сочетаются с навешанным ярлыком "сын полка" и приложенной инструкцией, в которой явно значилось: беречь от шальных пуль, неумных решений и попыток закончить жизнь в двадцать три. Не то, чтобы Роджерсу это всё сильно мешало, тут скорее речь о лёгком раздражении в связи со сменой статуса. Ему как-то по жизни не горело побыть в роли опекаемого, нет, правда не горело, не смотря на все его потери, не смотря на отсутствие толком детства и прочего, прочего, прочего. Это в десять лет хорошо думать, а что, если бы мама и папа были рядом. В его возрасте, спустя годы в опале, хорошо разве что не забывать, что по-прежнему смертный и металл в организме плохо приживается. Остальное оставить в прошлом и не пытаться нагнать то, что уже безбожно профукано и возврату не подлежит. Но выбора у него здесь и сейчас всё равно нет - спорить со Старком себе дороже, тот ещё баран, Джим проверял и не раз. И, если честно, всегда проигрывал в словесных баталиях, зато отрывался на поле боя, поступая не наперекор, он же не идиот, который мечтает подорваться на мине, но всё же именно так, как считал нужным для текущего положения дел, ловко лавируя между прямыми указаниями и своими решениями. Сегодня ему и в случае неприятностей видимо придётся уступить место парня, который решает, ну... должно же быть в жизни разнообразие, верно?

- Прелестно. Люблю, когда ничего непонятно, но мы всё равно идём что-то проверять. Что может быть лучше? - Джим закатил глаза и дальше шёл молча, успевая смотреть и под ноги - горная местность коварна, и по сторонам, невольно напрягаясь от гнетущей тишины. Горы, конечно, не место для громких звуков, но птички то должны петь, верно? Ветер шуметь? Ну хоть что-то? А что касается миссии, ну, она ему не нравилась. У него на лбу негде было ставить печати, кричащие, что исследователь из него так себе. Он привык к менее размытым планам, привык не знать, так хоть догадываться, что где-то будет противник. Идти куда-то с более-менее понятной целью: убить, спасти, освободить. А вот это вот, ну, мы посмотрим, может быть что-то и найдём, его вообще не впечатляло. В глубине души он скромно надеялся, что что-нибудь да произойдёт. Это, конечно, немного по-скотски по отношению к Старку, которой не жаждал неприятностей, ни разу не благоразумно, но уж как есть. Чем поливали, то и выросло. Все претензии, пожалуйста, к Альтрону и тому, что он сотворил с его домом. Можно ещё, конечно, попробовать кинуться булыжником в, так сказать, создателей этого любителя драйва со щитом, но тут велика вероятность отхватить тут же от Джима, так что лучше не надо.

Ещё меньше ему понравилось упоминание Гидры. Личных счётов у него с ними вроде бы и не имелось, но осадочек от событий в Клинтоне остался. Неприятный такой. С привкусом желания кому-нибудь ещё разок врезать, раз уж оружия не выдали (какая жалость, честное слово, с ним было бы комфортнее). Но в любом случае ему заочно не нравились ребята, у которых на символику Стива одна реакция - схватить или убить. Так себе рекомендации.

Деревушка выглядит мёртвой. Джим много знал про мёртвые города и деревни, при желании мог бы читать лекции. Могли бы для прикрытия хотя бы пару печей затопить - сразу бы стали менее подозрительными. Джим задумчиво смотрит в спину Старка, но ничего не говорит. Статус деревеньки настолько очевиден, что, пожалуй, не заслуживает дополнительных ремарок. В первый раз что ли приходить в качестве незваных гостей? В гости, так в гости.

- Ой, да нам здесь не рады. Удивительно, да? - не то чтобы очень, Джим делает осторожный шаг в сторону, слышит очередной выстрел, с трудом переборов желание присесть. Класс. Стоять вот так на открытой местности - это верх идиотизма. Что там говорил Старк? Не лезть на рожон? Что в таком случае остаётся? Вероятно, прятаться, но это не точно.

- Мирные переговоры, мне кажется, не наш вариант. Как на счёт принарядиться? У тебя, кстати, не завалялось лишнего оружия? Хотя не отвечай. Исследовательская миссия, я помню.

Роджерс говорит, пока к ним с той стороны присматриваются и не спешат на расправу, и правда, тут же только туристам и шарится, не делая лишних движений - он вообще понятливый. Говорит тихо, но быстро, совершенно не беспокоясь - ему не страшно, скорее интересно. Он изучает местность, выбирая место для укрытия, конечно же, временного, и пытаясь определить места потенциальных стрелков - окон вокруг прискорбно много. Отсутствие оружия не радует, но и не становится причиной для лишних переживаний. Щит - оружие свободы, лучше чем какая-нибудь там сковородка, а ведь и ей можно при желании шороху навести. Да и как-то он надеялся, что Старк при параде.

- Хочешь, фокус покажу?

Согласия Джим не дожидается, всё равно он всё уже решил. Математика простая, если тут сидит не Гидра, а кто-то другой, у них не должно быть такой явной аллергии на символику Стива, верно? А если и есть кто-то, кому тот не нравится так же как Гидре - они явно не друзья для них. Не о чем тут говорить. Тони хотел исследовать аномалии - значит они её исследуют. Просто чуть позже.
Последовательность действий настолько привычная, что нет нужды задумываться. Руку за спину, сорвать щит, выставив его перед собой, короткий шаг-прыжок вперёд, чтобы оказаться перед Тони, а не позади и, собственно, вот и всё. Ход за противником. А знаете, что делают противники? Никогда не догадаетесь. Стреляют. Стреляют и спешат подавить большинством.
Звук пуль, влетающих в щит - его гимн по жизни. Желания красиво стоять - ноль. Он тут, по-прежнему, не царь и бог, не главный тактик и стратег, но не умеет ждать, тем более, что обстоятельства не предполагают.

- Прости, мне просто было интересно правда ли я мастер по активации боевиков Гидры.

Джим смеётся, напряжённо разглядывая мир вокруг, а что ему ещё делать и отвлекается на происходящее вокруг. На его вкус было бы разумнее пытаться расстрелять их из укрытия, но может быть они ближе знакомы с текущей тактикой боя Тони - мало ли. Но он подумает об этом позже, он тут, ну, занят. Джим, не стесняясь, делает рывок вперёд, врезаясь самому ретивому щитом в грудь, бьёт ногой в чужое бедро, рассчитывая не сломать, так просто обездвижить, выворачивает чужую руку, заламывая и выхватывая чужое оружие. Чудо как хорошо.

- Тони, напомни, как ты относишься к убийствам?

"Никакого оружия, Роджерс."
"Никаких убийств, Роджерс."
Джим поморщился, закатил глаза, настолько насколько позволяли события, происходящие вокруг, и оставил при себе комментарий, что стоило ещё упомянуть его отца или ввинтить что-то вроде "не позорь фамилию". Ну, хотя бы одну из тех двух, что ему положены. Так-то к подобным запретам парень был заранее готов - человеколюбие окружающих стало для него давно очевидным, назовём это так, у некоторых и вовсе любовь к миру и каждой твари зашкаливало - это не диагноз, конечно, но задуматься стоит. Но понимание и даже принятие подобного факта - всё ещё не повод для того, чтобы пересмотреть свои взгляды на жизнь и отказаться от привычного, выученного по ходу жизни методом проб и неприятных ошибок: "либо ты - либо тебя". По сути всё, что он делал - это уступал. Уступал своим старшим товарищам, каждый из которых железно считал себя несущим крест ответственности за его здоровье, как физическое, так и ментальное (как будто ему в самом деле можно навредить в таких штатных ситуациях - смешно право слово), успешно используя оружие скорее как дубинку, чем так, как его и предполагалось использовать. По крайней мере стволом всегда можно хорошо двинуть по голове, если умеючи. Роджерс вот умел и бил наверняка, чтобы жертва его любви к боевым искусствам не очнулась в неподходящий момент, а затем просто выкинул бесполезное железо - незачем зазря нервировать Тони.

Собственно это всё, что он успевает до того, как в игру включается в Старк. Под грохот разрушающегося здания, Джим ловко уложил ещё двоих, невольно пригибаясь - инстинкты не пропьёшь и не проигнорируешь, с трудом различая, что происходит на расстоянии более чем пары метров от него. Нулевая видимость - это хорошо и плохо, если подумать, но при наличии дальнобойного оружия у противника скорее всё же хорошо. Но что-то подсказывало Джиму, что продолжать веселье Тони не планировал. Догадался как раз из-за разрушенного здания - слишком хорошее прикрытие от снайперов для самого Роджерса, у которого брони не имелось, позволяющее безболезненно отступить.
Вот только ему как-то в голову не пришло, что их стратегическое отступление будет выглядеть таким образом. И был, мягко говоря, удивлён.

От недовольного и раздражённого шипения его удержала только мысль, что так он точно будет похож на нашкодившего котёнка, которого подняли за шкирятник. А подобных сравнений ему не хотелось. Так что он просто расслабился, скучающе разглядывая удаляющуюся землю - он потом выскажет всё, что думает о Тони. А пока, ну, пейзажами насладиться, например. Нет, он мог, конечно, как-то избавиться от ремней, но... ну он, конечно, не слишком трепетно относился к собственному здоровью и любил лишний раз влезть в неприятности, но жизнь ему пока была мила.

- Надеюсь, что я тебе нравлюсь больше, чем парни из Гидры. А то обидно, знаешь ли,- Джим вопреки своему положению не теряет чувства юмора и даже тихо смеётся, отчего-то не сомневаясь, что Тони его услышит. Его планы на день звучали слишком идеально, чтобы быть реализованными. Но, если подумать, они были вполне себе симпатичными. Жаль, не сложилось.
На самом деле не особо-то Роджерсу и жаль, но он честно пытается проявить по отношению к несбывшимся мечтам Старка немного сочувствия. Правда пытается. Только получается пока так себе.

- Эй! - Джим, не особо ожидающий, что его так скоро поставят на землю и немало взволнованный недовольством Старка, успевает сгруппироваться и приземлиться на ноги, а не позорно завалиться куда-нибудь на бок. Но настроение это ему не улучшает. Как и поведение Тони.
Подозрительный он какой-то.

- Да что ты так бесишься? Подумаешь, парней из Гидры повстречали. Всё нормально же, разве нет? Что за незапланированный уход на пенсию, а? - Роджерс, всё ещё толком не понимая, из-за чего психует Тони, поднимается, небрежно отряхивает джинсы от пыли, поправляет куртку, перекидывает щит за спину. А затем оглядываться вокруг. Тупо моргает. Поворачивается вокруг своей оси и закинув голову, мрачно сообщает небу всё, что об этом думает. - Это уже не смешно. Чёрт.

Джим вздыхает. Громко вздыхает. Мрачно так. Агрессивно пинает попавшийся под ноги камушек и, подбоченившись, снова обращается к Старку. Теперь уже в разы серьёзнее - он тоже не рад подобным путешествиям. Увиденное в том, что они совершили с Наташей и пережитое там и после, всё ещё набатом стучит в голове, заставляя бежать вперёд и не останавливаться, лишь бы не вспоминать и не думать.

- Есть идеи где мы? И что, собственно, делаем, командир?

- Справедливо,- Джиму не остаётся ничего кроме как кивнуть, соглашаясь с доводами Старка. И не поспоришь ведь. Он, конечно, с аномалиями встречался всего разок, зато так удачно, что, пожалуй, полностью разделял мнение Тони на их счёт. Хотелось бы без них. Совсем. Просто есть вещи, которые ему бы не хотелось повторять, есть миры, в которых ему нечего делать, есть целый ряд триггеров, которые плохо влияли на его настроение, мировосприятие и главное умение сопереживать каждому встречному. К слову, воздушная тревога, пожалуй, относится к таким триггерам. Впрочем, разве есть люди, которых подобные явления могут обрадовать? Хотя, наверное, есть. Мало ли безумцев существует. На Джима вот тревога действует привычно: замереть и оценить обстановку, придумать план и действовать. Бежать сломя голову не научен, спасать собственную шкуру по-прежнему кажется величайшим из грехов.
Вся его жизнь - борьба за других. Миры, чьим воздухом он дышит меняются, а настрой нет. Смешно и грустно.

Джим смотрит.
Джим хочет отвернуться, но он смотрит.
Смотрит как горит горизонт, как вверх взмывает рой роботов. Смотрит, не моргая, с ужасом понимая, что город уничтожен. Выжжен дотла за какие-то пару секунд. Стёрт с лица земли. Ему больно. Больно и страшно. В голове бьётся единственно верная мысль: беги, спасайся. Но выработанный за годы безрассудного геройства условный рефлекс велит бежать спасать тех, кого можно спасти. Вот только.. остались ли там живые? Роджерс делает неосторожный шаг, подаётся вперёд, туда, к людям, которым больнее и страшнее, чем ему, и снова замирает, не находя в себе сил что-то говорить и делать. Внутри него естественный животный страх и злость, детская обида и ничем неубиваемое желание быть полезным, быть достойным. Больно. Больно смотреть как умирают другие, когда ты снова выжил. И снова медленно оседающая на землю Наташа перед глазами. И снова калейдоскоп воспоминаний, приправленных чувством собственной беспомощности. Мёртвые люди. Безличные могилы. Бескрайнее одиночество. Слабость. Страх.
И желание отомстить. За всех. За всё. Вот только кому на этот раз?

Из оцепенения и собственного личного ада длиною в жизнь, который и адом то не казался за неимением альтернатив, его выдёргивает оклик Тони, кажется, далеко не первый. Джим хмурится, кивает, соглашаясь с тем, что им нужно укрытие, кривится, вспоминая, сколько раз ему приходилось искать убежище раньше, понимая, что это он должен был настаивать на убежище, а не Старк, и ничего не говорит. Не может. Хочется орать, хочется проклинать небо и сранных роботов. Но правильнее молчать. И он молчит. И так же молча разворачивается спиной к месту трагедии, чтобы направиться к другим развалинам, которые не объяты огнём. Это неправильно. Но чтобы выжить частенько приходится поступать не по совести. Потому что от мёртвых героев ещё меньше толку, чем от тех, кто умеет вовремя сказать себе: остановись.

В тени развалин также неспокойно, как и на открытой местности. Всюду подозрительные шорохи и призраки, которых нет. Игры разума - самое страшное, что может произойти в заброшенных местах, там где вероятно умирали другие. Джим крепко сжимает губы в тонкую полоску, замирает возле стены и резко выбрасывает руку, впечатывая в стену. Боль отрезвляет. Своя. Настоящая. Кровь, выступившая на костяшках подтверждает, что это не кошмар, говорит, что он жив, а значит нужно что-то делать. Но что? Бежать? Спасать? Искать путь назад?
Джим сжимает и разжимает руку, оторопело наблюдая как со сбитых костяшек выступает капелька крови, а затем оживает. Щиты рухнули, воспоминания опасно оголены, все его демоны лезут наружу. Так себе миссия. Так себе жизнь.

- Мы не знаем, где мы. Мы не знаем, как отсюда уйти. Мы только что видели, как целый город стёрли с лица земли и ничего не сделали. Мы в полном дерьме. Я прав? Ты поправь меня, если нет,- Джим знает, что это не истерика. Это у него такое принятие ситуации: злость и желание действовать. Всегда так было, только объяснять этого не хочется. Вместо этого он прислушивается к миру вокруг, нервно оборачивается на какой-то шорох и снова говорит. - Грёбанные аномалии. Просто какой-то бесплатный аттракцион: в путь дорогу по всем мирам, в которых люди умирают из-за сранных андроидов. Чёрт.

Ближайший камешек улетает в стену от точного удара ногой. А сам парень настороженно поднимает голову, высматривая в небесах сквозь дыру в перекрытии над ними до боли известные ему силуэты, особо не веря, что у этих ребят нет тепловизоров. Где же он так нагрешил, а? Что он сделал миру?
Впрочем. Хотел быть полезным - будь. Что просил, то и получил, видимо.

- Где бы мы не прятались - мы как на ладони. Не думаю, что хоть кто-то из той толпы не остался, чтобы проверить нет ли живых в округе. Программа зачистки скорее всего мало отличается от той, с которой мне приходилось встречаться. Мы.. мы можем найти аномалию? Или можем только надеяться на случай?

Джим с привычным хладнокровием засовывает в задницу свои переживания. Туда же идут страхи. Следом за ними отправляется и бескрайнее, заполняющее его от и до чувство собственной бесполезности. Просто он знает, что пока всё внутри агонизирует от осознания происходящего - он бесполезен, не понарошку, не с оглядкой на ситуации, на которые он не в силах был повлиять в силу обстоятельств, а в самом деле. Конкретно здесь и конкретно в то время, когда он не имеет права опускать руки и страдать, окунаясь с головой в свои неприятные воспоминания. Пока он не может мыслить, пока его топят его же эмоции, он не может принимать верные решения и не может быть уверенным, что в случае надобности сделает всё, что от него зависит. А это непозволительная роскошь. Ему давно не пятнадцать. Ему давно не подходит тихое "он ещё ребёнок". Не имеет права, а значит должен собрать себя из осколков, сложить затейливый узор своей личности и идти дальше. Бороться.

Он смотрит на собственную руку, поврежденную о камень, небрежно стирает кровь, сжимает и разжимает кулак и снова обращается к себе с немым вопросом готов ли он делать что-то, а не просто жалеть себя. Джим ненавидит это пьянящее чувство собственной беспомощности, ненавидит и свои кошмары. Его слабость - его сомнительная сила. Там, где можно было бы позволить себе биться головой о землю, вымаливая прощения у всех, кто мог бы его дарить, он вопреки тому, что внутри что-то снова умерло и сломалось, вставал, подхватывал щит, перезаряжал оружие в своих руках и шёл дальше. Шёл умирать, если понадобится. Шёл защищать, тех кто нуждался. Шёл делать то, что он мог и то, чего на самом деле не мог, но нужно было сделать, потому что больше некому, потому что так жили его родители и за это умирали. Вот и вся история. Вся его личность про превозмогание. Вся его жизнь про неуместность эмоций в момент, когда о безопасности речи и нет. Жалеть себя, баюкать руку, которую теперь неприятно ныло, скорбеть по не спасённым - всё потом. Он знает, что в его копилке кошмаров появился ещё один крайней неприятный, как и знает, что ещё успеет вдоволь наплескаться в океане невыплаканных слёз и невысказанных эмоций. Но это будет потом, не сейчас. Ведь нельзя думать о мёртвых, когда рядом остались живые.

- Понятно,- Роджерс, собравший себя из осколков во что-то приличное, переключившийся на обдумывание что дальше, коротко кивнул своему напарнику и снова окинул напряжённым взглядом как сами развалины, так и небо, неуместно чистое и звёздное. Впрочем, ничего удивительного. Мирам редко бывает дело до чужих смертей. Небо никогда не плачет вместе со скорбящими. Это очередная аксиома, доказательств которой не требовалось ровным счетом никому, просто потому что всем плевать на равнодушие природы. Своих проблем по горло.

Джим не верит Тони. Не верит, что тот бы не рискнул. Это не вписывается в его картину мира и давно сложившийся образ самого Старка, который годами сотрудничества и близкого общения шлифовался, пусть это и был немного другой Тони, потерявший гораздо больше, и ему кажется, что дело в нём, но у него нет доказательств. А если бы были, то он бы не рискнул обвинять - ему понятно желание уберечь тех, кто младше, как и понятно, что чужие дети в ситуациях вроде этой пугают даже больше, чем происходящее вокруг. Пусть Джим и не нуждался в том, чтобы за него в очередной раз пытались нести флаг ответственности. Во всей этой ситуации самое неприятно, что парень не может предугадать, что будет делать его напарник, хоть и догадывается, что в случае чего спасать будут его и это неприятно. Роджерсу ведь в самом деле неприятно, что он плохо понимает местного Старка, хоть и доверяет ему как себе, вопреки привычке сперва проверять, а потом уже полагаться. Но и требовать ничего он не вправе, верно? Зато он вполне может помочь им пережить сегодняшний день, не особо жалея себя. Уж в подобном он точно профи и этого никто у него уже не отнимет.

Свинца у них и правда немного. Джим на автомате проверяет по привычке убранное за пояс, давно предназначенный для подобных трюков - возможность прострелить себе ногу никогда не входила в список вещей, которые обязательно нужно хоть разок, но успеть попробовать,  прежде чем погибнуть, трофейное оружие, отлично зная, что оно им против не то что целого роя андроидов, но даже против парочки особо не поможет. Ему бы какое-нибудь импульсное оружие, глушащее все системы с одного попадания... Но обстоятельства, как обычно, против них. Парень с сомнением наблюдает за метаморфозами железного человека, не задавая пока вопросов - просто догадывается, что ему пояснят, что к чему. В джинсах и футболке Старк выглядит особенно смертным. И даже светящийся сквозь ткань круг не делает его на вид крепче, чем он есть. Джиму всё это не нравится, но выбора у него, нет, пожалуй, у них обоих нет.

- Не вопрос. И.. это так глупо звучит, но будь осторожен, ладно? Мне бы не хотелось хоронить Тони Старка,- Джим чувствует себя глупой школьницей, но своих слов и беспокойства в целом не стыдится, вернее сам себе говорит, что не стоит. Ведь это правильные слова. И правильные чувства. В них нет ничего зазорного, не смотря на то, что звучит всё это даже хуже, чем диалоги во второсортной мыльной драме. И чтобы не чувствовать себя идиотом слишком долго, Джим отходит на два шага от стены, коротко разбегается и прыгает, цепляясь пальцами за края дыры в потолке, чтобы без особых сложностей подтянуться, вылезая на крышу. Сверху всегда удобнее прикрывать.

К собственному сожалению, Джим буквально через пару минут понимает, что был прав относительно протокола зачистки. Среди неподвижной синевы он различает неприятный блеск металла и думает, что было бы недурно увести их отсюда подальше, пока Старк занят, чтобы того ни в коем случае не задели. И он бы так и сделал, если бы не грёбанные аномалии. Не понимая их природы и не будучи уверенным, что забрав одного, эта хрень не закроется навсегда, Роджерс не был готов и шагу лишнего ступить. А если он задаст подобный вопрос Тони, то тот точно не обрадуется и явно не будет стоять столбом, пока несносный гость из другого мира пытается невзначай героически не вернуться в свой новый дом - нет, Джеймс планировал выжить, но в случае выбранной им тактики шансов было бы чуть меньше. Так что оставалась только оборона с надеждой, что ракетная кавалькада отступила и дочищать территорию остались роботы попроще. Джим не уверен, что переживёт взрыв, и точно знает, что Тони без своих доспехов уж точно нет.

- К нам гости, так что мне понадобится твой друг.

У Роджерса чужой пистолет и щит. Ещё, конечно, сыворотка суперсолдата. Ему этого хватало все эти годы, чтобы выжить, но никогда он не считал, что с этим набором он прямо-таки обречён на успех. Потому что он редко воевал один. И, пожалуй, это спасло ему жизнь не единожды, но времена меняются. И порой не в лучшую сторону, но тут уж остаётся только смириться. Смирение не самая сильная черта Джима, но он старается.

Подпустив сладкую парочку, несущую смерть всем непокорным, а может быть и просто всем, кто, в отличие от них дышит, Роджерс, выныривая из своего укрытия стреляет ближнему в голову. Раз. Два. Три. Он надеется разнести ему все микросхему до того, как тот успеет ответить ему как-то аналогично. Но понимает, что план у него получился так себе. Пули проходят мимо. Джим успевает только выругаться и прикрыться щитом, прежде чем в него начинают стрелять в ответ. И уходя в сторону спешным перекатом, понимает, что эти чертовы железные банки обтекаемые. Нет, не так, они меняют форму! Джим ругается ещё раз, некрасиво прыгает в сторону, вскакивает на ноги и навскидку достреливает остатки магазина, умудрившись все-таки выбить одному глаз и очень надеется, что костюм Старка без него вполне себе боевая единица. Потому что у него нет особо идей, что делать, впрочем нет, это ложь. Он  бог импровизации в боях с роботами. Поэтому, запретив себе думать лишний раз, разбегается, прикрываясь щитом, и прыгает на одного из незваных гостей, сбивая вниз к земле. Он всё ещё сильнее среднестатистического человека и у него есть его лучшее оружие, которым можно вполне удачно размозжить голову даже таким странным результатам человеческого гения или кто тут обитает.

С грохотом они рушатся вниз и Джим, злобно ругаясь разбивает голову искренне ненавидимого им представителя андроидов ребром щита, на всякий случай ударив ещё пару раз и тут же сваливаясь с него, чтоб откатиться в сторону от пулемётной очереди. Прекрасно. Великолепно.

- Тони, если ты поспешишь. Я буду, аргх, да пошёл ты, хрень железная! Благодарен.

Краем глаза Роджерс подмечает знакомый блеск в стороне. Ага, понятно. Система коммуникаций у уродцев налажена.

Джим не думает ни о чём кроме точек, в которые нужно ударить, чтобы нанести максимальный вред осточертевшим ему кускам железа и стороны, в которые нужно уйти от ответного удара. Запрещает себе отвлекаться от своего смертельного танца на самом краю пропасти. Принуждает собственное сознание фокусироваться на происходящем, ловко управляясь с тренированным, привычным к подобному телу. Анализирует каждый свой шаг, продумывает на три пункта вперёд и бьёт. 

Просто знает, что нельзя подпускать собственные болезненные воспоминания на расстояние выстрела, как и знает, что подобная тактика лучший способ избежать несвоевременной встречи лицом к лицу с собственными демонами, страхами и чувством тошноты от осознания того, что было, будет и происходит прямо сейчас. Отлично понимает, что подобное свидание здесь и сейчас буквально худший из всех возможных сюжетных поворотов ( и так было всегда). Ведь, если эмоции возьмут верх, затопят сознание, мешая видеть то, что в самом деле важно, то он пропал.

Он выучил этот урок давно, ещё когда случайно натравил на себя и друзей прототипы Мстителей, сдавшись под натиском собственных переживаний и тоски. И сейчас, следуя проверенной схеме, отпускает на волю только скопившуюся за годы злость, глуша ей все сожаления и собственную боль, пряча за её уродством все свои травмы, куя для себя доспехи из этой пугающе сильной эмоции. Ведь, понимая, что его желание отомстить, наказать всех виновных, желание спасти всех, у кого есть шанс, как и желание вернуть тех, у кого его уже нет, никогда из него не выветрятся, именно их он научился использовать себе во благо, трансформируя в управляемую ярость. Спасительную, холодную ярость, не имеющей ничего общего с режимом берсерка, в котором наглухо опускается забрало.
Крутится как танцор, бьёт щитом, защищая себя, краем глаза отслеживает то, как костюм Тони Старка ловко прикрывает его спину, криво улыбается и всё с тем же набором ругательств лихого бойца продолжает. Получает ответные удары, кривится, промахивается, с трудом расходится с чужими боеприпасами. Но не останавливается.
А, если вдруг падает, то встаёт.

Детская обида - его странный и ни разу неправильный вечный двигатель.
Обида на мир, который спасали его родители. Мир, который им не помог, не уберёг их. Обида и собственное желание быть сильнее тех, кто не справился. Быть лучше. Быть достойным людей, ставших легендами, тех, что погибли, пытаясь защитить его. Желание сделать то, что у них не получилось. Вот, что всегда заставляло его идти вперёд. Вставать раз за разом и снова бросаться в бой. И, как оказалось, совсем неважно, что он спас свой мир - это не помогло смириться, не залечило кровоточащие раны, не научило жить без попыток что-то кому-то доказать, не убило в зачатке комплекс героя, который слишком человек, чтобы справиться со всем дерьмом, что происходило то тут, то там. Героя, которому не хватает сил искоренить всю несправедливость и сделать так, чтобы никому не приходилось примерять на себя его собственные маски, давно идущие трещины. Это вообще ничего не изменило: заложенная им же в детстве программа по-прежнему отрабатывала свои алгоритмы, зацикливаясь, если всё вокруг было слишком спокойно, сводя с ума. Ведь, как оказалось, гораздо важнее какой ценой они одержали ту самую желанную победу человечества над тем, что пыталось его искоренить, разрушая всё вокруг, а не сам результат. И цена была слишком велика.
А здесь и сейчас, став свидетелем сотней смертей, свидетелем, знающим, что помочь не в силах (опять), он снова окунулся с головой, то ли пьянея, то ли наоборот трезвея, в это страшное чувство беспомощности, преследовавшее его с малолетства, заметно поблёкшее за время каникул в чужом мире, выглядящем навскидку целее, чем его, и снова обернул его в ярость, продолжая неравный бой с маленьким пока отрядом андроидов, выжидая, когда Тони справится со своей задачей.

Тот самый Тони, верить которому у него нет ни единой причины, но он всё равно верит. Тони, который без своего костюма выглядел слишком хрупким. Тони, у которого в груди блекло светился генератор, подтверждая, что он не бог. Тони, которого Джим толком даже не сравнивал со своим настоящим наставником, но совершенно точно знал, что тот всё же был другим человеком - не тем, кого знал сам Роджерс. Не его наставником, другом и опекуном. Не человеком, который знал бы его от и до, начиная с привычных реплик и заканчивая списком безумных поступков, на которые он был способен, вышагивая под своими собственными флагами. По факту Джеймс играл в опасные игры, положившись на человека, который был самым жирным для него напоминанием о его собственном эгоизме и даже глупости и в тоже время самой тёмной лошадкой - узнавать кого-то с нуля проще, чем пытаться найти десять отличий и понять, как на них реагировать. И сейчас его это даже не смущало. Почему-то вера в Старка была безусловной и по ощущениям какой-то слишком болезненной с привкусом неоправданных ожиданий и гари. И, крутясь на месте, рыча что-то самодовольным и совершенно равнодушным к его выходкам роботам, он делал всё, что в его силах, чтобы отвлечь огонь на себя, игнорируя собственную смертность. Джим слишком много терял в своей жизни. Слишком многих. И сейчас для него страшнее всего было потерять ещё и Старка.

Но никто и никого не потерял.
А страх остался.

- Охренеть.

Коротко и ёмко. Замершие вокруг ненавистные им от души куски железа вызывали двойственные чувства. С одной стороны, вот же, они справились. Джеймс, как обычно, выкрутился, Тони красиво всех облапошил. А с другой... С другой Джиму в такой компании неспокойно, хочется всё вокруг сжечь, доломать, изничтожить. Даже не смотря на то, что железки признаков жизни не подавали. Это уже какой-то вшитый под корку мозга инстинкт: не доверяй андроидам. Даже, если они как будто отрубились.

- Знаешь, я, кажется, этого тебе ещё не говорил. Но, охренеть, как ты крут, гениальный, мать вашу, Тони Старк,- парень, только что крутившийся как волчок, не знающий усталости, наконец-то облегчённо выдохнул, закидывая щит за спину, ощутив при этом, что на самом деле немного перестарался, и принялся стряхивать со своей буйной головы песок. В этом не было никакого смысла, просто этот глупый жест помогал запускать механизмы энергосбережения, следом за которыми должно было включиться чувство, что они в безопасности. Не в абсолютной, конечно же, но хотя бы временной и условной. В абсолютную Джим так и не научился верить - шарил взглядом вокруг, сканируя местность, задерживаясь на зависших андроидах, одновременно ожидая и страшась увидеть как кто-то из них дёрнется. - Я.. вроде бы цел. Да, точно цел. Все конечности на месте, лишнего  железа в себя не насобирал. Нормально. С тобой вроде тоже всё в порядке?

Всё нормально, всё в порядке.
Всё по плану.
Почти всё.
Джим бросил короткий взгляд в сторону сожжённого на их глазах города, натужно сглотнул, сцепил покрепче губы и, развернулся на пятках, чтобы подойти к Тони, выдавая себя с головой чересчур скованными движениями, не имеющими ничего общего с тем, как он передвигался обычно. Но, сделав шаг, остановился, с подозрением разглядывая всю ту же самую пустыню чуть правее себя. Ту же, но не совсем.

- А что ты говорил про аномалии? Они должны выглядеть как-то подозрительно? Может я, конечно, головой ударился, но по-моему с картинкой вот там,- обвиняющий палец указал на едва заметно идущий рябью пейзаж, практически неуловимо, заочно ставя диагноз "виновен в своей ненормальности". - Что-то не в порядке. Ты можешь как-то проверить? Не хотелось бы ни провалиться в новый дивный мир, ни подорваться невзначай.

Став свидетелем гения Старка, Джеймс снова, как-то совершенно естественно, вспомнил, что иногда лучше спросить, а не совать всюду собственную многострадальную голову. Спросить, уточнить, попросить совета. Возможно, действуй он так же в щекотливой ситуации с телепортом, благодаря котором оказался здесь, то всё сложилось бы иначе. Например, один Старк открутил бы ему голову, чтобы не мучился, а другой бы с ним никогда не познакомился. Может не худший вариант?
Джеймс, представив себе этот разговор, тихо хмыкает, даже не пытаясь себя отругать за подобные глупости.