Люпину тридцать пять.
В тридцать пять у нормальных людей дом, семья, на крайний случай собака лает во дворе, охраняя хозяйское имущество от недобрых взглядов. У него есть только дом, который остро нуждается во вложениях, а вместо собаки его собственное альтер эго, забегающее на чай раз в месяц. В тридцать пять у тех, кто не обречён влачить своё существование, перебиваясь случайными подработками, планы, карьера, увлечения. У него ворох воспоминаний, смирение и полное отсутствие гордости, которая бы мешала браться за любую мало-мальски оплачиваемую работу. В тридцать пять кто-то только начинает жить - Ремус к тридцати пяти чувствует себя так, как будто давно мёртв, но настолько никому не нужен, что даже неудостоин чести быть похороненным в земле. У Люпина в его тридцать пять из достижений старый отцовский дом, чудом сохранивший относительно приличный вид, убранство которого достойно места в журнале “аскетизм - это выбор великих людей”, приблудившаяся кошка, забрать которую на постоянной основе ему не позволяет совесть и здравый смысл, да россыпь шрамов по телу, по которым как по кругам на срезе дерева можно посчитать сколько лун он уже пережил. Пожалуй, в номинации “разочарование выпуска” он бы определённо взял первое место, вот только чтобы номинироваться нужно как-то взаимодействовать с людьми, но и с этим у него, откровенно говоря, сложности.
А ещё он, кажется, сходит с ума. Что, впрочем, не так уж и удивительно.

Это только в теории одиночество идёт на пользу человеческому разуму - на  деле это болезнь. Липкая, неприятная, сковывающая хворь, не позволяющая вдыхать полной грудью. Впрочем, к этому Рем привык. Привык чувствовать себя неправильным, больным, сломанным, недостойным в конце концов. Вот только от этого гнетущего чувства тотальной изоляции за время школы и пары светлых лет после успел отвыкнуть, а привыкнуть снова оказалось не так-то просто. Никто не предупреждал, что будет так сложно каждый день убеждать себя, что это совершенно нормально и закономерно не иметь возможности быть самим собой, не врать на каждом шагу и смеяться над своей совершенно очевидно плохо совместимой с нормальной жизнью болезнью, когда в памяти так много светлых воспоминаний, связанных со школьными друзьями, в которых всё иначе. Сложно отказаться от того, что было, чтобы как-то жить дальше. Но нужно было быть сильным. Нужно было смочь. А он не смог. Наверное, поэтому теперь и вынужден был вздрагивать каждое утро, едва открыв глаза и увидев привычный силуэт старого доброго друга, которого на самом деле никто больше не видел.
Что это, если не сумасшествие?

Сириусу тоже тридцать пять.
Совсем скоро должно было бы исполниться тридцать шесть, вот только… не случится уже. Ведь он мёртв. Как и Поттеры. Люпин знает это наверняка - он бывал на их могилах, сидел там, молча буравя стеклянным взглядом безжалостные цифры, которые видел, даже если закрывал глаза. Но речь не о них, и даже не о всепоглощающем чувстве вины одного по-прежнему слишком человечного оборотня или его же ощущении, что на их месте должен был быть он - совершенно бесполезный и заочно обречённый на бессмысленное существование, предполагающее исключительно превозмогание невзгод. Речь всего лишь о том, что Рем видит мёртвого Блэка каждый день. Слышит его. Зачем-то говорит с ним. И всё никак не решится спросить почему он приходит к нему. Зачем ему это? А главное.. это в самом деле он или всё это всего лишь игры уставшего разума? 

Люпину не кажется, что утро доброе, но привитая в детстве вежливость и острое желание не навредить всегда побеждают нужду предложить оставить его в покое во имя всего святого. Ему в самом деле не хотелось бы обидеть Блэка - блёклая надежда, что это не он сошёл с ума, а просто Сириус в очередной раз умудрился выделиться из серой массы, всё ещё была с ним. Поэтому он не говорит своему незванному гостю: отвали. Не говорит и того, что утро совершенно очевидно недоброе, раз он снова видит его. Просто улыбается. Тихо, аккуратно и неуверенно, как когда-то в школе в ответ на предложение дружить. Улыбается и кивает, пытаясь проморгаться и не показать как же ему, чёрт возьми, страшно. И всё также тихо, как и привык жить, вылезает из-под одеяла, устало натягивая домашнюю одежду, избегая смотреть на себя же - все эти шрамы никогда ему не нравились и зеркала в доме были накрыты простынями по этой же причине. А Блэк говорит. Блэк всегда с ним говорит, как будто они просто случайно встретились в Косой аллее и теперь обсуждают как у них дела. Это странно. Впрочем, это вообще всё совершенно ненормально, даже не смотря на то, что сам Люпин - оборотень, а возле кровати валяется его волшебная палочка, благодаря которой он мог творить чудеса. Даже в мире магии есть вещи, которые не укладываются в голове. И мёртвый друг, восседающий на кровати, как раз относится к этой категории. Ведь призраков видят все, а Сириуса видит только Ремус.
Может быть он просто тоже умер, но ещё этого не понял?..
Звучит лучше, чем “оборотень, который сошёл с ума”. Гораздо.

- День. Заурядный день Ремуса Люпина - ничего необычного. Тебе бы не понравилось.

Рем когда-то был хорошим другом, вот только сберечь тех, кто ему дорог не смог. Он не уверен, что в их гибели есть его вина, но за неимением доказательств обратного добровольно прибивает себя гвоздями к несуществующему кресту, пытаясь хоть так заглушить это мерзкое чувство собственной беспомощности. Когда-то давно он говорил с Блэком вот так запросто, всегда шутил, что его жизнь тому бы наскучила. И сейчас делал так же - это как условный рефлекс, вот только.. зачем? Рем не знает, но по другому не может. Вот он смотрит на Сириуса, под которым даже не проминается кровать, такого реального, пока не протянешь руку, чтобы коснуться, и не может заставить себя перестать верить, что это в самом деле он. Глупо, конечно. Но, кажется, помогает не сдаться и не пойти в Мунго с самопровозглашённым диагнозом: окончательно сошёл с ума.
Вместо того, чтобы сдаться колдомедикам, возможно, и на опыты - где они ещё найдут неагрессивного оборотня - Рем смотрит. Молчит и смотрит, подбирая слова. У Сириуса не стоит спрашивать как его дела. У него не стоит спрашивать, как он спал. По-хорошему ему вообще не стоит задавать вопросы, но в голове Люпина как будто только они и есть.

Зачем ты здесь? Ты моя фантазия или всё-таки призрак? Почему именно я, Блэк? Это такая посмертная шутка? Ты в курсе, что она не очень смешная?

Но озвучивать их страшно. Кажется, никто из них не готов всерьёз обсуждать возможные ответы. Они оба в ловушке. И с каждым новым днём всё становится только хуже. Рем начинает откровенно нервничать, то и дело сбиваясь с выбранной тактики “не навреди”. Блэк.. Блэк просто становится другим. А может быть он всегда таким был? Тихим? Рем теряется. Снова.
Вздыхает. Устало. Снова. Теребит волосы на макушке и всё же задаёт вопрос. А затем ещё - это как лавина, которую не остановить. И ему за свою слабость нестерпимо стыдно - разве так сложно ему просто радоваться тому, что старый добрый друг рядом?
Невозможно.

- Сириус, ты.. ты ведь знаешь, что тебя нет? Я.. был на твоих похоронах, Сириус. Я не понимаю. Как ты.. почему я?

Рем спрашивает совсем не то, что стоило. Именно он, потому что больше никого, к кому мог бы вернуть Блэк, не осталось. И это совершенно очевидно, что Блэк помнит, что его нет - ни разу он не удивился своей нематериальности. Наверное, он помнит вообще всё - Рем не знает наверняка, он ведь изо-всех сил старался не задавать вопросов. Он бы и сегодня не стал, но чувствует себя разбитым и уставшим - скоро полнолуние и ему и так нелегко, а тут ещё.. Сириус. Мёртвый Сириус. Сириус, которого видит только он. Рем устал. Устал гадать, устал нервно оборачиваться, то ли надеясь, то ли страшась не увидеть за спиной друга. Рем не мечтатель, да и веру в лучшее растерял по ходу жизни. Ему нужны факты. Ему нужно понять, что с ним, а главное что с Блэком не так. Что произошло с ними обоими - это правда важно. А его верные помощники молчали - в книгах оборотню не удалось найти ни одного упоминания аналогичных случаев и это его угнетало. Он стал хуже спать. Стал чаще забываться и говорить с пустотой на людях. Даже, если Блэк не плод его фантазии, то из-за его присутствия он в самом деле начинал понемногу сходить с ума.
А что может быть хуже оборотня? Верно, оборотень, который и в человеческом обличье не дружит с головой. Рему не хотелось бы закончить так. Поэтому он начал утро с неприятных вопросов и чувства вины. Впрочем, начать день с чувства вины - это уже давно нормально.

- Прости, просто.. я не понимаю. Я правда не понимаю. Мне кажется, что я схожу с ума. Не отвечай, если не хочешь.

Сдаться без объявления войны - это про Люпина. От такой тактики ведения боя хуже будет только ему. И этого его, пожалуй, устраивает.
Рем устало трёт лицо и снова смотрит, криво улыбаясь. Вот он Сириус Блэк, как будто восставший из мёртвых, по-прежнему сидит перед ним. Ничего не изменилось.
Но на самом деле с его молчаливым появлением изменилось всё и вовсе не в лучшую сторону.

[nic]Remus Lupin[/nic]
[sta]черти в тихом омуте[/sta]
[ava]http://funkyimg.com/i/2wChf.png[/ava]

Отредактировано James Rogers (2019-07-01 00:09:10)

Почему не он? У Люпина тысячи причин и аргументов почему, дракл его задери, не он. Вся его жизнь про то, что не он должен быть якорем для заблудших душ, не к нему должны возвращаться мёртвые друзья. Не он. Это должен был быть не он. Не он должен был несмело улыбаться своему мёртвому другу, оправданному посмертно. Не он должен был остаться в живых. Не он должен был продолжать дышать. Не он. Не он. Не он! Он совершил так много ошибок, поверил в виновность друга, заподозрив его в предательстве, которое совсем не вязалось с их Сириусом, который для Джима был братом. Предал, засомневался, ничего не сделал для него. Просто опустил руки, сдался. Осознав, как много потерял со смертью Поттеров, окончательно перестал бороться, сложил оружие и щит, смиренно принял всё, что произошло, не желая ни мстить, ни оправдывать. Он не сделал ровным счётом ничего - не нашёл в себе сил. Выгорел. Он совсем разучился жить. Все его желание - пшик. В нём не осталось ничего живого. Ремус уверен, что если в него ударить током, то он не дернётся, потому что нервные окончания мертвы. Он мёртв. Погребён там вместе со своими друзьями. Закончился, когда сыпал землю сперва на два гроба, затем ещё на один. Сам себя казнил, когда читал в Пророке ту самую статью, в которой Министерство магии признавало невиновность Сириуса Блэка, погибшего от поцелуя Дементора.

У Ремуса Люпина предательски дёргается губа.
У Ремуса Люпина внутри грёбанная пустота.
У него впереди жизнь без цели, жизнь ради выживания. И он совсем не хочет её продолжать. Особенно в обществе призрака Блэка, который даже будучи мёртвым выглядит в разы живее, чем он сам. И он видит, видит в его взгляде все эти не озвученные вопросы. Вопросы, которые тот замалчивает, то ли боясь, что Рем уйдёт в отрицание, то ли опасаясь поднимать подобные темы в принципе. Просьбы быть к себе добрее он тоже видит, но ничего не говорит, только и делает, что растерянно улыбается. Ему не нужна поддержка, ему ничего больше не нужно. Просто дожить, дотянуть до финишной прямой, избежав дополнительных жертв по его вине и больше ни-че-го. Ремус давно привык быть незаметным, жить тихо, не отсвечивать и лишний раз, не заговаривать ни с кем без нужды. В какой-то момент он даже вошёл во вкус, разве это так плохо быть никем? Разве это так плохо просто существовать? Ему так не кажется. Так правда проще. Так в конце концов честнее по отношению к себе и всем тем, кто уже ушёл. Не ему проживать за них и во имя них яркую жизнь, не Люпину. На эту роль бы сгодился Блэк.
Но Сириус Блэк мёртв.
А Ремус Люпин по-прежнему жив.

В этом, в общем-то, и заключается самая главная трагедия оборотня. Когда другие умирали, он выжил. Умерли его родители - он выжил. Умерли его друзья - он выжил. Впрочем, нет, это неправда. Он умер для своих родителей, когда в его окно ворвался Фенрир, хоть те и старались этого не показывать, но страх, тот самый липкий страх за своего ребёнка, за каких-то пару минут ставшего чужим, навсегда оставил свои метки на их лицах. Он умер для всего магического общества в тот самый злополучный день. И то, что у него было, воспоминания, которыми он жил - большая удача. Большая удача и исключительно результат удивительной веры в других Альбуса Дамблдора. Если бы тот узнал, что один из лучших выпускников Гриффиндора подрабатывает грузчиком за неимением более подходящих ему вакансий, чтобы он сказал? Что разочарован? А если бы Рем признался ему, что у него вот уже которую неделю гостит Сириус Блэк? Что тогда? Сам бы отвёл за ручку в Мунго? Люпин не знает. Не хочет знать.

У него по-прежнему мелко подрагивает губа, которую он спешит закусить, прежде чем кивнуть Сириусу, чтобы не быть вынужденным отвечать ему. Он не хочет произносить вслух то, что закручивается в тугую пружину внутри. Это не он должен быть маяком для несправедливо казнённого Блэка. Это не его друг должен быть потерявшимся между мирами призраком. Это всё неправильно. И сам Рем неправильный - не может радоваться возможности говорить с Сириусом, слышать его, даже после того как похоронил. Не может заставить себя быть живым не понарошку, а по настоящему - никто не предупреждал, что будет так сложно не быть просто декорацией. Ничего он не может. Ему хочется закрыть глаза и громко закричать. Ему хочется завыть. Ему хочется, чтобы всё это уже закончилось.
Но он молчит. И с отсутствующим взглядом поправляет футболку, смотря мимо Блэка.
Смешно, правда?
На самом деле совсем нет.

Он здесь для него.
Ремус тихо вздыхает и давит из себя улыбку. Зачем? Он не заслужил. Сломанный, больной, слабый. Очевидно же, что не заслужил. Это должен был быть не он. Почему всё вот так? Почему всё это происходит именно с ним? Он уже столько лет не спрашивал у мироздания - за что оно так с ним. Он просто смирился. Принял весь свой нелицеприятный багаж, закопал поглубже гордость, прикопал рядом какие-то планы и давние, покрывшиеся пылью мечты о преподавательской деятельности. Поставил сверху памятник всем своим идеалам, всем своим задумкам на будущее и просто научился заново дышать. Не полной грудью, как это свойственно молодёжи, у которой впереди так много возможностей. А так, вполсилы. Перестал смотреть на себя и все свои шрамы с плохой скрытой болью - скрыл все зеркала и никогда больше после года, когда в нём что-то с треском сломалось, не попадался на колдокамеры. Он в самом деле научился жить вот так.
Вполноги.
А потом однажды проснулся и увидел перед собой Блэка. И всё покатилось к чертям
Всё его деланное смирение. Все его попытки обмануть себя. Всё, что он столько лет выстраивал с прилежанием бывшего отличника рухнуло как соломенный домик от дуновения ветра. И ему плохо. И страшно. И ничего непонятно. И как никогда прежде хочется спрятаться от всех этих сложностей под одеялом и никогда больше оттуда не вылезать.

Но вместо того, что ему в самом деле хочется, а у него не так много желаний, если честно, он мнётся возле кровати, не находя правильных слов для Сириуса и старательно делая вид, что не замечает его внимательного взгляда. Ему не нравится, когда на него смотрят. Особенно вот так. Никто не должен был видеть его шрамы, никто не должен был знать о том, что скрывается под одеждой и приятным лицом, на котором следов его проклятья меньше всего. Никто. Он так давно скрывает всё это, что просто не готов вдруг вскрывать старые нарывы и говорить об этом. Снова.
Тогда в школе, ему было страшно кивать в ответ на чужие догадки. Ему было страшно соглашаться на авантюру друзей. Но не было в то время счастливее оборотня на свете, чем Ремус Люпин. Сегодня счастливым его назвать язык не повернулся бы даже у махрового оптимиста, а Рем им не был.

Сириус выдёргивает его из оцепенения, озвучивая то, что происходило каждое утро. Рем кивает, чувствуя как тяжело ему дышать, и разворачивается на пятках, чтобы послушно пойти на кухню. Чай. Завтрак. Рутина. Каждое утро одно и тоже. Вот только.. это всё так неправильно. Сириус ставит реперные точки, направляет его, вытаскивая из болота его страхов и переживаний. Мягко направляет. Заботится. Какое странное слово "заботится". Непривычное. Ремус привык быть один, сосуществовать параллельно с миром, отходя в сторону, чтобы избежать любых пересечений. Но сейчас он никогда не был по-настоящему один. Рядом всегда был Блэк. Тот самый повеса, который сейчас казался тенью самого себя. Непривычно тихой, аккуратной в том, что говорит тенью Сириуса, которого знал Ремус. Но тот ему всё равно верил, верил, что это всё тот же Бродяга. Смотрел на него и верил.
А затем раздражённо дёргал плечом в ответ на упоминание зелья. Блэк слишком хорошо его знал и слишком много видел.
Люпину по-прежнему казалось, что он сходит с ума.
А в голове всё не укладывалось это его "я здесь ради тебя".

- Зелья нет. Экономия.

Рем говорит это так, как будто это вовсе не проблема. Как будто не его кости будет выламывать трансформация, как будто бы это не он будет метаться в бетонной коробке, оставляя в этом своём неистовстве на себе отметины, которые заживут и станут очередным напоминанием о его неправильности. Как будто бы не он будет в этом своём зверином безумии разрывать собственную плоть. Это всё.. не проблема. Денег всё равно нет. Альтернатив тоже нет.
Поэтому он просто готовит завтрак. Ставит чайник. И старается не думать о том, что будет через пару дней, как и не думать о том, что уже завтра ему будет тяжелее делать вид, что он в порядке. Думать в его случае вообще плохая идея. Поэтому он включает радио, жарит свою яичницу и наливает чай. В одну чашку, остановив собственную руку на полпути ко второй - Сириусу не нужна еда. Сириусу не нужен сон. Сириус мёртв и следит за тем, чтобы Рем не забывал питаться.

- Сириус, ты ведь знаешь, что тебя оправдали?

Хозяин дома с ногами сидит на стуле и уныло ковыряется вилкой в яичнице, отлично понимая, что выбрать еду вместо зелья было верным решением. Без еды выжить нельзя. Без зелья выжить можно. Но сам факт огорчает. И аппетита всё равно нет. С появлением в его жизни Блэка аппетита вообще нет. В общем-то, с его появлением всё валится из рук. Ещё немного и он дойдёт до какой-нибудь лёгкой версии нервного срыва. А может быть и не лёгкой - Рем не рискует делать предположения.
Каждое утро он говорит с человеком, который мёртв.
Каждую ночь он желает спокойной ночи человеку, который мёртв.
Каждый день он думает о том, чтобы посетить могилу того, с кем говорил и всегда отказывался от этой затеи.
Он так и не понял чего боится больше: лишиться общества Сириуса или прожить с ним бок о бок до самого конца.

- Я ничего тебе не ответил в спальне - прости. Это сложно. Мне.. мне кажется, что тебе не стоит делать что-то ради меня. Я не против твоей компании, ну, в целом. Но только, если это что-то даёт тебе.

Ремус Люпин и неловкие разговоры за завтраком на одного.
Ремус Люпин и его острое желание, чтобы всё это закончилось...
... или чтобы Сириус подтвердил, что он с ним навсегда.

- Мне сегодня нужно на работу. Надеюсь, что Грэг не обманул и я потащусь в порт не просто так. Ты пойдёшь со мной?

Смотреть на Блэка странно. Странно и страшно. Улыбаться ему и всё так же без особого рвения ковыряться в совершенно обычной яичнице, ни в чём, к слову, перед ним невиноватой.
Ремус всё не может избавиться от ощущения, что давно лежит в Мунго и всё это его галлюцинации, начиная с дома и заканчивая Блэком. И в тоже время он знает, что это всего лишь ощущение, ведь стоит ему ткнуть себя вилкой в руку, как ему станет больно, а из четырёх мелких ран пойдёт кровь.
Он кладёт вилку рядом с тарелкой и тянет руки к чашке, чтобы согреть об неё вечно холодные пальцы.
Доброе утро, Ремус Люпин. Твой мир по-прежнему терпит крушение. Приятного полёта вникуда.

[nic]Remus Lupin[/nic]
[ava]http://funkyimg.com/i/2wChf.png[/ava]
[sta]черти в тихом омуте[/sta]

Ремус вздыхает. В общем-то, вздох - это всё, что он может себе позволить в текущей ситуации, ведь говорить о том, что он устал - это подло. Да и с чего бы? Всё вполне закономерно. Все поднимаемые его мёртвым другом темы, всё о чём они говорили - всё это закономерно. Ведь нет ничего удивительного в том, что Сириус знает его как облупленного. Нет ничего удивительного и в том, что тот как всегда наблюдателен и не слишком-то аккуратен в словах, по крайней мере не стесняется, как и раньше, задавать неудобные вопросы. Если задуматься, то в сравнении с тем, что Блэк вообще по-прежнему существует и может говорить с ним, вообще ничто больше не имеет права называться удивительным. Но Люпину от этого не легче. И по-прежнему стыдно за малодушные мысли, что он, чёрт, да не заслужил он мучится не в одиночестве, а вот так в компании. И ещё неизвестно почему не заслужил: итак достаточно страдал или недостаточно хорош - вопрос открытый.

Ремус отвык от людей, которым не всё равно. Отвык от вопросов. Отвык не врать и не отмалчиваться. Он в самом деле вжился в роль человека-невидимки, которому проще слиться с окружающим миром, чем вскакивать на амбразуры и орать, что он живой, что он тоже человек, он ведь волшебник ничем не хуже всех, кто выпустился вместе с ним. Ему не с руки требовать справедливости. У него нет сил для борьбы. Когда-то давно, кто-то из Ордена говорил ему, что судьбу можно изменить. Уверенно так, со знанием дела, добивая вполне логичным аргументом, что для этого нужна сила воли и готовность многим пожертвовать. Ремус тогда поверил, правда поверил. Вот только ресурсы закончились, сила воли пошла в утиль, а пожертвовал он буквально всем, что у него было. Только вот ничего не изменилось. Он всё ещё изгой для волшебников, всё ещё не вписывается в мир магглов. Застрял где-то на нейтральных территориях и никуда ему теперь оттуда не деться. И всё, что у него осталось - призрак Блэка, рядом с которым ему дико. От присутствия которого он медленно, но верно сходит с ума, не то чтобы до его появления он был в ладах с собой на все сто.

И ему ведь в самом деле сложно говорить с Блэком. Потому что ему не всё равно. Потому что он задаёт вопросы. Слишком много вопросов. И он смотрит. Постоянно смотрит. Даже, если не на него, а куда-то сквозь, Рему неуютно. И стыдно. Как же ему стыдно за то, что он не может радоваться обществу близкого человека. Ему стыдно за то, что он растерял на своём тернистом пути веру в чудо. Как и веру в людей. Он хоронил друзей. Он воевал. Он верил. Надеялся. И где он теперь? Где они все теперь?

- Раньше. Всё меняется, тебе ли не знать, Блэк,- Рем не любит слово "раньше". Ведь раньше было не так. Раньше было меньше проблем, раньше демоны в его голове были тише. Раньше было легче. Раньше рядом были друзья. Раньше он был младше и верил, сам уже не помнит во что, но всё же верил и дышать было проще. Но это всё было раньше. Зелье, которое варили ему в Хогвартсе, тоже осталось в этом странном временном промежутке "раньше". Наверное, его до сих пор варят, только он за ним не приходит. Глупо, пожалуй. Но лимит на сделки с совестью исчерпан. Он так и не смог простить себя за Сириуса и за то, что поверил, сдался. И Дамблдора тоже не простил. Смешно, да? Взять и отказаться от человека, который дал ему гораздо больше, чем он мог себе представить в самых смелых своих мечтах? Когда-нибудь его отпустит. Когда-нибудь гордость тоже исчезнет, затрётся прожитыми годами и останется только тупое желание пережить свои трансформации максимально безболезненно. Но это потом. Сейчас Рем знает, что Альбус обязательно заметит, что с ним что-то не так. И снова начнёт править ему мозги, задавать вопросы этим своим лелейным голосом и Люпин сдастся, заскулит доверчиво, поделится наболевшим. Снова предаст Блэка. Снова с головой окунется в болото своей вины. Снова поверит в другого человека. А потом грузно рухнет вниз. Потому что по другому не бывает. Да и веры в великого Дамблдора в нём недостаточно, чтобы идти к тому за помощью. Веры в нём вообще больше не осталось: ни в себя, ни в других, ни в чудесное исцеление.

Улыбка Блэка причиняет боль и Рем спешит спрятать взгляд, перестать смотреть на него. Больно. Почему же так больно? И всё ещё страшно. Рем снова берёт вилку, ковыряет совершенно обычную на вид, да и на вкус яичницу и даже не пытается давить из себя свою растерянную, привычно виноватую улыбку. Он старается много спать. Старается не насиловать собственный организм больше, чем  того требовалось. Ему ведь ещё как-то зарабатывать себе на свою нехитрую пищу. Но всё равно устаёт. Усталость давит на плечи, тормозит мысли в голове, притупливает чувства, не позволяет должным образом возмутиться, заслышав следующие вопросы. Вопросы. Как же он не любит вопросы о нём, о шрамах. Говорить о себе - это всегда неприятно, даже когда не нужно врать, особенно когда этого делать нельзя. Он бы и рад поговорить с Сириусом, как раньше, но тот уже и так достаточно настрадался. И это его "я здесь для тебя" не помогает быть искренним и открытым. Рем не хочет делить тяжесть своего существования с кем-то ещё. И раньше не особо рвался, а теперь не хочет совсем. Так.. правильнее.

- Порт. Нет времени, опаздываю. - Рем врёт. Но он так часто это делал, что уже даже не задумывался прежде чем сообщить что-то далёкое от истины. Ему нечего рассказывать про себя, про шрамы и про зелье. Вместо этого он снова откладывает вилку, снова встаёт из-за стола, не съев и половины, снова накидывает маггловское пальто, толком неспособное сберечь его от ветра снаружи. И просто уходит, зная, что это капитуляция. Как и знает, что они всё равно вернутся сюда и ему придётся придумывать новые отмазки. Но это будет позже, верно?

///

В порту шумно. В порту тысячи запахов. Порт живой. И Ремус ему немного завидует, но всегда, закончив с разгрузкой, старается в нём задержаться, отойдя на какой-нибудь пустой пирс, чтобы чувствовать себя причастным к жизни вокруг, но не оказаться в её эпицентре. Не-живым нет места среди этого буйства красок, запахов и ругани, но никто никогда не гнал его прочь. Потому что всем плевать. И это даже не плохо. Так удобнее что ли. Рем знает, что стоит здесь не один. Он знает, что Блэк всегда рядом. Но не оборачивается, смотрит на море, смотрит на волны и улыбается. Задумчиво. Когда-то он мечтал о путешествиях. Когда-то он мечтал стать моряком, но с мечтами у него разговор короткий: не в этой жизни.

- Зачем ты постоянно спрашиваешь про меня? Сам ведь видишь: рассказывать особо нечего,- Рем не прибедняется, в кои-то веки он честен. Что ему о себе рассказывать, кроме как: выживаю? Выживание на грани вымирания - это его случай. Живым он себя чувствует разве что из-за ноющих мыщц и привычной, даже приятной боли в спине. Физическая усталость смещает с позиции ту самую психологическую, от которой хотелось выть. Труд отвлекает. А ещё за него платят. Рем любил работу в порту - тут никогда не задавали вопросов, да и толком не интересовались, почему он не вышел на работу. Тут много таких случайных работников: сегодня есть, завтра запил, послезавтра зарезали в какой-нибудь глупой стычке. Ничего особенного. И шрамы его здесь никого не интересуют - контингент не тот. Смотрят только порой чересчур заинтересованно, но молчат. И Рем им за это благодарен. А ещё здесь тоже можно было говорить с Сириусом - тут всем плевать, что делает жилистый парнишка, болезненность которого очевидна любому мало-мальски наблюдательному человеку, с настороженным взглядом, стоя на пирсе. Странность здесь не порицается. Не бросаешься на других с ножом и ладно. Остальное никого не беспокоит.

- И про шрамы. Ты же знаешь откуда они. Знаешь, что их будет только больше. Это такая очередная дурацкая шутка?

Рем ёжится, прячет руки в длинных рукавах и вздыхает. Он избежал этого разговора там, в доме, но здесь ему легче говорить. Здесь нет бесконечных напоминаний о том кто он, что он и как мало ему светит дальше. Здесь он снова вспоминает как огромен мир, смотрит вокруг и сердце пропускает пару ударов. Мир так прекрасен. Красив. В этом мире есть детский смех, есть друзья, есть шум моря. В доме Люпина нет из всего этого списка ровным счётом ничего, за исключением, конечно, Блэка, но это что-то настолько дикое, что сложно отнести к плюсам. Рем привык. Но иногда от этого не по себе, а сделать ничего нельзя. Зато вон у него есть Сириус. Всё ещё мёртвый.

- Тебе можно как-то помочь? Если ты здесь для меня. Если ты здесь за тем, чтобы вдохнуть в меня жизнь или что-то такое, то.. это же навсегда, Блэк. На мне печати негде ставить, что всё, уже ничего не сделать. Я ведь на такое не подписывался. Я даже не могу понять реальный ли ты или это просто я окончательно сошёл с ума.

Здесь Рем на удивление говорлив. Здесь, где нет стен, где нет завешанных зеркал ему проще говорить. Да и он, если честно, всё надеется, что ветер унесёт его слова, что шум воды спрячет его исповедь от чужих ушей. Хотя надежда такое глупое чувство. А ведь, если Блэк живёт в его голове, то он и так всё это знает.
Люпину хочется посмотреть в глаза Бродяги, но он не оборачивается, так и не решив, чего он боится больше: того, что вот он Сириус, стоит позади него или того, что его там нет.

[nic]Remus Lupin[/nic]
[ava]http://funkyimg.com/i/2wChf.png[/ava]
[sta]черти в тихом омуте[/sta]

Ремус всегда любил море. Просто так без какой бы то ни было причины. Любил за монументальность и в тоже время поэтическую лёгкость. Любил за то, что стоя на берегу, глядя куда-то вперёд, можно было забыться, потеряться в своих давно покрывшихся пылью мечтах о том, как всё могло бы сложиться, не нахами когда-то давно его отец оборотню и не окажись тот мстительным психопатом. Эти мечты и мысли об альтернативной биографии Ремуса Люпина были разрушительным по своей сути, но отказаться от них было слишком сложно. И Рем всё равно к ним возвращался.

Он всё думал, что был бы хорошим преподавателем. Что был бы, наверное, другим, но всё же оставался собой, ведь что-то совершенно точно осталось бы неизменным. Думал, что может быть сейчас Поттеры были живы, как и Сириус. В собственных мечтах он не просто был успешнее и счастливее. Он был живым. Не выжигал себя день за днём, не отказывался от того, что было необходимо для того, чтобы жить. Но это всего лишь мечты, верно? На деле он скорее призрак, чем Блэк, который мог ходить сквозь стены, не нуждался в еде и не вынужден был делать вдох, чтобы за ним последовал выдох и так по кругу. И Рем отлично это понимал, только вот ничего с этим не делал.

Он правда устал бороться. Это в самом деле сложно всю жизнь стоять на амбразурах, размахивать флагом и что-то там кому-то доказывать. Это утомляло, разрушало, укорачивали отведённый ему промежуток времени на этой земле. А каждая неудача, каждая дружеская смерть, каждая несправедливость, оставляющая рваные раны, убавляло ему шкалу рвения куда-то ввысь, прочь с морского дна сквозь толщу воды. Последние дни ему и вовсе казалось, что его желание что-то сделать для себя уже не просто на нуле, а где-то в районе минусовых температур. И совсем этому не удивлялся.

А он ведь пытался как-то встряхнуться, сделать хоть что-то с собой, перестать перегорать как некачественная лампочка каждый вечер. Не во имя себя, конечно же, а ради Сириуса, нашедшего в себе силы быть рядом даже после смерти. Конечно же, его подобное соседство пугало. И сводило с ума. Просто потому что грань между реальностью и снами, где все были живы и счастливы, затёрлась, оставляя его один на один с вопросом: а что из этого правда? Но он всё равно не справлялся. Не шёл в Мунго, в поисках помощи. Не шёл к Дамблдору на поклон. И был согласен, что как раньше уже не будет, а это значит, что ему больше ничего не нужно. Вот только Сириусу подобного он сказать не мог. Ему было стыдно.

Стыдно за собственную слабость, за свою сломленность, за неумение восставать из пепла. Ему было стыдно каждый раз, когда тот внимательно смотрел на него, кажется, обжигая огнём каждый шрам, увековеченный на его коже. Он в принципе редко гордился собой. Но теперь буквально задыхался от чувства, что не соответствует ожиданиям, как когда-то давно в детстве, видя в глазах родителей страх и боль. Только теперь на него смотрел Сириус. Его славный друг, которого он тоже, пожалуй, не заслужил.

- Их станет только больше,- Люпин неопределённо дёргает плечом, вспоминая как Блэкка любил класть на него горячую ладонь, зная, что более это невозможно. Но привычка то осталась. Он морщится, как от зубной боли, спотыкаясь о чужую заботу, жалящую похуже самой ядовитой медузу, тихо вздыхает и закрывает глаза, погружаясь в темноту и прислушиваясь к шуму моря. Шрамов будет больше - это факт. А для колдомедиков он просто-напросто диковинка. Этакий мутант. Которого неплохо бы изучить, получить от него пользу. Но даже такой малости Ремус не готов сделать для мира, зная, что притворяться призраком проще. А допустить пару послаблений для себя уж тем более. Ему ведь всё это, наверное, не просто так досталось, верно? У всего этого, наверное, должен быть смысл. Потому что если его нет, то его существование и вовсе ни к чему.
Но шаг вникуда он не решится сделать. Он это точно знает. Память о друзьях не позволит. Не позволит сдаться. Ведь мёртвые живы, пока о них кто-то помнит.
А он помнит. Всех и каждого. И один из них и вовсе пытается ему помочь. Даже после смерти. И от этого неприятно щипет в носу, но он слишком устал для слёз благодарности или жалости к себе - всё равно.

- А лучше бы, конечно, я,- это не попытка получить очередной комплимент, этакая констатация очевидного для него, но не для Блэка факта. Из них всех, таких живых, меньше всего толку было от него. И Рем знает, что Джим бы жил за них всех, если бы ему свезло остаться в живых. Как и знает, что Сириус бы отомстил и тоже бы жил. Лили бы тоже справилась. А он не может, не справляется. Изнутри его слишком давно подтачивает тайна и болезнь. Пока рядом были друзья, он кое-как справлялся с утягивающим на дно унынием, держался на плаву изо-всех сил. А сейчас вот всё не мог понять, где тут вообще выход. - Да не могу я, Сириус.

Он звучит раздражённо и даже сам этому удивляется. Откуда только силы? Неужто ему настолько стыдно, что может огрызаться, защищая своё право медленно, но верно стирать себя с полотнища судеб? Возможно. Всё уже возможно.

- После Хогвартса это всё не жизнь. Одно сплошное выживание. Кому я сдался?! Я опасен даже для себя. Жалок, слаб и болен. Что для магглов, что для волшебников я какой-то урод. Страшная сказочка наяву - берегите себя и своих близких, а то ведь он заразен. Я ведь правда прокаженный. Болен. Неизлечимо, черт тебя побери, Сириус, болен! Всего одна ошибка и кто-нибудь ещё пострадает. Отвлекусь на что-то кроме привычной схемы действий, отточенной до идеала, и будут жертвы. Почему ты меня не хочешь услышать?! Зачем мне вообще хвататься за соломинки и пытаться что-то изменить? Я уже потерял всё. Я потерял вас. Я даже не смог защитить тебя, понимаешь? Хотя мог бы. Я ведь мог, понимаешь?.. А ты..

А он вернулся, чтобы позаботиться. И от этой мысли, почти кричащему только что, обдуваемому всеми ветрами мира хрупкому на вид, да и в самом деле, Люпину натурально больно. Он задыхается. Он так давно на самом деле задыхается. И от этой мысли переходит на шёпот, зная, что Блэк всё равно услышит.
Он всегда слышит.

- А ты всё пытаешься как-то меня уберечь от правды. От меня же. Я.. да я каждое утро встаю только потому что мне стыдно перед тобой. Перед всеми вами. Ведь я должен был жить за всех, но я, очевидно, не справляюсь. И мне кажется, что я схожу с ума. Или и вовсе уже сошёл. И, боже, нет, я не пойду к колдомедикам, потому что не хочу быть подопытной крысой, да и не ищу я спасения. Я не пойду к Дамблдору, потому что он предал тебя. И он будет задавать вопросы, а я.. я не могу ему отказать, понимаешь? Я слишком много ему задолжал. Он подарил мне вас. Он подарил мне возможность хотя бы притвориться, что у меня есть будущее. А потом всё отобрал,- а внутренний ехидный голос говорит, что он сам, сам всё потерял. Может быть даже стал виной всех этих несправедливых смертей. Почему нет? Сам к себе он, пожалуй, совершенно безжалостен. - Я задыхаюсь, Сириус. И каждый новый шрам воспринимаю как искупление. Это хоть как-то оправдывает то, что ноги меня ещё держат.

Не особо в самом-то деле. И Ремус это прекрасно знает, поэтому и прячет лицо в своих ладонях, чувствуя как стальной обруч сжимает его рёбра, вынуждая рвано вдыхать, почти беззвучно рыдая над несбывшимся. Но слёз нет. Ничего нет. Есть море, всеобъемлющая усталость и Сириус Блэк, пытающийся его спасти.
Чёртов Блэк.
Святой Блэк.
Такой родной. Такой живой даже после смерти. Режущий без ножа, вынуждающий раз за разом оправдываться.

- Я так устал, Сириус. Я так давно устал. Знаешь, больше всего на свете я бы хотел тебя обнять. Снова. Но даже этого не могу. Разве не смешно?

Скорее очень больно.

[NIC]Remus Lupin[/NIC]
[STA]черти в тихом омуте[/STA]
[AVA]http://funkyimg.com/i/2wChf.png[/AVA]