Это было просто утро. Обычное майское утро, которое Наташа встретила, сидя на подоконнике. Она не спала часов с пяти, проснулась непонятно с какой радости, и уснуть снова не смогла, как ни пыталась.
Хотя пыталась не очень хорошо.
Ее голова была забита всем подряд. Мыслями об угрозе из космоса, о камнях, о Брюсе, по большей степени не связанные друг с другом, они роились в ее голове, мешая закрыть глаза и отдаться Морфею, выгоняя из постели в танцевальный зал. Он тут был. Наверное, специально для нее. Больше не для кого. Довольная большая комната на первом этаже, с большими окнами и зеркальными стенами.

Она любила танцевать. Включать музыку и снова и снова тянуть носок, повторять па и пируэты, проверяя гибкость собственного тела и грацию. Зеркала отражали ее, словно бы не было прожитых лет, все та же прекрасная балерина, фарфоровая статуэтка, которую ей когда-то подарил Леша. Красивая, изящная, и такая ненастоящая, какой была она сама. Каждый раз, вспоминая об этом, Таша вспоминала и сказку Андерсена, несчастная любовь балерины и оловянного солдатика, которая закончилась ничем, как ее собственный брак.
Таша танцевала не для того, чтобы вспоминать. Это была чудесная зарядка, озаренная лучами утреннего солнца, которое заливало все вокруг. Пируэт, разворот, прыжок, новый разворот. Правильное положение рук, правильное положение тела - и отражение, сейчас совершенно не напоминающее прожженную русскую шпионку, которая могла так многое, что иногда самой было страшно.

Она поднимает глаза, рассматривая отражение, но уже не свое, а того, что стоит в дверях. И не знает, улыбнуться ли, а может просто что-то сказать. Наташа встречает глазами с глазами Брюса, отмечая каждую черту его лица в зеркале, идеально чистом, что кажется были видны пылинки вокруг.
Музыка закончилась.
Танцы, видимо, тоже.
Смотреть на отражение Брюса легче, чем на него самого. Потому, что с ним самим нужно говорить, а пока можно было сделать вид, что это просто утреннее видение, которое не будет ничего требовать от них обоих, никаких решений, никаких шагов, ничего. Наташа все еще была на распутье, зависая между выбором - любить и быть любимой, уйти и остаться в одиночестве.
Но все чаще ей казалось, что уйти она не сможет. Ни сейчас. Никогда.

Наташа заправляет рыжие пряди, выбившиеся из собранных в пучок на затылке волосы. Оборачивается и опирается спиной на перекладину станка.
- Доброе утро. Не слишком рано для того, чтобы быть уже причесанным и из душа?
Она ведь чувствует аромат его геля для бритья, чувствует и сходит с ума от желание преодолеть расстояние между ними и поцеловать. Но как бы между ними не случались моменты близости, она отчаянно пыталась сохранить свою душу в неприкосновенности.
Ей было больно, когда он ушел.
Хотя она отказалась от их будущего несколькими часами ранее во имя спасения мира.
Они оба ошиблись в выборе, и оба платили за это, глядя сейчас друг на друга через комнату.

В любовь играют дети, это ее собственные слова, сказанные когда-то Локи, богу-шутнику. Не солгала ведь, любовью просто живут, но в такие тонкости она не стремилась посвящать аса.

[indent] - Для танцев никогда не рано. Хотя это и не танцы, как таковые. Просто тренировка.
[indent] Наташа не сводит с Брюса чуть настороженного взгляда, гадая, за чем он тут. Что-то случилось? Или простая случайная встреча?
[indent] Он не преследовал ее, но был везде, хотя и на расстоянии. Будто напоминая, что вот он, тут, если ей понадобиться. Протянуть руку, коснуться его, улыбнуться ему, просто знать, что он рядом. И ей хотелось этим воспользоваться, но одновременно с этим она еще больше отступала от него, стараясь не поддаваться соблазну. Весь лимит соблазнов был исчерпан за отпуск. Все еще стоял вопрос выживания, может, не стоило сближать, когда каждый мог умереть.
[indent] Но у Беннера, похоже, было свое мнение на сей счет. Он разувается, и Наташа уже предполагает, что за этим последует. Она отлепляется от станка, бросая на себя взгляд в зеркало - рыжие волосы собраны в хвост на макушке так, чтобы вышло нечто вроде гульки, пряди выбились из небрежного захвата и подвивались тонкими мелкими локонами. Леггинсы и безразмерная футболка дополняли образ бывшей балерины, которая стала шпионкой. И сейчас она как-то не подходила для танцев такого рода, для которого Брюс протягивает ей ладонь.
[indent] - Может, стоило выпить молока с медом на ночь? Говорят, помогает, спишь как младенец, пока спится.
[indent] Она смотрит на ладонь Брюса, не торопится протягивать руку. Поднимает ее, чтобы помассировать шею.
[indent] - Брюс, мне надо в душ после тренировки.
[indent] Но для этого нужно сдвинуться с места и обойти его. Наташа уверена, что он не будет пытаться задержать ее силком, он уважает ее свободу, она ему благодарна за это, очень. Но в то же время, сейчас он стоит перед ней, и она не сводит с него зеленых глаз, отмечая едва заметные серебристые ниточки на его висках. И вздыхает.
[indent] Проклятье.
[indent] Еще и музыка, как назло, меняется, будто бы специально, подталкивая ее к нему. Бессмертный Элвис, его Can't Help Falling In Love отражает мысли Наташи. Она чуть раздраженно передергивает плечами, чертов рандом, он просто издевается над ней. Зато, похоже, Беннер это оценил. На миг кажется, что губы Брюса дрогнули в насмешливой улыбке, но Наташа предпочитает игнорировать сей факт.
[indent] Ладно.
[indent] Ладно!
[indent] Наташа опускает свою узкую ладонь с длинными пальцами в ладонь Брюса. Главное не думать о том, как его большая ладонь скользит по ее обнаженной спине, сжимает ее грудь, как его пальцы делают то, что явно можно отнести к содержанию взрослых фильмов.
[indent] Женщина делает шаг навстречу ему, позволяет его руке лечь ей на талию поверх футболки. И напоминает себе, что тут ведет не она.

[indent] Понимает ли Брюс, сколько опасности на самом деле несет даже один танец? Много близости, опасных прикосновений, вот и сейчас, его дыхание касается ее волосы, его рука крепко обнимает ее. Наташа каждый раз удивлялась, как на  самом деле она способен крепко ее держать. Но вот, способен, держит, и она поддается в танце ему. Тянется за ним, позволяя вести.
[indent] Они молчат все время песни, пока голос Элвиса наполняет тренировочный зал.
[indent] И немного позже.
[indent] Музыка заканчивается, новая не начинается, а Брюс все еще обнимает Наташу.
[indent] Еще чуть-чуть, и она его поцелует. А это уже не то, что сейчас должно происходит.
[indent] Наташа мягко отстраняется, делает шаг назад. Молчит достаточно долго. Они оба молчат, смотрят друг на друга.
[indent] Кто-то должен прервать это неловкое молчание.
[indent] - Ты бы не мог заняться завтраком, пока я все-таки приму душ?
[indent] Наташа поджимает губы, забирает айпод. Она бросает быстрый взгляд на мужчину, позволяя слабой улыбкой выразить тот факт, что ей все же понравилось. Понравился танец, понравился момент близости. Но на большее им обоим сейчас рассчитывать не приходилось. Весь лимит дозволенного они исчерпали там, в отпуске. Но за завтраком можно поговорить о том, о сем, о чем-то, что обоих беспокоить, если они не побоятся того.
[indent] Наташа бросает тренировочную одежду в корзину для грязного белья, забирается в душ. Прохладная вода стекает по волосам, по телу, очищая мысли, эмоции, как это часто бывает. Наташа упирается обеими ладонями в стену, наклоняя голову и закрывая глаза.
[indent] Я смогу. Я смогу справиться со всеми этими эмоциями.
[indent] В последние месяцы в ее жизни происходит слишком много. Появление Авы в ее жизни, сына, нестабильные отношения с Брюсом, риск на грани смерти, где каждый шаг может стать последним. Никому не нравиться умирать, Наташа не исключение, но она никак не может отделаться от периодически возникающего чувства, будто бы это последняя история ее жизни, все эти камни и все эти приключения.
[indent] Из душа Наташа выбралась посвежевшая. Она почти насухо вытерла волосы, которые рассыпались непослушной рыжей копной. Накинула свежую рубашку, натянула шорты, и как обычно, босиком сбежала на кухню. Там пахло кофе и тостами, как минимум. Наташа усаживается за стол, разглядывая спину Брюса, пока он возится, похоже, не слыша ее появления. Романова подтягивает ноги к себе, устраиваясь на стуле весьма компактно, а когда он оборачивается, подает голос:
[indent] - Пахнет приятно.

[indent] Завтрак остается на усмотрение Брюса. Наташа никогда не ставила еду на первое место. Потому, что две трети времени среди всех своих дел не чувствует вкуса этой самой еды. Просто еда, ничего более. Хотя и умела готовить так, чтобы гурманы пальчики облизывали.
[indent] Цветастый халатик и котлеты, свинина, смешанная с говядиной, немного лука, немного перца, а из окна почти что Красная площадь видна. Нет, не то и так давно и не по-настоящему.
[indent] Клинт все еще шутит про пельмени и борщ.
[indent] Брюс все еще не знает, что она умеет готовить.
[indent] - Все дело в ногах, - у апельсинового сока чуть горьковатый привкус его натуральности. Наверное, она потому и пьет его та часто - вся ее жизнь обладает горьковатым привкусом. Наташа делает несколько глотков, поднимает взгляд на Брюса. Завтракать не хочется. Думать тоже. Пальцы вздрагивают от желания протянуть руку и коснуться руки Беннера. Но Наташа берет в одну руку тост, во вторую руку нож, затем вспоминает. - В холодильнике на верхней полке брусничное варенье. Будет вкуснее намазывать его на хлеб.
[indent] Где-то там есть Нутелла. И арахисовая паста. Сладкое безумие, от которого ломит зубы. Ей не понять американцев, совсем не понять. Спросить, что ли, у Брюса, откуда такая любовь к прямому родственнику диатеза? Распостраненная болезнь маленьких детей с неправильным молочным питанием. У нее нет детей, чтобы это знать, это отголосок прошлой жизни. Поговорить о пасте, спросить о пасте, почему-то Брюс не достал этого ужасного монстра, предназначенного портить завтраки.
[indent] Она почти готова задать вопросы. Почти готова побыть просто женщиной в обществе мужчины, которого... любит. Но чувство ирреальности возникает так неожиданно, что даже странно. Будто бы завтра закончится ее жизнь. Или через несколько недель. Или через пару месяцев. Странные мысли для той, кто никогда не думает о собственной смерти потому, что предпочитает не иметь с ней дел.
[indent] - Брюс, - Наташа осекается. Ее взгляд замирает на красочной картинке телевизора за плечом Брюса. И в горле перехватывает. - Фрайдей, звук. - Романова слезает со стула, подходит ближе. Нет больше ни завтрака, ни привкуса романтики, ничего. Никакой арахисовой пасты, никакого брусничного варенья. Сводки новостей с улиц Нью-Йорка, который сходит с ума от нападения непрошеных гостей. - Кажется, нам придется отложить завтрак, - Вдова оглядывается на Брюса, и в зелени ее глаз проступает... сожаление. Ей правда жаль, что ничего не вышло. Будто бы очередное доказательство, что у них ничего не получится. - Мне нужно надеть костюм.
[indent] Сожаление растворяется в действиях. Наташа отступает от Брюса, едва успевает коснуться его руки. Уходит, чтобы вернуться уже готовой к бою, в своем костюме, пока Фрайдей вещает краткую сводку событий. Наташа не зовет Брюса с собой, и не скрывает удивления, когда видит его на пороге гаража, где собирается взять мотоцикл.
[indent] - Уверен, что стоит?
[indent] Вот оно. Тот момент, когда она не должна спрашивать об этом. А снова выпустить наружу Халка. Но сейчас Наташа не может. Просто не может. И ждет решения Брюса.