... Он взял два эспрессо и тут же, не отходя от 2 Go, слил две чашки в одну. Коричневая крышечка долго не хотела вставать на место, и Дон, вернувшись к прилавку, начал тщательно приминать ее пальцами.
Дрожащими.
Вовсе не из-за погоды.

Наверное, он должен был чувствовать ужас. Наверное, он его даже чувствовал. Но разум, грозивший вскипеть, услужливо поставил между ним и воспоминаниями что-то вроде стекла. Примерно такое же чувство бывает, когда просыпаешься, не совсем еще отойдя ото сна.
Вот только... похоже, сном оказалась вся его жизнь. Осталось только решить, которая.

Пылкий принц, выросший в царя. Чудовище, крывшееся внутри золотого света. И смертный. Он был всеми троими. И не был никем.
Кем он был?

Минут через десять он понял, что девушка-продавец, наклонившись к нему, что-то встревоженно говорит. И уже набирает номер: то ли полицию, то ли "скорую" - на дешевеньком телефоне. Поспешно ей улыбнувшись, мужчина подался прочь, салютуя чашкой остывшего кофе. Улыбаясь. Она продолжала смотреть ему вслед.
Сбежав по ступенькам бульвара, он остановил такси.

... Перед знакомой дверью он остановился, словно споткнувшись. Осознание приходило волнами в оглушенный, разбуженный разум, не привыкший еще, что он принадлежит не совсем человеку. Который прожил полторы тысячи лет. Был царем. Сыном. Наследником. Старшим братом. Убийцей.
И вот теперь - еще и... и... любовником собственного брата.
Это должно было вызвать ужас. Но ужаса не было. Было только одно. Желание снова забыть. Снова войти в эту дверь. Перешагнуть порог и вернуться, снова стать Дональдом Блэйком, хирургом. И никогда не встречать доктора Стренжа, верховного мага Земли.
А может быть...? Вдруг?

Он вытащил ключ, и, повернув его в замке, быстро шагнул в квартиру.
[icon]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/81795.jpg[/icon]

Он не мог бы сказать, что в конце концов сработало. Магия? Или все было вполне объяснимо с психологической точки зрения? Отрицание, гнев, торговля... Он не мог бы сказать, на котором из этих этапов принятия находился сейчас, и сыграла ли роль знакомая и привычная обстановка - но только, повесив куртку на крючок и сделав шаг в дом, Тор всем сердцем вдруг почувствовал себя снова Дональдом Блэйком. Бушевавшее сердце вдруг улеглось, а разум, как налипшие листья, отряхнул часы и минуты, прошедшие с того мига, как он последний раз был... самим собой?

- Привет,- тяжело вздохнув и чувствуя, что начинает улыбаться от этих слов, от звука этого голоса, проговорил он. Ладонь привычным движением, как в чашу, заключила худое лицо, разворачивая его навстречу усталым, тревожным, но в то же время счастливым глазам.
Наклонив голову, так что отросшие волосы упали на лоб, он этим самым лбом прижался к виску Лейва.
- Просто устал. Встретил... бывшего коллегу, понадобилась помощь. Ну и дальше... фигня всякая.

В его голосе - усталость после бесонной ночи, легкий смешок, извинение, теплота, но нет лжи. Он и не лжет. Все, что вернулось ночью, вдруг оказалось по ту сторону толстого стекла. Зеркала. Может быть, все это и в самом деле было сном? Может быть, ему просто внушил это все кто-то из... пациентов? Может быть, он бы даже поверил в это, не будь одного.
Девушки.
Сигрид.
Нет.
Сиф.

- Жрать хочу, умираю.
Он глубоко вздохнул, закидывая голову, глядя на потолочный светильник. И впервые за три месяца не нашел в себе сил просто поцеловать человека в своих объятиях. Тот самый ужас, которого он ожидал, от которого готовился спрятаться возле порога, внезапно настиг его, заставляя впервые понять, что же произошло.
Что происходило все это время.
И происходит сейчас.

А Лейв... Локи... помнит? Или нет?
Смятенный взгляд заметался по лицу рыжеволосого. Помнит или нет? Фокусы при знакомстве, тысячи мелочей, вдруг разом всплывшие в памяти, кричали, вопили - да, помнит. Да! Все это время помнил! Но с тем же упорством, что отрицал слова Стренжа, Одинсон - Блэйк! - теперь не желает признавать и сдаваться этому новому видению.
В конце концов, он сам жил пятьдесят лет со странными особенностями. И все они ни секундой не приблизили его к пониманию. Скорее наоборот.

- Слушай, тут такое дело нарисовалось,- протянул он, то ли чтоб объяснить рассеянность, то ли на ходу изобретая лазейку из дикой, чудовищной ловушки, где оба они оказались.- Все по поводу этого приятеля. Ты ведь можешь оставить своих пациентов на пару месяцев? Никто из них не выбросится с балкона? В общем... этому приятелю нужно перегнать яхту из Чили на Карибы. Нужен судовой врач, и, может быть, еще один член команды. Ты ходил на яхте когда-нибудь? Погода, конечно, не самый сахар, ветер и волны, но зато можно доску прихватить, погонять на сёрфе. На Арубе вообще роскошь: голубой песок, дикие пляжи, фламинго в воде... Ты что об этом думаешь?
Он не лгал. Почти. Письмо лежало у него в ящике уже почти месяц, ожидая ответа. Он приберегал его в качестве... ну, романтического путешествия (срок был до апреля), опасаясь, что ЩИТ не обрадуется скоропостижному отпуску. Но теперь...
Плевать на ЩИТ.
Плевать на романтику.
Просто смыться отсюда. Ему не в первый раз менять имя. Еще один месяц. Еще несколько недель.
И главное: не давать понять, что все помнит. Даже если Лейв...
К черту все.
[icon]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/81795.jpg[/icon]

- Эй! подожди!

Он перехватывает уже подавшегося прочь парня за плечо. Смотрит в глаза. Без смущения или недоверия. Даже, пожалуй, с легким упреком. Лейв ревнует, и, похоже, не доверяет его словам, настолько, что отправляет его прочь, как ребенка ставят в угол. Знакомая, уже ставшая привычной манера.
И от нее почему-то становится тепло на душе.

С плеча пальцы скользят вверх - и снова ложатся на скулу, обнимают худое лицо. Дон улыбается этому внезапному проявлению собственничества, и даже качает головой, наклоняясь к острой, заспанной физиономии.
- Значит, не веришь, да? Не поцеловали, да? Иди сюда, рыжая лиса!- он шагает прямо на собеседника, сам понуждая того отступать к стене. Толкая к ней. И, наконец, прижимая широкой грудью.
Лоб вновь упирается в лоб, а дрожащие ноздри широко втягивают запах.
Ты в курсе, что ты охрененно пахнешь, мистер Ригсон? Теплом кожи, прохладой утра, кофе и зеленью, а еще долгим, неутомимым, длиной в целый вечер... прощанием перед сном. Как бы ты не старался, сколько бы не плескался в душе, тебе не удается истребить этого запаха до конца.
Еще ты пахнешь собой.

Сейчас он чувствует себя почти так же, как в первый вечер. И - нет - так же, как чувствовал позавчера, до того, как ушел на сутки. Колено вталкивается между колен, пока он собирает, вдыхает, жадно присваивает запах и тепло близко стоящего Лейва.
- В задницу душ. В задницу завтрак,- шепчут губы в самое ухо.
И только потом Дон целует его.
[icon]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/81795.jpg[/icon]

Дональд смеется. Эти слова кружат голову. От этой ревности по крови разливается жар.
И… холод. Тор понимает, что тот, кто сейчас перед ним, не может быть Локи. Тот никогда не сказал бы чего-то подобного. Никогда бы не показал, что ему дорог кто-то, подхваченный в баре, кто-то, с кем брат три коротких месяца делит стол и постель. Никогда не сказал бы, что не отпустит.
Скорее ушел бы сам. Не оглядываясь.
- Я не уйду,- говорит он.
И сам смущается того, как звучат эти слова.
Кончики пальцев скользят по скуле, поднимаются, глядят уголок темно-рыжей брови. Россыпь родинок на щеке и на шее. Кажется, он может нарисовать их карту наподобие карты созвездий. К югу от той, что на виске. Ближе к уху. А дальше – вниз, вдоль по струнам шеи, и по ключицам на грудь.
След из крошечных пятнышек. Хлебных крошек.
Пальцы Лейва все еще тянут его волосы и это заставляет поморщиться.
- Эй!
Он предатель. Он не расскажет. Он будет молчать так долго, пока возможно.
Он в первый раз видит его настолько счастливым.
- Вообще-то.. вообще-то, речь именно об этом. Свалить отсюда, сменить документы – а дальше куда захотим. Азия, Европа, Мексика… Сейчас не семидесятые, но я знаю парней, которые сделают нам что угодно: права, паспорта, страхование. Едем со мной,- вновь наклоняясь к Лейву, он смотрит прямо в зеленые колдовские глаза, ловит в них тени сомнений, гнев, возмущение, может быть. В самом деле, не этого же искал практикующий психиатр с кучей клиентов. Уж точно не этого. Точно.
Он целует родинку на виске. Строго на юг. Звездная карта на шее. Похоже, они заблудились по пути. Оба они.
- Едем со мной… Лейв.
[icon]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/81795.jpg[/icon]

- О, чудовищем?- он снова смеется, закинув голову. Наклоняется. Снова смотрит.
- Ты не просто хорош. Ты божественен. А, главное, не умрешь от скромности. Серьезно. Такого, как ты, можно искать даже тысячу лет... Вот я и думаю иногда: за что мне такое... счастье?- Тор улыбается, но глаза у него тревожные, ожидающие. Локи... Лейв продолжает говорить, и ему на мгновенье становится жутко. Золотые волосы. Это ведь он настоял, чтобы их отрастить. Память? Неосознанное желание видеть знакомый образ? Или же все-таки...?

Нет. Хватит гадать. Так можно свихнуться. Он бы свихнулся.
А Локи?
Ну, это Локи.

- Может, все-таки присядем? Или приляжем?- ему очень не хочется начинать этот разговор, но деваться некуда. Остается лишь выиграть время, чтоб попытаться слепить какое-то правдоподобное объяснение. Хотя - почему попытаться? Он ведь работал на Щ.И.Т., даже не помня, кто он.
Он подталкивает брата в сторону спальни. И тут же давит все мысли, не позволяя себе скатиться в панику. Не позволяя вспоминать, где, как и с кем он провел эту ночь.
И все-таки... все-таки взгляд, который он устремляет в сторону спальни, сродни тому, какой пленник бросает на пыточную. Переступить этот порог пострашней, чем войти в дом. Но именно потому Громовержец делает шаг туда. И увлекает за собой Лейва.

Кровать уже привычно принимает его вес, но Тор не стремится растянуться, как любой уставший после нелегких "суток", как он и сам растягивался сто ночей подряд. Перевернувшись на живот, он приподнимается на локтях, одновременно стягивая галстук и расстегивая две пуговицы на горле. Снизу вверх смотрит на Лейва, дожидаясь, усядется ли тот рядом, или предпочтет слушать стоя.
- Я работаю на правительство. Мда, звучит, как фраза из шпионского боевика. В общем, страшно секретная контора, про которую я не уверен, что даже правительство знает. Не типа "Man in black", но вроде того. Я думал, эти парни дадут мне защиту в связи с моими... тайнами, как ты это назвал. Но выяснилось, что я - не совсем тот, кто им нужен. Или они - не совсем те, кто мне нужны. Нет, мне не угрожают. А, в общем-то, нужен мне, как оказалось...- он подтягивается на руках, сокращая расстояние и глядя на Локи,- нужен мне, как оказалось, один тип. Такой, знаешь, что за сто лет не найдешь. Кофе варит просто божественно, про дежурства мозг не выносит, да и вообще идеал. А уж в постели что вытворяет, я даже сказать не могу. Вот я и подумал: может, ну его в задницу? В смысле - работу. Какой из меня шпион?
Он делает паузу. Смутные чувства вновь начинают бродить, словно волны в разбушевавшемся море. Как уместить в одном разуме две этих памяти, двух людей, столь непохожих; как ему справиться с тем, что в одной и в другой жизни он любит и ненавидит, говорит и молчит о разном? Как уместить все в одном сердце?
Тор-громовержец, сын Одина, не должен бежать от своей судьбы. Но разве он только Тор? Разве одно уничтожит другое? Разве все прошлое вырвет из него то, что для него стало жизнью сейчас?
Только ли сейчас?

Еще один миг - и он готов рассказать. Покаяться. Начать свою повесть о том, что все вспомнил, и не знает, что делать, как выбраться из того, что произошло. Как разорвать себя надвое, а свое сердце - разделить на куски.
Но мгновенье проходит, и слабость улетучивается вместе с ним. Тор улыбается, снова садясь на постели и, тяжело сглотнув, улыбается. Пожимает плечами.
- Ну... если твой отъезд грозит гибелью половине чудовищ, которым ты правишь мозги, то я останусь.
[icon]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/81795.jpg[/icon]

Сейчас уже не остается сомнений, что это Локи. Да, сказать правду, их не было и до этого. Его брат, здесь, в Мидгарде, разыскал его и... Зачем? Что за игра крылась под этой ухмылкой, какие тайны были прикрыты новой маской - рыжеволосого смертного, встреченного в баре? Какие мысли роились в голове, пока наивный смертный, решивший, что все произошедшее - дело случая, глубже и глубже увязал в сплетенной им паутине?
Или же... все это была одна, очень старая тайна.

Язвительные речи не трогают Тора: времена, когда он наивным мальчишкой не видел за деревьями леса и верил в искренность соратников, канули в лету. Сейчас, зная то, что узнал, Дональд Блэйк посмеялся бы на простодушным доверчивым иномирцем, возмнившим себя спасителем благодарного человечества.
Он и смеется, позволяя обидам и досаде на мгновение проступить на лице.
- Я врач. Просто врач,- он пожимает плечами, словно извиняясь, что разочаровал Лейва такой обыденной, вовсе не геройской профессией после столь пафосного признания. Но все же яд, влитый в рану язычком Локи, дает о себе знать. Когда тот устраивается в подушках, Одинсон накатывается на его ноги, и располагается поперек, прожигая того взглядом и уже готовясь поинтересоваться, чем так привлекла брата мысль об обтягивающей задницу трико. И вообще...

Неожиданное согласие - и поцелуй - заставляют его замереть. И прищурится. Серьезно? Локи готов с ним уехать? Бросить своих дружков и свои планы, которых - наверняка - у него три короба с ворохом?
Недоверие продолжает сквозить в его тоне, когда Тор приподнимается и, наклоняясь к брату смотрит прямо в лицо.
- Учти, там не будет парней в звездно-полосатых трико... если это вдруг так тебя взволновало. И в железных костюмах. Только мы вдвоем... ну и, может быть, пара наемных матросов, знаешь, таких невысоких, с хорошими мускулами, вроде тех, что являются чистить бассейны в Майами-бич к дамочкам с платиновой кредиткой. Уверен, что рядом с ними я еще буду привлекать твой божественный взор?
Ноздри мужчины раздуваются, тяжелая челюсть выдвигается вперед. Знакомый, забытый гнев, как огненная волна, прокатывается по его венам, щеки вспыхивают ярким румянцем. Охваченный этим гневом, он теряет осторожность - и вот уже смотрит на Лейва; нет, смотрит на Локи как и всегда, как смотрел тысячи лет назад, когда тот по такому же точно капризу втравливал брата в истории, разжигая ревность.
Ко всем.
Ко всему.

Тайны, которым уже более тысячи лет.

[icon]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/81795.jpg[/icon]

Пока он говорит, лицо блондина меняется, озаряется светом возмущения. Рот приоткрывается, переполнившись немым воплем, брови взлетают, и тут же хмурятся. Тем не менее, не сопротивляясь, он позволяет увлечь себя на постель - но только затем, чтобы задать вопрос, где гнев мешается со смехом, а отчаяние тщетно пытается замаскироваться преувеличенной ревностью.
- Значит, когда ты по вечерам прилипал к ноуту и просматривал новости, ты... вот, значит, что ты искал?! Задницу в синем трико. Которой, коли не ошибаюсь, примерно сто лет к обеду. И у которой уже, поди, все отмерзло, что только там было... сто лет назад. Так? И когда это, позволь спросить, я ходит по дому в трениках?
Наигранное возмущение приносит свои плоды, постепенно отвлекает прочь от пугающих мыслей. Дональд смотрит на Лейва, словно выбирая место, куда вцепиться, и в его глазах разгорается жажда отмщения. Упираясь руками, он приподнимается, не пытаясь, однако, податься прочь или выбраться из постели. Угрожающим жестом затягивает на кулаке галстук.
- Стало быть, я без супергеройской сыворотки ни на что не гожусь? Так по твоему? Ну-ка, колись!

Издав рык, будто лев, раненый в филейную часть, он напрыгивает на рыжеволосого, всем весом вжимая того в матрац, и пытаясь перехватить за руку; во всяком случае очень усердно делая вид. Где-то в душе эти игры кажутся ему жалкой попыткой догнать, перехватить то, что уже ускользнуло, разбилось в прах (так ребенок в слезах и испуге глядит на любимую мамину вазу) - и что так отчаянно, с такой безнадежностью хочется сохранить.
Показное веселье заканчивается так же внезапно, как начинается. Руки мужчина подкашиваются и он почти падает сверху на Лейва, упираясь широким лбом в его лоб.

Только не начинай каяться. Все это вполне объяснимо. Волнение перед бегством. Стресс. Опасения. Только веди себя, как обычно. Даже если... пусть будет все как всегда.

Рубашка мешает, и он стряхивает ее с одного плеча, перемещаясь и утыкаясь в ключицу, всеми силами избегая смотреть Локи в глаза. Тот не умеет читать мысли, но это не нужно. Не между ними.
Тор никогда не умел ему лгать.

- Никогда не боялся...- сознается он, не шепчет, но говорит очень тихо куда-то в шею. Несколько мгновений молчит, нагнув встрепанную голову, словно буйвол, то ли прислушиваясь к биению сердца у самых губ, то ли решаясь что-то сказать. И не говорит ничего. Только фыркает, недовольно дернув плечом и сурово вздыхая. Рубашка соскальзывает на локоть, и он наконец-то отбрасывает ее прочь,- а потом, подняв голову, с легким прищуром смотрит на Лейва.
- Залезем под одеяло?
[icon]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/81795.jpg[/icon]

Мой... Тор сглатывает, когда брат произносит эти слова. И продолжает улыбаться, сам понимая, что улыбка выходит фальшивой. Напряженной. Губы, сожженные поцелуем, готовы потрескаться, и, кажется, кровоточат. Ревность в словах Локи не восхищает его, не зажигает его кровь, как должна; она - обоюдоострое лезвие, режет и ранит. Она - маска, норовящая упасть.
Оставить их обнаженными друг перед другом.
Он закрывает глаза. Прижимается лбом к его лбу. Не целует - просто вжимается грудью, не оставляя зазоров.
Ему не хочется видеть, когда лицо брата изменится.
Как изменится взгляд.

... Кровать тяжело вздыхает, когда два тела опускаются на нее - а затем начинает тихо всхлипывать, словно ребенок, запертый в темной комнате. Ее плач то затихает, то становится громче, замедляется и нарастает. Дыханье сбивается, смешивается. От пальцев на сумраке простыней и на белой коже вздуваются полосы. Очертания тел, бедер, рук, двух склоненных голов, позвоночников и ступней, золотые волосы и имбирный огонь - все сливается воедино, скрещивается, и уже нельзя разобрать, что за зверь теперь корчится на постели, пожирая себя самого, ослепший, глухой, одуревший от жажды. Укус расцветает на белом плече. Капля пота стекает между лопаток.

За мгновение до конца Тор поднимает голову и смотрит на брата. Смотрит так, словно видит впервые. А потом наклоняется, находя дыхание, и растворяется в нем,- но губы двигаются, беззвучно, бесконечно повторяя только одно. Одно имя. Два слога. Четыре буквы.
[icon]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/81795.jpg[/icon]

Мужчина, склоненный над Лэйвом, кажется, не слышит. Его грудь быстро и тяжко вздымается, его сердце стучит в том же тяжком ритме, что и минуту назад. Но голос действует на него: приподнявшись, широкой ладонью он отводит со лба налипшие светлые волосы.
Голубые глаза смотрят непонимающе. Удивленно. Растерянно, как у ребенка. И кому принадлежит этот взгляд: Тору, Дональду Блэйку - он и сам бы не мог сказать, даже если бы обладал мудростью Имира. Он... любит?
Разве бывает так?
Встретить одинокого парня  в баре. Попытаться напиться. Всю жизнь строить пакости. Мстить, демонстрировать презрение. Инсценировать смерть - и не раз. Являться призраком по ночам. Переспать в первый же вечер. Шагнуть навстречу с борта Нагльфара. Внушить, воспитать и подкармливать бесконечными проделками мысль, что ты, старший - во всем виноват. Изводить бесконечными воспоминаниями о Свартальфхейме. Впустить йотунов во дворец. Сорвать коронацию. Натравить Мстителей друг на друга. Исчезнуть. Заставить сходить с ума от отчаянья. Насмехаться, подсовывая рыжеволосых девок. Смеяться, рассказывать сказки о "не моем парне" и потерянной любви. Предавать. И спасти.
Позволить лежать между раздвинутых ног.

- Ты что вдруг?- с этой смущенной, почти детской растерянностью переспрашивает Одинсон. Пальцы скользят по щеке, обнимают узкий, словно из кости выточенный подбородок, слегка разворачивают лицо, приподнимают. Тор наклоняется, вглядываясь в сияющие глаза, подушечкой пальца наглаживая уголок рта. Темно-рыжую бровь. Чуть оттягивая уголок века. Касаясь темного пятнышка.
Строго на юг от него, на шее - россыпь созвездий.

Улыбка, глупая и счастливая, появляется на его губах. Быстро склонившись, он утыкается лбом в чистый лоб Локи.
- Дурачок... разве можно любить "не слишком"?
[icon]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/81795.jpg[/icon]

Локи давит и давит, словно знает ответ и стремится подловить брата на лжи. Словно откуда-то видел (а этот мог видеть, мог учуять, мог выколдовать своими чарами), что нынче, сегодня вечером рядом с ним была Сиф. Впервые за много месяцев. Совпадение?
Вряд ли.
Или же Стренж своей магией оставил след, который теперь не дает брату покоя?

- Я люблю тебя. И всегда любил,- он не знает, кто говорит в нем сейчас, Тор или Блэйк, кто готов захлебнуться, кричать от отчаянья, потому что все это, да, каждое слово - приговор и конец, это подпись с печатью на приговоре, по которому нужно встать, разомкнуть объятия и не вспоминать о случившемся, как о постыдной ошибке. Он знает, что не может, не должен, не имеет прав бросить Сиф, что даже мысли об этом - предательство; что в его душе живо то прежнее, теплое, влюбленное чувство к ней, ибо там где она - мир и порядок, и спокойствие сердца, и радость, и долг...
Но Локи...
Локи...
Имя почти что срывается с предателя-языка, имени тесно в груди, и оно заполняет вселенную, разрастается шире мира. Но он успевает, торопливо склонившись, выдохом тушит имя о полураскрытые губы, не давая тому ни продолжать разговор, ни переспросить, ни возмутиться.
А потом повторяет, вдыхая его и выдыхая в поцелуй.
- ...и всегда буду.

Так быть не должно. Так быть не может. Его отец не отмщен, его брат убит и душа его бродит по туманным тропам Хельхейма. Его царство утратило повелителя, и некому подхватить венец, что скатился в прах по его же вине. Друзья, что отправились ему на подмогу, сгинули в темных провалах Биврёста. Женщина, что мать выбрала ему в жены, покинута в одиночестве и тоске, не невеста и не жена, и ее разум, готовый сорваться в пропасть, тщетно ищет проводника, требует ответов, которых нет. Его мать...
Норны всевидящие, что сказала бы мать, увидев, как один ее сын делит ложе с другим?

- Она не желала бы этого.
- Но и не удивилась.
Кто-то из них должен остановить это. Должен первым сказать. Должен принять на себя ту волну ненависти, которой по праву наградит его второй. И Локи не сделает этого. Он не сделает. В прекрасных зеленых глазах - все упрямство мира, вся ярость, какую способно вместить столь совершенное существо. Громовержец успевает заметить этот огонь и понимает что тот сулит, чем грозит и ему самому, и Асгарду.
О, какой же соблазн - уступить ему, вывернув, выставив жертвой, прикрыв свою жажду остаться с ним заботой о благе царства. Стать заложником его ненависти, отдать себя в обмен на долгожданный мир. Уступить и поддаться противнику, потому что так страстно, с таким лютым желанием хочешь, готов ему проиграть!

Он должен сделать это. Сбросить маску. Назвать по имени. Вскрыть свои карты и вступить с ним в союз. Против мира и против Асгарда.
Он это сделает.
Через минуту.
Нет. Через пять минут.
[icon]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/81795.jpg[/icon]

Если Локи думает, что этот внезапный подъем подействует на его любовника отрезвляюще, он ошибается. Вместо того, чтоб последовать приказу, тот безвольно стекает на смятую постель, сгребая под себя несколько подушек: привычка, с которой тело не сумело расстаться даже в Мидгарде. Как утопающий, он цепляется рукой за плечо брата,- но пальцы соскальзывают, стекая по мускулистому предплечью и дальше, на кисть. Мгновенье - они замирают, цепляясь за кончики чужих пальцев, а потом Тор с недовольным вздохом зарывается под одеяло.
И тут же переворачивается на спину, глядя на брата.

По всему видно, что выбираться из постели ему не хочется.

- Может закажем доставку?- тянет он, словно школьник, в день контрольной жалующийся на неизвестную хворь. Широкие брови встают "домиком", а выражение глаз способно привести в отчаянье знаменитого вымогателя из "Шрэка".- Обещаю крошек не оставлять. Честно-честно. У меня ноги подломятся, если придется тащиться на кухню,- сделав трагический вздох, он тем не менее поднимается и, даже не думая поискать халат, тащится в ванную, волоча ноги и задевая плечами все имеющиеся в доме углы.

К столу он является через десять минут, заново причесанный и умытый; капли воды еще дрожат на его плечах и груди, но вокруг бедер обернуто широкое полотенце. Все с тем же несчастным, хотя и несколько более бодрым видом Дон тащится к холодильнику и, распахнув его, долго изучает внутренности, чтоб вытащить пакет с молоком, и, оторвав носик, начать жадно пить прямо через край.
С каждым глотком, с каждой каплей, проскальзывавшей в гортань, он словно впитывал какой-то дурманящий яд, зелье, что заволакивало память темным облаком, так что через минуту уже начинало казаться, что он и вправду, вернулся с дежурства, а все произошедшее - не более чем кошмар, дикий сон разума, перенасыщенного странными событиями и тем странным местом, в которое Дональду Блэйку сейчас довелось проникнуть.
Все было как раньше: кухня, где он втихаря по ночам курил, каждый раз изобретая новое место, чтоб спрятать пачку; окно, из которого открывался вид на южный Квинс (железнодорожный мост и залив); неяркий свет спотов, которые он собственными руками менял и настраивал на фальшивой балке под потолком. Запах кофе, ворчащего на плите. Холодок от приоткрытого окна. Столик. Диван. Грубый ковер под ногами.
И склонившийся, творящий какое-то колдовство рыжеволосый парень, уже сто дней встречавший его в этом самом доме.
Человек, о котором он, в сущности, ничего не знал.

Странно, но ему действительно не пришло спросить в голову, узнать ни одну из той тысячи мелочей, которыми обычно делятся все влюбленные, вроде фотографий из колледжа или рассказов о первой подружке. Лейв никогда не интересовался (и он не интересовался тоже), кто были его родители, где они, есть ли у Дона братья и сестры. Кажется, их обоих не интересовало вообще ничего, что лежало за порогом этого дома.
Словно они оба знали.
Уж один-то, похоже, знал все.

Тору вдруг страшно захотелось спросить, сколько лет Локи жил здесь, в Мидгарде, до этого. С кем он был, и когда он решил разыскать его. Что он помнил, когда вернул память. Одно было странно: все эти вопросы, все это сознание никак не мешало, и не разрушало того, что произошло здесь.
И то и другое было их частью. Как и то, что они сказали друг другу.

[icon]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/81795.jpg[/icon]

Дон. В эту минуту определенно Дон.
Дональд Блэйк, травматолог, сто дней как живущий в квартирке с видом на южный Квинс, сто дней, как влюбленный в парня с причудливым именем, тот самый, на кого обращен этот взгляд, сейчас берет верх.
Сейчас, здесь, на кухне, их только двое. И в этом вся его жизнь.
Он смотрит на Лейва, с легкой усмешкой сотое утро подряд изучает его рыжие брови и близко посаженные глаза, хрящеватый кончик носа и тонкие губы. Некрасивый. Объективно - он некрасивый.
Но от этого лица, от пушистых ресниц, от этих губ, отмеченных еле заметным шрамом, невозможно отвести взгляда.

Рука Дональда накрывает лежащую на столе узкую руку. Завладевает ей и подносит к лицу; выдохнув так, словно с его спины свалились все горы и половина скал мира, мужчина прижимает ее к губам. Целует. Снова целует. И, подхваченный чувством, порывисто опускается на колени перед сидящим возлюбленным.
Обнимает его за талию.
- Ерунда. Все ерунда,- шепчет он, зарываясь лицом в небрежно запахнутый шелк халата.

Тело Лейва сухое и мускулистое. Куда суше его собственного. Совершенно не склонно к загару, и даже сейчас, посреди зимы, различима узкая красноватая полоса на груди - след загара вырезе рубашки.
Ноги - сильные. Стройные. Почему-то Дональд легко представляет партнера на корте, с ракеткой в руках.
- Никогда не видел тебя в шортах,- усмехается он, оставляя поцелуй в районе грудины, там, на небольшом плато, где отчетливо слышно биение сердца.- У тебя есть белые шорты, Лейв? Хочу посмотреть, как они будут облегать твою задницу.
Немного фантазии. Совсем немного - но и так легко представить эту картину. Белая, с рубчатым поясом, ткань. Загорелые бедра. И мягко играющие холмы ягодиц.
Пожалуй, загорелым матросам найдется повод для зависти. И обсуждения.

Он вдыхает запах, за эти сто дней ставший таким родным. Да и... всю жизнь бывший родным. Как бы Лейв не стремился, как бы не поливался в ванной, как бы не истреблял то, что дано ему от природы, Дон чувствует. Слышит.
Едва ощутимый свежий пот. Горечь каких-то трав, которую он, с полным отсутствием воображения, принимал за отдушку мыла или какой-нибудь модный акватик. Шипр. Унисекс. И тот особый запах, что источают его темно-рыжие волосы. Озон? Или снова травы? Вода? Начинающий таять лед?
Иногда ему хочется уложить Лейва в постель и всю ночь наслаждаться одним его запахом. Составлять карту.

Он утыкается носом в подмышку любовника и замирает. Не хочется двигаться. Говорить. Даже есть не хочется. Все зависло, замерло в совершенном балансе. Все поразительно правильно - и Дональд Блэйк, впервые за пятьдесят лет своей жизни, чувствует себя совершенно, бесспорно, отравляюще целым.
"Люблю тебя. Как я тебя люблю!"

[nick]Donald Blake[/nick][status]человек без прошлого[/status][icon]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/81795.jpg[/icon]

Чувство от этого поцелуя... странное. Это вообще странное чувство, похожее на смесь пьянящего меда и горькой полыни. Облегчение и немного разочарования. Локи не помнит его. Это не Локи. Его брат не стал бы так делать, так говорить, и вообще вести себя так; не в его повадке все эти нежности, ласковые глаза, эта улыбка, свежая, словно утро, когда солнце заглядывает в окно и скользит по широкой постели, согревая шелк простыней...
Он не такой.
Верней... давно перестал быть таким. Был когда-то.

Главное - не начать делать глупости, просить прощения, и задавать разные идиотские вопросы в стиле: "простил бы ты меня, если...". Потому что очень хочется пройти по самой грани, убедиться еще раз, и это чувство зудит внутри, рождает даже что-то вроде обиды. Ты забыл меня? Как ты мог?
Он сам знает, что хочет невероятного, невозможного: пробудить память Локи, но так, чтобы все, что есть - осталось, а все что должно быть - ушло. Сохранить этот мир для себя. Он уже почти злится на Стренжа (кто это вообще? докажите, что это не гипноз, не какое-то убежденье, внушение); он хочет забыть - и хочет, чтобы брат вспомнил.
Чтоб произнес то же самое, глядя на него, как сейчас.
Как Локи.

Нельзя. Каждый шаг к этому приведет только в одну сторону - в бездну.

Он усмехается в ответ на кокетливое предложение, как должен бы усмехаться большой и сильный доктор. И слегка откидывается назад, то ли дразня Лейва в ответ, то ли пытаясь вернуть самому себе чувство стремительно ускользающей из-под пальцев реальности.
Их реальности.
- Эгей!- искорки озорства затевают танец в его глазах.- И как же ты, мистер доктор, думаешь меня защитить? Своей задницей в шортах? Рыжая ты лиса!- он смеется, и тут же целует Лейва в ответ. Сначала легко. Потом жадно. И под конец напористо, так что приходится приподняться с колен и вдавиться тяжелой челюстью в узкий подбородок. Он давит и давит, и тот откидывается на своем стуле, чуть не опрокидываясь, удержанный только руками, уперевшимися в его бедра.
Дон. Сейчас - только Дон.

- В каюте, чур, я сплю у стенки,- выдыхает он, слегка ослабляя хватку, так что стул вместе с сидящим на нем Лейвом приподнимается, вставая на две ножки. - Или на левой половине. И раньше одиннадцати не вставать! Иначе прикажу тебя вздернуть на нок-рее, клянусь северным ветром! А теперь иди сюда, крошка, и налей старому капитану кружечку рома!- он выпрямляется и садится на свое место, не позабыв с осторожностью вернуть стул партнера в устойчивое положение. Смеется, глядя на брата блестящими, ясными глазами - и уже открывает рот, чтобы сказать: "Помнишь, как в детстве ты...".
Сжимает губы.
И, подхватив вилку, почти с досадой втыкает ее в хрустящий бекон.
- Ты соберешься за сегодня?
[nick]Donald Blake[/nick][status]человек без прошлого[/status][icon]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/81795.jpg[/icon]

Дональд... нет, Тор в этом месте едва не выдает себя. Расчет брата - если, конечно же, это был расчет - ему очевиден: заставить его выказать узнавание. Добиться признания. Но зачем? Разве, сознавшись друг другу, они не принуждены будут вернуться туда, где им место: один - к престолу Асгарда, другой же - к вечным интригам, на грань миров?
Но он успевает сдержаться. Не кидает на Локи настроженных взглядов: "неужто вспомнил",- не выдает ни волненья, ни дрожи, промчавшейся по его спине от таких простых слов. Очень естественно (хотя кто может даже подумать от том, чтоб обмануть бога обманщиков) и долго смотрит на собеседника, явно пытаясь представить, как тот будет выглядеть черноволосым. Дергает бровями: что ж, будет неплохо.
В эту игру тоже можно играть вдвоем.
- Всегда считал, что мужчинам красть волосы как-то... Хотя, ты же знаешь, откуда я родом; в смысле, как долго я помню себя. Сейчас это нормально. Только в зеленый не красся: у нас в клинике парень однажды,- да, тоже рыжий - решил осветлить волосы... ну, сделаться платиновым блондином. И что-то напутал. Пришел голубым. Шевелюра была голубая,- с энтузиазмом заталкивая в рот бекон ровно с тем видом, что должен был проголодавшийся человек, отвечает он. Прожевав, с укором посмотрит на Локи.
- И вообще-то - да, ты согласился уехать. Уже передумал?

Вопрос о причинах своего внезапного решения он избегает. Ответа у него нет. Это смешно, но за то время, что он провел в дороге от квартиры Сиф до их дома, он даже не попытался придумать причину. Ему даже не пришло в голову. Может быть потому, что не надеялся обмануть брата, всегда бывшего много проницательней и умней, чем он сам? Или, может быть, потому что надеялся? И даже сейчас надеется, что каким-то немыслимым чудом ему... им обоим удастся оставить нетронутыми две половины, на которую разделилась их жизнь: до и после.
Теперь. Когда они...

Кофе обжигает рот, но чувства Тора - существа менее восприимчивого к перепадам температуры - делают это переносимым. И все же он морщится, инстинктивно, а не искусственно, морщится и облизывает губу, как всегда делают люди, обжегшись. Он не притворяется: тело делает за него то, к чему привыкло за пятьдесят лет.
Но тело привыкнет. Его навыки восстановятся. А как быть с остальным?
Что считать настоящим: тогда или теперь?
Разве одно исключает другое?
Вычеркивает?
Разве, очнувшись от сна, ты не тот, что заснул? Но ведь это не сон. Не сон. Им не вычеркнуть и не забыть того, что они спали в одной постели, делились жизнью и мыслями, занимались любовью, и делали все, что недопустимо даже для асов, богов, не то что, пусть сводных, но братьев.
И у него есть очень стойкое чувство, что сейчас, в эту минуту, они оба скорее готовы вычеркнуть все остальное.

... Он ловит запястье Лейва, сжимает его, и, заглядывая в глаза, говорит, очень мягко и просто:
- Но  если ты передумал, может, ты передумаешь и еще разок?
[nick]Donald Blake[/nick][status]человек без прошлого[/status][icon]https://forumstatic.ru/files/0019/7e/3e/81795.jpg[/icon]