Череда сомнительных злоключений порядком достала. У Скотта были вопросы как к себе, так и к Вселенной. В его планы вовсе не входило оказываться там, где он оказался, чтобы это не было за место - идей у Саммерса относительно комнаты, в которой и были то только стены было не так уж и много, но чувство скрытой опасности буквально захлёстывало его сознание. На его шее не должно было быть ошейника, блокирующего способности, без которых он чувствовал себя не безоружным, конечно, но уязвимым. Впрочем, про его остальные таланты тоже видимо были в курсе и руки ему связали не просто из любви к искусству. У него на самом деле вообще много вопросов. Какого хрена? Где он? Что нужно тем недружелюбным ребятам, вошедшим через проём в стене, которого там ранее не было? Хотя с последним было чуть проще. Всего-то зашли его проведать, даже не попытавшись убить - это определённо добавило им пару баллов, ну и чтобы выпихнуть их в ещё более сомнительное помещение.

- А можно поаккуратнее?

Скотт недовольно шипит, реагируя на грубый толчок в спину, опасно кренится вперёд, но удерживает равновесие, напоследок насладившись чувством свободы в районе шеи от торопливо сорванного ошейника - следы наверняка остались, вот вроде бы мелочь, а неприятно.  Оборачиваться Циклоп даже не стал - он слышал, что проход позади закрылся, а доставлять удовольствие возможным зрителям его томления в условной темнице своими метаниями разгневанного зверя по клетке и бросками на уже несуществующую дверь не собирался. Вместо этого мужчина поморщился, встряхнул руками за спиной, даже не удивившись тому, что оковы, до этого сидящие крепко, не оставляя ему и шанса высвободиться, вдруг слетели вот так запросто и принялся изучать очередную комнату: сперва взглядом, затем медленным кружением по всей площади, ведя кончиками пальцев по стенам и выискивая шероховатости, которые могли бы быть намёком на путь к спасению. У него уже была парочка теорий относительно места, где он, но уточнить по-прежнему не у кого. А вот идей, как отсюда выбраться - нет. И лучше бы наоборот.
Вокруг пусто. Слишком светло. Неестественно тихо. Тишина как-то особенно давила. Тишина и ожидание непонятно чего: то ли казни, то ли посещения какого-нибудь старого или потенциального нового знакомого. Скотт не любил бездействовать, а хождение по кругу ну уж никак нельзя признать достойной деятельностью. Конечно, всегда оставался вариант с разрушением всего, что попадётся под руку, но это не сказать, чтобы стратегия. Это скорее способ расписаться в собственной беспомощности.

- Как.. глупо,- Саммерс останавливается, ощутив неестественное тепло у одной из стен, делает пару шагов назад и, не мучаясь особо вопросами стоит или нет, вышибает стену мощным ударом энергии, но не спешит ликовать - всё ещё непонятно, что происходит. Последнее, что он помнит - это как шёл к джету, потом ничего, а следующее более-менее реальное воспоминание было именно о том, как он очнулся в интерьере предыдущего помещения скованный и с ошейником. Это странно, подозрительно и совершенно точно повод не расслабляться.
Скотт молча перешагивает обломки, моргает, привыкая после светлого помещения к полумраку и замирает как изваяние.

- Какого черта,- шёпот получился хриплым и каким-то неестественным, а эмоций через край. Он хорошо знает эту гостиную, может пересечь её с закрытыми глазами, ни во что не врезавшись, ловко лавируя между мебелью и статуями. Вот только этого места больше не существует. Скотт поморщился от фантомной боли где-то в груди, выругался ещё разок и нервно оглянулся назад, чтобы убедиться, что... там больше ничего нет. Только окна его дома. Саммерс, досчитав до десяти, запрещает себе углубляться в воспоминания, ограничившись аккуратным почти невесомым поглаживанием привычной слегка потёртой обивки дивана - именно таким он его и запомнил, и спешит покинуть помещение, в котором происходило слишком много личного.  Дверь, ещё дверь, прямиком в холл, двигаясь бесшумно и постоянно прислушиваясь к тишине здания. Здесь ведь никогда не было тихо - всегда звучал смех и голоса, здесь всегда были ученики, место никогда не выглядело таким мёртвым.
Впрочем, он здесь не один.

До боли знакомый силуэт бьёт поддых, оставляя привкус гари на языке. Скотт уверен, что он здесь, как и Джин, всго лишь чья то марионетка. Но время для игрищ с их участием выбрано до одури неудачное. Снова размолвка, снова недопонимание, снова гордость и нежелание идти мириться, ведь каждый считает, что прав. Говорить не хочется. А вот разнести всё вокруг очень даже. Джин. Школа. Что ещё? Можно весь перечень вещей и людей, чьими образами его планируется выбить из колеи? Саммерс устало улыбается, буквально краешками губ, отказывается от идеи нарочито показательно потереть переносицу и просто делает ещё шаг. Другой. Сократить дистанцию не так уж и сложно, для этого даже не приходится себя ломать, а вот заговорить без бултыхающегося где-то внутри никуда не девшегося за время затянувшейся размолвки раздражения уже сложнее.

- Ну уж точно не по своей воле,- мысленно Скотт отвешивает себе оплеуху за слишком очевидное недовольство в голосе. Да, у них снова проблемы. Да, они снова обходят друг друга по дуге, не желая показаться слабее и уступить. Да, чёрт, когда у них вообще всё было не так в последний раз?! Вот это всё личное не повод пытаться грубить Грей, задавшей вполне логичный вопрос. Соберись, Скотт Саммерс и смени позу оскорблённой невинности на позу человека, который не за красивые глаза стал лидером команды. Вы в первую очередь команда. Вы всё ещё семья, кривенькая, вечно танцующая на краю пропасти, но семья. Соберись! - Не знаю. Шёл к джету, очнулся скованный и с ошейником в пустой комнате. Потом меня вытолкнули в следующее помещение, освободив от всех лишних приблуд, выбил одну из стен и оказался.. здесь. Чёрт, да здание же было разрушено до основания!

Знакомый холл, по-прежнему слишком мёртвый, чтобы стыковаться с его воспоминаниями, воспринимается им как личное оскорбление. Потеря дома всё ещё отзывается глухой злостью внутри, которую он так и не переварил. Они постоянно что-то теряют. Или кого-то. Себя, например. Друг друга. Дом. Мир. Что дальше?

- А ты? Ты слышишь кого-нибудь ещё?

Легко приказать самому себе собраться, сложнее приступить к исполнению. Мир вокруг как-то не располагал к безусловному хладнокровию и отстранённости. Стены вокруг давили своей реалистичностью, заставляя вспоминать всё то, что сейчас было бы неуместно вытаскивать наружу, всё светлое, мрачное, то, что сделало его тем, кем он являлся сейчас. Но всё же призрак его дома не место для воспоминаний, не место для ностальгии, и уж точно не время для смакования привкуса горелой горечи на языке от понимания, что всего этого уже нет. Джин, стоящая напротив, собранная, отвечающая сухо в тон ему, не помогала, впрочем, разве должна? С взаимопомощью у них давно проблемы. Скотт не жалеет о сделанном когда-то выборе, не чувствует своей вины и не сомневается, что Грей относительно своих решений держится той же позиции. Поднимать болезненную для обоих тему нет ни желания, ни сил. Чёрт. Какой-то бесконечный, не прекращающийся цирк с конями, а они на пару с женой в главных героях, вот только непонятно в каком месте смеяться. И смеяться ли вообще.

- Даже фонтан,- Скотт отзывается эхом, скривившись, поправляет неподвижный визор, надетый по случаю пусть и рядовой, но всё же вылазки, и собирается уже уточнить, что она хотела спросить, может быть даже без излишнего сарказма и раздражения - пусть телепатический мост не восстановился, но ему кажется, что он по-прежнему может угадывать течение мыслей Грей и сейчас ему казалось, что она хотела уточнить в порядке ли он, но не успела. По крайней мере ему нравится так думать, стоя перед ней, не улыбаясь, не протягивая руку, не делая ничего, что стоило бы сделать хорошему мужу. Просто муж из него так себе, из Джин жена, пожалуй, не лучше. Ну и к чёрту всю эту драму. Потом разберутся, когда будет время, если будет, конечно.
Точно не сейчас, когда над головами звучит воодушевлённый голос, обладателя которого Саммерс после второго же предложения готов придушить голыми руками. Это так весело что ли рыться в их грязном белье?

- Как.. пафосно.

Скотт качает головой, удивляясь чужой помпезности и осведомлённости об их симпатичных скелетах в шкафу, кривится, зная, что счеты, которые им рано или поздно придётся свести и правда имеются, только вот на сегодня у него таких планов не было. Лучше уж шаткий мир, с молчанием в эфире, чем обжигающая, лютая вражда со взаимными обвинениями. Это, наверное, малодушно с его стороны не требовать ответов и объяснений, но так правда лучше. Открывать сезон охоты друг на друга ему не хотелось - это закончится плохо. Это всегда заканчивалось плохо. Вся их жизнь череда не самых удачных решений во имя других и редко самих себя. Все их конфликты росли именно из этого вечного: мы или они. Так вот, сегодня можно, пожалуйста, мы?
Саммерс снова улыбается, снова уголками губ - недостаточно великодушен, чтобы светить всеми своими тридцатью двумя зубами, да ещё и искренне, задумчиво смотрит в глаза Джин, подошедшей к нему без страха и лишней, оскорбившей бы его тревожности. Смотрит, в очередной, в тысячный раз жалея, что его собственных глаз Джин не видит и качает головой, соглашаясь с Джин, что мечты Моджо, или кто там выступал в роли распорядителя, о красивой и захватывающей дух грызне пары двух далеко не самых слабых мутантов, тщетны.
Уж точно не для увеселения других.

- Ах да, совсем забыл. Если вы думали, что у вас есть право выбора - вы ошибаетесь. Вы либо умрёте оба, либо умрёт кто-то один.

Скотт хмурится, не понимая сути угрозы - им столько раз угрожали смертью, что воспринимать каждую всерьёз было бы очень расточительно. Нервные клетки, как известно, не восстанавливаются, а они и так оба порой чересчур... темпераментны. Скотт бы мог протянуть руку и поправить прядь Джин, но стоит как статуя, чуть склонив голову вбок, раздумывая над угрозой незримого врага.

- Я что-то не вижу здесь никого, кто бы мог убить нас обоих,- в его голосе смех. И правда ведь смешно. Хотят убить Джин Грей, вот так нагло угрожают Скотту Саммерсу - немного ли на себя берут? Ответ последовал незамедлительно. Острую боль в районе грудины Циклоп точно не ожидал, застигнутый врасплох зарычал, давя в себе унизительный стон, прижал руку к эпицентру острых ощущений, отшатнулся от Джин, кажется, получившую аналогичную порцию приятных ощущений и склонился вперёд, дыша через крепко сжатые зубы. Вот же хитрые ублюдки. Вирус? Датчики? Скотт косится на Джин, злится на собственную узколобость и недогадливость, и быстро, не умея иначе, решает, что какое-то время придётся сыграть по чужим правилам. Предварительно не сговариваясь. Будет.. больно.

"Прости" не срывается с губ, теряется где-то внутри, не найдя дорогу внутри. Улыбку сменяет сосредоточенное выражение лица - он знает, что делать, знает, как действовать, чтобы получить преимущество. План прост как палка: подыграть ведущему, а потом выбраться отсюда, если, конечно, Джин его не убьёт. Сложность заключалась в том, что им должны поверить. Ну как сложность. У них так много нерешённых вопросов, так много обиды друг на друга, так много утопленных где-то внутри претензий, что причину убить друг друга искать не нужно. Правда раньше они как-то обходились без этого, ну, почти всегда. Пара случае не в счёт. Вечно вспоминали в нужный момент, что вообще-то по одну сторону баррикад, в горе и в радости. Но сейчас не время для сантиментов и уж тем более сумбурного примирения. Время воевать. Вот только сперва придётся разозлить Джин, чтобы не вздумала решить, что он играет в рыцаря - он, конечно, играет, но ей об этом знать необязательно, и бить в полсилы или вообще не бить, а только защищаться. Нанести первый удар сложнее всего - это как объявить войну, в которой у тебя копьё, а у женщины, которой ты бросаешь вызов, ядерная бомба под юбкой. Но с другой стороны почему нет? Она его убила. Она его отправила в кому, спасая то ли себя, то ли мир. Шла против него. Спорила с ним. Давила на него. Вечно стояла напротив в позе оскорблённой невинности.
Бей. Потом объяснишь в чём дело, главное не дрогни в неподходящий момент. Вспомни всё то, что тебя так злит.
И бей.

- Не хочу больше из-за тебя умирать, - врёт и не врёт одновременно. Бьёт рукой в плечо, заставляя отшатнуться, подключает ноги, опрокидывая на пол и отпрыгивает в сторону, разрывая дистанцию. Давай же, Джинни, дорогая, вспомни какая я сволочь. Сколько раз выбирал не тебя. Разозлись, ну же. Ну же. Боясь, что план провалится, он сам же начинает заводиться, чувствует как подрагивают от волнения пальцы, и самую малость получает удовольствие от развязанных рук. Нет, он не желал смерти Грей, не сегодня по крайней мере, но ударить её порой хотелось, пойти в открытое противостояние, а не играть в поддавки. Может быть у них получится неплохая стрессотерапия? Хотя скорее лишний повод для развода. И разводить их будет, видимо, госпожа смерть.
Бить в жену, ещё не горящую желанием его придушить, лазером - смерти подобно, но стоять столбом нельзя - не поверят, его первому удару то не поверили - ослепляющая боль отступила только после подсечки, поэтому он бьёт в потолок над ней, руша всё на своем пути, ломая своё прошлое в очередной раз, обрушивая на голову Грей огромные обломки, зная, что она защитится. Сносит к чертям балки, останавливает поток смертоносных лучей, и тут же, не давая себе времени на убедиться, что она справилась, взбегает по лестнице выше, высматривая в пыли и крошке знакомый силуэт.
Не то чтобы он всю жизнь мечтал разрушить школу, ссорясь с Джин, но что-то подобное предполагал. И вот, пожалуйста. Рушит двойник своего дома, всеми силами пытаясь напомнить Грей за что та на него злится.

- Ни за что не поверю, что ты тихо-мирно лежишь под обломками, дорогая. Ты слишком упряма, чтобы так просто сдаться.

Отредактировано Scott Summers (2019-05-07 00:08:47)

Он сказал то, что следовало сказать сейчас. Сказал то, над чем думал, когда Джин не было рядом, злясь на себя, на жену, на мир, который вечно подталкивал их к противостоянию. Сказал и теперь смотрел в чужие глаза, в которых читалась боль от его слов, с каплей сожаления, как обычно равнодушно - от его визора больше бед, чем радости, но иногда он очень кстати, ведь по лицу толком и не понять, что он чувствует: злость, равнодушие или досаду. В целом всё закономерно. Он никогда не был подушкой для битья и редко уступал в их столкновениях, стоя на своём до последнего, но и говорить вот так прямо то, что отравляет его изнутри, не привык. Всё больше молча превозмогал, делая то, что должно. Но сейчас.. сейчас иначе нельзя. Он и так знал, что будет больно, поздно уже отступать. Слова всё равно произнесены и навряд ли ему их не припомнят - Джин будет в своём праве, а желаемый результат всё же достигнут, пусть и не в тех масштабах, на которые он рассчитывал. Но хоть как-то. Пока они пытаются причинить друг другу боль, никто не будет их медленно, но верно уничтожать. Всё ведь очень просто: либо они сейчас играют по чужим правилам и выживают, придумав, как выкрутиться чуть позже, либо их хладнокровно убьют, разочаровавшись. Умирать Скотт больше не планировал - с него и впрямь достаточно. Ощущения так себе, соцпакет не впечатлил, да и дел много. Вот только как теперь жить с ощущением, что пнул доверчиво повернувшуюся к нему Грей от души и, кажется, даже не испытал должной силы ответного пинка от едва живой совести?
Как-то. Как и раньше.

Голос сверху бесит. Бесит своей лаконичностью, своим воодушевлением, каждое слово впивается в тело, причиняя боль. Ставки. Они ставят ставки, пытаясь угадать в ком ненависть и обида возьмут вверх, а кто уступит, дрогнув. Как это мерзко. У Саммерса острое чувство справедливости, которому не чуждо предложить карать сволочей, и сейчас оно вопило без остановки, яростно настаивая на том, что арену необходимо сравнять с землёй и отомстить. Нечестно. Это всё нечестно. Им и так немало досталось от Феникса! Почему всегда они? Почему именно их брак вечно изучался как под лупой и все кому не лень лезли своими грязными ручонками в и так натянутые отношения? Это так весело?
Скотт злится, зная, что Джин его слышит и думает, что это даже хорошо. Уместно. Стоит на ступенях, всматриваясь в оседающую пыль, чувствуя как сердце пропускает пару ударов. Он уверен, что она защитилась, но всё равно боязно. В нём много невысказанных слов, проглоченных обид, вопросов к себе и к Джин, в нём много непонимания куда они так уверенно идут, если не к пропасти, но он не хотел быть стать причиной её смерти. Он ведь и раньше задумывался, что чувствует Джин, слыша в сотый раз, что она его убила, но никогда не находил ответа. Сожаление? Горечь? Досаду? Боль? Он никогда не спрашивал, но сомневался, что смог бы, в отличие от неё, шагать дальше, сделав с ней подобное. Хотя кто его знает? Он ведь тот ещё превозмогатор. Похорони любимых и иди вперёд. Всегда вперёд. Но проверять всё равно не хочется.
Саммерс закусывает губу, продолжая всматриваться и чувствуя как тянет в груди. Ублюдки.

Скотт уворачивается от обломка, летящего прямо в голову, стремится, вопреки своим желаниям, куда-то вверх, подхватываемый потоком воздуха и рушится вниз, толком не сгруппировавшись. Пересчитывает ребрами с десяток ступеней, шипит сквозь зубы и с трудом приподнимается на локте, чтобы увидеть, как его ненаглядная бежит прочь. Живая. Морщится болезненно, не испытывает толком облегчения от её побега - теперь ему ещё и преследовать её, как будто он и так недостаточно сегодня вёл себя как мудак. Класс. Спасибо, Джинни, удружила. Благородная. Где было её благородство, когда он в очередной раз чуть не умер из-за неё? Подавлено Фениксом? Или ей было плевать? Саммерс выдыхает, с трудом встает, наскоро ощупывает себя, убеждаясь, что не поломался о лестницу и замирает, размышляя, что делать.
Грудь ноет, напоминая, что решения нужно принимать быстро - люди жаждут шоу, а не наблюдать за тем, как он стоит на сколотых ступенях.

Скотт слышит. Он всегда слышит Джин, но сегодня особенно чётко. Кривится, вслушиваясь в её слова и смыкает губы в тонкую линию. Ах да, точно. Он же тут главный эгоист, как он мог забыть? Вечно выбирает то, что должно, а не то, что хочет Джин, не то, что может быть сам хочет. Хотя о чём речь? Он ведь всегда хочет сбежать. Это же так.. логично. Саммерс двигается по знакомым коридорам, особо не скрываясь, раздумывая, что делать теперь. Хотя, впрочем, зачем что-то делать? Можно просто.. говорить. Говорить, что думает, говорить о том, что болит. И бить, бить, бить словами по болевым, пользуясь своим преимуществом в виде визора. Бить наверняка. Он не готов в очередной раз наносить удар первым, к чёрту ноющую боль в грудине, Джинни же такая самостоятельная. Такая умная. Вот пусть сама и развлекается.

- Так и не я сбежал, любимая,- Скотт вообще не сбегал. Барометр моральности. Смешно. Лидер - это да. Несёт ответственность не только за себя, но и за тех, кто идёт за ним. А Грей говорит так, как будто это так просто и весело. И правда. Что тут сложного? - Мне просто хватает мужества решать. А ты предлагаешь бежать. Прятаться. Жить ради себя. Мир важнее нас, Джин.

Если его послушать, то всё важнее их. Важнее их желаний и надежд. Так ли это далеко от правды? Скотт не знает. Идёт только прямо к своей обвинительнице, даже не пытаясь улыбаться. Зачем? Если в начале всё это был план, то сейчас он начинает заводиться. В самом деле заводиться. Оно может быть и к лучшему, но послевкусие так себе.

- Думаешь, было бы лучше, если бы я прятал голову в песок? Эй, ребята, у меня тут уикенд с женой, вы как-нибудь сами, пожалуйста, выживайте. Как хотите. Мне плевать. Ты такая эгоистка, Джин. Мне кажется, я понимаю, почему ты так дорога Фениксу. Ему с тобой уютно,- Скотт выплевывает слова, отбросив все фильтры. Говорит чётко, но негромко - она всё равно услышит. Идёт по коридору, видя перед собой силуэт жены, смотрит не зло, скорее раздосадовано. Ему тоже есть что сказать. - Когда я выгорел и лежал в коме - тебя не было рядом. Ты даже не боролась с Фениксом. Убила то ли во имя мира, то ли во имя себя, бросила и умчалась. Тебе не кажется, что ну уж точно не тебе ставить мне в вину то, что я ушёл, когда ты просила остаться?

Скотт не планировал бить, но снова бьёт потоком энергии, пытаясь хотя бы так справиться с захлёстывающим его с головой чувством обиды, очерчивая над Грей квадрат, осыпая её мелкими осколками снова. Бьёт вверх, снова роняя куски потолка. К чёрту всё. Слишком.. больно. А если она его попробует убить - флаг ей в руки. Зато она выживет хотя бы. Саммерс в целом, в глубине души, согласен на такой исход, даже не смотря на то, что он в самом деле не хочет из-за неё умирать снова. Но где его желания, а где то, что он делает, верно?

Скотт это уже слышал. Это твоё решение, Скотт. Ты пытаешься искупить вину, Скотт. И почему только все вокруг лучше знают, что он делает? Почему все вокруг пытаются давить на него, вынуждая принимать чужие решения, удобные для других, которые не по душе ему самому? Да, он немало натворил под влиянием Феникса и он за всё ответит. За каждый промах, за каждое слово, за каждый жест. За всё. Он ответит - не в его привычках сбегать, даже сейчас он отвечает за своё решение уйти на Геношу, не остаться с Грей. Только вот почему Джин ставит ему в вину его желание платить по счетам? Только потому что это не предполагает счастливой семейной жизни? Только потому, что тогда ей хотелось услышать, что он останется с ней, чтобы строить новый хрупкий шаткий мир на руинах их отношений? Может быть он не хотел? Не готов был? Сколько пар вообще жили счастливо после того, как один пожертвовал другим ради... да кто разберётся ради чего? Ах да, такой статистики ни у кого нет, ведь они одни такие чертовски уникальные. Скотт хмурится, заставляет себя заткнуться, дав выговориться Джин, но чувствует, как закипает. Бесит. Бесит это лицемерие. Бесят попытки помыкать им. Бесят её аргументы, недалёкие от правды. Но это его решения. Попросить её стать его женой тоже его решение. Может быть и оно было неверным? Кажется, они клялись быть вместе и в горе, и в радости, но последнее время с этим всё так.. сложно. Да к чёрту!

- А думаешь мне не обидно? По твоему это так просто? Взял и решил уйти, не задумываясь, верно? Какого чёрта ты вообще всё ещё моя жена, если ты такого обо мне мнения? Ты всего лишь просила остаться. Всего лишь. А я всего лишь готов был пожертвовать собой, подобравшись к Апокалипсису! Мы давно не дети, Джин. Не время для эгоизма и фантазий о том, что типичная американская семья - это про нас,- Скотт выплёвывает слова, злясь и не регулируя громкость своего голоса. Плевать на зрителей. Плевать на антураж, хотя, погодите-ка, на антураж, к сожалению, не плевать. В этих стенах они вместе смеялись. Вместе боялись. Вместе принимали решения. В этих стенах они в самом деле были вместе, а что теперь? Кто они друг другу? Вечный укор совести? Муж и жена? Чужие люди? Злость в Саммерсе клокочет, рвётся наружу. Всё в нем хочет, требует разрушить всё вокруг, чтобы интерьер соответствовал руинам внутри него. Разрушать - вот, что он умеет. Вот в чём они с Джин всегда хороши в дуэте. - Не знаю, Джин. Я НЕ ЗНАЮ! Но пока я могу чем-то помочь грёбанному миру, методично меня уничтожающему, я продолжу пытаться!

Вопросы Джин неприятно проникают под кожу, давят изнутри, так и норовят снова наружу, разрывая плоть. Вопрос на которые у Скотта нет ответов. Когда он просил руки Грей, он не думал, что будет дальше. Жил здесь и сейчас, был счастлив. И к чему это привело? Они только и делают, что обвиняют друг друга, хорошо, если ненавидят. Смотрят волком. И даже вся эта клоунада с дуэлью мало похожа на театральную постановку. Они в самом деле готовы стоять друг против друга, если не насмерть, то как минимум то потери сознания. Не уступят. Не сдадутся. Никогда.

Когда Скотт использовал в качестве аргумента Феникса, в очередной раз ткнув её в то, что она его оставила лежать овощем, он знал, что дороги назад не будет. Это то, о чём они предпочитают не говорить. Это то, что разрушает их изнутри. Это их жизнь, их выбор. И от этого не легче. Но от ответного слова Джин у него буквально меркнет в глаза. Спасла. Она считает, что спасла его? А его ли она спасала?! Бьющиеся окна, вздрогнувший мир не в новинку - такое Скотт уже видел и даже уходил живым с места катастрофы, но всё равно он вздрагивает. Крик Джин давит, глушит. Её чувства бьют наотмашь, причиняя боль. Чужие эмоции врываются в его голову, ломая жалкие щиты, которым она же его и обучила, как будто взрывают мозг. Больно. Скотту больно. Он снова рушится на колени, сжимая голову, но не намерен отступать. Не сейчас. Не теперь, когда Джин снова сделала виноватым его за то, что он не оценил её жертв. Ведь только ей можно его осуждать. А она.. она всегда хотела как лучше. Как удобно! Как много святых вокруг!

- Да ты вообще никогда не виновата. Кого ты спасала, Джин? Кого ты спасала, возвращая нам способности?! Не себя ли, не Логана ли? Я не просил о подобных жертвах! И кто в результате из-за этого пострадал?! - говорить сложно, в голове война. Но Саммерс силён и упрям. Устал молчать, устал молча уходить. Она ведь всегда так любила разговоры, ну вот и поговорили. Душевно. Раздавили друг друга, обвинили во всех грехах и что дальше? Впрочем, он ещё не всё сказал. - Ты ставишь мне в вину мои решения, принимая свои, те, что проезжаются по мне, по миру и всё в порядке! Ведь ты не я. Ты хотела спасти мир и не справилась! А я сволочь, которая выбрала не тебя, а сделал то, что посчитал нужным. Это так лицемерно, Джин.

Это так бесит. Злит. Правда его злость в сравнению с тем, что на него обрушила Грей - мелочи. Потому что его чувства всегда не важны. Злись, ревнуй, будь недоволен - пожалуйста. Только молча. Ведь Джин не виновата. Ведь Джин просто не хватило сил. А ты, Скотт Саммерс, грёбанный лидер, упивающийся своей властью, конечно же, и все твои решения - твоя прихоть. Это всё твой эгоизм. Живи с этим как хочешь.
Циклоп из последних сил пытается держать себя в руках, не давать волю рвущемуся наружу желанию разрушить, сжечь до тла весь чёртов мир, в котором так больно, но Джин бьёт слишком сильно, давит, глушит, срывает все тормоза. Саммерс не знает хочет ли он переходить к прямым атакам, но просто не может больше терпеть, боится потерять сознание и снова очнуться в одиночестве. Нет. Не в этот раз.
Смертоносный луч бьёт прямо. Очерчивает красным полутёмный коридор, скользит по стене, прочерчивая борозду, перепрыгивает на окна, разбивая те, что не добила Грей, разрезая пространство на две половину, и падает на Джин, вынуждая её или гореть, или отпустить из тисков своих эмоций мужа.
Выбирай.

Скотт дёргается как от удара. Всего лишь вопрос. Просто слова. Логичные до ужаса, закономерные, как всё, что здесь происходит. Слова, которые бьют поддых, прописывают апперкот, почти отправляют в нокаут. Саммерс морщится, дышит тяжело и не отвечает. Внутри что-то медленно, но верно догорает, тлеет, оставляя после себя привкус гари. А он муж? Остались ли причины считать друг друга не чужими людьми, не врагами, остались ли поводы называть семьёй? Скотт не хочет произносить ответ, который был бы уместен здесь и сейчас - он не хочет, чтобы это стало реальностью и поэтому не отвечает. Всё вокруг дрожит, всё вокруг рушится. У него в голове многократное "да, ты жена", с губ срывается разве что стон от боли, заполнившей всё его существо. Всё это не ново, всё это уже было, пусть и менее разрушительно, но было. Вся их жизнь - танцы на краю, вся их жизнь - дуэли вопросами, которые причиняет боль. Любишь ли ты меня? Да. Жена ли я твоя? Да. Что ты чувствовала, когда убивала меня? Нет ответа. О чём ты думал, когда снова вернулся в этот мир? О тебе. И всё? Я тебя ненавидел, мне было больно.
Ему и сейчас больно. Больно от шквала эмоций, обрушившихся на него как волна при цунами, уничтожающая города. Он и сейчас ненавидит, не забывая про любовь. Он хотел, пытался заставить себя простить. Простить за смерти, простить за то, что сбежала и выхаживала его не она. Он хотел, правда хотел. Но это разрушающее чувство сильнее его. Все эти обиды, недомолвки, позы, нежелание идти вместе и после, просьбы идти против самого себя, уступив, выбирая её, ту, что далеко не всегда выбирала его. Всё это отравляло, сжирало изнутри и никогда, никогда не исчезало.

Когда-то давно Скотт боялся причинить Джин боль. Когда-то давно вопроса кого спасать не стояло. Когда-то давно они не умирали и не возрождались, не варились в одном котле на двоих, не жили в аду на земле. Когда-то давно всё было просто и понятно. Были общие цели, общие начинания, была вера в то, что теперь только вместе и никак иначе. Но жизнь расставила всё иначе, сменив вектора движения, сместив очевидные семейные ценности, заменив их желанием выжить. Когда-то давно он с замиранием сердца ждал от Джин "да, я стану твоей женой". Здесь и сейчас он бил в свою жену кварцевым  лучом, пытаясь остановить её, не губить его снова, не лишать возможности помочь. Теперь они говорят не словами, слышат только силу и боль. Слышат только то, что их обоих убивает. Скотту казалось, что Грей смягчила свой удар, смог найти в себе силы встать, пусть с трудом и опасно качнувшись в сторону, но встать, и всё же не перестал загонять её в угол, зная, видя, что причиняет ей боль, что ранит. Так нужно. Его план не предполагал попыток вывернуть душу наизнанку, но есть такие ситуации, в которых он не стратег в первую очередь, а человек, обиженный, покинутый не единожды муж. И в таких ситуациях логика не имела права голоса. Его вели эмоции, его вела обида, им руководила его боль от каждого слова, от каждого обвинения. Позже он, наверное, будет жалеть, что осыпал Джин стеклом, что вынудил её уворачиваться, что заставил её плясать, изворачиваясь. Сейчас он не чувствовал ничего кроме боли. Своей, перемешанной с её - смертельная доза ощущений, если подумать, но он выживал и не после такого. И единственное, что его в самом деле пугало - отсутствие решение проблемы, из-за которой он рискнул начать подобные разговоры. Всё зря? Они растоптали друг друга и всё то хрупкое, что между ними оставалось, зря?

Скотт не ненавидит. Это.. любовь, наверное, она. Если бы её не было - он бы давно отступил, перестал биться в стены непонимания, сбивая кулаки в кровь, перестал бы злиться, перестал бы так остро реагировать на слова. Если бы ему было всё равно, если бы им руководила только ненависть, он бы уже убил или отступил. Возможны варианты. Но он не убивал и не отступал. Шёл вперёд, с трудом переставляя ноги, всё ещё страдая от чужих эмоций, не переставая заставлять Джин защищаться. Шёл вперёд, сам не зная зачем. Он знает, какой ответ с замиранием сердца ждёт толпа, что за ними наблюдает, но произнести что-то подобное означало навсегда лишить их возможности что-то починить. У них и раньше то не получалось, а уж после такого признания и подавно. Может быть и ненавидит, но не так. Это всё обиды, злость, невысказанные слова, ножи, воткнутые в спину, ощущения пустоты за спиной, где должна была стоять его жена. Но это всё не про ненависть до смерти. Это вот такая у него эгоистичная, злая, опасная любовь.
Не отпустить. Не отступить. Заставить сдаться.

- Ты сама знаешь ответ,- Скотт надеется, что она и правда знает, знает, что это не так. Знает, что бывало всякое, но уж навряд ли ненависть могла так крепко связать по ногам и рукам, вынуждая снова и снова сходиться, причиняя боль. Саммерс верит, приближаясь к Джин и останавливаясь рядом с ней, усилием воли прекращая попытки её уничтожить, смотрит, не улыбаясь, смотрит с болью, которую не видно из-за визора и ничего не делает. Не может. Больше не может.
Саммерс слышит Джин и хочет спросить, что закончится, но помнит о камерах.

- Сдавайся,- сдавайся, уступи, верни мне веру в то, что ты всегда рядом. Сдавайся и закончим этот цирк, достаточно с нас. Нам нужно выбираться, Джин. До чего мы довели друг друга? Почему так больно? Разве бывает так больно? Сдавайся же. Пожалуйста.
Скотт даже не пытается пробиться сквозь щиты к Грей, заставить её услышать, он просто возвышается над ней, смотрит и ничего не делает. После того, что они здесь устроили, им позволяют пару минут бездействия. Как глупо.

Жизнь - это череда выборов. По сути выбирать приходится всё: еда, которую будешь есть, место, которое будешь считать домом, работу, которая будет кормить и занимать большую часть времени, людей, с которыми дальше будешь идти по жизни плечом к плечу. Приходится выбирать, кем ты будешь по жизни, каждый день стоять перед выбором кем ты будешь сегодня? Героем или подлецом? Взойдёшь на баррикады или останешься в бункере? Скотт знал про выбор достаточно, даже больше, чем ему хотелось. И в нём было достаточно мужества, чтобы не жалеть о сделанном когда-то выборе, не перекладывать последствия собственных решений на чужие плечи, ему всегда была странна даже мысль об отречении от того, что было выбрано им самим. Никогда не отрекался и не планировал начинать. Особенно от тех, кого выбирал раз за разом. Всегда. Особенно от той, за кем так или иначе шёл или возвращался. Чаще, конечно, возвращался или прыгал в пропасть следом за ней - какая по большому счёту разница? Сама мысль о том, чтобы отпустить, отказаться, пойти своей дорогой ему претила. И как бы не было больно, как бы не было горько, как бы не было страшно за своё будущее - всё равно нет. Никогда. В горе и в радости. И никакая смерть их не разлучит - они уже проверяли. Опыт так себе, но важен результат.
Да, у них много разногласий. Да у них всё сложно. Но когда было просто? По сути это ничего не меняет. Как-нибудь справятся, главное выжить.

Впервые Скотт не уверен в том, что он должен сделать. Смотрит на свою жену, слушает её и не знает, что ответить. Всё, что было сказано ранее - это правда, та самая, неприятная, которая так крепко засела в его голове и навряд ли когда-то исчезнет без чужого вмешательства. Но их час нелицеприятной истины подошёл к концу. Они оба друг другу нанесли по несколько болезненных, возможно даже чересчур, ударов, а сейчас нужно было что-то делать.
Делай, что должен.
Что он должен сейчас? И кому? Он устал. И хочет домой. Прочь с этой грёбанной арены, прочь от новых витков ссоры. Прочь.

- Прости меня,- Скотт верит ей на слово, что свободен - в подобных поступках Джин он не привык сомневаться, смотрит с ужасом, видя все раны, которые ей нанёс, буйствуя, пытаясь выместить не помешающийся в нём гнев, видя как ей причиняет боль датчик, который в нём перестал работать и угрожать ему, ведь он свободен. Смотрит с болью. Смотрит, не зная, как оправдать себя и то, что он сделает сейчас. Не то, что он уже совершил и сказал - нет. Он был в своём праве, может быть это было не рассудительно, может быть ему стоило быть благоразумнее и промолчать, ведь кто-то же из них должен тормозить на крутых поворотах иначе они обречены. Может быть. Но право на всё, что было ранее у него было. А сейчас у него нет никакого права продолжать атаковать, но есть план. Есть план, как спасти Джин, рискнув ей. И почему только всегда его планы по спасению выглядят так плохо?

Саммерс отступает назад шаг за шагом, разрывая дистанцию и бьёт со всей силы в потолок над Грей, не боясь, что обломки заденут и его. Он верит, что она закроется, поднимет все щиты и.. и датчик не выдержит. Обязан. Все эти нагрузки, вся её мощь - ни один датчик не должен выдержать подобного. Моджо, или кто там решил с ними сыграть в эту занимательную игру, не мог предсказать, на что способна Джин. Скотту иногда казалось, что она сама этого не знает.
Потолок рушится, крошится, летит вниз прямиком на Джин, крошка сыпется ему на голову, какой-то обломок больно бьёт в плечо, но Скотт не останавливается, чертя замысловатые узоры на потолке, переходя на стену, сокрушая и её, разрушая свой дом, подвергая свою жену смертельной опасности. Ему хочется остановиться и рвануть к Грей, но.. нельзя дрогнуть. Не сейчас. Мир вокруг заполнен шумом, в его голове отголоски атаки Грей и едва утихомирившиеся чужие эмоции вперемешку со своими - всё это не способствует привычному, въевшемуся подкорку мозга контролю над собой и своими силами. Скотту по-прежнему больно, но уже не из-за чужих слов, из-за собственных решений. Снова. Он боится. Боится потерять её, боится, что ошибся, но останавливается только, когда разрушать уже нечего. Замирает, с искренним ужасом смотря на плод своих трудов, шумно выдыхает и спешит к обломкам, чтобы их разобрать.

- Ну же, Джин, мы и не из такого дерьма выбирались,- Скотт отбрасывает какую-то мелочь, с трудом отбрасывает куски крупнее, шипит, ранясь о неровные края, но не сдаётся. Он сосредоточён и собран. Не время для эмоций и попыток посыпать голову пеплом. Нужно убедиться, что получилось. Скотт не верит, что его выходка стала точкой в её жизни. Не верит и продолжает раскидывать завалы, с трудом различая, что происходит из-за поднявшейся пыли. И злится, вслушиваясь в голос над головой. Мрази.

- Кажется, у нас есть победитель! Но давайте подождём.

И правда, ждите. Ждите, когда Скотт убедится, что Грей дышит - вера в неё в нём неискоренима, и разнесёт арену. А затем хладнокровно, без капли сожаления убьёт всех и каждого, кто причастен к этому аду в их родном доме. Все ответят. Желания решить вопрос мирно в нём ни грамма. Слишком больно ему здесь было. Слишком ребята заигрались.

- Джин?

Скотт разгребал завал, игнорируя тянущее чувство в районе плеча, наплевав на остаточную боль от атаки Джин. Разгребал, веря, что подобный пустяк не мог погубить Джин. Нет-нет-нет. Его план не претендовал на гениальность. Его план был прост и, как водится, включал в себя не мало рисков. Его план строился на его вере в силу Джин, в тягу к жизни. И на одной вере было не так-то просто выезжать. Скотт любит цифры, любит факты и закономерности. Но в жизни цифры не всегда имели свой вес, не всегда было время для точных расчётов, всё чаще приходится рисковать. Собой, тем парнем, женой, миром. Иногда риск оправдывал себя, но не всегда. И это "не всегда" неприятно царапало изнутри. Прорывалось в встревоженном "Джин". Повышало градус ненависти к организатором всего этого цирка. Оказавшись в непонятно комнате, Скотт воспринимал всё происходящее как неудачную шутку, которую можно спустить на тормозах, просто молча и максимально безвредно для окружающего мира. Сейчас всё это безобразие воспринималось скорее как личное оскорбление, требующее отмщения кровью. Не так уж и часто ему хотелось разнести всё вокруг - в вопросах, не касающихся его личной жизни, он старается быть рационален. Но сейчас хотелось. Сильно.

- Ох, ты меня напугала,- Скотт давно не стесняется быть слабым. Ему не стыдно боятся. И ему плевать, что Джин слышит его, читает как книгу, видит каждую мысль, слышит и раздражение, и страх, и даже желание сдаться, которого в его жизни бывало с лихвой. Он не терминатор. Не андроид. Человек. В чём-то сильнее других, в чём-то отчаяннее, в чём-то глупее, в чём-то лучше. Но всё же человек, который имеет право на слабость. Имеет право боятся последствий собственных решений. Имеет право дрогнуть. Не сейчас, когда это было бы слишком неосмотрительно, но может быть позже. Дома.
Сейчас он нужен Джин как опора. И с этой ролью он уже свыкся.

Саммерс подхватывает Джин, помогает подняться, приобняв за талию, бегло осматривает, морщится от мысли, что, может быть, переборщил и вслушивается в слова, разносящиеся эхом по полуразрушенному особняку. С ведущим у него определённо личные счёты. Найти бы его ещё. Где же ты сидишь, ублюдок?
Мысль о неприятном типе не задерживается надолго, её подменяет чувство облегчения от привычного тепла под боком. Справились. Покалечили друг друга, конечно, и в очередной раз свернули с дорожки к примирению, углубившись в дебри старых обид, но и с этим, наверное, справятся. Когда-нибудь. В крайнем случае перестанут друг друга мучить. Это, конечно, вряд ли. Но всякое бывает, верно?

- Да, определённо. И голос такой мерзкий,- Скотт криво усмехается и смотрит строго вперёд - на Джин посмотрит попозже в более спокойной обстановки, не осаждаемый призраками прошлого, которых так много в стенах их общего дома. Чужое разочарование из-за их находчивости его, пожалуй,.. радует. Но в тоже время даже идиоту было ясно, что их так просто не отпустят, а Скотт всё же не идиот. Нельзя уйти с арены всем составом, в котором туда попали, по крайней мере Саммерс что-то такое слышал, но у него было на этот счёт своё мнение. Альтернативное.

- Он идиот? - в голосе мужчины слышится откровенное недоумение. Ставки на их смерть? Серьёзно? Интересно, они вообще наводили справки, кого притащили к себе? Узнавали? Откуда столько веры в себя? Саммерс морщится, отпускает Джин, фиксируя руку на визоре и всматривается в оседающую пыль, замечая то тут, то там вспышки телепортации. Раз, два.. семь. Семеро против них двоих. Пусть уставших, пусть в разбитых чувствах, но.. серьёзно? Губы сами по себе расплываются в многообещающей улыбке.
Ставки сделаны, господа.

- Потанцуем? - Саммерс не оборачивается, знает, что услышала, как он услышал её логичный вывод, что их маленькая хитрость уже раскрыта, привычно делает шаг вперёд, заслоняя жену, и не дожидаясь пока по ним начнут палить, наносит удар первым, ловко используя пространство вокруг, чтобы задеть не одного, а сразу трёх. Шоу продолжается. Шум, вскрики, гам. Звуки вырывающихся электрических разрядов из бластеров, осыпающаяся штукатурку, в которую влетел его собственный кварцевый луч. Скотт уворачивается от особо меткого выстрела, отпрыгнув в сторону, бьёт вверх, снова прорезая потолок, круша стены. Это место причинило ему сегодня слишком много боли. Пора перестать оглядываться на прошлое и уверенно шагнуть вперёд. Если для этого придётся разнести всё подчистую - он готов. Ему кажется, что он видит ещё парочку вспышек телепортаций, но это уже не важно. Саммерс сокращает дистанцию, продолжая палить и вынуждая противника отступать и уворачиваться, отнимая у них преимущество, кучкуя их. Сближается, чтобы вступить в рукопашный бой, лишив их бонусов от дальнобойного оружия в количестве. Он знает, что его тыл прикрыт. Он уверен, что Джин не позволит ему так глупо распрощаться с жизнью или снова впасть в кому. Джин не позволит.
Скотт увлекает в потасовку сразу троих, используя и свою силу, и тело попеременно. Бьёт, никого не жалея - их никто не жалел, они упивались их болью, их горем, их недопониманием и злостью, он не пытается драться вполсилы, не горит желанием хоть кому-то сохранить жизнь, но и не убивает специально. Получает прикладом, с трудом удерживает равновесия, будучи протаранненым особо умным бойцом, с трудом уходит из-под выстрела в упор, злится, бьёт сам. Это просто. Привычно. Всё давно отработано до идеала, которому нет предела. Выбить воздух, сломать ребро, сбить с ног, заломать руку, прикрывшись, как щитом, прожечь дыру. Всем им сегодня судья разве что госпожа удача.
Ставки сделаны. Ставок больше нет.

Вокруг шум. Ни черта не видно и только различимы силуэты, торопящиеся нанести удар, уничтожить, свести на нет сопротивление, подрывающее саму суть шоу. Скотт уже не улыбается - сосредоточен. Запрещает себя лишний раз оборачиваться на Джин, остро ощущая нехватку их ментального моста, который столько лет служил им верой и правдой, позволяя стоять спина к спине без лишних волнений. Он весь в происходящем, делает то, что давно научился делать хорошо - воюет. В этот раз оберегая не целый мир, а только собственную семью. И от того не становится менее внимательным к  деталям. Он видит, как в нужные моменты их накрывает щит Джин, слышит как на идиотов, решивших, что они задавят их количеством, рушатся камни, отбивает чужие атаки, не позволяя заступить за спину ни себе, ни Джин, откидывает противников, снося ими остатки стен, раскидывая в разные стороны, не брезгует возможностью сойтись в ближнем бою, сожалея только о том, что их разборки с Грей навряд ли можно было назвать полноценной разминкой. Они не проигрывают, нет. Но это пока. Их всё ещё двое, а окружающих их, кажется, не людей как будто не становится меньше. Это не повод опустить руки, но причина задуматься над альтернативным планом, который мог бы лишить их с Джин радости продолжать оказывать сопротивления пока у них есть силы. Потому что силы когда-нибудь закончатся и это будет, мягко говоря, неприятно.
Только вот идей пока нет, кроме как разнести всё к чертям до основания, разрушая место, бывшее когда-то концентрацией его силы и счастливых воспоминаний, а теперь ассоциировалось с болью и потерями. Но вот дилемма: разнести как?

Пока он строит теории, Джин находит решение. Это никоим образом не задевает его, не становится причиной дурного настроения - чтобы между ними не происходило, как бы сложно не было снова довериться, забыть старые обиды, не множить новые, они равны. Всегда были. Всегда будут. Это неизменно. Именно поэтому отвлечься от происходящего, обернуться на жену, перехватить её руку и последовать за ней - просто. Ни он, ни она не научены бросать другого и жертвовать кем-то кроме себя. Не умели по крайней мере, пока в их жизнь не вмешалась одна мерзкая птичка. Но сейчас её здесь нет.
Скотт кивает, соглашаясь делать то, что просит Грей, и следует за ней, не замедляясь на поворотах и не оборачиваясь на притихших солдат Моджо - кажется, ребята в шоке, что этой сладкой парочке хватило наглости не только перекроить правила игры на арене, так ещё и сбежать с места основных разборок.
То ли ещё будет.

"Надеюсь, что ты в самом деле знаешь, что делаешь. Здесь направо - в соседнем коридоре завалы."

В чужих мыслях слышится азарт и Скотт перенимает настроение жены. Дёргает её направо, и уверенно стремится вперёд - он примерно представляет какие коридоры теперь непроходимы на своих двоих из-за его подрывной деятельности. Джин могла бы перенести их через завалы, но зачем тратить время и силы? Тем более что их новые друзья уже опомнились - Саммерс слышит команды и всем своим существом ощущает выстрелы, которые пускают им вслед, изредка попадая в сам щит. В этих коридорах никто не ориентировался так, как они с Джин.
Саммерс не уверен, что план Джин самый верный, не знает он и как она собирается уберечь их от взрыва - только догадывается, но он уже согласился и отступать банально некуда. Поэтому только вперёд. Вперёд, не забывая, что когда-то в самом деле доверял своей жене собственную жизнь. Напоминая себе, что никогда не поздно попробовать ещё раз.
Начать не заново, но вернуться к истокам, хотя бы на время.

Дверь к Церебро исправна и встречает их как старых добрых друзей, гостеприимно распахнувшись. Дорога, конечно, не выложена жёлтым кирпичом, но всё равно упрямо ассоциируется у Скотта с какой-то недоступной его магией. С тайной, которая доступна только телепатам. Но какое ему дело до чужих тайн? Саммерс отпускает руку Джин, кивая на платформу с Церебро, а сам остаётся на более узкой части чуть ближе к входу, не забыв заблокировать дверь, готовясь в случае чего принять очередной бой. Кто-то делает, кто-то защищает исполнителя. Всё просто.

- Давай, делай то, что нужно. Я, если что, прикрою.

Скотт пытается ободряюще улыбнуться, но это оказывается ему не по силам и вместо улыбки на его лице её призрак. Внутри всё ещё не отболело, вскрытые заново старые раны кровоточат, но.. но они по-прежнему могут работать вместе. Стоять друг за друга. Оберегать. А все разборки - после. И все разговоры, причиняющие боль - после. А лучше и вовсе никогда.
Ведь молчание оно не то, что золото. Оно иногда позволяет и дальше дышать полной грудью, не давясь спёртым воздухом болезненных воспоминаний. Иногда только оно и помогает двигаться дальше, пока все события прошлого не будут разложены по полочкам и подготовлены для обстоятельного разговора, а не обоюдного истеричного обвинения во всех бедах.
Впрочем, может быть ровный диалог - это не для них? По крайней мере раньше никогда не получалось.
Пожалуй, не о том он думает, ожидая пока его дом в очередной раз взлетит на воздух. Совсем не о том.