К чести Людей-Х, драма с захватом заложников, развернувшаяся в церкви, закончилась благополучно. Ну, то есть как благополучно – никто из них, Людей-Х, не пострадал. Досталось Анне Марии, но, учитывая, что девушка не была готова к взаимодействию с такой силой как телепатия, можно считать, что она отделалась испугом.

Сам Несущий Хаос был в прекрасной форме. Ни погибшие заложники, которых успели принести в жертву сектанты, ни сами погибшие жестокой смертью от сил Апокалипсиса захватчики его не беспокоили. Самое главное – Апокалипсис своей цели не добился. Остальное весьма вторично.

Страйф не был уверен насчет Джин Грей, его матери, та во вспышке гнева изрядно покалечила человека. Пусть врага, пусть сумасшедшего маньяка, но всё же живого человека. Его такие вещи не впечатляли совершенно, но подобные вещи вроде как не были обыденным делом для Людей-Х. Но тут Джин виднее. Держалась она хорошо. Достаточно хорошо, чтобы не забыть о занятном обещании – помочь своему необычному сыну отшлифовать его могущественный, но не слишком грамотно используемый им самим дар – телепатию.
Будучи мутантом уровня омега, Страйф жил со своими чрезвычайно мощными и опасными силам с раннего детства, не всегда применяя их так, как должно. Порой он полагался на них настолько, что упускал из виду то, что было естественным для простых людей. Жизнь уже научила его, что по привычке полагаться на ту самую телепатию больше, чем на собственное зрение, было опрометчивым решением, которое некогда дорого ему обошлось. Он научился жить с силами, который иной мутант даже не мог удержать в себе, но всё ещё нуждался в оттачивании этих навыков. Особенно телепатии. С телекинезом как-то сложилось гораздо лучше. Но и здесь никогда не было лишним перенять опыт не менее могущественного бойца.
Где-то здесь развеивался миф, что чем «круче» силы, подаренные тебе природой, тем тебе легче жить. А вот ничего подобного.

Выбранный пляж был расположен далеко от жилых районов, что, конечно же, было мудрым решением. Здесь они не смогут никого покалечить, даже если кто-то перестарается.
Практически прозрачная бирюзовая вода, мягкий песок, яркое теплое солнце и пальмы, да, конечно же, пальмы. Те самые, с их раздражающе идеальными прямыми листьями, мерно покачивающимися на слабом ветерке. Здесь бы курорт устроить, а не укрытие для беглых мутантов.

Страйф опустился на песок недалеко Джин. Удивительно, но мутант был одет лишь в футболку и легкие штаны. Грубое, украшенное шрамами лицо открыто мягкому ветру, флегматично трепавшему короткие белоснежные волосы, глаза чуть сощурены. Доспехи он оставил в своей комнате. Они были символом войны. А он не собирался воевать. Не сейчас. Непривычное чувство, но уместное.

Стоя на самом краю прибоя, он смотрит на свою мать и ощущает… практически спокойствие. Вряд ли он сможет когда-либо действительно в полной мере испытать это чувство, но сейчас он был близок к нему. В целом, не считая температуры и пальм, Геноша для него мало чем отличалась от школы для мутантов. Для него место определяли люди, решившие на свой страх и риск забыть о прошлом и глянуть в будущее.
Такие, как Джин.

Страйф сделал небольшой шаг назад, не позволяя набежавшей волне добраться до обуви.
- Хорошее место. С чего начнём?

Это всё-таки было немного странно, конечно же. Сам факт того, что гипертрофированная гордыня позволила Несущему Хаос допустить возможность того, что кто-то будет обучать его ремеслу владения силами, уже мог бы удивить очень, очень многих.
Конечно же Апокалипсис учил своего «сына» мастерству управления его нешуточным даром. Но учил для своего собственного блага, а не для блага Страйфа, увеличивая мощность и контроль, но никак не ювелирную точность.
Здесь очень хорошо подходил тот самый анекдот: «У носорога плохое зрение, но при его размерах это уже не его проблемы». И вот проблемы со способностями Страйфа были, в общем и целом, куда больше проблемами окружающих, чего его собственными. Но мощь разогнавшегося локомотива имела один очень большой недостаток – предсказуемость. Грубую силу Несущего Хаос не без проблем переигрывал тонкий и хитрый подход Кейбла. И агрессивный варлорд из будущего раз за разом терпел поражения.

Наверное, по этой причине он и пришёл сегодня на берег. Джин Грей приняла его, подпустила к той части человеческой жизни, которая, как оказалось, простиралась за гранью насилия и ярости. Наверное, это то, что он мог сделать в ответ. Подпустить её ближе к своему искалеченному миру.

Мутант всё так же стоял у самого края воды, глядя на свою биологическую мать, удивляя тому, насколько безмятежными порой выдаются минуты.
«Нет покоя грешникам».
Похоже, степень покоя зависит только от нас самих.
Именно покой сейчас ощущал Страйф, глядя на освещаемый солнцем силуэт Джин Грей. Псионик прикрыл глаза, но перестал смотреть. Только теперь он смотрел уже не на материальный образ своей матери, а пытался заглянуть в её разум, в сами мысли.
Он видел огонь. Стену алого пламени, сплетающегося в непроходимую преграду. Из неё не вырывались ни ревущие языки голодного пламени, обжигающее дыхание не опаляло подошедшего в упор мутанта. Стена казалась цельной, монолитной. И спокойной. Да, уже который раз за последние минуты он вспоминал это слово.
Спокойствие.
Это то, что он видел позади огня. Но дальше пройти, не прилагая грубой силы, не мог. Да и вряд ли эта самая грубая сила помогла бы.

- Как тебе удаётся удерживать в себе подобную силу и сохранять контроль над эмоциями? Как ты справляешься с искушением использовать её, Джин? – Страйф неожиданно для себя обратился к своей матери по имени, не словами, в мыслях.
Он вполне оправданно опасался, что когда Джин Грей заглянет в его разум, то не увидит там и подобия подобного равновесия.

- Свой я вижу как… - Страйф на мгновение запнулся, словно заглядывая в самого себя, сомневаясь в чем-то, желая перепроверить, или же выигрывая для себя время, чтобы решить, стоит ли делиться подобной информацией. Но Джин открылась ему, и как бы это не было сложно, она заслуживала взаимности. - … как оплавленный металл.
Другой телепат мог увидеть нечто иное. В зависимости от восприятия. Но это всегда будет нечто жгучее, искорёженное и невероятное твердое без намека на гибкость.
И, нужно отметить, огонь в душе Джин Грей произвёл впечатление. Страйф слышал истории о Фениксе ещё до непосредственной встречи со своей биологической матерью, об этой великой космической сущности. Но не думал, что, даже покинув своего носителя, она оставит в нём подобный след. Осталось только понять, был этот огонь благом или же злом.

Несущий Хаос взглянул на Джин. Обычным взглядом, безо всякой телепатии. Наверное, это действительно странное чувство. Ну, знаете, дети. Люди обычно их планируют, рождается крошечный беспомощный малыш, и родители счастливо растят его, вкладывая в него всё самое лучшее, что есть в них самих, прививая ему правильное видение реальности и понимание общества, социализируя и даря любовь, а весь мир растущего малыша укладывается в два слова – «мама» и «папа».
Джин Грей не прошла этот путь. Человек, который вроде как мог назвать её «мамой» даже не был ей рожден. Да и сам Страйф впервые мог пустить подобное слово в каком-то ином кроме выражения «твою мать» смысле.
Страйфа никто не планировал, если не называть планом перестраховку на случай смерти Натана. А дальше был Апокалипсис. «Папа». И «папа» позаботился, чтобы рядом с его «сыном» никогда не было любящего и заботливого человека. Зачем, если тот даже не должен был выжить. Но выжил, и из жестокого высокомерного ребенка получился отчаянный, агрессивный и невероятно одинокий мужчина.
Осознать ту связь которая была между двумя мутантами сложно, и всё же она была. Джин не отбросила такую возможность прочь, Страйф не стал закрывать глаза на саму возможность.

- Думаю, я понимаю в какой-то мере о чём ты.
Страйф переступил с ноги на ногу. Он всё ещё не терял ментальную связь со своей матерью. Её честное признание несколько сбило его с толку. Он почему-то считал, что Джин, как и остальные лидеры Людей-Х контролируют себя, контролируют мир вокруг и пытаются этот самый контроль привнести в жизнь окружающих. На самом деле признание о том, что никакого контроля на самом деле нет, ничего не меняло, лишь давало знать, что и у самых сильных могут присутствовать слабости. О них порой можно говорить.
- Я много раз хотел уничтожить мир. Даже без Феникса. Просто потому, что видел себя в нём так.
Тиран. Разрушитель. Наследник Тёмного Владыки. Сын Апокалипсиса.

Страйф в совершенстве владел силами как оружием нападения, и желал увидеть в Джин другую сторону этого дара. Его не смущало то, что Джин называла незнанием, он искал искренности.
- Меня учили иначе. Я быстро научился отсекать чужие мысли. Избегать чужого влияния. Что с помощью этих сил я могу буквально разрушать человеческие тела. Я убивал своих учителей, если мне что-то не нравилось. Апокалипсис хвалил меня за это, а я всегда стремился к его одобрению.
Псионик замолчал, очевидно погрузившись в какие-то неприятные воспоминания, а затем продолжил.
- Теперь я хочу узнать на что ещё я могу быть способен.   
«Могу убивать, могу не убивать, а что ещё кроме этого заключено в дарованной мощи».

Металл.

Страйф заковал себя в металл не только снаружи, но и изнутри. Создав свою броню, ставшую символом его безграничной власти, он окончательно похоронил в сияющем холодном металле человека. Не только физическое тело, но и что куда важнее, свою душу. Или что там у клонов вместо души.
Металл стал его символом, его воплощением и его волей.

Наверное, именно поэтому он пришёл сюда без брони. Показать, что под ней ещё что-то есть.

Страйф с некоторой неловкостью садится на песок, несколько секунд ворочается, решая как удобнее расположить ноги. Упирается на руку, ощущая, как пальцы погружаются в теплый, мягкий песок. Вытаскивает ладонь, глядя как крошечные золотистые песчинки сбегают вниз, отряхивается. Позволяет уделить несколько секунд любопытству. Обратить внимание на мир вокруг. Нет, он никогда до этого не сидел с кем-то на песчаном морском берегу.

И только после переводит взгляд на ладони Джин. Девушка безо всякого страха протягивала руки сидящему напротив напряженному мужчине. А он смотрел на эти самые аккуратные ладошки как на ожившее воплощение доверия. И кладет свои ладони поверх. Он не знал, что именно должна была ощутить его биологическая мать, понятия не имел, что почувствует он.

Страйф успокаивается, перестает дергаться и ёрзать, делает глубокий вдох, и, следуя примеру Джин, медленно закрывает глаза. Реальность тут же теряется, проваливаясь в привычную глубину тьмы. Только теплота песка, ощущаемая через тонкую одежду, тихий шум прибоя и мягкие ладони в руках дают понять, что то, что только видели его глаза – реально.

У сидевших на берегу мутантов на двоих хватит сил, что погрузить в хаос весь мир. Но справиться с хаосом внутри себя гораздо сложнее.

«Пойдём со мной».
Страйф открывает глаза. Пустота, серость, безликость, он узнает лишь Джин Грей в паре шагов от него. Она даёт холст и кисту в руки человеку, который никогда в жизни не рисовал. И просит вспомнить что-то хорошее.
И Несущий Хаос хочет сопротивляться. Утверждать, что ничего хорошего в его жизни никогда не было. Мир подрагивает вместе с волнением мутанта. Наверное, он бы и не вспомнил. Точнее, не понял, если бы его мать не подсказала. Сложно сражаться с желанием по привычке погрузить мир в свои страхи и свою безграничную ярость.
Но Джин напоминает. О тех нескольких месяцах, которые так сильно отличались от всей его длинной жизни. О том, как человек, которого он вполне вероятно собирался убить, просто сделал ему шаг на встречу. Без обвинений, без претензий, без сомнения, без отвращения.
«Пошли со мной».
А он взял и пошёл. Вопреки всему. Всему своему жизненному опыту.
«Для тебя слишком поздно. Ты не сможешь стать другим».
Не сможет.
«Не надо становиться другим. Достаточно просто жить по-другому».
И мир вокруг начал преображаться. Серая марь провалилась вниз, оставив Джин и Страйфа на краю. Краю того, что стремительно превращалось в глубокий каньон, приобретало фактуру песка и камня, кое-где сквозь красноватую почву пробивалась суровая растительность. Мир окрасился в алые и рыжие тона, на горизонт заливали лучи солнца, но понять восход это или закат было невозможно. На синем с оттенками фиолетового небе над головой то ли уже, то ли ещё тускло сияли самые яркие звезды. Картина красивая, но красивая какой-то грубой, первобытной, не совсем уютной красотой.
А в глубине каньона всё ещё вился черный как смоль туман.

Страйф открыл глаза и посмотрел на Джин. Чуть пожал плечами, словно давая понять, мол, что вышло, то вышло.
И глянул вниз, на черный туман, на тьму, которая всегда будет его частью.

Ему есть чего бояться. Нет, даже не врагов, пусть у него их и было более чем достаточно. Хотя, надо признать, усилиями Циклопа их всё же стало чуть меньше. Но со своими врагами он мог справиться. Если не победить, то, по крайней мере, пережить. Страйф привык видеть врагов во всех, с кем имел дело.
Нет, врагов он не боялся. Даже Апокалипсиса. Даже после всего, что тот заставил его пережить, после ненависти, презрения и пыток. Апокалипсис вызывал у нём чувство неконтролируемой ярости, которая затмевала вполне рациональный страх. Да, страх был. Нельзя вспоминать ту боль и не бояться её повторения. Но он сгорал в пылающем шторме ненависти.

Несущий Хаос боялся себя. Он был воплощением чистой мощи. Он наслаждался своими силами, своим контролем над тем могуществом, которое мало кто мог и вовсе удержать в себе. Силой, несущей разрушение в чистом виде. И здесь он был действительно хорош. Когда дело доходило до битвы, он мог показать свои самые сильные стороны и получал от этого искренне удовольствие.

Но он боялся, что ни на что кроме этого не способен. Только убивать, калечить и разрушать. Раньше этого было более чем достаточно. Раньше он был готов смириться со словами Натана Саммерса.
Теперь рядом с ним были люди, чьей смерти он не желал.
Например, Джин Грей. Хотя уж кто, а его биологическая мать точно могла за себя постоять.

Псионик слегка качает головой.
- Я бы всё же… - Всё же что? Был осторожен? Держался подальше? Они здесь не для этого. Это был риск, и они оба осознавали его.
И его астральная проекция не рассыпалась, не воплотилась огнём и бурей, которая бушевала у него на душе. Сила воли и та тонкая ниточка воспоминаний, за которые он теперь мог цепляться. Они собрали образ воедино.

- Мир в этом времени не похож на будущее. На моё будущее. В нём есть пустота. Одиночество. Надежда.
Почему именно это место. Он ведь никогда даже не был здесь. Но Скотт Саммерс выделил ему свою комнату и возможность пользоваться благами цивилизации двадцать первого века. Например, так называемым Интернетом. Кажется, в этой сети люди пытались собрать все свои знания. Не совсем понятно зачем, но идея занятная.
Страйф поднял голову.
- Я не хочу переносить сюда часть будущего.
Которое, возможно, никогда не станет реальностью. Но он его уже пережил. Это его жизнь.
- Не могу сделать это, вспоминая о Скотте Саммерсе.
Об отце. Настоящем отце.
- Я бы хотел сказать, что здесь есть какой-то смысл. Но это лишь ассоциации.
Мутант посмотрел куда-то в направлении горизонта. Так он заполнял своё нежелание вспоминать о будущем, о его реальности. Образами, которые он сам даже не видел.
Скотт предложил ему оставить прошлое позади. Заполнять будущее пока было нечем. Но каждый шаг приближал его к такой возможности.
Сейчас ему в этом помогала Джин Грей. Больше, чем она сама могла подумать.

Он должен был предупредить. Не мог этого не сделать. Страйф лишь отдаленно мог представить себе чем был Феникс, какой след он мог оставить на теле и в душе, чего могла стоить даже частичка его первобытной силы. Зато отлично мог представить себе то, что могло именоваться обычным человеческим злом.
Для того, чтобы навредить окружающим не надо даже желать творить это самое зло, достаточно не знать что такое добро.
А он творил. Умышленно и с удивительной яростью. Творил как его учил его отец, заставлял окружающих страдать, захлебываться в его ненависти и мести. Пока в один не слишком прекрасный момент не понял, что это всё было зря. Что его обманули. В том, что он делает, нет ни справедливости, ни величия.
Зло же осталось. Потому что черная гнетущая пустота требовала заполнения. 

И теперь Джин Грей прикасалась к его сознанию, сознанию человека, заполнившего пустоту чужими страданиями, потому что ничего больше не умел. Как он мог не предупредить её?
Но она понимала. Знала, что такое заставлять других страдать безо всякого на то умысла. Только в случае Джин вина лежала на Фениксе.
Возможно, им действительно стоило рассказать друг другу больше.
Страйф кивает. Коротко, давая понять, что осознаёт её слова.
- Я никогда не был угрозой для тех, кого любил. Я никогда никого не… любил. Никто не любил меня. Я даже не знаю, что значит это слово. Люди столько в него вкладывают. Раньше мне это казалось даже забавным, как можно так трепетать над всего одним понятием. Теперь я начинаю осознавать, что люди имеют в виду, и это сложно.
Мутант провел пальцами по короткой прическе, ероша белые волосы. Жест выдавал напряжение.
- Я всегда был просто угрозой. С одной лишь разницей. Теперь есть люди, для которых я не желаю быть угрозой. И я ещё не до конца осознал эти чувства.
Скотт Саммерс, а затем и Джин Грей словно вырвали его из привычной реальности и теперь порой ощущал себя маленьким ребенком, познающим неизвестный для него мир. Вроде привычный, но в тоже самое время совершенно иной.

- Этот мир уже моё прошлое. Это всё произошло. Я всё помню. Но здесь ты права. Моему прошлому не обязательно становиться вашим будущим.
Мутант с каким-то удивительным спокойствием наблюдает за происходящими вокруг изменениями. Как и реальность, этот мир принадлежит не только ему. Судя по всему, так случается, когда ты подпускаешь к себе кого-то ближе, чем на расстояние удара.
Несущий Хаос усмехается.
- Когда мы познакомились, я хотел его убить. Повезло, что не успел. Скотт  Саммерс смог меня удивить. Это мало у кого получалось.
Да, Циклоп смог отличиться. Он достучался до человека, который приходился ему биологическим сыном с нескольких ударов. Словно знал, куда бить. Чтобы стоявший перед ним монстр сначала ощутил себя не в своей тарелке, а затем и вовсе начал сомневаться.

Джин же делает очередной смелый шаг, шаг, которого Страйф не ожидает. Он удивленно смотрит, как девушка спокойно раскидывает руки и падает вниз, во тьму, даже не глядя на струящийся вокруг мрак. Он делает быстрый шаг вперед, заглядывает вниз, но попытаться удержать Джин не успевает. Да и не должен. Понимает, что не должен. Но может ли он изменить эту реальность? Он не знает. Зато отлично знает, что Джин не должна быть одна, что бы она решила предпринять в его реальности. Откуда он это знает сказать сложно. Может быть, успел научиться у обитателей школы или даже у Скотта.
И он, не раздумывая, прыгает следом.

Тьма вспыхивает и растворяется почти моментально. Над головами мутное темно-красное небо, вокруг развалины высокотехнологичных знаний, объятые пламенем, пальцы зарываются в сухую землю. Где-то вдалеке гремят выстрелы, но вокруг ни души.
Страйф строит на четвереньках, зарываясь пальцами в теплую землю.
Его тьма материальна. У неё облик его прошлого.

Отец. Мать. Эти слова были банальны для каждого человека, каждого, кто рождался на этой чертовой планете. Первые люди, которых видел ребенок.
Самые важные люди в его жизни. Люди, которые показывали едва открывшему глаза человеку этот отвратительный мир. И делали его не настолько отвратительным.
В его жизни отец и мать появились поздно, вопрос ли не слишком ли поздно. Отец и мать, которые были моложе его лет на пятнадцать. Да и их сыном он был только в отношении генетики. Детей вроде как рожают, а не клонируют. Обычных детей.

И весь этот кошмар не помешал Джин Грей и Скотту Саммерсу относиться к озлобленному путешественнику во времени как к своему сыну безо всяких условий и сомнений.
- А я всё ещё удивлен.
Страйф неуверенно пожал плечами. Нет, он действительно удивлен. Он не думал, что подобное вообще возможно, что кто-то вообще рискнёт искать в нём человека. И что ещё страшнее – найдёт. Может не человека, но, по крайней мере то, что его ещё напомнило.

- Это слово ничего для меня не значит. Я не знаю, что за чувства за ним скрыты.
«Они меня пугают».
Ненависть действительно очень простое чувство. Напоминает грубо выкованное копьё, которое достаточно направить в цель и приложить достаточно сил. Ярость тоже. Это огонь, огонь, воплощенный в душе человека. Страйф считал, что уж об этих чувствах он знал всё, но порой с восторгом открывал всё новые грани.
Именно эти чувства раз за разом помогали ему выбираться из-за любых границ, даже самой смерти, раз за разом подниматься и рваться в новую битву.
Иногда они загоняли его только глубже. Ведь когда не было ярости и ненависти, их место занимала лишь полная боли пустота.

Но любовь… Да что это такое?
Доверие.
Он всё ещё не верил, что судьба дала ему тот самый шанс. Ему всегда казалось, что он зашёл слишком далеко. Гораздо дальше, чем находили любые мысленно проведенные грани человеческого терпения и просто здравого смысла.
Но, оказывается, не было какой-то универсальной грани. Каждый отмечал для себя сам. Каждый был готов прощать и принимать в меру своего мировоззрения и моральных устоев.

У некоторых Людей-Х, с которыми он успел познакомиться этой грани словно и не было. Словно всё зависело не от их решения, а от поступков самого человека. Словно каждый всё-таки имел хотя бы один шанс выбрать другой путь.

Правильно ли они поступали? Возможно ли оправдать подобное доверие? Не сыграет ли оно против них же самих?
Покажет только будущее. Как бы забавно это не звучало.
Пока он мог лишь сказать, что не желал стряхнуть лежавшую на его плече руку.

Страйф поднял взгляд на женщину, которая решилась назвать его сыном, несколько секунд молчал, а затем кивнул.
- Мне есть над чем подумать.
Очень много над чем. И безо всякой ненависти.
Мутант медленно закрывает глаза. Несколько секунд и снова перед ним песок, океан и тихо шуршащее у самых ног море. Страйф удивленно моргает, как будто он уже успел забыть какой была реальность, в которой они находились.
Геноша. Действительно, она никуда не делась.
К счастью.
- Да. А ты?
Он действительно был более чем в порядке. Возможно, больше, чем когда бы то ни было в своей жизни.