ОБЪЯВЛЕНИЯ
АВАТАРИЗАЦИЯ
ПОИСК СОИГРОКОВ
Таймлайн
ОТСУТСТВИЕ / УХОД
ВОПРОСЫ К АДМИНАМ
В игре: Мидгард вновь обрел свободу от "инопланетных захватчиков"! Асов сейчас занимает другое: участившееся появление симбиотов и заговор, зреющий в Золотом дворце...

Marvelbreak

Объявление

мувиверс    |    NC-17    |    эпизоды    |     06.2017 - 08.2017

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Marvelbreak » Незавершенные эпизоды » untouchable


untouchable

Сообщений 1 страница 21 из 21

1

[ava]https://media2.giphy.com/media/9FdDrkMJC0og/200w.gif[/ava][nic]Harry Potter[/nic][sta]мальчик-который-выжил[/sta]

[epi]UNTOUCHABLE 2010
Draco Malfoy, Harry Potter
https://data.whicdn.com/images/311418928/original.gif
И ещё неизвестно, кто в той битве двенадцать лет назад победил, а кто проиграл.[/epi]

+1

2

Перо скрипело тихо, едва царапая пергамент, выводя каллиграфическим почерком бессмысленную вереницу слов. Строчка за строчкой. Одинаковые буквы; одинаковые, совершенно бессмысленные слова. Бесконечные письма, уведомления, депеши, докладные, приглашения на показушные вечера, так любезно устраиваемые остатками чистокровок, где его семья – посмешище, где приходилось контролировать не то, что каждое слово, но каждый жест и взгляд – надоели. Надоело выдавливать новую для себя полуулыбку, ежесекундно держать лицо, и, о нет, о том, привычном и комфортном выражении величественности, осознания собственной важности, о том, что он – Малфой, всемогущий, богатый, пришлось забыть. Вычеркнуть из памяти семнадцать лет жизни, когда он, что король, мог позволить своей фамилии работать на себя, творить, что вздумается, гордиться собственным происхождением, пухнуть от гордости за то, что его кровь – чистейшая. Сейчас от его элитарности остался разве что родовой перстень, да обломки некогда шикарного поместья и собственной семьи.

Шелуха. Это все – шелуха. Как и жизнь его, что старая, что настоящая – бессмыслица; мытарства бесконечные, провальные попытки адаптироваться к новой жизни. Где это видано, чтобы он, Драко Малфой, унизительно пытался выбить себе место в так быстро изменившемся обществе? Где это видано, чтобы их семью лишали права голоса в Визенгамоте? Изгоняли с позором из Попечительского совета? Закрывали все двери, что приходилось биться лбом, пробиваясь заново. Доказывать, что все, что было раньше – чертова ошибка. Что он, Драко, не сын своего отца. Не черствый чистокровный ублюдок, а обычный маг, с достатком чуть выше среднего?

Все это – шелуха. Разграбленный Малфой-мэнор, лишенный коллекции лучших темных артефактов. Жена, выбранная лишь для того, чтобы помочь поддерживать иллюзию былого богатства, глубоко несчастная в браке. Мать, которая плакала ночами по погибшему мужу и собственной разрушенной судьбе. Сын, который рос в ненависти общества к предателям, вставшим на сторону Темного Лорда. Он сам, стыдливо прикрывающий бледную Темную метку, вынужденный работать в Отделе Тайн на ненавистного Уизли-номер-три, который перевелся к ним по чистой случайности, общающийся с гребанными грязнокровками, испортившими его жизнь на корню. С Грейнджер, реформы который вихрем пронеслись по Министерству и ему самому в том числе, испортившие хоть сколько-то привычный уклад жизни. Все это – шелуха.

Драко отложил перо и взмахом палочки свернул письмо, кончиком пальца оттолкнув магловскую ручку, которая валялась на столе после очередной смены политики вышестоящего руководства. Очередной отказ на приглашение услужливо лег стопочкой к таким же, уже запечатанным воском с родовым символом. Очередной пропущенный вечер, куда бы он раньше пошел с удовольствием, в надежде найти новые связи, заключить выгодный договор, узнать, как положено настоящему слизеринцу, последнюю информацию о происходящем в обществе. В его унылом «сейчас» он отказывался посещать практически все вечера, осознавая, что это не более, чем фарс, где вновь и вновь будут мусолить нескончаемые подвиги бессмертного Гарри Поттера. Где будут в запой обсуждать новые политические решения Уизли-Грейнджер. Где его, униженного, вновь спросят «а как вам политика по устранению социального расслоения в магическом мире?». Ему – никак. Ему совершенно насрать. Ему лишь бы держать лицо самому, сделать все, чтобы его семья – единственное, что у него осталось – была на плаву, а не думать о том, как живут те, кто ниже его самого. Грязнее. Выбить устоявшиеся за жизнь стандарты никогда не было легко.

Где-то глубоко в душе Малфой признавал, что та горькая победа, случившаяся двенадцать лет назад, спасла ему жизнь. Возможно, спасла ему остатки человечности. На деле же, выпивая очередной бокал огневиски после работы, Драко думал, что лучше бы Поттер умер. Тогда бы не пришлось так… унизительно, давяще для гордости пахать, доказывая, что Малфой – имя, данное семье с чувством собственного достоинства. Делать вид, что нет никакого порога бедности, что нет никаких проблем, что им прекрасно живется в этом новом, равном обществе, когда даже чертовым домовикам платили зарплату – не смешно ли? Тем, кто желает быть рабами, унизительно доказывали обратное, совершенно не желая слушать их же мнения. Об этом равенстве ты мечтала, Грейнджер? Об этом думала, как обычно, не считаясь с чужим мнением?

Вся эта жизнь – шелуха. Ровно как и попытки доказать обратное.

- Мистер Малфой, - Уизли-номер-три осторожно приоткрыл дверь его кабинета, стараясь не заходить внутрь и не поддерживать зрительного контакта. Единственный из братьев, у которого еще оставались мозги, Драко его даже немного уважал, - не могли бы вы отнести документы в аврорат? Меня, к сожалению, срочно вызвал Министр.

- Конечно, мистер Уизли, - работать на услужении у предателей крови было не менее тяжело, чем выслушивать ежемесячно очередной бред Грейнджер, которой постоянно хотелось изменить вектор движения развития магического мира. По правде, Золотое трио Драко пугало. Тем, что их война закалила, казалось бы, сильнее, чем всех остальных. Не сломала, не разнесла ветром пепелище, а создала нечто монолитное, стремящееся туда, где всем будет хорошо и уютно. Словно Малфой один понимал, что в мире нет ни темного, ни светлого. Что жизнь – одно сплошное серое месиво, где каждый выбирает себе лишь условную сторону.

Очередным взмахом палочки рассортировав оставшиеся бумаги, Драко поднялся с места, одёргивая мантию, и подхватил оставленные документы. Роль посыльного его не прельщала, для этого всегда существовали те, кто занимает менее значимые должности, но ему все равно нужно было затребовать изъятые темные артефакты у гребанного Поттера, так что, условно говоря, ему по пути.

Выйдя в коридор, Малфой привычно-презрительным взглядом окинул бегающих мимо волшебников. Все они презирали его в душе, но при этом делали такие до противного услужливого лица, что иной раз эти выражения хотелось стереть. Пускай это и было правильно. Он – Драко Малфой. Его должны уважать в любом случае.

- Это же сам популярный Мистер Поттер, - Драко растянул губы в мерзкой ухмылке, случайно столкнувшись с бывшим врагом, а ныне с, о божеж ты мой, мессией света. Полностью уничтожить ненависть к Мальчику-который-выжил у него до сих пор не получалось, да и зачем, если эта эмоция чуть ли не единственное, что позволяло оставаться на плаву. Единственное, что держало в тонусе: пока у Золотого мальчика все хорошо, он не должен опускаться ниже, - что это Его Величество забыло в нашем скромном Отделе?

[NIC] Draco Malfoy [/NIC]
[AVA]https://i.pinimg.com/originals/b6/1f/d8/b61fd828c7a5ad5c627168bc6e8d354e.gif [/AVA]
[STA] It is exceptionally lonely, being Draco Malfoy [/STA]

Отредактировано Kate Bishop (2019-06-23 23:13:55)

0

3

Мальчик-который-выжил всё чаще задумывался, а собственно зачем он так облажался? Задумывался об этом, сидя в своём кабинете в звании главы аврората, вполне справедливо подозревая, что стал им в свои двадцать семь вовсе не за заслуги и умения - совершенно точно в отделе были и более подходящие кандидатуры, просто он ведь Поттер. Задумывался и когда был вынужден присутствовать на приёмах в честь годовщины победы или Мерлин-его-знает чего ещё, вежливо улыбаясь людям вокруг, отвечающим взаимностью. Задумывался даже лёжа в собственной кровати, обнимая свою рыжеволосую жену и уткнувшись носом в её макушку. Зачем он выжил? Видимо, просто потому что так нужно было. Вероятно всем кроме него.
Ведь он тот самый Поттер, которого можно использовать как символ победы, не особо интересуясь чего подобное стоим ему лично, тот самый Поттер, которого стоит пихать во все газеты и прославлять на всех приёмах, тот самый Поттер, который хотел бы забыть всё, что произошло двенадцать лет, который многое бы отдал чтобы все, кто умер за него, не умирали. Тот самый Поттер, который задерживается на работе, разглядывая стену пустым остекленевшим взглядом и перебирает в голове всех, по ком скучал и с кем бы мог встретиться лишь по ту сторону своих надежд, уже не в состоянии ни рыдать, ни даже всхлипывать. Тот самый Поттер, который на самом деле слишком устал от всей это фальши, от официоза, от собственного лица в газетах. Устал от своей популярности, устал быть чьей-то надеждой. Ему всего-то хотелось спрятаться от всех, и наконец-то начать жить своей жизнью, стать обычным, среднестатистическим, спрятать свой шрам на лбу,  попробовать быть в самом деле счастливым, научится жить без ощущения войны внутри и снаружи. Только так он мог бы забыть всё, что он пережил, но всем как обычно было плевать на его чувства, а он в свою очередь делал то, что должно. Идеальный, удобный Поттер.

Единственное в чём он хоть как-то преуспел - отцовство. По крайней мере тут уж никакие былые сомнительные заслуги не влияли на результат. Дети - его отдушина, не семья, а именно его три малолетних солнца, таких разных, но таких любимых. Он и Джинни любил когда-то или верил, что любит - он и сам этого не понял, а Джинни никогда не спрашивала, за что он был ей благодарен. А сейчас жена и вовсе была занята собой и это, наверное, правильно. Она же не Молли, да и не мечтал никогда Гарри о том, чтобы Джинни сидела дома и баюкала его травмы и чувство ненужности, так что, то как получилось было правильнее. Ему ведь совсем не в тягость посидеть с детьми, пока у неё игры, ему в самом деле так лучше. Лучше от ощущения, что он стал причиной хоть чего-то в самом деле правильного и светлого, что он не только причина чужих смертей, но и жизни. Гарри Поттер ведь в самом деле был прекрасным, пусть и немного неловким отцом, их лучшим другом, их примером - ведь нет ничего сложного в том, чтобы дома улыбаться, а не ходить с постной миной. Вся его боль, все его переживания оставались за порогом дома и возвращались только с наступлением ночи, не спрашивай готов ли, хочет ли он. И может быть это и неправильно, но так лучше. Всем лучше. Впрочем, муж из него получился дерьмовый. Скрытный, без огонька и без самоотдачи. Ему бы к психотерапевту, но герои к врачам не ходят, у героев всё всегда отлично. Война не могла их сломать, не могла нанести незаживающие раны. Он - надежда. А у надежды нет права на слабости, вот только они всё равно были. И Джинни об этом знала лучше всех, была в курсе и кошмаров, и потухшего взгляда, изучающего камин, когда дети уже спали. Гарри так и не понял, что она об этом думает, предпочитал не спрашивать и позволять ей поступать так, как она считает нужным. В этом была своя прелесть. Пожалуй, он бы даже не удивился, если бы она вдруг завела любовника - это было бы больно, но.. он бы понял.

Он вообще был до ужаса понимающим. Вот только его отчего-то никто понять не стремился, нет, друзья спрашивали, что с ним, переживали, но ответы как будто бы и не слышали. И он уже устал пытаться донести, что с ним не так. И вместо этого просто стал осторожнее и научился недоговаривать и Гермионе с Роном. Зачем им его проблемы? Их война в самом деле закалила, не сломала. Дала толчок идти вперёд и они шли, а Гарри остался позади, не решаясь ни обернуться назад, ни сделать уверенный шаг вперёд. Мальчик-который-выжил в самом деле умел не докучать другим своими проблемами, умел быть щедрым на лживые улыбки и на шутки. Умел обнимать крепко, как раньше, он вообще многому научился и всё это его не красило. Но и никто не спрашивал у него, кто он в самом деле. А за маской того самого Гарри Поттера на самом деле можно было скрываться бесконечно - люди сами давно для себя решили кто он и что он, возвели в статус героя и чествовали, чествовали без устали человека, который смотрел на своего крестника и с трудом справлялся с желанием рухнуть на колени, прося прощения, что не справился. Человека, который смотрел на Джорджа и чувствовал вину. Человека, который так и не научился жить с ответственностью, возложенной на него. Человека, который назвал своих детей в честь людей, пострадавших или погибших из-за него и испытывающего смешанные чувства, подзывая их к себе.
Человека, которого война сломала, не закалила.

И именно этот человек вышагивал по коридору Министерства в сторону Отдела Тайн, чтоб переговорить уже с кем-нибудь по поводу конфискованным артефактом и передать их ему, погружённый в свои мысли. Он уже успел пообщаться со своими коллегами по поводу них и теперь обдумывал услышанное. Времена, конечно, уже не такие страшные, как каких-то двенадцать лет назад, но случалось всякое. И его основная цель существования по большому счёту заключалась в том, чтобы не допустить, чтобы его дети пережили то, что довелось ему. И он с этим худо-бедно справлялся в своём гордом звании главы аврората, всё ещё смущаясь подобного назначения, явно ставшего идеей вышестоящего начальства. Отличный маркетинговый ход, конечно, но как смотреть в глаза своим подчинённым, прошедшим через ад и умеющим, а главное понимающим, больше его? То, что он в своё время создал отряд сопротивления вовсе не достижение на самом деле. Ему бы побыть подольше обычным аврором, понюхать пороху, научиться, выучиться, а не становиться начальником. Ему побыть обычным без всех своих регалий, без особого отношения, ему бы всего добиться самостоятельно. Но кто его вообще когда-либо спрашивал, как будет лучше для него? Он вечный инструмент сильных мира сего. Поттер сюда, Поттер туда и весь мир, кроме него, в экстазе.

Поттер смотрел на волшебника перед собой, привычно выдающего в его сторону сомнительные комментарии, тупо и растерянно. Школьная неприязнь к Драко Малфою давно канула в лету вместе с мальчиком, который на удивление долго верил, что всё ещё может быть хорошо. Что впрочем не способствовало улучшению их отношений и внезапной дружбе, максимум молчаливому нейтралитету, но и этого было достаточно на самом деле. Всяко лучше, чем чужое восхищение или подозрительная забота о его персоне, понятнее что ли. На самом деле Поттер отлично знал, что происходило после войны с Малфоем и его семьёй, следил за событиями и даже выступал против жёстких мер, втайне от своего давнего недруга. Ведь в конце-то концов его семья ему помогла тогда, когда он уже не ждал подобной щедрости от жизни. В конце концов сыновья не должны платить за грехи своих отцов, какими бы уродами они не были, как бы сыновья не стремились потешить самолюбие отцов и соответствовать их ожиданиям. В конце концов Малфоя война перемолола не меньше его за исключением того, что тот, кажется, в самом деле научился с этим жить, как-то приспособился. А Поттер нет. Поттер, который считался победителем, ни черта не понимал как это жить после войны, да ему никто и не помогал в этом нелёгком деле. Он же надежда, какие у него могут быть проблемы? Малфой хотя бы, в отличие от других, был честен в этой своей издёвке и неприязни. И на том спасибо.

- Его Величество - это ты перегнул, стоило остановиться на Надежда магического мира,- Поттер неловко улыбнулся в ответ на чужую ухмылку, задумчиво разглядывая истинного слизеринца во всём его великолепии, отлично понимая, что от былого великолепия осталась только картинка и внутренние ощущения. Ни богатств, ни статуса, ни былого величия. Малфою не оставили ничего, но он, кажется, держится. Поттеру очень хотелось понять как. Спросить прямо, чего ему это стоило, но язык не поворачивался.

- Шёл уточнить, когда у нас заберут артефакты. Вероятно, этим можешь заняться ты? Я не оскорблю тебя подобной недостойной твоего слизеринского великолепия просьбой? - за годы Поттер отрастил пару десятков дополнительных зубов и мог пикироваться не хуже Драко, правда не хуже. Вот только редко практиковался, да и не было в нём ни раздражения, ни недовольства. Ему было немножко смешно от самой ситуации и, пожалуй, даже интересно, что дальше - последнее удивляло особенно. Последнее время ему было всё больше интересно как там дети и что с текущим делом, на этом сфера его интересов заканчивалась. А тут Малфой. Очередной призрак прошлого, но от чего-то кажущийся самым безобидным из всей армии, что преследовала его. Странно. И... ну он же бесстрашный, глупый Поттер, верно? Навряд ли он удивит Малфоя ещё больше или разочарует своим странным предложением.

- Знаешь, что, не откажешь всему такому популярному мне в том, чтобы сходить на ланч в моей компании? У меня странное желание послушать твои злобные комментарии подольше. А тебе всяко на пользу время в моей компании, считается, что это к удаче и ускорению продвижения по карьерной лестнице,- Поттеру было вовсе не стыдно насмехаться над общеизвестными фактами, более того он даже не чувствовал себя неловко, открыто издеваясь над собственной известностью. Он правда устал. Устал быть надеждой, героем, устал соответствовать чужим ожиданиям, устал от фальши и вежливых улыбок. Настолько устал, что искренняя неприязнь знакомого человека казалась благом. И он бы в самом деле поболтал с ним, может быть даже ни о чём, так и не спросив, как он всё это пережил. Он бы просто отвлёкся от всего того, что причиняло боль. Потому что Малфой давно уже не был в состоянии сделать ему больнее, чем он делал себе сам каждый день, просыпаясь в своей кровати.

[nic]Harry Potter[/nic][sta]мальчик-который-выжил[/sta][ava]https://media2.giphy.com/media/9FdDrkMJC0og/200w.gif[/ava]

0

4

Огневиски налито ровно на два пальца. Оно блестит и искрится, огнем отдается в глотке и тут же в голову, пахнет одуряюще, так нужно. Огневиски в бокале блестит отблесками пламени – манит. Топить себя в алкоголе – пожалуй единственное, что Малфою оставалось. Он не мог выразить свою усталость словами – некому, все якобы «друзья», хотя какие друзья у слизеринцев, разве что соратники, отвернулись, стоило только начаться громким судебным процессам, в которых его семья пыталась изворачиваться, как могла. Никто из тех, с кем раньше он вместе состоял в самой элите школьного сообщества, даже не соизволил помочь в те страшные годы, когда каждое письмо из Министерства воспринималось с ужасом и дрожью. Никто не поддерживал на судах, длящихся бесконечно; никто не выдохнул облегченно, когда Малфоев оправдали. Только улыбались, якобы с поддержкой, чертовы акулы, планирующие разграбить все их нажитое богатство. Слали бесконечные приглашения на вечера, в попытках выведать, что же там у печально известной семьи происходит. В попытках в очередной раз унизить, ударить посильнее, словно судьба не сделала этого еще до них. Он не мог никому показать, рассказать, как тяжело, невообразимо тяжело сутками сохранять лицо, в попытках выбелить потрепанную отцом репутацию. Как тяжело казаться тем, кем ты не являешься, как усилия сохранить призраки аристократии били по нервам и жизненным, совсем не пошатнувшимся устоям, впитанным с молоком матери. Как раздражало собственное бессилие и постоянные ехидные шепотки за спиной. Никто не знал, на сколько Драко было тяжело. Невыносимо тяжело, и как ежедневные муки камнем давили на плечи.

Малфоям никто уже не верил. Малфоев считали за отбросов общества – не признавая этого вслух, но постоянно повторяя мысленно – с ними больше не считались, у их семьи не было своих людей на высших должностях, которые раньше могли вытащить из любой сколькой ситуации. Не было ничего. Все, что осталось у некогда великого рода – осколки разбитых надежд, выбеленные порочной связью волосы, да чистота крови, уже никого не интересующая в качестве показателя собственного статуса. Не тогда, когда грязнокровка стала одной из самых известных личностей в магическом мире. Не тогда, когда «предатели крови» держали самый окупаемый волшебный магазинчик. Не тогда, когда чертов полукровка – единственный, о ком были готовы говорить часами, чей шрам повторяли все дети поголовно, чьи копии дебильных круглых очков продавались в каждом сувенирном магазинчике. Когда Гарри Поттер - самая узнаваемая личность магической Англии, с безупречной репутацией, сумевший выбраться из всех бед, что только сваливались на его голову.

Посмотрите, теперь самая узнаваемая и уважаемая фамилия далеко не Малфой. Теперь это отвратительное, тошнотворное, сломавшее жизнь «Поттер» звучит чаще, чем тогда, когда впервые был побежден Темный Лорд.

Этого ты хотел, Люциус Малфой? Ради этого изводился, как мог, подтирая задницы чиновникам после первого провала? Ради этого тратил баснословные деньги, лишь бы имя их рода оставалось на плаву? Ради этого все так неудачно просрал, ломанувшись к воскресшему Волан-де-Морту, опасаясь за свою жизнь? Драко не знал, как бы поступил сам, в попытках защитить собственную семью. Не знал, как поступил, если бы искренне считал, что защищает свои же идеалы. Он не знал, были ли его собственные попытки защитить себя и родителей – единственно верными. Он ничего не знал. Разгребал только лишь то, что наворотил его отец, прикрываясь высшими идеалами. Защитой имени Малфоев. Где сейчас это имя? Где сейчас были они – якобы настоящие волшебники? Посмотри, Люциус. Ты мертв, а вместе с тобой мертва твоя семья, сейчас пытающаяся хоть как-то сохранить себя.

- Я так больше не могу, Драко, это невыносимо, - Астория ревела каждый вечер, стоило только ему взяться за бутылку. Днем они разыгрывали счастливую семью, пытаясь воспитывать собственного сына в новых идеалах общества, как могли старались не прививать ему идеалы чистокровоных, что были для них нерушимыми заветами в прошлом, пытались понять, как создать ему спокойное будущее, ночами же топили собственный порушенный брак, сломанную судьбу в алкоголе.

Видит Мерлин, они оба, и Астория и Драко, пытались как могли. Пытались дать сыну невозможное – счастливое детство. Видит Мерлин, их сын, маленький Скорпиус, вырастет, окруженный всеобщей ненавистью, задираемый детьми тех, чьими противниками они когда-то были сами. Видит Мерлин, их брак, как и рождение сына - одна сплошная ошибка, пускай совершенная лишь для того, чтобы сохранить имя рода. Рода Малфоев, испорченного, порицаемого обществом, и Гринграссов, которые хоть и не попали в не милость так сильно, но все же едва держались на плаву.

Видит Мерлин, Драко Малфою было тяжело смотреть в глаза тому, на чьих плечах лежала вина за их порушенные жизни. Тяжело было смотреть на Поттера, который добился всего, о чем можно было только мечтать человеку с его прошлым, который в школе сувал свой любопытный нос везде, куда только можно было, с одобрения старика Дамблдора, смерть которого Драко до сих пор считал своей виной, хоть и никогда не признавался в этом. Поттера, который просто пытался выжить. Впрочем, они, Малфои, тоже пытались. Просто по-своему, как умели, как их воспитали. Так кто же виноват в том, что их взгляды на жизнь не сошлись? Кто виноват, что Драко все равно бы умер, даже если бы они жили под эгидой Темного Лорда, который не прощал никаких неудач, а его собственный отец натворил слишком многое, чтобы темный волшебник так просто спустил это с рук. Кто виноват, что в новом мире чистокровки, которые не мечтали изменить мир, а просто пытались выжить, продолжают гореть в агонии, стремясь хоть как-то сохранить остатки былой гордости? Пожалуй, винить было некого. Пожалуй, Драко был слишком слаб, чтобы смириться с порушенными идеалами и собственной, совершенно несчастливой судьбой. Слишком тяжелой и противоречивой стала его жизнь. Слишком... невыносимой.

- Да уж, самомнения тебе не занимать, Поттер, - Малфой хмыкнул себе под нос и покачал головой. Вот уж у кого выросли зубы, стоило только прибавиться шрамам на теле, и, наверное, в душе. Человек, который похоронил слишком многих, человек, который смог изменить мир, поражал, пожалуй. Вот уж кому действительно подходил символ его школьного факультета: из Поттера вырос отличный лев, охраняющий свой звериный прайд от творящегося вокруг гадюшника. Драко мог только догадываться, чего стоила такая сила духа, да, пожалуй, завидовать тому, что он не сломался под окружающим давлением. Это в Гарри даже удивляло: столько людей умерло за совершенство этого мира, и он стремился не подвести тех, кого уже давно нет рядом. Драко же только и мог, что смотреть на портрет отца в собственном кабинете, раздираемый противоречивыми эмоциями. Ненавистью и бесконечной тоской.

- Раз уж ты решил ослепить меня своим присутствием, - Малфой протянул бывшему однокашнику документы, привычно растягивая слова и изо всех сил стараясь сохранять вид былого мудачества, пускай от вида старого врага в душе лишь сильнее расцветала боль по забытому уже прошлому, когда единственной проблемой была недостаточная популярность собственной персоны - эму даже немного казалось смешным собственное школьное поведение. Знал бы он, во что это в итоге превратиться. Если бы только знал, - то избавь меня от этого. И, так уж и быть, заберу я ваши артефакты, хотя мог бы найти себе другого посыльного, Поттер.  У героя их должно быть в достатке, ведь каждый пытается погладить свое самолюбие через тебя.

- И, да, кстати, не каждый пытается влюбленно улыбнуться твоей роже, чтобы стать популярнее, у меня и без тебя славы достаточно, - Малфой приподнял брови, словно показывая, что между ними ничего не поменялось, даже тот факт, что один из них нынче новая мировая звезда, а второй лишь обломок себя прошлого, - но, так уж и быть, я согласен сходить с тобой на ланч, если ты не будешь пытаться протолкнуть мне новые реформы своей кудрявой подружки или расхваливать твои же великие подвиги, я о них итак наслушался.

Драко попытался сделать вид, что ни капли не удивлен поступившим предложением, как и тем, что тот совершенно не боится за собственную репутацию – волшебники, увидь их вместе, тут же начали бы судачить, что им совершенно не с руки. Не тем, кто сохранял лицо в любой ситуации. Не тем, кто всю жизнь враждовал, а потом случайно спасли друг друга несколько раз, а после попытались забыть о досадных недоразумениях, словно о не самых приятных эпизодах своего прошлого. Не тем, кто слишком много ошибался в прошлом, чтобы простить это друг другу в настоящем. 

В конце концов, видимо, с Поттером что-то не так, раз уж он решил зарыть заржавевший топор судьбы, а Малфой еще не утратил собственного любопытства и сучизма, чтобы не попытаться воспользоваться ситуацией.

Да и, вполне вероятно, Золотому мальчику от него что-то нужно. Что-то, что позволило бы хоть немного, не изменить статус собственной семьи. А разбрасываться подарками судьбы Драко разучился еще двенадцать, совершенно невыносимых, лет назад.

[NIC] Draco Malfoy [/NIC]
[AVA]https://i.pinimg.com/originals/b6/1f/d8/b61fd828c7a5ad5c627168bc6e8d354e.gif [/AVA]
[STA] It is exceptionally lonely, being Draco Malfoy [/STA]

Отредактировано Kate Bishop (2019-06-23 23:19:29)

0

5

Поттер старался не задумываться какие эмоции его светящееся выдуманным жизнелюбием лицо могло вызывать у других. Особенно у тех, кто в своё время оказался по ту сторону баррикад. Естественно отпетые негодяи и сволочи, выбравшие свой путь самостоятельно, его совершенно не волновали им он мог разве что пожелать скорейшей смерти или долгих лет в Азкабане, но ведь были и те, у кого не было тогда выбора. Как и у него самого. Все выживали, как могли. И это, в общем-то, нормально. Он ведь то же выживал, как умел, как его научили. Выжил всем назло, попутно погубив стольких замечательных людей и что теперь? Почему-то никто не спешил его обвинять и судить, но зато он отлично справлялся с этим самостоятельно. Всё чаще задаваясь вопросом, кто в самом деле выиграл тогда двенадцать лет назад, а кто проиграл? И был ли Гарри Джейм Поттер среди победителей?

Аврору казалось, что нет. Он слишком много потерял по пути к победе. Да и, если уж быть честным, с самим собой, в тот день он шёл умирать. Умирать, чтобы все, кто погибли раньше из-за него, покинули его не зря. Умирать, потому что ничего он больше не мог. Он шёл умирать, потому что жить с мыслью, что в самый важный момент трусливо отступил назад за спины тех, кто воевал за него, кто верил в него, не смог бы. Да и не хотел.
Но он выжил. Выжил назло всем и себе в первую очередь, стал иконой, стал лицом победы, стал толчком к изменениям, которые вели их всех к равенству и счастью, попутно погребая под собой всех тех, кто не успел вовремя уйти с дороги. Поттеру не нравилось то, что происходило с аристократией магической Британии, но он не мог предложить ничего иного и поэтому молчаливо наблюдал, как рушатся основы мира, одобряя цель, но не средства. Все равны и точка - тут Гермиона была бесконечна права, но какова была плата за её реформы? Хоть кто-нибудь об этом задумывался? Разве учитывали судьи Визенгамота какова была реальная роль каждого, кто был отправлен в забвение их решениями, чья жизнь была разрушена? Разве учитывалось как давили на своих отпрысков главы семейств, боясь за них и за себя? Навряд ли.

И Поттеру было неловко стоять здесь и сейчас перед Драко Малфоем, ставшим жертвой всех этих реформ, улыбаться и сиять, держаться прямо, как и должно герою, счастливому и довольному жизнью аврору, мужу и отцу. Неловко было играть свою роль давным-давно навязанную обществом и сильными мира сего. Но и показать ему, что на самом деле сделала с ним война он то же не мог. Малфой не тот, кому стоит доверять - это факт. Как и то, что встреть его кто-нибудь из коллег, друзей или приятель за ланчем с ним, они бы не поняли и осудили. Но разве ему должно быть до этого дело? Не достаточно ли он пожертвовал на благо мира, чтобы позволить себе хотя бы маленькую прихоть? Ему казалось, что он пожертвовал людям в разы больше, чем на самом деле мог, не рискуя навсегда потеряться за собственным чувством долга и раствориться в придуманном им другими образе надежды магического мира, и в то же время он всё ещё не смог замолить собственные грехи перед самим собой. Ведь ни одна его жертва не вернула к жизни ни Сириуса, ни родителей, ни Ремуса с Дорой, ни Фреда - никого из бесконечного списка погибших за идею о лучшем мире, за мальчика-который-зачем-то-всегда-выживал. Вот только загвоздка в том, что будь они рядом и живы - им, как он всё ещё смел надеяться, было бы в самом деле плевать с кем он общается и что делает, они бы думали в первую очередь о нём. Но их рядом не было, зато были сотни, тысячи других, что ждали от него правильных решений и поступков. И это тяготило, про это нельзя было случайно забыть. Иногда ему казалось, что даже если бы Джинни вполне справедливо подала на развод, им бы отказали, просто потому что негоже герою быть разведённым. Не положено. Что уж говорить о свободном общении с тем самым Драко Малфоем.

Поттер пожал плечами в ответ на обвинения в слишком большом самомнении - он то знал, что Малфой ошибся, вот только сказать об этом не мог, поэтому промолчал, хоть и пожалел, что Драко упустил из виду его насмешливый тон, приняв поправку за чистую монету. Навряд ли хоть кто-то кроме него в самом деле мог догадываться насколько Герой войны жалок, разбит, уничтожен. Насколько внутри него пусто и как тяжко ему даётся его роль первой скрипки в этом мире. Об этом никто не задумывался, всем давно было плевать на то, что он чувствует, да и было ли до него хоть кому-то из переживших войну какое-то дело? Быть может друзьям, но это раньше, не сейчас. Не сейчас, когда он так и не сделал шаг ни назад, ни вперёд, ни даже в сторону, а они уверенно шагали вперёд, избегая бессмысленных во многом грустных взглядов в прошлое. Им просто в голову не приходило, что он может быть чем-то недоволен. Они ведь победили! Поттеру порой казалось, что все вокруг почему-то забыли какой ценой. Что никто и не задумывается какое бремя он нёс ещё подростком и что вынес с собой с той последней битвы в Хогвартсе. Никто, наверное, и не предполагал, каково это быть Мальчиком-который-выжил. И может быть даже хорошо, что никто не пытался его утешать или лечить - это было бы болезненно и может быть даже унизительно. Но и оставить в покое доживать свою жизнь без всего этого пафоса и узнавания каждой собакой на улице тоже никто не спешил. Такая себе благодарность тому, кто всех спас.

- Каждый? А ты, конечно же, не такой как все? - Поттер послушно взял в руки сунутые ему бумаги, бегло просмотрев про что они и мысленно определив, кому их отдать, не забыв беззлобно поддеть Малфоя. Он уже смирился с тем, что Драко и не пытается его понять и услышать во всех его ответах тонну сарказма и литр его собственных печалей - бывшему однокурснику это ни к чему и Гарри отлично его понимал. Он вообще не требовал ни от кого попыток понять его, услышать и утешить. Ни к чему всё это. Ему достаточно и искренней неприязни Малфоя, не отдающей горечью желания угодить Герою, которого чествовали, честное слово. Поттеру давно уже по жизни не хватало искренности и уверенности в мотивации окружающих его людей. Он даже не мог быть до конца уверен, говорят ли ему подчинённые, что рады с ним работать от души или потому что так положено. Не знал он и насколько искренние были речи организаторов очередного приёма в честь годовщины, Поттера или чего-нибудь ещё, хотя догадывался, что не особенно. Все эти игры в лицемерие ему были не по душе, но его никто не спрашивал. И он даже был немного удивлён, что оказывается настолько устал от происходящего вокруг его именитой персоны, что в самом деле был готов ухватиться за чужую неприязнь к себе как за соломинку. Смешно да и только. Ему доступна любовь большей части населения Магической Британии, их уважение и восхищение его храбростью, а ему всего-навсего нужна понятная, всамделишная ненависть.

- Если бы ты вдруг стал влюблённо улыбаться мне, я бы тут же направился в Мунго, провериться не умираю ли я в который раз,- Поттер бросил очередной скучающий взгляд на бумажки и ответил Малфою своей самой искренней улыбкой, выглядящей в данном контексте как хорошая такая издёвка. Явное напоминание, что ничего между ними спустя годы не изменилось было излишним. Если бы что-то поменялось - Поттер бы уже заметил и поспешил по своим делам. Ему для полного истощения не хватало разве что Малфоя, раболепно заглядывающего в глаза и вопрошающего как ему помочь. Отвратительно. Унизительно. Больно. Но Малфою знать об этом совершенно необязательно, пусть и дальше упивается своим ядом, пришедшемся так кстати Поттеру, который сам не знал, что его дёрнуло осмелиться предложить сходить перекусить. Кажется, двум заклятым врагам, один из которых стал причиной падения империи другого, следует ограничиваться сухим приветствием или и вовсе игнорировать существование друг друга. Но Гарри ведь всегда нарушал правил и действовал иначе, чем ожидалось - так что ему не привыкать. Если задуматься, было даже что-то горькое в том, что последнее время он вёл себя как пай-мальчик и не делал ничего, что могло бы навредить его пиар-компании, возведённой Министерством в абсолют.

- И нет ни реформ, ни моих подвигов, мне кажется, об этом достаточно говорят всюду. Я же сказал, что у меня непреодолимое и очень странное желание послушать ещё твоих злобных комментариев. Считай это за мою блажь,- это и было блажью, может быть даже глупостью. Но он так давно не делал ничего, чего бы ему в самом деле хотелось самому, что не мог себе отказать, тем более, что Малфой согласился. Поттер даже не сомневался, что согласился исключительно из каких-то своих меркантильных предположений, что можно будет поиметь с Гарри в процессе ланча или после. Поттеру было плевать. Как ни крути это всё ещё было честнее, чем всё то, что происходило вокруг него. И в разы нужнее. Рядом с Драко ему на секунду показалось, что он жив. Именно он, а не тот кого из него так тщательно лепили, вояя на каждом углу о его достижениях и подвигах. И это чувство слишком ему понравилось, чтобы отмахивать от него теперь. - Раз бумаги я у тебя забрал, а артефакты всё равно никуда не сбегут, тогда пойдём? Пока ты не передумал и не решил, что я не достоин.

Сложно было отказать себе в удовольствии поддеть Малфоя, но в целом Поттер искренне считал, что тот в самом деле мог решить, что именно он недостоин общества слизеринца, а не наоборот. Один из немногих. Но раз уж тот всё же решил сделать ему одолжение, то лучше не давать дополнительное время на размышления. Было бы, конечно, логичнее сунуться в маггловскую часть Лондона, но они всё же не в той одежде, да и это был бы такой трусливый жест, что лучше бы он и вовсе ничего не предлагал Драко. Предложи он подобное и прозвучал бы как человек, который снизошёл до прокаженного, но переживает за свою репутацию. А он не переживал, к тому же даже не сомневался, что если их всё же заприметят, то газеты выставят подобную встречу как очередное подтверждение его великодушия и внутреннего бесконечного благородства. Малфою будет полезно, он, наверное, и надеялся на что-то подобное, а Поттеру просто плевать. Так что какая в самом деле разница где? Тем более, что он знал отличное малопосещаемое кафе в Косом переулке. Кофе там был неплохой, но всё больше Поттер ценил его за то, что там он на удивление не привлекал внимания и это было то, что нужно. Оставалось дело за малым - дойти до Атриума, шепнуть нужное название в камин, отправив Малфоя первым и шагнуть в зелёный огонь следом за ним, выходя уже в нужно заведении и небрежно отряхивая аврорскую мантию от пепла.

- Скромненько, конечно, но думаю ты переживёшь,- Поттеру в самом деле нравилось делать вид, что он не в курсе краха семьи Малфоев. В глубине души он не был готов признать, что дела его давнего недруга достаточно плачевны, хоть и знал наверняка. Это было больно, что ли, может быть просто неприятно. Никогда он не ненавидел Малфоя по-настоящему, чтобы желать ему горя, неудач и бед. Поттер вообще ненавидел в своей жизни всего пару людей и все они были либо мертвы, либо сидели в Азкабане и каждый был повинен в смерти его близких. Малфой никого не убил. И даже смерть Дамблдора нельзя было в самом деле ставить ему в вину, вот Гарри и не ставил. Иногда от собственной правильности и внутреннего чувства справедливости его натурально подташнивало, но не сегодня. Поттер уселся за дальний столик, подальше от окон, совершенно не заботясь, как это будет трактовать Малфой - ему плевать, он в кои-то веки думал о своём спокойствии. Не смотря на то, что его с одиннадцати лет знал каждый, он всё ещё не научился наслаждаться своей известностью и не планировал.

- Если честно, я всё так же безнадёжен в светских беседах, но вполне открыт для вопросов, если они есть. Или можем поговорить о погоде,- уже достигнув желаемого, Поттер наконец-то понял, что в душе не знает, о чём ему говорить с Малфоем. О детях? О жёнах? О работе в Министерстве? Планы всегда были его слабой стороной. Но не смотря на собственную растерянность, он всё ещё не жалел, что ляпнул первое, что пришло в голову и сидит за одним столом с Малфоем, уже успев заказать "как обычно" и, недолго думая, попросив аналогичное для Малфоя. В конце концов еда - это всего лишь предлог. Предлог, чтобы.. что? Поттер затруднялся ответить.

[nic]Harry Potter[/nic][sta]мальчик-который-выжил[/sta][ava]https://media2.giphy.com/media/9FdDrkMJC0og/200w.gif[/ava]

Отредактировано James Rogers (2019-06-23 23:21:30)

0

6

Он помнил войну так отчетливо, словно это случилось вчера: росчерки заклинаний, крошащаяся прямо на голову штукатурка векового замка и обломки статуй; бесконечные крики боли от пыток в собственном доме, когда сумасшедшая тетка находила себе новую жертву; слезы матери, когда она, бледная, с опухшими глазами, сжимала его руки трясущимися ладонями и молила выжить. Как отец, осунувшийся, измученный, старательно делал вид, что мучения, которые они переживали – правильные и такие нужные для нового мира, где они станут вершителями чужих судеб. Как статный, гордый Люциус заклинал сына, чтобы он выполнял все приказы Темного Лорда, лишь бы семья осталась целой. Лишь бы не тронули Нарциссу – единственное, чем дорожили больше всего старший и младший Малфои.  Как сам Драко терпел Круциатус от Беллатрисы за любую оплошность, а после пытался скрыть собственную боль от матери, которая никогда бы не простила сестру, узнай она о мучениях сына. Она итак уже ненавидела ее, но после такого Нарцисса Малфой уже не смогла бы стать прежне. Эта война, начавшаяся для него немного раньше, чем для остальных -  еще в конце четвертого курса – принесла слишком много боли и разочарования. Больше, чем он ожидал. Она забрала единственное, на что Драко в принципе опирался с самого детства – обманчивую веру в собственные силы.

Если бы он спросил самого себя на пятом курсе, действительно ли он так жаждет уничтожить всех грязнокровок; действительно ли мечтает показать предателям крови их место; на столько ненавидит Поттера, чтобы пожелать ему то будущее, которое его ожидает, он бы, малолетний дурак, ответил «да». И тогда Драко, уже прошедший через все мучения, не постеснялся бы назвать себя самого идиотом. Потому что, на самом-то деле, кому какое дело, какие у тебя предки, если кровь у всех одного цвета – темно-красного. Если они, школьники, пускай были по разные стороны баррикад, боль пережили такую, что многим взрослым не снилось. И расхлебывали собственные ошибки совершенно одинаков. Стоили ли все эти копошения в песочнице всех смертей, что случились по вине тех, кто слишком погряз в своих идеалах? Ответа на этот вопрос у Малфоя не было. Однозначно он мог сказать только одно: все, что у него осталось – выгоревшая пустошь собственных амбиций и надежд.

Драко смотрел на Поттера и не понимал одного: как этот человек может так. Откуда берет силы, чтобы оставаться собой – Поттером, не изменявшим своим идеалам, упрямо прущим вперед, остававшимся героем, любимцем общества, верным последователям пути Дамболдора. Тем, кого он ненавидел. Хотелось спросить, прямо, не стесняясь – больно ли ему. Больно ли ему, как самому Малфою, растратившему все, за что он цеплялся. Было ли у него так же: бессонные ночи, бутылка с огневиски и пачка магловских сигарет, которые покупались тайком от жены, до сих пор не одобрявшей такие новшества. Драко было уже плевать. Ему это дарило хоть толику покоя, ощущения, что он справится, пускай каждым утром все начиналось по-новому: сдерживание собственной ненависти и раздражения, бесконечная боль от поражения, которое наступило бы в любом случае. В последнее время он и вовсе думал, что лучше бы умер тогда, когда Темный Лорд грозился уничтожить их род, если Драко не починит чертов шкаф, не создаст гребанный проход в школу магии и волшебства. Для чего все это нужно было, Поттер? Для чего?

Впрочем, с Гарри Джеймсом Поттером очевидно все же что-то не так. Иначе как объяснить его попытки быть исключительно вежливым с тем, кто гнобил тебя всю школу, кто повинен в страданиях его же друзей. Кто, пускай не своими руками, но все же убил его любимого Альбуса Дамблдора, заветам которого Мальчик-который-выжил продолжал следовать? Драко не хотелось думать, что причина тому – глупое гриффиндорское бахвальство и мечты быть друзьями со всеми – Поттер хапнул слишком много дерьма в жизни, чтобы размениваться на тех, кто по детской глупости пытался сделать больно. Малфой не понимал, да и понимать не желал – зачем? Что ему это даст, кроме толики тех эмоций, испытываемых в школе.

Когда не было ни работы, ни семьи, не проблем, тяжестью лежавших на плечах. Тогда было проще, понятнее: есть Поттер, которого нужно превзойти. Есть Малфой, который стремиться стать идеалом.
Не было тогда ни войны, ни бесконечной боли. Не было пожара из собственных эмоций, агонии от осознания собственного бессилия.

Было ли так у тебя, Поттер? Было ли?

Пепел уже н е г о р и т.

- Я, Поттер, - Драко лениво тянет слова, улыбается ехидно, встряхивается, словно из спячки, вспоминая, какого это, когда слова – единственное оружие, - просто не нуждаюсь в подачках. А в Мунго тебе бы прописаться уже, а то вон шрамы новые, стареешь.
Малфой подбородком указывает на новое боевое ранение бывшего однокашника на щеке и перекатывается с пятки на мысок, совершенно не аристократично. Сколько у него было сражений? Сколько продолжалось сейчас? Сколько шрамов, не видных на теле, но оставшихся в душе, он хранил?

- И я бы не стал слушать о твоих подвигах, как будто это интересное времяпрепровождение, - он фыркнул, но за Поттером все же пошел.  Его не интересовало, куда они пойдут: время, когда Драко были принципиальны украшенные золотом хоромы прошли вместе с его испорченной молодостью. Исчезли, растворились во времени, забытые. Он бы даже не фыркнул, окажись они в Кабаньей голове или Дырявом котле – какая разница, где разговаривать, ворошить давно потухшие угли?
Он без интереса оглядывает помещение кафетерия, куда его провели, и спокойно проходит к месту, выбранному Поттером, лишь краем сознания отмечая, что это дальний столик. Так даже лучше – их уже видели в Атриуме, а Драко, как никто, понимал, что любое внимание должно быть дозированным. Особенно сейчас. Особенно, когда Поттер с ним.

- Говорить о погоде, боже, Поттер, ты для этого вытянул меня с работы, - Малфой фыркнул и откинулся на стул, без интереса посмотрев на снующую вокруг официантку, которая во все глаза рассматривала Героя Войны. Кто бы сомневался, честное слово, - мы уже сделали заказ, не могли бы вы любоваться нами за стойкой, миссис?
Драко было приятно вспоминать, какого это – быть говнюком, ловить на себе ненавидящие взгляды не за свою фамилию, а за мерзкий характер – это было понятным и привычным. Не так, как сейчас, когда жизнь – минное поле.

- Знаешь, мне вот что непонятно, - Малфой сложил руки на груди и внимательно посмотрел в чужие глаза, пытаясь понять, что двигало этим человеком, который всегда оставался для него кем-то непонятным. Кем-то, кто слишком уж правильный для этого прогнившего насквозь мира, - как это у тебя получается, Поттер? Остаешься таким же Золотым мальчиком, как в школе, все у тебя получается. Не надоело еще самому это бесконечное внимание и попытки репортеров сдуть пыль с твоих подвигов, м? Я бы на твоем месте уже давно… - Драко на секунду задумывается, а что бы он? Он, раньше завидовавший Поттеру, наверное, упивался этой славой. Это сейчас он мечтал лишь о том, чтобы все отвалили от его семьи и прекратили обсасывать старые грехи, словно кости, - заебался.

И он выжидающе приподнял брови. Как у тебя, Поттер? Надежды еще горят ярким пламенем, или развеваются по ветру пеплом?

[NIC] Draco Malfoy [/NIC]
[AVA]https://i.pinimg.com/originals/b6/1f/d8/b61fd828c7a5ad5c627168bc6e8d354e.gif [/AVA]
[STA] It is exceptionally lonely, being Draco Malfoy [/STA]

0

7

Про шрамы Поттер говорить не любил, ему вообще не нравилось говорить про себя, хотя бы потому, что всем на самом деле было плевать, что у него за душой. Их больше интересовали истории о его героизме, да о храбрости. Никого не интересовало по-настоящему сколько битв он прошёл, из скольких так и не вышел, всем было плевать сколько шрамов скрыто под его мантией, а сколько украшали душу. Всех волновал только шрам на лбу, по которому его и узнавали из толпы. Окружающих в принципе мало интересовало, что там за образом Надежды магического мира - Поттер уже привык. Как бы страшно это не звучало, но в самом деле привык к тому, что есть он, а есть тот, кого все так любят и жаждут послушать. И что жить ему приходится не своей жизнью, а жизнью того парня, которого придумали, создали, собрали из осколков и возвели в абсолют. В этом даже была своя прелесть - не нужно было придумывать себе какую-то маску, всё сделали за него и якобы для него. Хотя на самом деле для всех остальных. Но Малфою он отвечать не стал, не желая говорить ни про возраст, ни про шрамы, ни про битвы, ни про то как часто он бывал в Мунго и что даже там ему не было никакого покоя. Всегда в центре внимания, кажется, о чём-то подобно Драко мечтал в детстве, а вот Гарри нет. И в результате каждый получил совершенно не то о чём втайне желал, засыпая в свои двенадцать лет. По крайней мере Поттер так точно, учитывая, что мечтал он выжить, стать обычным и наконец-то обрести крепкую семью так или иначе. Потому что по факту на сегодняшний день у него не было ничего из списка. Можно было, конечно, со скрипом заявить, что он счастливый отец чудесных маленьких Поттеров и вроде бы вполне себе муж, возможно, даже ещё не рогатый, но.. скольких родных людей ему пришлось похоронить прежде чем он пришёл к этому? Сколько ран ему нанесли прежде чем он смог доползти до момента, когда у него появилась возможность подержать на руках сына? Осталось ли на тот момент от него хоть что-то или только его призрак? И разве можно было назвать крепкой и любящей семьей, созданной давным-давно сломанным героем и чудесной рыжеволосой карьеристкой, стремительно двигающейся вперёд и не желающей тащить за собой следом волоком своего мужа? Навряд ли. Но спросить об этом Поттеру было некого, да и ни к чему.

И Гарри знал, что Малфой не стал бы притворяться, что ему очень интересно слушать, как Поттер снова всех героически спас, наверное, именно поэтому и решился на маленькую авантюру. Его попытка вдруг попытаться пообщаться как ни в чём не бывало с тем, кто в детстве отчаянно стремился сделать ему больно, конечно, смахивала на мазохизм, но ему нужно было что-то такое, чтобы перестать чувствовать себя огородным чучелом, за которого поднимали руки и даже придумывали речи. Это был реальный способ взбодриться, даже если Драко в самом деле спросит что-то такое от чего ему реально станет ещё больнее, но это, конечно, вряд ли. Слишком мало о нём настоящем знали люди вокруг. Всем же плевать на шрамы - им гораздо интереснее сама оболочка, история, легенда во плоти. А Драко, кажется, было и вовсе плевать на всего Поттера со всеми его потрохами и он лишь радостно сообщал ему, какое же он ничтожество, ловко игнорируя пропаганду Министерства. Разве это не прекрасно? Разве это не тот самый уголёк, который мог бы распалить потухший костёр? По крайней мере Поттер решил попробовать, всё равно он ничего не терял, как ни крути.
Ему просто больше нечего было терять.

Проводив виноватым взглядом официантку, которую так ловко отбрил Малфой, аврор задумчиво потёр шрам, который не упустил из виду его давний недруг, то ли смущаясь его, то ли проверяя настоящий ли он. Он давно привык к людскому неуместному порой, абсолютно невежливому любопытству. И, пожалуй, было бы недурно научиться у Драко объяснять людям, что он не зверь в клетке, на которого можно пялиться. Но зачем? Ведь всё равно про него будут писать, про него будут говорить, его будут звать на приёмы и просить выступить перед новобранцами. На самом-то деле он мало чем отличался от жителей зоопарка - мог спрятаться от невоспитанных людей разве что в собственном доме, да и то случались казусы. Быть известным для него было смерти подобно, но деваться всё равно было некуда. Это странное ощущение нереальности собственной личности было с ним с одиннадцати лет, он привык. Люди вообще ко всему привыкают - удивительно живучие твари.
По-хорошему даже бывший однокурсник напротив ничего в самом деле про него не знал, кроме того, чему был свидетелем, что слышал от других, читал в новостях и что сам для себя придумал, если вообще хоть когда-то думал о Поттере вне контекста сюжета, в котором тот своей живучестью и отчаянным благородством разрушил его мир и жизнь. Эта мысль даже не причиняла боли. Обыденность, как он есть.

Малфой, в общем-то, не подвёл. Нанёс удар профессионально и хладнокровно, задав вопрос, который давно не озвученный ни разу крутился в голове у Поттера. Спросил то, что никто до него не потрудился у него узнать. Смех да и только. Гарри так и замер с рукой у лица, только что поглаживающей свежий шрам, оторопело разглядывая надменного слизеринца и размышляя, что ответить. По большому счёту ничего он Малфою не должен и не давал никаких присяг, но если он собирается врать, то зачем тогда вообще позвал сюда Драко? Чтобы красиво посидеть за столиком с тем самым Малфоем? Глупости. Ничто на самом деле не мешало ему побыть искренним целых полчаса своей поганой жизни. Даже если Малфой вдруг решит продать эксклюзивную информацию какому-нибудь изданию, ему никто не поверит. А даже если и рискнут написать столь шокирующее признание Надежды магического мира - Министерство обязательно всё исправит, лишь пожурив не очень умного мальчика Поттера, забывшего, где его место и какова его роль в организованном ими представлении. Так что почему бы и нет?

- Всё очень просто: я ещё в школе, как ты выразился, заебался. Это ты всегда мечтал быть первым и известным, достойным своего отца или на кого ты там равнялся,- Поттер не собирался щадить ничьи чувства - око за око, как говорится. Да и отвык он фильтровать собственные мысли, которые никого не интересовали. Нет никакого смысла в фильтрах, если ты говорить то, что должно, а не то, что хочется. И раз уж Малфой пошёл с козырей, то Гарри мог ему отплатить лишь той же монетой. - А меня никто никогда не спрашивал. Я просто был этой трижды проклятой легендой, мальчиком, в которого тыкали пальцем, о котором писали в газетах. У меня никогда не было выбора. Я делал то, что должен, и отчаянно пытался выжить. И, если честно, не уверен, что не зря. Если ты думаешь, что меня радует моё назначение главой аврората в двадцать семь, не смотря на наличие более подходящих кандидатур - ты ошибаешься. Если думаешь, что все эти приёмы в честь Мерлин-его-знает-чего, где я самый желанный гость и вечно должен говорить заученные речи, мне нравятся - ты ошибаешься. Для Магической Великобритании я - Герой, без страха и упрёка, прямо как рыцари круглого стола. И чтобы я не сделал, всё возводится в ранг как минимум подвига или хотя бы благородного деяния великого человека, но на самом-то деле я обычный. Просто человек, который потерял на войне слишком многое, чтобы сейчас ликовать на каждом приеме в честь годовщины победы - мне бы больше подошла роль плакальщицы на кладбищах. Даже не одном, а нескольких, ведь все похоронены в разных местах. Я не Золотой мальчик, Малфой. Я всего лишь лицо пропаганды нынешнего правительства. И я надеялся, что ты достаточно умён, чтобы понимать это. Я разочарован.

Он мог бы рассказать гораздо больше, углубиться в свою историю, раскладывая по полочкам каждый год своих мучений и испытаний. Мог бы даже рассказать, что именно он ощущал, когда вдруг стал участником Турнира Трёх Волшебников, мог поделиться и тем, как страшно было видеть в кошмарах, как убивают не чужих ему людей. В нём было так много не рассказанных историй о боли, страхах и о том, как человек медленно, но верно ломается под гнётом мира, которому по большему счёту плевать на него. Он мог бы поделиться тем, что почти все, кто его любили без оглядки на шрам на лбу похоронены. Мог бы рассказать, что на самом деле представляла из себя его счастливая жизнь, воспетая в статьях и на всё тех же проклятых им не единожды приёмах. Мог бы даже шепнуть Малфою на ухо, что даже его брак - сплошной обман. Но это было бы чересчур. Они не друзья, даже не приятели. Достаточно и того, что он уже произнёс. Более чем.

- А что насчёт тебя, Малфой? Как тебе удалось не сломаться под гнётом нынешнего правительства и любителей сплетен? Как ты умудряешься держать лицо, несмотря ни на что? - Поттеру в самом деле интересно, да и не он начал говорить на столь скользкую тему. Он уже давно не забитый горячо любимыми родственниками мальчишка, выросший в чулане, и теперь умеет отвечать на колкости и неприятные вопросы. Возможно этого Малфой то же не ожидал, ну что ж, их ланч в самом деле может оказаться чем-то крайне интересным.

Поттер убрал руку от лица и взял чашку с кофе, намереваясь сделать хотя бы глоток, прежде чем его пошлют к вурдалакам или Мерлиновой бабушке. В ответную искренность он не верил, но всё ещё не жалел ни о подобной встрече, ни о своей искренности. Легче, конечно, от неё не стало, но по крайней мере теперь он точно знал, что хотя бы один волшебник в этом мире хотя бы примерно в курсе насколько всеобщий герой сломан.

[nic]Harry Potter[/nic][sta]мальчик-который-выжил[/sta][ava]https://media2.giphy.com/media/9FdDrkMJC0og/200w.gif[/ava]

0

8

Его жизнь – сплошная череда масок, вынужденная адаптация под постоянно изменяющиеся условия. Бесконечная, безостановочная борьба с собой и со всеми вокруг. Вот он, бледноволосый мальчишка на смешной скамейке, пытается подружится с тем, чье имя – легенда.  Держит лицо, осанку, показывает породу. Вот он, в смешной шляпе, слышит заветное «Слизерин» и тут же подчиняет себе всех первогодок, становится звездой своего факультета. Он долгие годы тот, кто остужает голову Гарри Поттеру, ведет с ним войну за внимание и славу, доказывает через боль и слезы ночами в подушку, что он тоже чего-то стоит. Драко Малфой не мальчик из пророчества. Он совсем не герой Магической Британии. Он – просто Драко. Тот, кто родился в богатой семье. Тот, кто был вынужден воевать не на той стороне, потому что обязывал статус, тянула ко дну трусость собственного отца. Он тот, кто погряз в водовороте изменившегося времени, вынужденный подниматься с колен. Вот он – Драко Малфой – истощенный, запутавшийся, не знающий, какую сторону выбрать. Обессиленно пытающийся выжить так, как умеет.

Если бы не сын – Малфой бы не справился. Ему уже не нужны были ни деньги, ни популярность. Все, что хотелось когда-то самовлюбленному пацану, утонуло, сломалось, выгорело в пламени, горящем на той страшной войне. Детские надежды, мечты – исчезли. Говорят, время – лечит. Его же, почему-то, время только ломало, не делая ни сильнее, ни слабее. Полнейшая стагнация, без какого-либо просвета в кажущемся темном будущем.

Было ли у Поттера так же? Драко не знал. Его никогда не интересовали его чувства. Он со школьной скамьи видел перед собой легенду и не понимал, за что он получил это прозвище. Где та сила, о которой одиннадцать лет слагали легенды? Где те таланты, на которые уповали учителя, кроме фантастических полетов – скрипя зубами он готов был это признать – да поразительной способности влипать в неприятности. По детству Малфой думал, что Поттер специально лезет вперед, чтобы… чтобы что? Стать еще известнее? Оправдаться перед всеми – смотрите, я герой? Дало ли это ему то, о чем он мечтал? Он видел лишь покровительство старого директора, да бесконечные поблажки учителей, слезы «а у тебя глаза матери», да благоговение перед шрамом, который, если подумать, ничего не значил сам по себе, но на чьем-то лбу вдруг стал знаком всеобщего сопротивления и благоговения.

Малфой ничего не знал о Поттере. Он не пытался узнать. Возможно, сложись их судьба иначе, Драко был бы одним из фанатов Золотого мальчика, героя, но сейчас он мог лишь ненавидеть. Ненавидеть за то, что он невольно стал тем, кто сломал его судьбу. Невольно даровал победу. Откровенно говоря, у Малфоя не должно было быть причин для ненависти: не было ни правых, ни виноватых, а то, что прошло – то прошло, но эта яркая эмоция, единственная, которая жила в нем достаточно долгое время, помогала цепляться за себя самого. Не забывать о своей собственной сути. Как оплеуха – черт возьми, он же не какая-то мямля, а тот, кто стремился стать лучшим, видя перед собой соперника, пускай Гарри Поттер не желал таковым быть. Тот, кто позорно похоронил свои надежды, тот, кому уже нечем было гордиться в своей жизни, кроме, пожалуй, того, что он все же смог сохранить в себе хоть немного человечности. Драко ведь на самом деле никогда не хотел убивать. Ни в школе, когда появился Василиск – он смеялся для виду со всеми, на деле же пребывал в полнейшем ужасе от существования этого чудовища; ни на седьмом курсе, когда помогал отлавливать недовольных новым режимом. Даже тогда, когда в их поместье притащили пойманное Золотое трио, он думал лишь о том, что не хотел бы, чтобы их все же убили. Даже Грейнджер, чьи мучительные крики от пыток преследовали его в редких кошмарах. Он мог часами говорить о своем статусе, великолепии, задирая нос, но убегал при малейших признаках опасности. Наверное, даже можно было говорить, что он, Драко Малфой – слабак. Но кто не слабак, когда один из тех, кого ты считаешь другом, сгорает в огне Адского пламени?

Тем интереснее было сейчас смотреть на Поттера, заматеревшего и изменившегося, больше не школьника в длинной мантии, а Героя, спасавшего жизни, словно это ему ничего не стоило. Сейчас, уже сейчас, Драко не завидовал. Понимал, что это – тяжкое бремя, возложенное против воли. Бремя, к которому, наверное, невозможно привыкнуть, которое спихнули на руки, не спрашивая его же мнения, лишь по праву рождения и гребанного случая. Впрочем, признаваться в таких мыслях он все равно не собирался – Поттер был и будет оставаться для него всего лишь заносчивым мудаком, которому все подавали на блюде, даже если это не так.  Просто потому что это было привычно, а чего-то такого, отдающего уверенностью ему, наверное, даже и не хватало в какой-то степени. В конце концов, он не мог перестать думать, что война, унесшая так много людей, изменила всех, кто в ней поучаствовал. Закалила совсем детей, поломала их жизни, создала раны, которые не залечит ни время, ни шаткое ощущение мира. Потому что мира как такового не будет никогда – в людях слишком сильны страхи и ненависть, которые создают очередных Волан-де-Мортов.

Драко был удивлен, когда Поттер решил ответить ему более, чем откровенно: они никогда не были близки, никогда не пытались поговорить по душам. Ему даже на секунду пришло в голову, что именно этот факт и позволил тому ответить так едко, с непередаваемой горечью, словно Малфой неосознанно ударил в самое больное место. Впрочем, зная друг друга так долго, было не удивительно, что они могли ужалить побольнее, не прощупывая почву. Кто бы что ни говорил, но у Поттера всегда было нечто змеиное, непонятно откуда присутствующее в его закостенелом гриффиндорском мозгу.

- Поттер, не ожидал, что у нас тут кружок откровений, - Малфой скользко улыбнулся, пропуская мимо ушей замечания в свою сторону - разочарования этого человека его интересовали мало - и злобным взглядом отогнал застывшую официантку, замершую возле их столика в ожидании дополнительных заказов или слов благодарности. Он не желал, чтобы то, что сказал Поттер слышали чужие уши. К его собственному удивлению, ему подумалось, что, кажется, у Золотого мальчика больше демонов, чем от него ждет общество, и другим людям эти слова не предназначались. Порыв собственного благоразумия и рыцарства Драко не удивил – годы меняли и его самого, а он неожиданно понял, что ворошить грязное белье других людей весело только в личных пикировках, а не когда все твои огрехи, случайно брошенное слово может стать достоянием общественности. Он слишком дорожил репутацией, которую склеивал буквально по кусочкам, чтобы позволить кому-то совать в личные дела чей-то длинный нос. Малфой взялся одной рукой за кружку, краем сознания отмечая, что его уже совсем не интересует, какой налит по качеству кофе – стало плевать, лишь хотелось ненадолго ощутить эту горечь на языке, которая хоть как-то скрасит этот чертовски неловкий, совершенно неожиданный разговор.

- Все мы жертвы нашего поколения, семьи, воспитания, и, если ты об этом не задумывался – мне тебя жаль, - он сказал это резко и немного грубо опустил кружку на пол, - ты стал Героем, хотел ты того или нет, а мне приходилось все время защищать лицо моей же семьи, и плевать мне было на все остальное. Выжить хотели все, только вот тебе была уготована судьба всеобщего любимца, а я вынужден склеивать остатки того, что разрушила твоя победа. Ты никогда не думал, Поттер, что не только тебе хочется лелеять старые воспоминания, плакать над чужими могилами? Люди умирали со всех сторон, и не только ты потерял кого-то. Только вот у тебя есть все, чтобы двигаться вперед, а я вынужден, блять, вынужден бороться с отбросами, обсасывающими огрехи моего отца, чтобы сын рос хотя бы не в ненависти будущего поколения, которое будет угнетать слизеринцев. Ты думал об этом, Поттер? Что принесла эта пиррова победа?

Малфой остановился, давая себе возможность короткой передышки – он никогда не срывался таким образом, никому не выговаривался, и такие эмоции, буквально срывающие с него маску, оказались болезней, чем он ожидал.

- И я удивлен, что ты сразу не понял, что никому не интересно, что ты чувствуешь, какого тебе в роли мессии света, или как там тебя уже величают, я перестал следить еще в школе, - Драко фыркнул – это навевало воспоминания. Как Поттера постоянно то обожали, то ненавидели, как на долбанных качелях, не давая никакой передышки. Впрочем, заслужил, - людям нужен образ, Поттер. Только твой образ. Образ, который можно награждать, который можно сделать опорой для обычного населения, чтобы не бунтовало, а знало, чем закончится любое неповиновение. Ты просто удобен для них, Поттер, вот и все. Ожидать понимания твоей боли, когда обществу нужен кто-то сильный? Смешно. К тому же, образу героя всегда нужен свой антигерой. Твоя правящая партия очень хочет, чтобы им стал я, только меня не интересуют такие волшебные шахматы – в этом весь секрет. Для меня желание урвать лакомый кусочек закончилось на Астрономической башне. Я, как и ты, очевидно, просто хочу, чтобы от меня отъебались.

Последнее признание далось легко, словно ему давно нужно было поделиться чем-то таким, откровенно личным. Удивляло разве только то, что человеком, которому он смог довериться, стала не жена, которую он никогда не любил и которой совершенно не доверял, а школьный враг, с которым, как оказалось, у них было и кое-что общее. Что-то, что никогда не поймут обычные люди. Это казалось занятным.

Драко еще раз отпил свой кофе, высокомерно смотря на Поттера.

[NIC] Draco Malfoy [/NIC]
[AVA]https://i.pinimg.com/originals/b6/1f/d8/b61fd828c7a5ad5c627168bc6e8d354e.gif [/AVA]
[STA] It is exceptionally lonely, being Draco Malfoy [/STA]

0

9

Поттер смотрел на человека, сидящего перед ним с этим его выражением "вы все мне не ровня", и впервые, наверное, в самом деле задумался насколько ему должно быть тяжело держать лицо всегда во чтобы то ни стало. Это была лишь догадка, мимолётная мысль, не несущая никакой смысловой нагрузки. Просто здесь и сейчас он в кои-то веки задумался, что все вокруг носят маски. И каждая имеет свой вес. И не только ему маску подготовили на первый день рождения, определив кем он будет и как ему жить дальше. Далеко не только ему. У белобрысого мальчишки, предложившего ему когда-то давно дружбы, попутно унизив Рона, славного Уизли, так понравившегося Поттеру своей непосредственностью, тоже никогда не было выбора. Никто не спрашивал его хочет ли он быть лицом аристократии, готов ли он идти по стопам отцам, каковы его истинные желания. Просто его роль не была связана с геройством, ему не написали на роду жертвенность и попытки спасти мир от чудовища, созданного руками тех, кто позже прятался за спиной школьника, обычного мальчишки, пережившего за свою школьную жизнь больше, чем некоторые окрашенные в седину волшебники. Только вот разницы между ними практически не было.  Ведь к чему вся эта предопределённость их всех привела? На вкус Гарри исключительно к крушениям и жизненным драмам пережить которые было дано не каждому. Не каждый корабль, построенный для своих детей заботливыми родителями, выдерживал натиск буйствующих в течение их жизни штормов, не каждый выплывал в тихую гавань. Гарри не выплыл, так и не нашёл для себя место, ему и шанса такого не дали. Малфой, кажется, тоже был далёк от внутреннего счастья, хоть и навряд ли в этом признается, в отличие от Поттера, уже сказавшего в разы больше, чем ему было положено для поддержания своего идеального образа. А может быть и расскажет. Какая на самом деле разница?

По большому счёту Гарри решился на всю эту авантюру исключительно ради себя. Это было до одури непривычно делать что-то для себя, но он справился. Ему в самом деле нужен был этот сюрреалистичный разговор с Малфоем, никогда не отличавшимся высоким уровнем сопереживания Герою Магической Британии, чтобы окончательно не утонуть, не погрязнуть в собственном отчаянии и бессилии. Люди вокруг него все улыбались одинаково и говорили одно и тоже. Его хвалили, его благодарили, его возводили в ранг святого великомученника. Всем было плевать, что у него за руины внутри. Всем было плевать сколько шрамов на его теле. Малфою тоже плевать - Поттер не идиот. Но по крайней мере тот говорил свои исключительно слизеринские речи от сердца, не сбиваясь на общую политику, призванную не травмировать дёрганного героя ещё больше. И самое смешное было в том, что вдруг вывернуть себя наизнанку именно перед Драко, спустя годы молчания и переваривания пережитого, того, что с ним продолжали делать, лепя такую нужную населению влиятельную великодушную фигуру, исключительно внутри себя, было совсем не страшно. И вовсе не потому, что ему никто не поверит. И даже не из-за того, что Поттер отлично знал, что Драко не рискнёт идти и сливать хоть кому-то услышанную личную информацию, опасаясь за те хрупкие конструкции, возведённые им на месте былого величия рода. Просто слизеринец был из его прошлого и в отличие от всех остальных, кто шёл рядом с ним, он не изменил своего отношения к нему, держась своей неоправданной неприязни, виня его в чём-то. Только поэтому.

Впрочем, почему неоправданной? Малфой был более чем в своём праве. Поттер ведь в самом деле сломал ему жизнь, стал лицом той системы, что продолжала давить на аристократию, вынуждая их приспосабливаться к обстоятельствам, свыкаться с мыслью, что теперь они по сути никто. Да, он в самом деле не одобрял методы борьбы с неравенством партии, лицом которой являлся. Но он трусливо сложил обязанности продумывания новых законов на другие светлые головы, предпочитая отмалчиваться. Ему нечего было предложить Магической Британии. Он отдал ей всё. У него забрали родителей, забрали крёстного отца, забрали даже Люпина, ставшего ему наставником. По большому счёту у него отобрали практически всех, кто был ему дорог. Все эти люди шли умирать за него, уверенные, что так правильно, не спросив его нужно ли ему это. У него забрали детство. У него забрали веру в светлое и доброе, ведь даже Дамблдор, так яростно его оберегающий, по большому счёту растил из него Героя, который был так нужен миру. Гарри Поттер на самом деле давно мёртв. И та кукла, что сидела сейчас напротив Малфоя, была в самом деле перед ним виновата. Вот только Гарри не мог решить в чём именно он виноват перед ним. В том, что выжил или в том что оказался слишком слаб, чтобы после исполнения своего предназначения смочь сделать хоть что-то, чтобы противостоять этому безжалостному повсеместному выжиганию давних устоев, ломая жизни, руша всё, что было у тех, кому не повезло иметь хоть какое-то отношению к поверженному безумцу. Война давно закончилась, а люди продолжали страдать. Он и сам страдал, но давно уже был не в силах сопереживать ещё и окружающим, отлично понимая, что им это не поможет, а на его внутренний неслышный никому крик всем давным-давно было плевать. Его война для него закончилась, а затишья после так и не наступило. Были только разговоры, что вот ещё пара лет и он будет свободен. Но даже те, кто его в этом убеждали, подбадривая, не верили. Без Поттера им не справиться, не додавить, не совершить всё то условное добро, что было запланировано. А значит ему не избавиться от звания Надежды магического мира. А это значит, что он обречён. И на самом деле единственные из-за кого он каждый день вставал и будет вставать с постели и продолжать дышать и улыбаться - его дети и крестник, чьи разноцветные волосы вызывали у него приступ острой горечи каждый раз, когда он его видел.

Поттер пожал плечами. Он и сам не ожидал, что он будет откровенничать, он в принципе не знал, зачем вытащил Малфоя из Министерства. Только сев за столик и услышав вопрос своего однокурсника, осознал, что не может больше молчать и притворяться каждый божий день. Он устал. Он сломан. Ему нужно выговориться, пусть от Драко он и не дождётся никаких слов поддержки. Он всё равно ему не нужны. Зачем человеку, который давно мёртв внутри, человеку, который пропустил через себя столько чужих смертей, человеку, ставшему причиной великой победы и не менее великого катаклизма в обществе, вообще сочувствие? Бесполезная припарка. Гораздо действеннее была правда, которую Драко не постеснялся ему сообщить, тут же, не спеша размазывая все его страдания тонким слоем по столу и тыкая в них носом как нашкодившего щенка. Но почему-то Малфой упустил из вида, что Поттер никогда и не считал себя самым несчастным. У него душа болела за тех, кто умер по вине его беспомощности, за тех, кого он спасти не успел. Ему и сейчас было больно, глядя на то, как ненависть к потомкам тех, кто оступился буквально пестуется в народе. Он отлично знал о чём говорит Драко, хоть его детям и не угрожало ничего подобного. Гарри Поттер знал гораздо больше о жизни загнанных в рамки, вынужденных выживать в далёких от хотя бы сносных условиях, чем было принято озвучивать в обществе. И всё же слова Малфоя задели, неприятно всковырнул застарелые шрамы, подкинув новой пищи внутренним демонам. Конечно же, он задумывался, вот толку от этого никакого. Но он ведь сам хотел поговорить, верно?

- Мне так нравится, когда ты уверенно заявляешь, что я мудак. Так давно мне никто не рассказывал, как сильно я облажался, когда выжил, что я даже отвык. Ты правда думаешь, что я не задумывался, что я слеп, что упиваюсь своей победой? Правда считаешь, что я в самом деле не задумывался, что дала эта пиррова победа? Я так сильно похож на идиота? Это даже обидно, Драко,- не обидно, а грустно скорее. Грустно, что картинка, показываемая людям совершенно не отражает действительности. Грустно, что людям нужен герой, который уверенно идёт вперёд, не оглядываясь назад, не подавая виду, что происходящее вокруг немногим лучше войны. Грустно, что он просто плыл по течению, сделав хоть что-то только для тех, кого знал, с трудом убедив систему не сжечь по сути невиновных, не забыв развеять их прах на ветру. Больно, что большего он не может. Он только на словах лидер, на деле красивая картинка. Виноват ли он в этом? Возможно. А может быть он просто человек, который не может всё, да и не хотел никогда быть тем, кто вершит чужие судьбы. Но кому до этого есть дело, верно? - Знаешь, почему я говорю о людях, которых потерял я? Они умирали за меня. Шли умирать, веря в меня. Умирая, верили, что за правое дело, что я обязательно всех спасу и может быть даже их. А я не мог. И сейчас ты пытаешься уберечь своего сына и ты можешь ему помочь. А я не мог. Эта Пиррова победа в первую очередь для меня поражение. И я никогда не забывал, сколько людей погибло не потому, что они верили в идеологию Лорда, а потому что у них не было выбора или они были слишком напуганы, чтобы сбежать, найти в себе силы рискнуть жизнью и перейти на другую сторону, не жаждущую их принимать. Но я даже не надеюсь, что ты меня поймёшь. Тебе нет до этого дела. И мне правда жаль, что происходящее сейчас априори считается моей, если не волей, то хотя бы созвучно моим мыслям. Потому что это не так.

Он мог бы рассказать Малфою, как отстаивал его с непривычным для окружающих рвением, давя на Гермиону, и удивительно неумело используя все свои рычаги давления, как отстаивал Забини, Паркинсон и прочих своих однокурсников. Драко не нужны эти жалкие ошмётки его жалости и великодушия - вернее это был его искренний внутренний порыв помочь тем, кто в самом деле не заслужил участи, что им готовили, но Малфой бы никак иначе, кроме как подачку это бы не воспринял и не воспримет. Да ещё и сообщит, что ему ничего от него не было нужно. Зато они были нужны Поттеру. И сам он воспитывал своих детей без этой неуместной ненависти к тем, кто вовсе невиноват в решениях своих отцов и дедов, но так делал он. А вокруг были сотни других волшебников, считающих иначе. И он не мог на них повлиять, мог быть лишь красивой картинкой, убеждающей, что всё обязательно когда-нибудь будет хорошо. И от этой мысли его натурально тошнило. Но и об этом слизеринцу, на удивление запросто вышедшему из себя, знать необязательно.

- А я давно понял, просто.. Как думаешь, сколько людей слышали хотя бы часть моих сегодняшних откровений? - Поттер растерянно улыбнулся и потёр переносицу, приподняв давно уже не круглые очки. Глупый, бессмысленный разговор. Малфой держал его за идиота, считавшего себя самым несчастным - он не мог его винить, вероятно, на то и было похоже. И смысла во всех дальнейших его откровениях не было абсолютно никакого. Ему бы встать и выйти, но он остался сидеть, подбирая слова, которые может быть помогли бы разрушить этот барьер непонимания между двумя на самом деле не таким уж и разными людьми. Но буквы всё отказывались складываться в нужные слова и молчание затягивалось. И всё же он хотел бы попробовать. В последний раз попробовать найти в Драко не союзника, но хотя бы того, кто услышит. Пусть ненавидит дальше, пусть винит его во всех своих бедах и грехах - Поттеру не привыкать. Но услышит. Пожалуйста.

- Я правда не знаю, почему решил вывалить всё это тебе. Зря, наверное. Но, знаешь, если бы тогда я умер вместе с этим обезумевшим властным идиотом, я был бы в разы счастливее. Вот и всё. В том, чтобы быть символом нет ничего хорошего, по крайней мере для меня. Ты считаешь, что я как обычно в лучших условиях, потому что у меня есть всё, чтобы двигаться вперёд. А я расскажу тебе страшную тайну: у меня нет абсолютно ничего, чтобы двигаться дальше. В тот день, когда объявили, что Гарри Поттер мёртв, они не обманули. Я не феникс, чтобы раз за разом возрождаться из пепла. Я обычный волшебник, человек, война для которого вроде бы закончилась, но забыть о ней невозможно, как и навсегда расстаться с ощущением, что боевые действия ещё ведутся. И, знаешь, в то, что отъебутся от тебя я верю больше, чем в то, что меня когда-нибудь оставят в покое. И, как ты догадываешься, маниакальная идея сделать тебя антигероем не моя.

Он звучал жалко. Да и был по сути жалким. По мнению большинства в его силах вершить судьбы, а по факту он не в силах сделать ничего. Он даже не смог отстоять своё право и дальше быть обычным аврором, а он ведь пытался. Ему сказали, что это всё заслуженно, улыбаясь ласково как тупому ребёнку, а он проглотил, устав всю жизнь бороться за своё доброе имя. И если сейчас Малфой подтвердит, что он жалок - он не обидится. Это всё закономерно. Логично. Родился героем, вот и неси своё бремя сквозь годы, терпи, старайся. Не ради себя, но ради других. И утешай себя мыслью, что отец из тебя получше героя.

[nic]Harry Potter[/nic][sta]мальчик-который-выжил[/sta][ava]https://media2.giphy.com/media/9FdDrkMJC0og/200w.gif[/ava]

0

10

У Астории потрясающей красоты торжественная мантия, хоть она и мечтала о чудесном белом платье, от которого ее семья отказалась в угоду традициям. У Астории широкая счастливая улыбка, довольный взгляд и мечты о новой, неизвестной ей жизни. У бывшей Гринграсс сны о надежном муже, крепкой семье и безоблачном будущем. У Драко же, в противовес, мысли о том, что он загоняет собственную жизнь в гроб, ради выполнения семейных обязательств. Он смотрел на священника и думал лишь о том, что принесет эму этот брак, необходимый лишь для того, чтобы его мать могла спокойно спать по ночам.  Он давно научился не обманываться лишними надеждами и мнимым устойчивым положением: все разлеталось в миг, стоило лишь сделать хотя бы одну, пускай даже и роковую, ошибку.

Все его глупые детские планы, амбиции, высокомерные ухмылочки превратились в прах, сгорели в огне Адского пламени. Раскрошилась, спала пелена юношеской наивности, когда Темный лорд направил волшебную палочку на его мать. Его, словно кутенка, окунули в жизнь слишком резко, без права отказаться, без права осознать, на какой стороне сам Драко хотел бы быть.
Впрочем, даже стань он резко гриффиндорским подхалимом, ничего бы не изменилось. Совсем ничего.

Горят огнем воспоминания о направленной на грудь отцовской палочке.

Звенит в ушах полное ненависти «Круцио».

Будят по ночам истеричные мольбы матери.

Он – кукла. Сломанная, потрепанная, не живая, с ручками-ножками на шарнирчиках, улыбающаяся бездушно, огрызающаяся на автомате, живущая по расписанию. Вывернутая наизнанку, самой тьмой наружу. Самым пеплом, оставшимся в всполохах Адского пламени.  Кукла, которая одела на чужой палец золотое фамильное кольцо. Кукла, которая не сможет дать собственной жене счастья, у котором она так мечтала, о котором говорила на их свиданиях, организованных семьями.

Астория не знала, почему Блейз Забини – единственный настоящий друг Драко и муж ее старшей сестры – шепнул ей на ухо «удачи». Не потому, что она окуналась в долгожданный брак. Не потому, что принимала великую фамилию. Потому, что удача – единственное, что могло бы ей помочь с будущим мужем, которого уже все заебало. Всего-то в двадцать с небольшим лет.

Не помогла.

Не хватило.

Удача закончилась, когда посыпались преследования их рода за несуществующие грехи. Когда деньги тратились вовсе не на реставрацию Малфой-мэнора, а на бесконечных адвокатов, способных защитить семью перед лицом Визенгамота. Когда богемная жизнь превратилась в выживание, когда собственная фамилия стала для обоих удавкой на шее, вот-вот готовая затянуться, удушая. Был ли их брак удачным? Конечно же нет. Готовы ли они развестись, чтобы спасти хотя бы собственные жизни, если не получалось держаться за порушенную репутацию? Сын, крепко хватающий родителей за руки, задорно смеющийся из-за столь рано проявившейся магии, говорил им «нет».

Драко ненавидел свою нынешнюю жизнь. Жену, с которой они давно спали в отдельных спальнях. Работу, где каждый день напоминал пытку и истязание, море издевок за спиной и бесполезные уже попытки держать высокомерное лицо. Собственное отражение в зеркале, где было видно только одно: боль. Пустота. Обязательства. Херов круг, который никак не порвется. Малфой всегда думал, что стал слишком слаб, чтобы выдержать все это, происходящее вокруг. Что мечты вернуться в прошлое, курс на четвертый, когда самой большой проблемой было придумать оскорбление, которое ужалит посильнее, не столь уже отвратительны.
В то время, когда не было еще ни войны, ни Круциатуса отца, ни мольбы Нарциссы пощадить их же сына, ни бесконечной темноты над головами, трупов в собственной столовой. Когда Драко был хотя бы похож на цельную личность, а не манекена, который пляшет под чужую дудку. В детстве все кажется гораздо проще, тогда все было четко «черным» и «белым». Тогда он даже и подумать не мог, что взрослая жизнь превратится в сплошную нескончаемую серость. Разве что начал понимать, когда сделал первый шаг в Выручай-комнату, где должен был самостоятельно отремонтировать долбанный шкаф. Когда погружение во тьму – ту тьму, что нес собой Темный Лорд – стало для него фатальным.  Заколачивался первый магловский гвоздь в крышку его деревянного гроба.

Когда противостояние Малфой-Поттер, строившееся на совершенно разном мировоззрении, стало столь бесполезным, что совершалось, скорее, на автомате.

Тем страннее ему казалась нынешняя беседа, молнией ударившая на давно уже остывший пепел. Поттер, не сдающийся, раздражающий, прямо прущий под эгидой имени Дамблдора, так отчаянно кладущий собственную голову на плаху и столь сломанный сейчас, что в это даже не верилось. Раздражало. Не можешь быть Героем – не берись. Сложи свои регалии на полку, да сиди вокруг могил, лелея собственное прошлое. Не делай чертов вид, что тебе не наплевать на этот гребанный мир. Драко, пожалуй, лучше всех понимал, что значит – выживать. Что значит быть опущенным за шкварник на то самое беспросветное дно, где единственное, за что можно цепляться – ты сам. Даже если пальцы скользили, даже если не получалось, приходилось
бороться.

Даже с бесконечной пустотой внутри.

Впрочем, видимо, битва Поттера закончилась в Большом Зале с последним вздохом Темного Лорда, отравившего жизнь им обоим. Битва Малфоя там только началась.

- Поттер, тебе очки, очевидно, только для красоты нужны, иначе я не понимаю, какого черта ты до сих пор так слеп ко всему, что тебя окружает, - кофе горчит, как горчит на душе произнесенное Поттером собственное имя. Словно они становились ближе, чем должны были. Словно изломанные судьбы объединяли их настолько, что дружба, не зародившаяся в школе, могла неожиданно склеиться сейчас. Глупый фарс, - ты мне вот что объясни. Зачем ты тогда пошел в авроры, если страдаешь по умершим? Ты вот передо мной оправдываешься, словно перед старой кошкой в школе, да вот только умерших не вернуть, зато живых, которым ты способен подарить спокойное будущее, половина Британии. Зачем было так жарко клясться в том, что защитишь магический мир, если ты даже себя вытащить не способен? Зачем это все, Поттер?  У тебя было столько возможностей, мозгов не хватило, или что? Мир бы понял, если бы ты пошел в квиддич, навоевались уже, хватит.

За окном накрапывал дождь. Бил каплями в окно, погружая Лондон в привычное промозглое состояние. Этот дождь словно охлаждал негатив в душе Малфоя, столь сильно появившийся после слов Поттера. После слов того, над чьим крахом он должен был торжествовать, но мог лишь понятливо прикрывать глаза, отставляя уже пустую кружку с совершенно не аристократичным звоном.

Эта блядская война оставила выжженное пеплом поле не только в его душе. Далеко не только в его.

Как же его это до этого момента не волновало. Гребанная встреча возродила в нем то, что не должна была. Понимание, что чертов замкнутый круг, в котором он носится, словно белка в колесе, существует не только в его жизни. Что герои тоже могут умирать.

- Гарри, - имя Мальчика-который-заебал-истерить-из-за-херни вяжет на языке, но он произносит его, не поморщившись, прямо смотря в чужие зеленые глаза, которым писали оды бесконечные фанатки, подумав, что если он не может вытянуть себя, потому что сам виноват в своей судьбе, то хоть разожжет старый огонь в душе того, кто должен вести их народ вперед. Единственный, кто способен обеспечить его сыну, малышу-Скорпиусу, спокойный сон, в котором не будет зеленых вспышек заклинаний и бесконечных предсмертных криков. То будущее, где дети не будут вынуждены защищать своих отцов, - ты привык выбираться с самого дна, так зачем сейчас сам себя загоняешь обратно. У тебя есть любимая жена, друзья, весь мир, готовый тебя поддержать.  Очнись, уж будь добр, от сюсюканья над старыми ранами и посмотри вокруг. У тебя есть непозволительная роскошь:  если ты уйдешь на покой, или там, не знаю, будешь учить подрастающее поколение, тебя поймут. Никто не ненавидит тебя за твою же фамилию и сам факт существования.

Малфой покачал головой и встал с места, устав делать вид, что он гребанная сестра милосердия. У Поттера под ногами лишь осколки зеркала, которые еще можно соединить, а не мелкий песок, который развевает ветер.

- Не думал, что ты можешь пасть в моих глазах сильнее, чем в школе, Поттер, но ты это сделал. И дело даже не в ожиданиях или что ты там себе накрутил, - Драко фыркнул, вновь надевая свою маску высокомерного мудака, который не способен понимать слова и чувства людей, а видел лишь комплименты в свой адрес, - не хочешь быть символом, так становись уж самим собой и шли всех в жопу. Быть честным перед обществом и перед собой - это единственное, что у тебя, в отличие от меня, у тебя еще осталось.  Точнее, у тебя хотя бы есть на это шанс.

Он кинул пару монет, которые, кажется, покрывали его часть заказа, на стол и накинул снятую мантию Отдела Тайн.

- Если ты еще захочешь поговорить, что мне вообще кажется ненормальным, потому что у тебя, вроде как, куча настоящих друзей и адекватная жена, знаешь, где меня искать, малыш-Поттер.

П е п е л у ж е н е г о р и т.

Правда ведь, Поттер?

[NIC] Draco Malfoy [/NIC]
[AVA]https://i.pinimg.com/originals/b6/1f/d8/b61fd828c7a5ad5c627168bc6e8d354e.gif [/AVA]
[STA] It is exceptionally lonely, being Draco Malfoy [/STA]

0

11

Разглядывая на удивление говорливого Малфоя, надежда магической Британии, как никогда ощущал себя потерянным, сломанным. Ощущал себя той самой ненужной деталью в общем механизме, смысла в которой нет, но без него ничего не работает. Бесполезный. Наверное, у него никогда не отболит всё, что ему пришлось пережить. Никогда он не научится жить без оглядки на призраки прошлого. Да, в общем-то, и плевать. Всем кажется, что быть Поттером - это просто. Захотел и стал квиддичистом, все, конечно же, поймут. Захотел и ушёл учить детей в Хогвартсе - все поймут. Только не понимают. Даже порыва не понимают. Поттер не идиот, может быть будь он им - ему бы было проще. И если сначала он правда верил, что он нужнее в аврорате, то позже пришло понимание, что выбора и тут тоже не было. Ему бы просто не дали уйти в спорт или спрятаться дома, да даже в стенах Хогвартса. Ненависти нет, зато сколько ответственности, сколько регалий. Кем бы прикрывалось нынешнее правительство, если не им? Мальчиком, которого поносили, которого называли безумным, которого никто не пытался спасти, оставив его наедине с тем, кого все так боялись. Мальчика, который зачем-то выжил и всех спас. Мальчика, который упрямо шёл к поставленной цели, потому что верил, что иначе нельзя, потому что знал, что больше некому. Мальчика, который шёл на смерть, умирал и возрождался, который шёл по земле, по которой раньше ходили его родные и близкие, но больше никогда не будут, с трудом справляясь с рыданиями и верил, что он с ними встретиться, что не подведёт. И именно он, а не кто-то другой был нужен Магической Британии и его будущее было предопределено. Ещё при рождении, когда он был обычным младенцем. Гарри это знал. Гарри это понимал. Гарри не собирался это озвучивать, потому что Малфой его всё равно не слышит. Считает, что у победителя был выбор, считает, что тот как обычно хорошо устроился, что он может всё. А по факту тот не мог ничего. Это было бы смешно, не будь так грустно. Не будь это всё так ужасно. Не будь он таким пустым внутри от осознания всего, что с ним происходит. Если раньше угли внутри хотя бы тлели, то сейчас в нём было всё серо от пепла и только дым от прежних костров и желаний заполнял всё его существо.

Поттер и рад бы гордо заявить, что его война давно закончилась, но на деле как бы не так. Просто теперь он не был главным героем, не стоял со знаменем впереди всех. Он просто был этим самым знаменем, которое подняло новое правительство. Практически лицо революции, которая ему не по душе. Гарри в глазах Малфоя читал немой укор, в словах его слышал негодование, непонимание отчего же он ничего не сделает. А в ответ мог только виновато улыбаться. Он сделал всё, что мог. Он просто не смог восстать из пепла в очередной раз, не смог бороться с бюрократической машиной во главе со своей старой, возможно, уже бывшей боевой подругой. Не смог донести свою мысль, что кардинальные меры - это не то, что нужно обществу, которому итак тяжко. Не смог доказать, что воспитываемая в обществе ненависть к чистокровным - это не то, что им нужно. Ненависть - это вовсе не принятие полукровных и магглорождённых. Ненависть оставляет отпечаток на людях, на их помыслах. Кому, если не Поттеру об этом знать? Кому, если не Поттеру знать, к чему приводят попытки кого-то придавить посильнее к земле, чтобы не рыпались? Они же все пережили эту войну. Они же все видели, что бывает, если в ком-то начать взращивать ненависть к кому-либо. Почему только он понимал, что то, что происходит сейчас не геноцид, конечно, но очередное начало конца? Зачем было так сильно давить на семьи, чьи фамилии занесены в список тринадцати, чьи отцы спасали свои семьи как умели и уже заплатили за это сполна, прикрывая свой беспредел тем, что тот же Поттер на своём месте? А ведь он был бы не прочь потерять все свои капиталы и даже особняки, оставшиеся от родителей и Блэка. Он хотел бы быть по ту сторону баррикад. Но кто бы дал правительству нажать на Надежду, верно? Герой неприкосновенен. Избранный. Только этот Избранный здесь и сейчас готов был просить прощения у Малфоя за то, что слишком слаб, слишком устал. За то, что не может всё это остановить и помочь ему. И может быть даже за то, что не умеет помогать таким глупым гордецам, как он, чтобы его не восприняли в штыки. Он даже не мог оправдаться и рассказать свою немаленькую тайну о том, чем он занимался, когда все эти суды и попытки разорить древние рода начались.
Гарри Поттеру было стыдно за свою слабость.
Но он уже ничего не мог.
Только оправдываться.
Или молчать, раздражённо сверкая зелёными глазами, скрытыми очками.

- Не помню, чтобы клялся кого-то защитить после того, как выполнил своё, так называемое, предназначение,- на последнем слове Гарри скривился, постаравшись скрыть своё раздражение кружкой с кофе, который, как ни крути, горчил не меньше, чем неприятное для него понятие. Он, в общем-то, и тогда то не клялся всех защитить. Он мыслил другими категориями, верил в другое. А люди знали только то, что писали газеты. Поттер даже пытался бороться с беспределом репортёров, но это было настолько бессмысленно, что он просто давно сдался и перестал читать свои интервью во избежание всякого. К Мерлину их всех. Ему бы себя сберечь, хотя бы остатки, чтобы потом из них собрать что-то целое, смутно похожее на него самого. - Малфой, скажи мне вот что, по твоему у тебя были возможности? Выбор? Когда ты поступал в Хогвартс, когда ты был ребёнком, когда началась война? Когда она закончилась? Я уж думал, что ты то поймёшь меня и мои иллюзорную возможность выбора. Выбор он у тех, чьё лицо не мелькает в Пророке. Я бы с удовольствием сейчас с пеной у рта доказывал тебе, что я хотел быть аврором - я им стал, но я уже не уверен, что это было моё желание. И нет, не поняли бы. Я нужен как минимум половине Британии там, где я есть, ты же сам это прекрасно понимаешь. И Поттер - звезда квиддича, что, к слову, уже не так уж и достижимо, это не то, что им нужно. Вот и всё. Я не пытаюсь оправдаться, я просто говорю, что думаю. Самому смешно, ничего не говори.

Обвинения и злые слова не задевали. Поттеру было даже странно от этого, да, он был раздражён, но вовсе не хирургически аккуратно вогнанными иглами талантливого Малфоя под кожу. Скорее уж тем, что и этот не понимает. Никто не слышит. Все гнут свою линию, у всех всё так просто. Живи для себя, Гарри. А как это для себя? Поттер не в курсе. Он так не умеет, не научен. Вся его жизнь была для других и никто не спешил обучить его иному, зачем? Он ведь такой удобный.
Впрочем, его собственное имя произнесённое школьным недругом в самом деле его задело. Взбудоражило. Заставило очнуться и вынырнуть из своих невесёлых мыслей, прислушиваясь.
Вот только зря.

Каждое слово, словно кратковременный Круциатус. Гарри, у тебя жесть любящая жена. Ранил. Гарри, у тебя ведь есть друзья. Почти потопил. Гарри, у тебя есть целый мир, готовый тебя поддержать. Убил. Поттер скривился и склонил голову ниже, пряча больной взгляд, в котором Малфой мог бы увидеть слишком много. Это было бы чересчур. Они не друзья, даже не приятели. Их разговор - блажь Поттера и не стоит ему об этом забывать, не стоит прямо здесь и сейчас вскрывать свою грудную клетку, показывая огромную дыру внутри. Ни к чему подобное зрелище Драко. Никому оно ни к чему.

- Да, конечно, Малфой, ты прав,- голос звучит механически. Поттер просто устал говорить одно и тоже по кругу. Нет, не поймут. Да, он может, но какой ценой? Его не ненавидят, пока он там, где его хотят видеть. Когда он решит отступить и выберет себя, всё изменится. Он не боится за себя, но за его спиной дети. Они точно недостойны пренебрежения со стороны общества. Пусть у них, в отличие от него, всё будет хорошо. И плевать, если его ложь слишком очевидна. Он устал, он имеет право.

Заметив движение напротив, Поттер поднял голову, без удивления отмечая, что Малфой собирается уходить. Это, в отличие от их разговора, логично. Пасть в глазах Драко было даже не обидно, возможно, он прав, но не во всём. Стать самим собой не так-то просто, когда ты всю жизнь символ. Вернее часть жизни никто, а потом сразу символ. Совет, конечно, хорош, но, кажется, слегка запоздал, а жаль. Всё, что смог сделать Гарри - кивнуть. Слова здесь уже не нужны.

- Спасибо, Драко,- произносить имя Малфоя, задумываясь, что именно он говорит, непривычно. Монеты на столе всего лишь подтверждают его ожидания. Не позволил бы этот аристократ до мозга костей платить за него - это же унизительно. Поттер усмехнулся и проводил взглядом удаляющегося собеседника.
Интересный, конечно, разговор.
Странный.
Может быть полезный, но Поттер не уверен.
Оставив на столе монеты, которых хватало с лихвой и на вторую половину заказа и на чаевые не слишком-то вежливой официантке, Поттер поднялся, запахнул мантию и удалился следом за Малфоем, с удивлением отмечая, что отчего-то всё же улыбается.

спустя две недели

- Др.. Малфой, можно тебя?
Обернувшиеся на его голос удивлённые лица Поттера не волнуют, пусть лучше спасибо скажут, что не по имени позвал, а ведь хотел, просто вовремя сообразил, как странно бы это звучало для непосвящённых в их недавнюю встречу, читай, вообще для всех. Ему, если честно, плевать, что там кто подумал. Ему. Нужен. Малфой. Кровь из носу нужен. Прямо сейчас. Он, конечно, давно подозревал, что его брак в какой-то момент рухнет вниз, также как он когда-то давно с метлы, но подозревать и быть готовым - совсем разные вещи. То, что он пришёл именно к Драко его лично не удивляло, это слизеринец считал, что у него жена и друзья, Поттер то знал, как он одинок в толпе людей, смотрящих то на него, то в ту сторону, в которую он указывал. Да и не мог он прийти со своим больным взглядом и болью внутри к Рону или Гермионе, он заранее знал, что они скажут.
Ты всё неправильно понял.
Вам нужно поговорить.
У вас же дети, Гарри.
Почему интересно это не остановило Джинни? Впрочем, всё логично. Он дерьмовый муж, просто ему как-то в голову не приходило, что его благоверной хватит мужества привести любовника в дом. Хотя, наверное, это логично - там Поттер бывал реже, чем в своём кабинете. А тут решил вернуться пораньше. Наверное, оно и к лучшему.
Он даже не стал устраивать разборок, не стал обращать на себя внимания, просто криво ухмыльнулся и вышел на негнущихся ногах во двор, откуда аппарировал в Косой, а оттуда уже в Министерство. Ни к чему отвлекать людей друг от друга, пусть хотя бы им будет хорошо. Ну а Малфой же сам сказал, что если он захочет поговорить, то он знает, где его искать, верно? Вот он и нашёл. Каким-то чудом не забывший как дышать, странный, скривившийся, смотрящий на приближающегося волшебника с плохо скрытой надеждой. Может быть и хорошо, что сейчас почти конец рабочего дня, да даже если бы и нет, кто рискнёт сказать самому Поттеру, что Малфой занят и не может уйти? Вот именно. Никто.
Хоть какие-то бонусы от всей его дерьмовой жизни под прицелом колдокамер.

- Помнишь, ты говорил, что если захочу поговорить, то я знаю, где тебя найти? Мне очень нужно поговорить.
Во взгляде пожар, в груди сплошные руины. Ему в самом деле нужно поговорить, отвлечься, перестать видеть то, что ему видеть не стоило. Перестать думать о женщине, чьи рыжие волосы разметались по спине, перестать слышать её стоны, перестать пытаться вспомнить, на ком сверху была его жена. Малфой навряд ли скажет ему что-то ободряющее, скорее уж сообщит, что он сам виноват, ну и пусть. С ним хотя бы не стоило беспокоиться о том, что ему снова скажут красивую ложь вместо правды. Вместо собственных мыслей.
- Можешь прямо сейчас?
Если Малфой откажется, Поттер рискует окончательно съехать с катушек. А он не готов. У него же дети, у него имя. Он блядский Гарри Поттер, которому не с руки хлестать огневиски из горла в одиночества - так выше вероятность, что кто-нибудь увидит и запечатляет. Впрочем, он знает одно место, где им никто не помешает. Но сперва ему нужно согласие Малфоя.
Ему. Нужен. Малфой.
И огневиски.

[nic]Harry Potter[/nic][sta]мальчик-который-выжил[/sta][ava]https://media2.giphy.com/media/9FdDrkMJC0og/200w.gif[/ava]

0

12

Опустошение – первое, что почувствовал Малфой, покидая стены теплого кафетерия. Он сдержал в себе детское желание обернуться, чтобы в последний раз окинуть Поттера внимательным взглядом, отмечая очередные, раньше незамеченные, мелочи во внешности Мальчика, который выжил. Впрочем, он не особо горел желанием вновь видеть слегка подрагивающие руки и пустой взгляд – это рушило столь привычный облик школьного врага, а Драко морально не был готов менять в собственной голове устоявшийся образ Великого Героя, не сейчас, когда роли были распределены уже много лет назад, а все авторские ремарки подписаны. Его итак выбил из колеи этот разговор, в котором было столько скрытого смысла, чужой внутренней боли, которую Малфой не был готов принять. Его собственная занимала слишком много мыслей, и ему не должно быть никакого дела до сломанного врага, который рассеянно, даже впервые, произнес его имя. Панибратство, ставшее пощечиной для них обоих: столь разные в школе, но так похожие во взрослом возрасте, когда все мосты были сожжены. Это было слишком иронично, чтобы принять за данность.

Что же ты тогда не принял протянутую на школьной лестнице руку, Поттер? Что же ты изо всех сил игнорировал глупые малфоевские попытки подружиться? Пускай то и была лишь пыль в глаза, да эпатаж, попытка выделиться – но и Малфой по-другому не умел, не знал как добиться внимания от Легенды, о которой он знал с младых ногтей, о которой уже тогда говорили все, кому не лень. Что же ты не потрудился разглядеть в сыне богатого отца, приученного к бахвальству, такого же одинокого ребенка?  Не увидел молчаливый, презрительно брошенный в лицо крик о помощи, который совершенно не скрывался Малфоем на шестом курсе, а лишь бросился заклинанием, чуть его не убившим – хотя Поттеру, определенно, стоило это сделать, по крайней мере, он бы так облегчил хоть чьи-то страдания.

Впрочем, ни Поттера, ни Малфоя в то время не интересовала судьба друг друга – уже тогда их единственной мыслью, набатом бившей в голове, было простое «выжить».

Сейчас, когда они уже слишком чужие, слишком разные, нет смысла заново строить то, что не получилось создать в прошлом, и не мог Драко быть единственным, кто это понимал.

Малфой не считал себя идиотом, поэтому не обманывался мыслью, что Поттер придет к нему за очередным откровенным разговором за чашкой кофе. Он не придет. Поттер, чертов гриффиндорский ублюдок, слишком сильно в этом напоминал слизеринца - не сумев получить от него то, что так ждал, хоть и Драко не мог сформулировать, что так нужно было бывшему врагу, он должен был разочароваться, прийти к тому, что их касательные больше никогда не пересекутся, кроме кратких встреч на работе.  Все же для поддержки, утешения и понимания у Поттера всегда были близкие люди, и это явно не тот, чье предплечье много лет назад заклеймила Темная метка.

Метка, ставшая для него началом конца.

Хотя, смысл юлить – это конец начался, стоило ему сделать первый вдох под фамилией Малфой, предопределившей все его будущее.

Драко кинул недовольный взгляд на тучи, отдернул мантию и аппарировал в Министерство, где его ждали отчеты и надоедливые взгляды да шепотки коллег, которые заметили его совместный с Поттером уход. 

Хоть в чем-то удружил, гребанный Герой: теперь к нему хотя бы первое время будут относиться с осторожностью, помня о том, что он не только лично знаком со спасителем Британии, но и поддерживает с ними хоть какие-то отношения.

Две недели спустя.

Документы на развод маячили перед глазами уже несколько дней, вырывая из привычных, самоуничтожающих размышлений. Астория, неуверенно занесшая их в его кабинет, честно призналась, что устала: от давления, слухов, собственного порушенного статуса, давления от других волшебников, оскорбленных статусом чистокровных. Устала жить без любви, с оглядкой на собственную сестру, которую Блейз Забини носил на руках, обожал, не скрываясь. Розовые замки, наивные детские мечты разбились о суровую реальность и холодную отчужденность мужа, который никогда ее не любил и сообщал об этом предельно честно – ей не за что было его винить. Ослепленная детской влюбленностью, она сама не заметила, что у нее под носом, и, пускай Астория не хотела рушить семью из-за Скорпиуса, отравлять свою жизнь она тоже не могла.

Они решили разойтись полюбовно: бывшей жене отходили какие-то накопления, которых было не так много, опеку же над сыном они решили поделить, пока не придет время учебы в Хогвартсе, а там ребенок будет гостить у обоих родителей по очереди. На их счастье, сын, слишком наблюдательный для своего возраста, не стал устраивать истерик, лишь изо всех детских сил обнял обоих родителей.
Драко был благодарен Астории за отсутствие скандалов и мирное решение их общей проблемы, был благодарен собственному ребенку за понимание. Так, действительно, будет лучше. Для них обоих. Малфой хотя бы скинет с шеи вину за чужую испорченную жизнь – у нее еще будет шанс быть счастливой, уж Дафна, всегда ненавидевшая мужа младшей сестренки, об этом побеспокоится. А сам он уж как-нибудь справится, если не затопит свою жизнь в нескончаемом потоке огневиски.

Он рассеянно взмахнул палочкой, пытаясь проанализировать защитные заклинания на очередном артефакте, который принесли услужливые авроры. Легкие шепотки коллег, раздающиеся за спиной, уже не отвлекали – они немного сошли на нет, пускай в первые дни было совсем невыносимо, а его встреча с Поттером и вовсе успела обрасти идиотскими подробностями, вплоть до того, что они ушли на странную, никому непонятную дуэль, чтобы разобраться со школьными обидами. Откровенно говоря, Малфою это льстило, и он даже не пытался разубедить болтливых кумушек, лишь привычно задирая брови на эти инсинуации в свой адрес: его хотя бы теперь не уничтожали взглядом и не пытались унизить, разве что Уизли-номер-три аккуратно посматривал на него при каждой встрече, но, слава Мерлину, он был единственным нормально воспитанным рыжим, поэтому в чужие дела предпочитал не лезть. Все складывалось даже условно неплохо, ведь Поттера все и без того после увидели живым, а буквально на следующий день он и вовсе остановил очередную стычку темных магов, заработав еще большую любовь к своей и без того раздувшейся от самомнения персоне, оттянув слухи про Малфоя на себя.

Самомнения, которого, как оказалось, не было и в помине.

Драко раздраженно потер висок, пытаясь выкинуть из мыслей странный разговор, к которому нет-нет, но возвращался, зачем-то анализируя поведения бывшего врага. Ему бы думать о том, когда забирать Скорпиуса из Франции, в которую он поехал на каникулы с матерью, а не искать причины непонятного поведения Поттера, до которого ему не было никакого дела – его самого ждало объяснение с Нарциссой, совсем недовольной положением дел в семье сына, и это должно было беспокоить гораздо сильнее.

Почему-то не беспокоило. Словно ему казалось, что мать поймет, она всегда его понимала и принимала таким, какой он есть – пожалуй, единственная, кто, не зная всего, что творилось в душе у сына, все равно принимала его в распростёртые объятия и привычно целовала в висок, готова поддержать и обогреть.

Возможно, вполне возможно, что этого Поттеру и не хватало – простого понимания, не основывающегося на достижениях и прочих регалиях, но и в таком случае не к тому он обратился – Драко не из тех, кто легко ведется на растерянный взгляд и прощает старые обиды.

Слишком еще болели шрамы от брошенной в запале «Сектусемпры». Не сошла еще краска с покрасневших на первом курсе щек.

Шепотки за спиной словно бы стали громче – как будто коллегам больше заняться нечем, право слово, работы у них хватило бы на все Министерство разом, - но Малфой игнорировал их, слишком погруженный в собственные мысли, лишь краем глаза посматривая на копию документа о разводе, который буквально утром подписали их семейные юристы. Тугое кольцо, сжимавшее душу, стало хоть немного расслабляться.

Собственная фамилия, произнесенная немного неуверенно, отвлекла его от бессмысленных помахиваний палочек – Поттер, неожиданно появившийся в его отделе, несколько удивил Драко, и тот лишь недоуменно приподнял брови, всматриваясь в ошалелые глаза Героя.

О, как этот взгляд был ему знаком: потерянный, сломленный - он видел его в зеркале на протяжении почти трех лет, когда его жизнь постепенно разрушалась день за днем, рвалась в клочки вместе со вспышками страшных проклятий. 

- Передайте мистеру Уизли, что мистер Поттер затребовал мою помощь по одному делу, - кратко бросил Малфой коллегам, в наглую пользуясь чужим статусом и служебным положением, ни капли этого не стесняясь.

Собственный порыв альтруизма не удивил – он действительно обещал, что будет согласен повторить разговор, а Драко, каким бы ни был говнюком, обещания привык держать. Взмахом палочки рассортировав документы по закрытым ящикам стола, чтобы ни один любопытный нос не посмел залезть, Малфой накинул снятую мантию, которая мешала работать. Краем глаза он наблюдал за Поттером – потерянным, таким он его никогда еще не видел. И если бы в школе это был бы отличный повод для шуток, то сейчас Малфой как никогда четко понял, что человеку напротив не до едких комментариев и обидных слов.

Возможно, пришло его время сделать что-то хорошее. Хотя бы попытаться потянуться кончиками пальцев к тому, что было похоронено в том самом магазине мантий.

Без лишних слов Малфой вывел Поттера из Министерства не пользуясь даже камином – аппарировать сейчас было проще. Их вновь видели коллеги, что, на самом деле, было только на руку, но и это было последним, о чем он думал. Этот взгляд, знакомый взгляд, подсказывал, что им не подойдет ни та кофейня с ужасной официанткой, ни какая-нибудь «Кабанья голова». Незаметно закатив глаза и покостерив себя за гребанный альтруизм, свойственный только добреньким гриффиндорцам, да мягкотелым хаффлпафцам, Драко подхватил Поттера под локоть и перенес их в святую святых – Малфой Мэнор, услужливо распахнувший свои двери.

Туда, куда, возможно, Поттер и не хотел возвращаться.

В то место, что для Драко служило собственной личной гильотиной – местом, где было слишком много смертей и застарелых воспоминаний. В то место, где стены пропитались болью и кровью.

- Милли, огневиски, - он бросил краткий приказ единственному домовику, встретившему их на пороге, и провел неожиданного гостя в свой кабинет – самое спокойное место в доме, которое не было связано с их, не самым приятным, что скрывать, прошлым.
Туда, где не было раздражающих говорящих картин, а лишь уютные кресла, пепельница и трещащий камин. Туда, куда сам Малфой приходил, чтобы хоть как-то справиться с эмоциональными накатами.

- Ну, - скинув мантию, которую тут же убрала услужливая домовиха, и поправив рукава простой белой рубашки, скрывающей предплечья, Драко расположился в кресле, тут же зажигая палочкой магловскую сигарету, пачка с которыми лежала на кофейном столике, аккурат рядом с подносом, где расположились бокалы и непочатая бутылка с огневиски, - в чем дело, Поттер? Кажется, наш предыдущий разговор прошел не слишком хорошо, так чем же я могу тебе помочь?

Дым от сигареты, стучащие в бокале кубики льда и сидящий напротив Герой Британии – кажется, жизнь Малфоя скатывалась в какое-то совсем непонятное нечто.

Кажется, ему это даже нравилось.

[NIC] Draco Malfoy [/NIC]
[AVA]https://i.pinimg.com/originals/b6/1f/d8/b61fd828c7a5ad5c627168bc6e8d354e.gif [/AVA]
[STA] It is exceptionally lonely, being Draco Malfoy [/STA]

0

13

Поттер был благодарен Малфою за тишину в эфире. На самом деле даже попробуй тот его поддеть или пнуть побольнее словами - Гарри бы не заметил. Он вообще был удивлён, что всё ещё может дышать, а не свалился на пол, хватаясь за горло, задыхаясь и хрипя совсем не по-геройски. Что ему какие-то слова? Так странно на самом деле. Он ведь правда давно подозревал, даже задумывался, как бы отреагировал и ни разу ему в голову не приходило, что будет так больно. Но он и не предполагал, что станет свидетелем измены. Он верил в честность, в открытость отношений. Верил, что Джинни, его славная, маленькая Джиннни, придёт к нему и попросит развод, потому что он уже не тот, за кого она выходила замуж, потому что он дерьмовый муж, потому что она любит другого. Какая разница почему? Но он и не предполагал, что ей хватит мужества и подлости обманывать его. Неужели так сложно было прийти и сказать? Сберечь то светлое, что у них было. Не скинуть его в пучину отчаяния, проявить благородство, вспомнить всё, что между ними было и пожалеть несчастного, жалкого, беспомощного Поттера. Он правда не понимал, чем заслужил предательство. Он же не тиран и не деспот, дал бы развод, понимая, что между ними уже давно ни пожара, ни даже тлеющих углей. Всё, что их делало семьёй - дети и общая фамилия. Он бы всё понял. Он бы принял. Он бы повёл себя благородно. Но.. за что?
Поттер не хотел задумываться как давно, но всё не мог отогнать эту навязчивую мысль от себя. Месяц? Полгода? Год? И всё это только ради звучной фамилии или почему? Неужто это у неё так жалость к своему сломленному мужу проявилась? Бросить жалко, но быть с ним уже невмоготу? Если бы Малфой не увлёк его за собой по коридорам Министерства, Поттер бы обязательно разбил кулак о стену. Его душила бессильная ярость. Почему все с ним так? Почему не могут по-человечески? Почему бояться сказать, как оно на самом деле? Почему даже сейчас от него скрывают правду, притворяются, что всё в порядке? Он не душевнобольной, чтобы уберегать его от стрессов. Он, сука, живой назло всем. А ему то удар поддых, то нож в спину, то мордой в стол. Когда он успел так нагрешить? Когда близкие и родные люди стали так для него опасны, когда они перестали думать о нём, как о человеке, а не о ком-то, кто нужен в здравии для общества? Когда самыми токсичными для него стали те, ради кого он и в воду, и в огонь, и в медные трубы? Они и их мысли, их действия. В какой момент всё стало так дерьмово? Когда Гарри, мать его, Поттера сделали разменной монетой не только глобально, но и по мелочам?
Больно.

В очередной раз разбитая Надежда Магического мира даже не заметил, как они вышли из Министерства и не успел ничего спросить, прежде, чем Малфой утянул его в трансгрессию. Может и к лучшему. Не в том он состоянии, чтобы инициировать перемещение, так можно и расщепиться невзначай. Доверять Драко было дико, но, с другой стороны, какие у него были варианты? В его голове только ворох вопросов: когда? зачем? почему? за что? В ней не осталось места для чего-то правильного, для каких-то решений. И, видимо, это было слишком очевидно даже для стороннего наблюдателя, ну и плевать. Как будто общество не видело Поттера потерянным, сбитым с толку или с больным взглядом. Да они уже двенадцать лет на подобное любуются и всё их устраивает, переживут. Все всё переживут. А вот Поттер может и не осилит. Как прикажете восставать из пепла раз за разом, когда мир вокруг не просто враждебен, он токсичен, смертельно опасен для одного конкретного волшебника, у которого уже ни плеча, на которое можно опереться, ни утешающих объятий не осталось? Впрочем, у него внезапно был Малфой. Смешно, в общем-то. Не совсем нормально. Но он не в том положении, чтобы выбирать кого понадёжнее на свой вкус. Тем более, что вкус у него дерьмовый. Друзья у него не очень. И жена - шлюха. И во всём этом гадюшнике Драко выделялся хотя бы тем, что не имел ни единой причины врать ему, глядя в глаза. По крайней мере Гарри на это надеялся.

Малфой Мэнор вызывал у Поттера отвращение. Слишком много здесь произошло неправильного из той категории, что никогда не отболит. На секунду ему показалось, что он слышит крики Гермионы, но это всего лишь игра его воображения, не менее жестокого по отношению к нему, чем реальные люди. Показалось. Поттер послушно и молча шёл следом за Драко, стараясь не смотреть по сторонам и не думать. Вообще. Мысли о Джинни рвали изнутри. Мысли о прошлом отдавались фантомными болями в шраме, которые не могли быть правдой. Здесь всё равно лучше, чем в Министерстве или дома. Везде сейчас лучше, чем дома. Особенно там, где нет людей и не нужно следить за перекошенным лицом, не нужно пытаться смотреть на мир трезво. Поттер едва заметно усмехнулся, представив, что сказал бы ему хозяин поместья, если бы он вдруг сказал ему: "спасибо, спас" или что-нибудь ещё более невразумительное. Но проверять не стал, продолжив хранить молчание и предпочитая смотреть исключительно в пол. Местные интерьеры не способствовали его душевному равновесию по понятным причинам.

Гарри рухнул в кресло, тут же сгорбившись, уперевшись локтями в колени и спрятав лицо в ладонях, остервенело пытаясь стереть ими с себя воспоминания сегодняшнего дня. Не помогало, конечно. По его внутренним ощущениям ни черта ему сейчас не поможет и разговор в том числе, но выговориться хотелось до одури. Да и Малфой задал вопрос, было бы странно вытащить его с рабочего места и теперь многозначительно молчать. Впрочем, быть странным Поттер уже привык. Странным, глупым, непонятым и обманутым. Как странно, что об этом в его интервью никто не писал, такой материал пропадает! Гарри Поттер не в себе. Гарри Поттер не в своём уме. Гарри Поттер разбит, как лодка, брошенная в шторм на скалы. Вот только кому нужен такой Гарри Поттер, верно? Он даже собственной жене таким не интересен, что уж там говорить про других. Герою не положено быть таким жалким. Герою на роду написано быть символом, быть сильным. Героям, наверное, не изменяют. А вот Поттеру очень даже. Очередной забавный факт.

- Помочь? - Гарри отнял лицо от ладоней, разглядывая Малфоя странным болезненным взглядом. Как вообще можно помочь настолько больной скотине, как он? Разве что убить. Или отмотать время назад и позволить ему умереть вместе с придурком Реддлом. Тот ещё легко отделался на самом-то деле. И даже умерев, доставил Поттеру не мало хлопот. Отомстил, что уж там. Право было пророчество, просто его трактовали иначе. Не может Гарри жить в мире, где нет трижды проклятого Тёмного Лорда - он в этом мире выживет. И помочь ему нельзя. Можно только раз за разом повторять, что он ничего не понимает и может всё изменить, стоит лишь только захотеть. - Ты обещал мне разговор, на большее не претендую.

Просто не имеет права претендовать. Он одним своим существованием не слабо испортил жизнь Малфою и отлично это понимал, даже сейчас, даже когда ему так дерьмово. И что дружбы, которую он когда-то не принял, тоже уже не сложится. Но ближе и честнее у него всё равно никого нет. И ему правда нужно выговориться, главное просто перестать стесняться своих рогов и начать говорить. Слово за слово. Мысль за мыслью. Легче не станет, но Малфой вполне может дать ему отличную словесную оплеуху и вывести его из состояния шока. Было бы очень кстати, ведь жизнь не закончилась. Это просто Гарри в очередной раз закончился, споткнувшись о людское блядство, вспомнив каково это снова быть одиноким и потерянным. Каково это быть одному.
И даже совершенно невозможный в доме чистокровного волшебника сигаретный дым Гарри не смущал - каждый уничтожает себя как умеет. Каждый спасается, как может.

- Я был не совсем честен в прошлый раз, сам понимаешь, итак вывалил на тебя слишком многое. Непривычно, наверное, было осознавать, что весь из себя Герой на самом деле сломан минимум в трёх местах и навсегда увяз в уже прошедшей войне, да? - Поттер склонил голову, даже не пытаясь улыбаться. Малфой мог соврать, мог сообщить очередную колкость - Гарри  уже не стеснялся своей слабости, сейчас его беспокоило вовсе не это. С этим он уже научился сосуществовать, даже не жалея себя, как предпочёл трактовать его исповедь Малфой. А вот с некоторыми новшестами ему ещё только предстоит учиться сосуществовать. И это будет не так-то просто. - Так вот, Драко. Нет у меня ни бравых преданных друзей, ни любящей жены. Гермиона, как ты можешь заметить, уверенно пошла вперёд, не оглядываясь. Нет, она пыталась вытащить меня за уши, но быстро смекнула, что в своём пост-военном состоянии я даже удобнее для пропаганды и оставила всё как есть, не гнушаясь использовать светлый лик своего когда-то лучшего друга в своих целях, уверенная, что всем так будет лучше и что я пойму. А Рон, ну, Рон - это Рон. Он так и не понял, что я, кто я и как я все свои знаменитые приключения пережил, да и зачем им я? Они идут вперёд, а я топчусь на месте, потому что не могу ни шага влево, ни шага вправо, увяз в собственном образе, придуманном для других. Как ты понимаешь, однокурсникам не до меня. Большая часть пытается выжить, другая, в общем-то, тоже выживает как умеет, кто оплакивая погибших, кто ненавидя меня, кто вознося на пантеон героев, а кто и вовсе обо мне не думая - этих я люблю больше других.

Гарри сцепил руки, изучая их и злясь на то, что они дрожат. Говорить оказалось не так-то просто, гораздо сложнее, чем в прошлый раз. Это было слишком личное, настолько личное, что об этом знал только он и больше никто. Ему бы выпить, конечно, но тянуться за стаканом было страшно - ему казалось, что он обязательно его разобьёт, уронив или слишком сильно сжав. Поттер не доверял ни себе, ни своим рукам. Нечего портить чужие вещи, хватит и того, что он использует Малфоя в своих целях, буквально поймав его на слове и заставив слушать себя в очередной раз.

- Ну, а жена тоже не ожидала получить не бравого Гарри Поттера, уверенно идущего на смерть, а его осколки. Вернее на смерть то я иду всё ещё также уверенно, вот только в семейной жизни оказался не так хорош, да и в целом не слишком похож на воспетый светлый образ решительного Героя. Я вовсе не каменная стена, за которой ей было бы безопасно. Как ты понимаешь, там где нет колдокамер я с собой честен. И не всем моя искренность по вкусу. Вот Джинни уже нашла мне замену, забыв попросить сперва развод. Это, мягко говоря, неприятное для меня открытие.

Джинни, мягко говоря, не права. Джинни как минимум шлюха, как максимум меркантильная. Кто же знал? Кто бы мог подумать? Какая жалость. Какой неприятный финал. Как же больно. Как же всё-таки больно раз за разом разбиваться и пытаться собрать себя по осколкам. Как же дерьмово быть Гарри, мать его, Поттером.

- Ну, давай. Расскажи мне, как я в очередной раз пал в твоих глазах. Как жалок. И как заебал себя жалеть. У тебя неплохо получается.

Ну не сочувствия же ему ждать от Малфоя, верно? Тот вполне в своём праве.
Потому что Поттер жалкий.
Потому что Поттер себя жалеет.
Потому что Поттер вываливает свои проблемы человеку, которому явно хватало своих.
Человеку, в чьих бедах, был виноват он.
Человеку, чью дружбу сознательно отверг.
Человеку, чьё тело украшает шрамы от его неосторожного заклинания.
Почему бы этому человеку не врезать ему и не прогнать?
Это было бы логично.

[nic]Harry Potter[/nic][sta]мальчик-который-выжил[/sta][ava]https://media2.giphy.com/media/9FdDrkMJC0og/200w.gif[/ava]

0

14

I must to change your life

Он протянул к нему руку – резко, решительно, наплевав на все законы их мира, выстроившуюся иерархию, закрыв глаза на бесконечную вражду и не самые лучшие поступки с обеих сторон. Словно забыл, что между ними была война, не та, что уносила жизни, отравляла судьбу, а та, которая бывает лишь между двумя школьниками, полными играющих гормонов. Он протянул ему руку и улыбнулся так, как умеет только он – глазами, блестящими от мягкого света свечей, словно предлагая забыть все, что было до, открывая новую страницу в их после. Он протянул ему руку во сне, а после швырнул заклятием, вспарывающим грудь, в реальности. Из никогда бы не получились нормальные друзья, пожалуй. Слишком уж въелись под кожу противоречия, засели в мозгах старые привычки, которые не забывались. Разъединяли их вспышки проклятий, крики и стоны, увековеченные каменными стенами родового поместья. Намекало кольцо-печать на тонком пальце обо всех различиях, которые, словно сама судьба велела, не дали соединиться их нитям на тканном полотне. Сверкали выбеленные семейным инцестом белые волосы, прямо противоположенные черной смоли на чужой голове. Они были слишком разные просто по факту рождения, даже не воспитания, так на что надеялся в свое время младший Малфой? Почему не удивлялся сейчас, когда человек, которого он научился презирать за годы тех унижений, что оставлял ему Поттер, словно пощечины на бледных щеках, делился с ним откровениями, дрожал, как побитая собака, а он даже не чувствовал удовлетворения? Почему не мог найти в себе ни капли столь привычного злорадства, в которое обычно закутывался, словно в кокон, выискивая малейшие изъяны в поведении любимого обществом героя? Почему ощущает лишь пустоту и, совершенно ненормальное понимание?
Ему не хотелось жалеть. Не хотелось насмехаться. Драко ничего не хотел. Чтобы отстали, пожалуй. От него, Малфоя, замученного борьбой с самим собой, своими идеалами и этой блядской реальностью, столь отличающейся от того, чего он ожидал с самого детства. От Поттера, который спас магическую Британию, подумать только, в семнадцать. Гребанный мальчишка со шрамом на голове заебался жить уже тогда, когда у нормальных людей только начиналась самая волшебная пора. Их сломали, разобрали, но вот намекнуть, как собирать себя по частям забыли. Не тому учили в школе, совсем не тому. Кому нужны разноцветные фейерверки из палочки, кубки из крыс и другие причуды, когда участники войны, пускай и стоявшие по разные стороны, так и не научились, как же правильно жить, не пугаясь каждого шороха. Как заставить свои глаза снова сиять, как в забытом детстве. Как прекратить защищать себя и просто улыбаться восходящему солнцу. Школа, бесполезные уроки, яркие звездочки на кончике палочки, сияющие значки старосты, древко метлы, пахнущее полиролью, свистящий ветер в ушах, летающие туда-сюда бладжеры – все это осталось где-то за спиной, на самом днище глубокого потрепанного сундука, доставалось лишь для того, чтобы вспомнить с легкой ироничной ухмылкой, да убиралось обратно, покрываясь пылью. Это прошлое – их прошлое – исчезло, дымкой патронуса растворилось в воздухе, как и счастливые воспоминания, отдающие ржавчиной на языке.

Поблескивало огневиски в стакане. Стучали друг о друга кубики льда. Напиток горчит на языке, обжигает глотку так, что хочется чем-то закусить, но Драко даже не морщится, лишь затягивается сигаретой сильнее. Он слушает. Чужая боль, что могла бы пугать, отравлять, ему кажется естественной. Наверное, было не удивительно, что Малфой понимал. Его – мысли, сломленное состояние, разбитую судьбу – Поттера, которого ненавидел всю свою осознанную жизнь. Только вот ненависть эта, отравляющая вены, разжижающая застывшую кровь, служившая ориентиром долгие годы, улетучивалась, словно дым его сигарет. Горчила сухим остатком на губах, которые он облизнул, вслушиваясь в каждое слово. Лицо Гарри, словно отражение его собственного: уставшее, замученное, сломленное войной. Они должны были шагнуть вперед тогда. Когда разлетелся пеплом Темный лорд, когда взошло солнце новой эры, готовое освещать Магическую Британию. Но для них продолжалась беспросветная тьма из давления, из политики, из ненависти или ожиданий. Малфой и Поттер – два волшебника по разную сторону баррикад. Мужчины, на которых с самого детства давили ожидания, судьба и понятие долга. Исполнили ли они его? Один из них нет, и барахтался в попытках построить хоть что-то, что будет напоминать о прошлом, как величие застывшего в вечности Малфой-мэнора. Один из них – пожалуй, да. Были ли он, Мальчик, который выжил, доволен своим предназначением?

Конечно же нет.

Принятие чужих слов – пощечина по бледным щекам. Бьет сильнее, чем отказ от протянутой руки тогда, на ступеньках, в первый день в школе. Драко не хотелось даже допускать мысль о том, что им нужно было пройти через все это дерьмо, чтобы просто понять друг друга, да и понимают ли они? Все еще нет. Знал ли Поттер, как резали его слова по нервам Малфоя? Знал ли он, на сколько обидно слышать от человека, у которого были открыты все дороги, который цеплялся за прошлое не потому, что это единственный ориентир, впитанный с молоком матери, а потому что слишком слаб, чтобы отпустить?
Впрочем, это лишь шелуха. Жалкая, сухая, рассыпающаяся в руках шелуха. Какая разница, кто из них справился, а кто нет, если по итогу они оба сидят в креслах векового поместья, впитавшего огромное количество крови, боли бессчетного количество магов, включая их самих, пытаясь обсудить то, что обсуждать, по сути, и не стоило – ни к чему они в итоге не придут. Лишь будет в ушах свистеть убивающее проклятье, словно напоминание. Будет отражаться в глазах свет от зеленой вспышки, унесшей столь многих. Будет шуметь в ушах рев Адского пламени, набатом бить отчаянный крик Гермионы, которой ни один из них не мог тогда помочь.

- Допустим, заебал, - Малфой, что удивительно, не был ошарашен этим неожиданным признанием. Оно, скорее, было вполне закономерно, если учитывать все то, что Поттер сказал в прошлый раз, а Драко, хоть и закрывался в ракушку из привычных эмоций, не были ни дураком, ни слепцом – умение подмечать детали он воспитывал в себе, зная, что в противном случае его имя будет вырезано на могильном камне семейного склепа, - я не буду тебя жалеть, Поттер, по одной простой причине: почему ты сам не попросил развод, если знал, что все идет не туда, куда должно? Кажется, я второй раз пытаюсь вытащить из тебя, почему ты не способен открыть рот и поговорить. У тебя, в отличие от меня, это вроде хорошо получается: ты никогда не прикрывался самовлюбленностью или именем рода, как твой не особо покорный слуга. И ты никогда не был глупцом, Гарри. Идиотом – всегда, но вот умение видеть людей насквозь позволило тебе выжить в этом дерьмовом мире. А вот твой идеализированный взгляд на мир должен был разрушиться в ту ночь на шестом курсе, если не раньше.
Драко с силой затянулся и откинул голову на спинку кресла, позволяя ядовитой смешке рассечь губы, подобно уродливому шраму. Кто он такой, чтобы выговаривать Поттеру за его минусы, когда сам занимался самообманом столько лет?

- Впрочем, Поттер, забей на все, что я сказал. Давай подумаем о другом. Что будешь делать дальше? Подпишешь развод, как я, чтобы видеть детей раз в неделю? Или примешь друзей и жену, широко раскрыв объятия и сделав вид, что ты умеешь прощать чужие грехи, да и вовсе не такой злопамятный, какой ты на самом деле?

Он не собирался щадить чужие чувства. Это не нужно было Поттеру – его итак постоянно жалели, думая, что с и без того тяжелой судьбы ему не помешает ласка и любовь. Только вот Малфой не обманывался: хотел бы он ласки, не пришел бы к Малфою, который не был способен ни на что, кроме ядовитой правды. Ни на что, кроме застарелой ненависти. Ни на что, кроме понимания и огневиски, разлитого на двоих.

В конце концов, у кого еще искать понимания, как не у такого же сломанного в трех местах, избитого судьбой парня, для которого будущее – потемки.

- Классная мы компания, Гарри, - он глухо рассмеялся, стряхивая пепел – до чего же похоже на их жизнь: яркое, пылающее начало, и такая тусклое, беспросветное настоящее, - всеобщий любимец и змеиный гад, порицаемый обществом. Очень кричащий заголовок для Пророка.

В конце концов, возможно, только возможно, Драко не обольщался, ему уже не пятнадцать лет, они помогут друг другу хотя бы растормошить засасывающее во тьму настоящее.

Change or die

[NIC] Draco Malfoy [/NIC]
[AVA]https://i.pinimg.com/originals/b6/1f/d8/b61fd828c7a5ad5c627168bc6e8d354e.gif [/AVA]
[STA] It is exceptionally lonely, being Draco Malfoy [/STA]

0

15

Малфой заикается о  жалости, а Поттеру хочется смеяться. Вовсе не за жалостью он к нему приходил, вовсе не за ней. Все и так его либо жалели, либо восхищались - заебало. Ни того, ни этого ему не надо было. Он сам то себя не жалел. Всё закономерно, всё логично. Его приход к Малфою и выдёргивание того с рабочего места ради разговора вовсе не попытка пожалеть себя и пожаловаться на судьбу - это всего-навсего желание выговориться, рассказать всю правду, признаться себе, Малфою и миру в том, что было на поверхности последние годы. А тот опять про слова, про неумение сделать решительный шаг вперёд, а Поттеру смешно. Тот его совсем не понял, хоть и говорил правильные вещи, просто не понимал, что у Гарри, у мальчика Гарри, даже не закончившего школу и встрявшего в некрасивую историю с момента своего рождения, не было ничего кроме людей. Вот он и верил в них. Верил сперва безоговорочно, потом с ремарками, а потом лучших забрала война, тех, кому было не плевать, и осталась горстка тех, кого он считал не опорой, но оплотом спокойствия. И с каждым годом количество тех, кто был близок всё уменьшалась и это причиняло боль. Джинни, наверное, была последней в списке. И всё, что он видел в её глазах последние годы - усталость. Он говорил, правда говорил с ней. Спрашивал. А ответы всегда были одинаковые. И всё на что он надеялся так это на благородство и честность. Дело ведь вовсе не в его безответной любви к изменившей жене. Он считал её другом, товарищем, женщиной, на которую мог бы положиться. От этого и больно.

- Ты реагируешь не на те слова, Малфой. Джинни в первую очередь всегда была мне другом, а потом уже женой. Да, всё шло наперекосяк и я не могу тебе с уверенностью сказать, что приди она и скажи, что я останусь рядом, но люблю я вот того парня, то я бы подал на развод, если бы он его не попросила - я хуевый муж, во мне мало чего осталось живого, того, что я бы мог отдать, кроме верности и желания защитить свою семью, но я хороший друг и отец, да и ревности во мне ни грамма. Любовь давно прошла, если вообще была. Даже застав их в собственной постели, я просто ушёл. Потому что.. зачем? Зачем портить им хороший вечер, понимаешь? Кто-то счастлив и это хорошо. Правда хорошо. Хорошо, что Джинни не потеряла вкус к жизни, как я. Я благодарен ей за детей и за прошедшие годы, когда она ещё пыталась меня поддерживать или когда просто позволяла чувствовать себя чуть менее одиноким, чем я был. Вопрос только в том, что всем вокруг как-то больно просто даются предательства,- Поттеру плевать как звучат его слова. Плевать, что подумает о нём Малфой. Он не пытается казаться кем-то другим, он просто Гарри. Гарри Поттер, который устал. Устал быть разменной монетой, устал быть чужим щитом, устал, что его предают. А за шестой курс ему стыдно. Он тогда просто не знал, что делает, но это не умаляло его вины, но сейчас они говорили не про этом. - А там, тогда, на шестом курсе разрушился я сам и тебе причинил немало вреда, чем не горжусь, знаешь ли. А мир, мир всегда остаётся на месте.

Они снова и снова говорили об одном и том же, но по-разному. Малфой говорил о превентивных мерах, а Поттер думал только том, почему нельзя было решить вопрос иначе, почему нельзя было поговорить. Он ведь спрашивал, а она молчала. Не придумала ничего лучше откровенного предательства. Прекрасно. Замечательно. Нахуй их всех.
Гарри замолкает, толком не понимая, зачем пытается объяснить свои внутренние установки Малфою, который смотрел на мир иначе, прислушивается к мерному треску поленьев в камине, не отнимает лица от рук и слушает. Слушает сперва звуки вокруг, затем Драко и снова начинает заводиться.

Потому что чужие слова снова задевают за живое и Поттер злится. Злится не на Малфоя, не щадящего его тонкую душевную организацию, придуманную его же друзьями, если уж честно. Злится на Джинни. И вдруг понимает, что он уже знает, что будет делать, знает как будет действовать и чего добиваться. И улыбается совсем не тускло и не светло, скорее криво и очень неприятно. Гарри Поттер, конечно, давно сдулся. Гарри Поттер, конечно, в самом деле потерялся в собственных воспоминаниях и так и не пришёл в себя после войны, не смог в очередной раз возродиться из пепла, не нашёл в себе сил. Но в этой его жизни, давно потерявшей всякий цвет и не приносящей радость, есть целых три маленьких человека, ради которых он готов снова и снова лезть на амбразуры, чего бы ему этого не стоило. Орать до хрипа, разбивать кулаки о стены в кровь, использовать всё своё раздутое псевдовлияние, общаться с репортёрами, кричать на всех углах, кто прав, а кто виноват. Ради своих детей Гарри Поттер сделает всё, что в его силах, и даже то, что раньше бы никогда не сделал. Внутренне ему даже не стыдно за идеи, всплывающие в голове, как добиться справедливости и выскрести себе право быть с теми, кто ему в самом деле дорог.

- Нет, Малфой,- взгляд, переведённый с огня в камине на Малфоя неуловимо напоминает тот самый, с которым он шёл умирать. Человек, сидящий в кресле сейчас не напоминает тень самого себя в лучшие и одновременно с тем худшие годы, как жаль, что возможно, этот эффект продлится всего пару минут. Поттер давно не верит ни во что из того, что ему навязывали. Давно не слышит в чужих словах, сказанных для него, ни грамма правды. Но он всё ещё тот самый несносный Гарри Поттер, умеющий добиваться того, что ему нужно во чтобы то ему ни стало. Вопреки чужим ожиданиям, так сказать. - Я заберу детей. И получу развод. Если честно, я так устал от того, что меня воспринимают как разменную монету и удобного человека, что, если понадобится я буду играть грязно. В моих руках репортёры, охочие до личной драмы Надежды Магического мира, у меня деньги и те треклятые возможности, о которых ты вечно мне напоминаешь, в конце концов в моих руках факты: измена и чужая карьера, предполагающая разъезды. Джинни не нужны дети. А если и нужны, хотя я и сомневаюсь, то мне они нужнее. И видеться раз в неделю с ними будет мать. Но если захочет, может и чаще, конечно.

Поттер пожимает плечами и снова возвращается в своё обычное состояние. В нём давно уже нет места кострам, в его глазах давно угас огонь, осталось только едва тлеющее костровище, да пепел. Всплеск решительности, внезапное озарение - чудо. Вынужденное преображение. Гарри Поттер давно не борется за себя и свой комфорт - он устал, устал бороться, устал биться о стены, о чужое равнодушие, о повсеместное лицемерие. Но он снова запрыгнет на амбразуры, чтобы отстоять то, что ему важно, то, что дорого. То, ради чего стоит продолжать жить. Гриффиндор однажды - гриффиндор навсегда. Пусть он и сломался, треснул, не смог восстать в сотый раз из пепла, в который обращался каждый раз, когда ему приносили очередное известие об очередной смерти хороших людей, но всё ещё готов бороться с миром, стоя один против всех, потому что верит в то, что так нужно. Весь его героизм - пшик. Мальчик, который выжил на волевых - это было бы самым честным определением всей его жизнь. Мальчик, который всю жизнь выживал и боролся звучит гораздо хуже, чем Герой Магической Британии, верно? Зато честнее. И его дети, его наследники не будут жить так. Гарри Джеймс Поттер объявит войну целому миру, если понадобится. И будет бороться. И даже то, что он заявил о своих намерениях своему вроде бы заклятому врагу, хотя на самом-то деле это всё глупости по большому счёту, его ни капли не смущало. Почему-то сейчас ему казалось, что больше и некому кроме белобрпысого слизеринца, беззастенчиво дымящего в соседнем кресле. К кому он мог бы прийти ещё и сказать всё, что чувствовал, озвучить всё, что его в очередной раз разбило на тысячи осколков, если не к Малфою? Единственному человеку, говорящему с ним не как с тяжело больным, говорящему правду, пускай и чересчур жёстко порой. Малфой в самом деле был единственным, кто мог завести давно остановившиеся механизмы. Он был сродни глотку кислорода после долго и мучительного погружения под воду, где вдохнуть полной грудью возможности не было.
Здесь и сейчас с неестественной улыбкой на губах Гарри вдруг понял, что Малфой ему нужен. Правда нужен. Неважно в качестве кого - все эти ярлыки глупости. Они не друзья, нет, конечно нет, но и не враги. Они по сути давние знакомые, знающие друг друга настолько насколько позволяли себя узнавать. И в тоже время уставшие, сломанные, обугленные головешки, а не люди. Такие разные внешне, с такой разной судьбой, а внутренне очень похожие, почти близнецы. Разлученные в детстве близнецы - смешно. Поттер тихо хмыкает, качает головой, снова яростно трёт ладонями лицо, пытаясь избавиться от накатившего оцепенения и не спешит выпрямлять спину, вставать или делать хоть что-нибудь. Он требовал разговор и бутылку огневиски, но пить уже не хочется, да и говорить в общем-то тоже. По крайней мере не сидя чинно в кресле из тяжёлого стакана. Только если сидя на полу, расстегнув первую пару пуговиц рубашки под мантии, из горла, тихо воя, может быть даже и вовсе беззвучно. И не говорить, а бормотать, срываться, шептать, сбиваться, орать, когда особенно тяжко, но уж точно не спокойно и отстраненно говорить как это положено ему по статусу. Так, как это делали его ровесники сильно раньше, не почти в тридцать лет. Просто когда все прочие страдали от безответной любви или предательств, Поттер сверкал своей физиономией на главных разворотах, улыбался растерянно и всё пытался сделать мир лучше. Мир лучше так и не стал, Поттер давно перестал улыбаться на обложки наивно и светло, теперь это был отработанный взгляд и не менее отрепетированное выражение лица, а боль от предательств нагнала только сейчас. Даже смешно, что ему завидовали сотни и равнялись тысячи. Смешно. Смешно! И больно.

- А тебе не плевать, что напишут в Пророке? В любом случае, тебе должно быть чертовски выгодно быть упомянутым в одной статье с, никогда не привыкну, Героем Магической Британии. Говорят, что это очень помогает. Я, конечно, не проверял,- Поттер усмехается криво, так и не забирает со стола любезно предложенный стакан и сползает с кресла вниз на пол, упираясь спиной в него и широко расставив ноги. Сидеть на импровизированном троне его изрядно заебало. Нет в нём ничего от чистокровных и богатых. По жизни бедный, простой, свой. По жизни преданный, используемый и вечно получающий от судьбы ощутимые пинки. Его место внизу. Вовсе не на наверху пищевой цепочки. Он, конечно, может всё изменить. Встать и пойти устраивать разборки, запустить механизм, который позволит ему добиться желаемого, но сейчас он ещё не готов. На душе гадко, внутри пусто, и в голове пугающая звенящая тишина усталой ярости. И само осознание, что даже ярость отдаёт усталостью - пугает. Что же ты сделал с собой, мальчик? - Знаешь, если я скажу, что задумывался, почему у нас с тобой вечно были тёрки, я совру. Но сейчас я задумался. И ответа не нашёл, забавно, да? А ещё задумался, когда же всё пошло по пизде: с момента моего рождения или всё-таки когда уебок Риддл убил моих родителей, а Петтигрю обрёк Блэка на заключение в Азкабане? Хотя какая разница. Ты сейчас снова скажешь мне, что я заебал. Но я устал. Чертовски устал быть кем-то. Я бы хотел быть обычным, просто человеком, который пережил войну, а не был её символом. Я бы хотел быть свободным от надуманных обязательств, хотел бы чтобы мой развод касался только меня и близких, например. Но это всё глупые, несбыточные мечты. Знаешь, если бы можно было махнуться жизнью, не глядя, я бы махнулся. Я бы отдал все свои лавры кому-то другому и просто жил.

Поттеру кажется, что он снова и снова выворачивает себя наизнанку перед Малфоем и не может найти объяснения почему именно перед ним, но понимает, что это правильно. Правильно было вытащить его на разговор, а потом прийти с больным взглядом и потребовать очередной. И даже если Малфой его выгонит, скажет, что ему уже не помочь - всё не зря. Гарри достаёт палочку из крепления на руке, делает ленивый взмах, одними губами шепча “accio, бутылка”, подхватывает желаемое играюче, как когда-то ловил снитч и прикладывается к горлышку, даже не пытаясь изобразить из себя аристократа. Потому что это была бы ложь, а Драко врать уже нет нужды - он знает почти всех демонов Поттера в лицо и может здороваться с ними за руку. А самому Гарри больше к лицу пить так, чувствуя, как обжигает горло, делая жадные глотки и отстраняя от себя бутылку только когда становится жарко, а в голове появляется ощущение лёгкой запутанности. То, что нужно. Так будет легче. Легче пережить, пережевать увиденное. И проще сказать что-нибудь стоящее Драко, мать его Малфою, называть которого по имени всё ещё дико.

- Знаешь, Драко, я не удивлюсь, если после того, что я сейчас скажу, ты выставишь меня за дверь, но я всё равно скажу. Потому что по жизни бесстрашный, бескомпромиссный, храбрый идиот,- Поттер тихо, едва слышно смеётся, ставит бутылку рядом с собой и откидывает голову назад, упираясь затылком в мягкую обивку. Наверное, никому не нужны его признания, но ему всё равно хочется озвучить то, что он не так давно осознал. Просто потому что. Разве это не первый шаг к тому, чтобы что-то изменить? - Ты мне нужен. Ты, наверное, мой единственный шанс вынырнуть из этого депрессивного омута поствоенного состояния овцы, идущей на закланье, и очнуться. Наши встречи, конечно, результат ряда случайностей и моих маленьких безумств, но ты нужен мне. Ужасно звучит, да?

Поттер снова смеётся, на этот раз громко и надрывно. Смеётся, потому что плакать разучился много лет назад. Смеётся немного истерично и поворачивает голову, чтобы видеть Малфоя. Щурится, как будто забыл надеть очки, следит за чужим лицом, пытается понять донёс ли свою мысль. Он только что не просто вывернул себя наизнанку перед человеком, который мог всё это использовать против него, но ещё и ткнул в самые незащищённые места пальцем, чтобы ему было удобнее добивать. Вся эта искренность ни к чему хорошему не приведёт, никогда не приводила. Но перестать быть таким, значит окончательно себя предать, верно? А они здесь говорили совсем о другом.

- Можно? - Поттер протягивает руку к Малфою, взглядом указывая на сигарету, цепляется за точённый профиль своего закадычного собеседника, невольно восхищается всей это аристократичной красотой и бледностью, но ничего не говорит и просто снова улыбается. Дико и немного безумно. Весь его мир  давно рухнул, остались только развалины. Почему бы не отметить конец ёбанного мира скуренной сигаретой? Почему бы не вспомнить молодость, а?

[nic]Harry Potter[/nic][sta]мальчик-который-выжил[/sta][ava]https://media2.giphy.com/media/9FdDrkMJC0og/200w.gif[/ava]

0

16

Горчит. На языке горчит – невысказанные слова, невысказанные мысли о прошлом, о будущем. О настоящем – рассыпавшемся, разлетевшемся на тысячи осколков. На языке горчит алкоголь, выпитый разом. Горчит привкус магловских сигарет, дым от которых теряется где-то у такого высокого потолка, свойственного домам истинных аристократов. Портрет отца за спиной словно буравит дыры в его голове, осуждает. Но отец – его отпечаток, жалкий слепок души – молчит, как будто чувствует, что не время для поучений единственного сына. Отец, его умерший со славой отброса отец, оставил после себя развалины древнего рода, осуждение общества и чертов говорящий портер, который, манерно растягивая слова, высказывал сыну те прописные истины, что были актуальны лет пятнадцать назад. Но уже не сейчас, когда Драко выстраивал будущее для сына буквально по кирпичикам, с вечными оглядками и бесконечным страхом. Этот портрет, это напоминание, словно плаха над головой, затянувшийся узел на шее, ежедневная экзекуция– борись, Малфой, не будь как он. Не опускайся до жалкого подобия человека, не становись Люциусом. Не ведись на сладкие речи, обещания могущества, власти и славы. Не ведись на предложения о силе. Власть – пшик. Иллюзорное, бесполезное ощущение собственного величия, не стоящее даже кната в руках опытного банкира, способного из копейки сделать миллионы. Все это – власть, сила, могущество, счастливые времена – разваливается, рассыпается от малейшего дуновения ветерка. Он не верит ни в Мессию света – вон он, этот Мессия, сидит на соседнем кресле, сцепив руки, даже не пытаясь склеить себя по частям. Не верит в чистоту крови – зачем, если представитель одной из самых величественных фамилий Британии вынужден выгрызать дорогу для своей семьи, цепляясь зубами в глотки собственным противникам, наступая пяткой на остатки когда-то еще гордости, упорно делая вид, что, возможно, дальше будет лучше. Для Драко дальше будет никак – того яркого, школьного ощущения собственного величия, что так манило четырнадцать лет его жизни, больше не будет никогда. Времена, идущие под эгидой равенства, смели любую надежду на спокойное существование. Уничтожили, что цунами, баррикады спокойствия, исчезли в далеком, таком уже ненужном детстве, все мечты и глупые бахвальства о собственном величии. Спелись в змеиный клубок, шипящий, ядовитый, такой бесполезный, все его попытки сделать вид, что он на что-то способен: без прикрытия в виде целого подземелья, заполненного галеонами, Драко Малфой оказался никем. Пустым местом, когда-то мальчиком, умеющим разве что распознавать темные проклятья на старинных артефактах. Не гордится же ему выбеленными инцестом волосами, да блеклой Темной меткой на руке, сломавшей все, что могла сломать. Сделавшей из него самого жалкое подобие человека.

Впрочем, сейчас он не думает ни о прошлом, ни о таком зыбком будущем, которое, возможно, и вовсе не наступит. Не думает о сыне, уже бывшей жене или любимой матери. Не думает о развалинах собственной гордости, растоптанной, уничтоженной, державшейся на чистом упрямстве. Драко смотрим. Так, словно видит впервые. Так, словно с него впервые за долгие годы жизни сняли Империус, а он, словно младенец, тыкается лицом в руку матери, которая его направляет на жизненном пути. Он смотрит и видит уже-не-Мессию, уже-не-Героя. Он видит его – Гарри. Мальчика, не который выжил, а который был одинок. Мальчика, росшего без семьи, попытавшегося построить для себя то самое заветное место, где будет тепло и надежно. Мальчика, который не справился и цеплялся за единственное, что у него осталось – честность. И честность чью, подумать только! слизерница, который никогда не любил щадить чьи-то чувства, в том числе и свои, чьи иллюзии разрушились с первым мучительным криком, прозвучавшим в собственной гостиной. Слизеринца, который откровенно пытался его уничтожить, втереть в грязь, сделать его существование на столько отвратительным, насколько это вообще возможно для глупого ребенка, не способного ни на что, кроме выполнения приказов родителей, да бесконечное самолюбование. Не сказать, что Малфою стыдно за свои школьные годы, конечно же нет. Поттер, этот засранец, заслужил если не все, то большую часть из того, что он говорил ему – нельзя быть таким слепым ягненком, когда за твоей шкурой охотятся практически все влиятельные люди их мира. Нельзя верить кому-то без оглядки, так, словно это само собой разумеется. Нельзя быть таким Гарри Поттером – убежденным в своих идеалах, потому что они, эти ебанные идеалы, все равно разрушатся, и это будет далеко не так безболезненно, как могло быть, не будь он чертовым Героем.

Он слушает и слышит. Не осуждение – откуда ему взяться, Малфой пал так низко, что осуждать уже просто нечего – мольбу. И ему плохо, так плохо, что хочется вывернуть кишки наружу, лишь бы этот пустой треп закончился. Лишь бы этот сраный Поттер, чертов долбоеб, взял себя в руки. Очнулся – парень, в твоей жизни никогда не было «долго и счастливо», а взял себя в руки и послал всех в жопу. Туда, где им самое место. Раскрыл, наконец, свой потенциал истинного слизеринца, который давил в себе росчерками алого пламени, красными гобеленами, притворными речами. Чтобы понял – факультет не в крови. Факультет – он в голове. В том, что он в себе воспитал. А Поттер – змея. Самая настоящая.

- Нет, Гарри, - он говорит устало, открываясь, наверное, впервые. У Драко никогда не было друзей. Так, товарищи, да Блейз, с которым они разошлись сразу же после школы. Даже его бывшая жена не могла назваться подругой, лишь удобным прикрытием для восстановления собственных богатств. Пачка сигарет летит в бывшего однокашника, а он словно не замечает ни странной, такой откровенной, позы, ни чужих зеленых глаз. Его собственная отправляется в пепельницу, а следом достается вторая, такая нужная сейчас, - это ты меня не слышишь. Ты слушаешь, но не слышишь.

Он приподнимается с кресла, и кожа скрипит от его движений. Лениво, зажав при этом сигарету в зубах, задирает рукав рубашки, открывая предплечье. Обнажая эту уродливую, клейменую кожу, показывая ее впервые. Сюрреалистично – кто он, а кто этот Поттер? Почему все так? Словно бы правильно? Кто бы только знал.

- Ты же знаешь, что это? Знаешь. А знаешь, что это принесло? Обязан ведь. Это – мой крест. А ты свой не понял, Поттер. Ты – змея. Не та, которая была у погибшего ублюдка. Ты змея, которая умеет защищать себя. Конечно же ты заберешь детей, - Драко устало опускается на пол к бывшему врагу, забирая у него бутылку и отпивая, игнорируя все правила приличия, вбитые, казалось бы, под кожу, - ты обязан их забрать. Тебе всегда было насрать на общество, на мнение Пророка, да на все. Почему ты не понял, что друзей тоже не бывает? Впрочем, о чем это я, - он горько смеется, чувствуя, как краснеют щеки.
Как может Малфой, живший в другой системе координат, что-то говорить этому человеку, готового за близких расшибиться в лепешку? Он так не умеет. Он – лишь оболочка от живого человека.

- К черту это все, - Драко отпил из бутылки и посмотрел на огонь. – Ты, ублюдок, не принял мою дружбу тогда, почему я должен сейчас? Что нам это даст, Поттер, кроме взаимного нытья раз в неделю? Хочется попробовать себя в роли домохозяйки на выезде?

Все эти глупые слова, они словно против воли. Словно он дорвался. Дорвался до старых обид, до нежаживших гнойников. Словно теперь, почему-то, легче чем тогда.

- Это навевает воспоминания, Гарри, - грани бутылки поблескивают от огня, и этот блеск не дает оторваться. Малфой поставил бутылку между ними и слегка прикусил губу, - я пытался почти три года. А теперь, когда ты понял, как оно на самом деле, хочешь от меня откровенности? Ну так держи ее. Наше пикировки – единственное, что не дает мне сойти с ума. Оно душит, ясно? Это все, - он взмахнул рукой куда-то в сторону, словно говоря – замок этот, магический мир, да все, что окружало, - твоя, или чья она там, Грейнджер, справляется весьма хреново, спасая одних и уничтожая других. Что будем делать, Поттер? Поставим эту гребанную Британию на уши, показывая, как они достали верить в черное и белое? Или поплывем по течению?

Драко кажется, что уши горят.

Кажется, он смущен.

Кажется, он только что вывернул душу наизнанку.

Кажется, ему насрать.

[NIC] Draco Malfoy [/NIC]
[AVA]https://i.pinimg.com/originals/b6/1f/d8/b61fd828c7a5ad5c627168bc6e8d354e.gif [/AVA]
[STA] It is exceptionally lonely, being Draco Malfoy [/STA]

0

17

Поттер не спорит. Он просто устал спорить. Да и какая разница кто кого слышит, а кто нет? По большому счёту всё это, каждая минута этой встречи - это всего лишь попытка вырваться из бесконечной агонии. Выговориться, содрать с лица надоевшие маски, быть искренним от начала до конца, не сбавляя на поворотах, лишь бы избежать столкновения. Быть услышанным не самоцель. Важнее другое: наличие человека, который не будет смотреть ему в глаза и повторять давно надоевшую ложь, гладить по голове и пытаться сбить с цикличных мыслей, не дав вырваться из оков оцепенения. И Поттер не готов пока покинуть не самый гостеприимный дом, не сейчас, пожалуйста, Малфой. Поттер с неприличной жадностью, вяло сопротивляюсь жару и едва ощутимому пока дурману в голове, вполне ожидаемо посетившими его после употребления огневиски, следит за хозяином дома. Ему кажется, что это неуместно, нелепо, неприлично в конце концов, но он не может отвернуться - это, кажется, чем-то сродни собственной очередной кратковременной смерти. Кратковременной просто потому что он - Гарри Поттер, тот самый заебавший всех волшебник, который всё никак не может сдохнуть. Пусть он не слышит, зато он смотрит. Смотрит как этот не единожды проклятый им же белобрысый аристократ поднимается из кресла, тонет в скрипе кожи, как завороженный смотрит на руку и боится моргнуть - всё лишь бы не спугнуть видение. Рука, в которой лежит пойманная с привычной лёгкостью пачка сигарет, сжимается непроизвольно и без пяти минут разведённый обманутый муж напоминает себе, что ему всё ещё необходимо дышать. Поттер давно не видел метку. Метка - это крест. Метка - это проклятье. Метка - символ его боли и скорби. Малфой, оголивший всего лишь запястье с уродливой отметиной на бледной коже, кажется голым, вывернутым наизнанку, болезненно искренним. Гарри молчит.

Гарри молчит и смотрит. Смотрит и видит изломанных безжалостной к чужим планам госпожой смертью родных, до боли любимых людей, видит всех и никого, знает, что их здесь и сейчас нет, но помнит, что это всё правда. Смотрит внимательно, смотрит пристально, и на миг ему мерещится шевеление змеи, как раз в ту самую секунду, когда Малфой называет его самого змеёй, морщится болезненно, мысленно повторяя про себя, что это невозможно. Невозможно. Невозможно.
Поттер молчит, смотрит и видит перед собой не гордого аристократа, способного всего парой слов заставить себя ненавидеть, а одним лишь жестом записать в личные враги. Он видит сломанного мальчишку, вынужденного действовать в интересах семьи и того самого ублюдка, который столько лет мучил Магическую Британию и самого Поттера лично, просто потому что тот каждый раз зачем-то выживал. Он видел не соперника, не врага и не человека по ту сторону баррикад. Он видел волшебника, который просто пытался выжить, сегодня, здесь и сейчас, как никогда чётко. Смотрел и понимал что каждый его шрам, каждое посещение Мунго, каждое поражение - всё это про тоже самое. Все они заклеймены войной. Никогда они не станут прежними. Не смогут забыть, простить и примириться. Навсегда в лапах того, что было, по уши тонут в последствиях каждого своего решения, принятого ими, когда они ещё были детьми. И это прискорбно.
Поттер смотрел и видел Драко, исполосованного темномагическим заклинанием, неосторожно брошенным им же в него, в луже собственной крови. Смотрел и видел Малфоя, закатавшего перед ним рукав, признавая их равенство, поясняя одному тупому упёртому гриффиндорцу, что то, что для него боль и скорбь, для владельца метка всё тоже самое.
Поттер слишком много видел. Поттер боится смотреть дальше.
Поттер ни черта не слышит из-за шума крови в собственной голове, звучащего как набат и ещё неизвестно по ком звенит колокол.
Поттер кивает невпопад, соглашаясь с чем-то, и достаёт из пачки сигарету, понимая, что у него мелко дрожат руки.
Поттеру кажется, что он наконец-то разбит и уничтожен. Проиграл. Отступился. Сдался. Принял, осознал, смирился с чужой правдой.
Поттеру кажется, что его вынесло штормом на побережье, вокруг обломки и он сам почему-то целый.
Поттер поджигает сигарету, затягивается и медленно выдыхает, отводя взгляд.
Ему кажется, что его тошнит.
Ему кажется, что это слишком.
Как никогда прежде ему жаль, что он тот самый Поттер - названный лидер фракции, продолжающей казнить тех, у кого не было выбора, просто потому что считают, что только так можно построить идеальное общество.
Гарри затягивается ещё раз.

- Ты и не должен, Драко,- чужое имя не ложится на язык, но после увиденного, после этого непрошеного интимного, пожалуй, жеста, он просто не мог назвать его Малфоем. Как и не вправе был юлить, врать и в чём-то убеждать. Малфой и правда ничего ему не должен. А вот он ему с лихвой и навряд ли хоть когда-то сможет оплатить все выставленные ему счета. Это просто невозможно. Из него вышел совсем не героический герой. Уставший, сломанный, обращённый в пепел, понимающий скорее побеждённых, чем победителей. По крайней мере в выживании Гарри знал толк. А вот в охоте на ведьм ни черта не смыслил. И не принимал такую правду. Всем нутром сопротивлялся, пока не махнул рукой и не смирился. Но, кажется, отступать он устал даже больше, чем быть Героем. - Ты в праве указать мне на дверь и пожелать сдохнуть в ближайшей канаве. По крайней мере есть за что. Я бы понял.

Малфой может предъявить ему за слабость и малодушия. Каждый, кто был так или иначе ранен в ходе войны, вправе предъявить ему за слабость. За то, что не смог остановить всё раньше, чем их локальный ад стал таким страшным. За то, что не смог спасти сотни, тысячи заблудших душ. За то, что не спас конкретного человека, посчитавшим возможным сесть рядом с ним плечом к плечу и пить из одной  бутылки. За то, что и после не смог остановить очередной виток их общего кошмара. Гарри не Иисус и не святой. Он, в общем-то, обычный тупой гриффиндорец, если вернуться к истокам. Упрямый и щедрый на заботу, излишне благородный и жертвенный. Будь он в самом деле змеёй, то кусал бы в случае опасности, а он, кажется, никогда и не умел. Или разучился. Сломался. Сдался. Как много раз ему нужно признать своё поражение, чтобы стало легче? Гарри в очередной раз выдыхает дым, призывает пепельницу и тушит в ней свою сигарету, чтобы забрать бутылку у Малфоя и сделать ещё один-два-три жадных глотка. Трезвым быть совсем не хочется. А принимать решения надо. Пора. Хватит притворяться случайным прохожим. Он ведь, мать его, Гарри Поттер. А Драко, чтоб его, Малфой в который раз прав. Чертовски прав. И если Гарри не может избавится от звания Героя и Надежды, значит, пора снова стать кем-то значимым. Кем-то кто борется, возглавляет сопротивление, кем-то значимым. Нельзя до бесконечности быть где-то на границе тени и света, притворяясь манекеном. Он ведь всё ещё жив. Дышит, слышит, видит, злится и чувствует отчаяние.
Он жив. Его сердце снова запущено и было бы глупо не воспользоваться этим.

- У меня были некоторые сложности, если ты понимаешь о чём я. Ты вёл себя как заносчивый мудак, а я всегда плохо разбирался в чужих сигналах. Мы можем попробовать ещё раз. Только теперь руку протяну я, а ты попытаешься понять по моему лицу, что я имею в виду,- Поттеру, кажется, что в любой другой день он бы перевёл это в шутку, но сегодня он серьёзен. Он уже сделал тот самый шаг, что разделял их годами, десятилетиями. Сделал его пока ещё в здравом уме и трезвой памяти, признал, что Малфой ему нужен, как воздух. Необходим. Весь. Вот такой вот мерзкий, повторяющий ему, как он заебал ныть и в который раз спрашивающий, а что он будет делать дальше. Если бы только Гарри сам знал, а что дальше. Если бы. Впрочем, кажется, он в кои-то веки определился. Поттер не смотрит на Драко, смотрит прямо, но говорит уверенно. Знает, что так правильно. - Не моя. Чужая. Знаешь, плыть по течению у меня получает из рук вон плохо.

Поттер ухмыляется нехорошо, чересчур мрачно, цепляется пальцами за стекло, делает ещё пару глотков, отставляет ополовиненную совместными усилиями бутылку, с непривычной грузностью, навязанной алкоголем, поднимается на ноги, отталкиваясь от кресла и встаёт так, чтобы оказаться прямо перед Малфоем. Не  колеблясь, протягивает руку, щурится, как будто забыл очки, и говорит глупости. Честные, искренние, те самые, которые стоило сказать очень давно.

- Гарри. Гарри Поттер. Давай вместе перевернём этот ебанутый мир с ног на голову? Помоги мне всё исправить.

Ведь, если происходящее их не убило, значит сделало сильнее.
И если ни один из них не сойдёт сейчас за целого человека, то вдвоём они будут как раз той самой нужной боевой единицей.
Теми, против кого сложно, да и страшно, если честно, идти. Впрочем, может быть ему просто нужен Драко, а не вся эта возня?
Время покажет.

[nic]Harry Potter[/nic][sta]мальчик-который-выжил[/sta][ava]https://media2.giphy.com/media/9FdDrkMJC0og/200w.gif[/ava]

+1

18

Иногда, бессонными ночами, когда тьма за окном душит, а холодная, нетронутая соседняя подушка напоминает о собственной тотальной бесполезности, Драко думает. О многом думает: своем предназначении в мире, уничтоженном детстве, ноющих шрамах, оставленных не на теле, но в душе, о том, что ему делать дальше. В такие моменты, когда жизнь ощущается удавкой на шее, которая похлеще школьного галстука перетягивает шею, он старается понять, когда свернул не туда. Когда все начало скатываться в бездну, наваливаясь, словно снежный ком. Ответ кажется очевидным: летом четвертого курса его жизнь перевернулась так, что не позавидуешь, но на деле ответ вовсе не такой. Далеко не такой. Дело в том, что Малфои – змеи по своей природе. Они выжидают, высматривают, а после бросаются, чтобы уничтожить свою жертву единым, литым движением. А он и вовсе дракон – должен был им стать по факту рождения. Он многое что должен был, многое что не сделал. Это очевидные, но уничтожающие вещи. Проблема в том, что Драко – гордый хорек, не змея вовсе, что с него взять. Выращенный не так, думающий не так, не подстроившийся под новые правила игры до сих пор. Он хреновый стратег, хреновый уже-бывший-муж, хреновый отец, хреновый волшебник. Его жизнь не задалась, вот так просто, признанием, черными строчками по желтоватому пергаменту. Не задалась. В этом новом, деланно-разноцветном, условно-безопасном мире он пытался просчитывать каждый свой шаг – не выходило. Пытался делать вид, что его устраивают новые порядки. Иногда, выгребая галлеоны из пустеющего семейного сейфа, жертвовал на благотворительность для волшебников из семей магглов, словно говоря: «Проиграл. Я принял ваши правила». Общество ухмылялось, не веря ни единому слову. Горстки аристократов, успевших сбежать из военной Британии, делали вид, что поддерживают следование новым правилам, на деле лишь выжидая момент, чтобы вгрызться в глотку остаткам некогда богатой семьи. Их мечтали уничтожить не только свои – для высшего общества это всегда было нормой, он умел выживать и ставить на место тех, кто зазнавался статусом своей крови, но стало обыденностью и для обычных волшебников, которые еще помнили, кто именно убивал мужей и насиловал детей. Из-за чьих идеалов отгремела самая крупная магическая война последнего столетия. Старшее поколение еще помнит предыдущую войну, омрачившую их молодые годы. Помнят и эту, уничтожившую жизнь их детей. Драко Малфой не питал ложных иллюзий: ему, при всех стараниях и попытках не высовываться, никогда не удастся ассимилироваться с окружающей средой, не вжиться в новые правила игры, а расплачиваться за грехи отцов будет не только его сын, но, возможно, его внуки и правнуки, если только не случится очередной войны, во время которой его наследники, в отличие от него самого, смогут выбрать правильную сторону. Ту сторону, которая не будет включать в себя страдания и невозможность что-то изменить. Ту сторону, победа которой обеспечит хотя бы имитацию спокойствия.

Именно этому Драко пытался научить сына. Выбирать. Он не учил его принципам чистоты крови. Не учил его стоять за семью грудью, ведь семьи у них больше не было. Он учил его стоять за себя, ведь они с Асторией, не смотря на великолепное домашнее образование, данное сыну, так и не смогли решиться отправить его во Францию. Хотя, наверное, в их случае это было бы самым безопасным решением. Бегством от реальности. Драко думал, как бы он поступил, будь у него маховик времени? Будь у него возможность отправиться в прошлое, что бы он изменил? Он просчитывал варианты, рассматривал каждую возможность, но не видел и малейшего шанса на то, что у него получилось бы избежать всего того, что с ним произошло. Разве что убить себя самого еще младенцем, чтобы хоть так разорвать порочный круг. Впрочем, шелуха это. Шелуха . Бесполезные мысли о том, чего не случилось бы никогда.

До последнего времени он плыл по течению. Вяло отбрехивался от нападок в свою сторону, изо всех сил держал лицо и остатки былой гордости в руках, пытаясь сделать вид, что попытки разворотить то живое, что в нем еще осталось, совсем не задевают. Его пытались прощупать. Понять, где же то самое слабое место, кусочек живого, за которое можно зацепиться, чтобы после выдрать, как мандрагору из горшка, наслаждаясь посмертными воплями. Он не позволял. Не давал и возможности подумать, что сын был единственным, за что он держался. До недавнего времени Скорпиус был его всем. До недавнего времени Драко думал, что ничто не способно его расшевелить. Он думал, что так и будет до конца жизни цепляться за осколки, вспоминая вспышки зеленого пламени, засыпая под крики его матери. Какая все же ирония, что Гарри Поттер, волшебник, руками которого была уничтожена та тварь, впившееся в глотку магического сообщества, Гарри Поттер, ставшей символом нового мира, Гарри Поттер, отказавшийся от дружбы с ним, чуть не убивший однажды, дважды спасший его от смерти, тот самый Поттер, который был сломан ничуть не хуже, чем он сам, стал тем, кто помог ему собрать себя заново. Как «Репаро», произнесенное в тишине. Защитное «Протего» - экран от внешних воздействий, живое напоминание, что еще не все потеряно. Это было иронично. Это было смешно до колик в животе, так противоречиво, что, узнай об этом хоть кто-то еще – не поверил бы ни за что. Ведь тот самый Малфой, участвующий в диких репрессиях, Малфой, всем сердцем презирающий грязнокровок, Малфой, существующий только потому, что уничтожить его было бы слишком негуманно – новый мир ведь не так работает – теперь задушевно пьет огневиски с тем, кто должен был вести за собой волшебников к тому светлому, о чем мечтал сам Альбус Дамблдор. Выворачивал душу наизнанку не кому-то из друзей чистокровок, которых, впрочем, у него не было, а человеку, с которым у них не было ничего общего, кроме далеких предков на семейном гобелене. Драко ведь тоже устал, правда устал. Он никогда не любил быть из тех, кто говорит то, что от него хотят услышать, не умел гладить людей по головке за дурости, которые они творят, конечно же, с его точки зрения. Малфой говорил прямо, словно резал маггловским ножом по коже, он никогда никого не жалел, в том числе и себя. Поттер, жадный до откровений Поттер, который словно тянулся к нему, говорящему ему жесткую правду, вскрывающему гнойники без всякой жалости, не щадящему нежные чувства Героя, которому все привыкли подлизывать одно место. Он не будет, зачем? Почему он должен, если Гарри был тем, кто загнал себя в ловушку собственноручно. Тем, кто не смог разорвать порочный круг, забив свою голову воспоминаниями о том, что уже никогда не изменить. Они волшебники, но не боги. У них нет волшебного маховика времени, чтобы вернуться в прошлое и уничтожить Тома Реддла еще до того, как он пришел в их мир. У них нет маховика времени, с помощью которого они могли бы хоть что-то исправить. У них были только они. Сломанные, отчаявшиеся, жадные до откровений.

По правде, он чувствовал себя обнажённым. Они играли в эту игру уже неприлично долго, чтобы кто-то сторонний мог сказать о случайной встрече дух бывших однокашкников, решивших вспомнить прошлое. Они оба, жадные до честности, нуждающиеся в помощи, почему-то смогли найти спасение друг в друге. Это было больно. Больнее, чем прилетавшее в лицо Круцио. Это было спасением, словно бокал воды в палящей пустыне. Это было нервно, вот так, впервые, открывать другому самые глубокие, до сих пор незажившие раны. Видеть и слышать о боли другого человека. Это было интимнее, чем все то, что происходило за дверьми супружеской спальни. Откидывать маску привычного миру Малфоя, открывая, пускай и знакомому человеку, израненное существо. Он выхватывал, жадно смотрел, как реагирует тот, кого он должен был ненавидеть, на каждую его фразу. Как зеленые, эти блядские зеленые глаза, загипнотизировано смотрят на Черную метку, выжженную на бледном запястье. Как идут по бледным щекам красные пятна, то ли от жара камина, то ли от выпитого, то ли от откровения, которое себе позволил Драко. Он ведь всегда умел видеть и смотреть . Будь между ними война, как та старая, которую они, глупые мальчишки, ничего не знающие о настоящих сражениях, вели в школе, он бы счет себя победителем. Тем, кто смог, наконец, открыть другому глаза на весь тут ужас, творящийся вокруг, когда святоши с красного факультета делали вид, что они самые умные и счет только в их сторону. Только Драко не был победителем. Да и не чувствовал себя таковым. Как и проигравшим. Он чувствовал, что устал. Так сильно, что хотелось лишь выпить, чем он и занимался, да пассивно курить, вслушиваясь в треск поленьев и вглядываясь в Гарри, который выглядел так, словно ему влепили самую большую пощечину. Знал бы он, как сам умудрился вывести его из привычного, такого важного равновесия, которое было для Драко всем. Основой, почвой под ногами, тем, за что он пытался хоть как-то держаться.

Кажется, для них обоих это был слишком тяжелый день. Слишком откровенный, чтобы стать традицией. Впрочем, Драко был готов признать себе, что не прочь повторить, правда, без стольких откровений за раз. Он прекрасно понимал, что они не сказали друг другу и половины того, что должны были. В конце концов, он даже не поблагодарил его тогда. Сейчас, когда они оба основательно пьяны, должно получиться уместно.

- Я вел себя так, как привык, впрочем, как и ты. Сам понимаешь, тяжело принять, что с тобой не хотят дружить, когда все, напротив, только и пытались, что пожать мне руку. Впрочем, однажды у нас получилось вполне себе дружеское спасение из Выручай-комнаты, помнишь? Ты очаровательно спас мне жизнь, а не бросил сгорать, я это ценю, - он шутливо поднял бокал в его честь, отпивая. Сигарета все еще тлела в другой руке, и это было немного неудобно, но Драко было плевать. Он только лишь отставил огневиски на пол, чтобы не мешало. А потом и вовсе удивленно уставился на поднявшегося Поттера. Прикрыл на секунду глаза, ухмыляясь. Отбросил в пепельницу бычок.

- Драко, Драко Малфой, - он поднялся изящно, не пытаясь сделать вид, что трезв. Трезвым он, наверное, никогда не решился на такое, - и я не помогу тебе исправить, Гарри. Мы попытаемся создать, верно? Мы ведь способны не только защищать и уничтожать.

Он крепко пожимает чужую ладонь. Мимолетом удивляется контрасту кожи: бледная, почти белая, и немного загоревшая. Ухмыляется дерзко. Время ведь пришло.

- Правда давай обойдемся без кровавых реформ и вот этого всего, я бы хотел оставить имя Малфоев за порогом. Как насчет того, чтобы попытаться восстановить тех себя, которые не пытаются убиться, горюя о погибших о войне? Как насчет показать людям, что наши дети достойны того, чтобы им не вешали ярлыки, смотря на их идиотов-отцов?
Драко говорит о том, что наболело. Просит о том, за что душа болит больше всего. За себя уже отболела – хватит. А вот за детей, наверное, не перестанет никогда.

- Может, ты не совсем это хочешь слышать, - он опускает ладонь чужую ладонь, нервно перекатываясь с мыска на пятку, совсем не как должен аристократ, - может, ты хочешь ярких вспышек и изменения всего и сразу. Но, наверное, начинать нужно с того, что мы действительно сможем сделать.

Он только надеется, что не испортил что-то вновь, как много лет назад.

[NIC] Draco Malfoy [/NIC]
[AVA]https://i.pinimg.com/originals/b6/1f/d8/b61fd828c7a5ad5c627168bc6e8d354e.gif [/AVA]
[STA] It is exceptionally lonely, being Draco Malfoy [/STA]

+1

19

Поттер серьёзен как никогда и отступать не собирается, но в глазах его пляшут черти. Те самые, что делали его таким похожим на отца и сближали со всеми Мародёрами. Черти, которых там не было так долго, что в пору рвать на голове волосы. И Поттер им рад. Рад перестать чувствовать себя живым трупом, не человеком даже, а элементом декора текущей политики. Его протянутая рука не дрожит и не потеет. В кои-то веки он знает, что делает, и снова верит в то, что говорит. И плевать ему, что он только что предложил человеку, которого ему по всем канонам полагается на дух не переносить, работать вместе, стоять плечом к плечу и пытаться исправить то, что наворотили другие. Ему плевать, ясно? Плевать, что будут писать в Пророке. Плевать на усталый и осуждающий взгляд Гермионы. Плевать на то, как будет недоумевающе уточнять у него Рон с кем его видели совсем недавно и что он, драккл его подери, творит. Ему плевать. Время сожалений подошло к концу. Жаль, конечно, что для того, чтобы начать идти вперёд и перестать топтаться на месте, ему сперва пришлось пережить десятки предательств, то хороня себя, то выкапывая. Но может быть иначе ничего бы и не получилось? Кто знает, позвал бы он Драко поболтать в не слишком респектабельной кафешке, не относись к нему его бывшие уже, кажется, друзья как к мебели? Кто знает, решился бы он признаться сперва себе, что ему в самом деле нужен этот парень, неустанно повторяющий, что Поттер заебал ныть, а затем и ему вот так запросто складывая из букв слова и совсем не стесняясь своей в чём-то зазорной искренности? Гарри по большому счёту уже плевать, но он чертовски рад, что всё сложилось именно так.
Здесь и сейчас при свете чужого камина.
Здесь и сейчас согретый огневиски, который никогда его не подводил.
Здесь и сейчас ощущая горечь маггловского табака на языке.
Здесь и сейчас он улыбается, пусть и уголками губ, смотрит внимательно и выжидающе, тянет свою руку и в самом деле готов перелистнуть страницу, чтобы начать новую главу своей жизни. Ту, в которой он снова научится думать о живых, а не сожалеть о мёртвых.

Поттер ничего не говорит в ответ на благодарность за спасение. Ему не кажется тот поступок героическим, даже спустя годы. Ему вообще не кажется, что он делает что-то, что достойно отдельного "спасибо". Ему давно осточертело громкое "Надежды магического мира", но оставаться в стороне он бы всё равно не смог, будь он хоть четырежды никем не замеченным подростком. В его жизни было так много несправедливости, так много боли, так много лишений, что мыслить иначе он бы просто не смог. Каждый заслуживает руки помощи. Каждые заслуживает жить. Слизеринец ли, гриффиндорец ли. Не им решать кому жить, а кому умирать. А те, кто считает, что вправе распоряжаться чужими жизнями должен быть осуждён по всем правилам и приговорён к соответствующему наказанию, исполнять который должны ни Малфой и ни Поттер - они не палачи. Всего-навсего дети, которые по слухам пережили войну, но на самом деле так и не смогли прожить и переварить всё, что выпало на их долю. На самом деле Гарри и рад бы говорить, что все заслуживают не только права на жизнь, но и прощения, но это была бы ложь, а врать он не умел, да и на руке все ещё горело белым шрамом "Я никогда не буду врать". Отличное напоминание, что не стоит притворяться тем, кем не являешься, было бы неплохо вспомнить об этом чуть раньше. Гарри только и делает, что кивает Драко, не пряча взгляда - давно отвык стесняться своей привычки помогать другим, рискуя собой, но чувствует, что это нужно было не ему, а Малфою.
Их час истины растянулся. И это по-прежнему не причиняло дискомфорта. Отчаянного главу аврората, тело которого как будто было соткано из сотни плохо заживших шрамов, пугало только то, как долго он умудрялся спать. Игнорировать. Не рисковал помогать громко, давя исподтишка, почти незаметно и быстро отступая в тень, не находя в себе сил воевать из последних сил. Он мог бы сделать для того же Малфоя больше. Мог бы выбить амнистию для всех, кто был в ту войну таким же подростком, как и он. Ведь он не хуже других знал, каково это быть под чужим влиянием. Ведь разница между теми, кого теперь преследовали и всячески ограничивали, лишая притока кислорода, только в том, что он красовался по ту сторону баррикад, воюя за добро, в котором не так уж и много отличий от зла, как оказалось.
Но он ничего не сделал. И время расплаты, время для новых подвигов, которые на самом деле вовсе и не героические и  даже на подвиги, пришло.

- Я плохой тактик, Драко. Так что доверю составление плана действий тебе. Я просто хотел услышать твоё согласие - и я его услышал. Но сперва я всё же разберусь со своими семейными драмами. И.. спасибо, что не отвернулся.

Гарри не фильтрует слова, не пытается держать лицо. Выглядит растерянным и отвратительно счастливым что ли. Живым. Сжимает чужую руку аккуратно, но ощутимо, кивает. Осознает весь идиотизм столь важного события и, опустив взгляд, смеётся. Сперва тихо, затем громче. Наверное, так выглядит истерика, но ему плевать. Он не боится выглядеть слабым. Не перед Малфоем, которому показал то, что так болело внутри, пользуясь собственным положением и его странным и непонятным ему до сих пор интересом. Смеётся как в последний раз, подмечая, что кажется, это в самом деле истерика, но от неё ему всё равно хорошо. Как давно он вообще срывал маски? Вот так напоказ? Кажется, что в прошлой жизни.

- Прости, прости, что всё испортил. Просто мне так хорошо. Я.. я так давно не чувствовал себя живым. А сейчас как будто отхожу от наркоза: руки-ноги не слушаются, всё внутри колотит от предвкушения. Ох, ладно, забудь. Глупости. Я пойду, наверное. Просто.. спасибо, Драко.

Гарри мог  бы повторить "спасибо" сотни раз, складывая из одного слова песню. Спасибо-спасибо-спасибо. Но вовремя себя одёргивает, не хотя разрывает союз их рук, поднимает взгляд от носков чужих ботинок и смотрит слишком жадно. Да, пожалуй, это жадность. Ему кажется, что он как будто видит Малфоя впервые, вот таким настоящим, таким похожим на себя, как будто смотрится в зеркало. И смотрит на мир вокруг как в первый раз. Поэтому он хочет запомнить всё. Выучить. И больше не забывать. Улыбка меркнет, старые-добрые мысли о текущих проблемах возвращаются и он кивает то ли себе, то ли Малфою, наклоняется, чтобы подхватить бутылку вновь и делает ещё пару глотков. Он и так чувствует себя пьяным, но что-то ему подсказывает, что дело не в огневиски.

- Дорогу помню.

Неловкий жест рукой, забытая мантия, брошенная неаккуратно на кресло и широкоплечая фигура грозы преступников Магической Британии неуверенно бредёт прочь. По коридорам, которые пугают, по поместью, в котором ему слышится чужой крик, прочь. Туда, где не будет жестокой порой искренности Малфоя. В мир лжи и красивых картинок. Идёт как тот, кому предстоит тяжёлые затяжные бои. Как хороший человек, идущий на очередную войну, только в этот раз уже на свою, а не навязанную.
Страха нет. И сожалений нет.

Месяц спустя.

Гарри провожает взглядом разъярённую Грейнджер, показательно хлопнувшую дверью его кабинета и устало опускается в кресло, раздумывая над тем, чтобы просто взять и аппарировать домой. Имеет право в конце концов. Чужие истерики утомляли. Чужое недовольство его внезапной сменой тактики поведения забавляет, но всё же больше утомляет. Он знал, что его не поймут, что будут снова пытаться взывать к совести, давить фактами долгих лет дружбы, призывать к ответу и требовать, чтобы он одумался. Вот только он как раз это и сделал, а никому не понравилось. Смешно, да? Но Поттер не смеётся. Поправляет колдографию смеющихся детей на столе и, сняв очки, устало трёт глаза.
Это был чертовски тяжёлый месяц.

Теперь он официально разведённый Герой магической Британии. Теперь ему неловко смотреть в глаза Молли, приводя к ней её внуков, но не считая себя в праве лишить её общения с горячо любимыми детьми. Теперь у него десятки интервью сомнительного характера, ни в одном из которых он не опустился до попыток копаться в собственном грязном белье. Да, развод. Да, разлюбили. Да, всё мирно. Нет, никаких подробностей. Да, решение окончательное. Да, дети остаются с ним. Спасибо, до свидания. Это был уговор с его бывшей уже боевой женой: она даёт развод и не мешает ему забрать детей, а он общается с репортёрами максимально нейтрально, не уточняя кто виноват в их разводе. Шаг влево - громкие слова на всю Магическую Британию об измене. Шаг вправо и попытки сыграть грязно - немного воспоминаний из его головы и её жизнь превратится в ад. Все попытки друзей и родственников надавить ему на жалость, используя громкие слова о том, что детям нужна полная семья обрывались им на первом же неаккуратном слове. Он и сам порой удивлялся, откуда в нём столько сил, чтобы отстаивать свою позицию, но приходя домой и проводя вечера с детьми, понимал, что всё это ради них. И.. это всё правильно. Так будет лучше.

Им будет лучше в мире, где не пытаются всех равнять, обрезая не подходящим под шаблон ноги и рубя головы. Поэтому их отец перестал вежливо улыбаться колдографам и говорить то, что ему написали на бумажке. Да, он не согласен с текущей политикой. Да, он не считает, что гонения чистокровных семей правильная политика. Да, он святой, мать его, Гарри Поттер не хочет больше быть марионеткой в руках министра. У него всё ещё есть право голоса и пока ещё тайный помощник. Чертовски харизматичный, опасный и, как ни странно, понимающий его мистер Малфой, играющий с ребятами из Министерства не совсем честно - они то не знают против кого пытаются переть. Идиоты.
У Поттера достаточно широкая спина, чтобы скрыть того, кто решился ему помочь, более того в нём очень много желания не подпускать никого даже на расстояние пушечного выстрела к Драко - снова попытаются сломать, а он не намерен подобного допускать, пусть и знает, что его бывший школьный враг, а теперь, кажется, друг гораздо сильнее его и справится с чем угодно. У Поттера достаточно интеллекта, чтобы не реагировать на попытки пнуть его побольнее и не взрываться, рискуя рухнуть вниз с шаткой дощечки, по которой упрямо шёл вперёд. У Гарри нет ни желания, ни времени выслушивать, что все, кто погибли из-за него сейчас бы не были на его стороне. В диалогах с теми, кто сейчас стоял по ту сторону баррикад, а не плечом к плечу с ним, он спокоен и на удивление холоден, но после, стоит двери захлопнуться, ему хочется швыряться вещами и взрывающими заклинаниями, гневно рыча. Всё-таки политика и все эти подковёрные игры - это не совсем его поле боя, но  сдаваться он не собирается. А из головы не выходит задумчивый взгляд Луна, улыбка на её лице и короткое, но ёмкое:

"Гарри, я рада, что ты очнулся".

Тихий стук в дверь становится очередным поводом срочно сбежать, но Гарри, сжав покрепче зубы, заставляет себя считать до пяти и нарочито спокойно бросает буквально пару слов, чувствуя себя при этом измученным донельзя.

- Открыто, заходите.

[NIC]Harry Potter[/NIC]
[STA]мальчик-который-ожил[/STA]
[AVA]https://media2.giphy.com/media/9FdDrkMJC0og/200w.gif[/AVA]

+1

20

Он здесь. Драко хмыкает себе под нос от ироничности пришедшей в голову мысли, но это не отменяет того факта, что Поттер здесь. Не та жалкая пародия, пришедшая к нему в тот знаменательный день, когда два недруга вновь столкнулись за чашкой кофе, словно старые приятели, которыми они, несомненно, не были. Не та тень уверенного в себе человека, которая сидела в кресле четверть часа назад. О, нет, Малфой видел по глазам, что Поттер, тот самый Поттер, который выворачивал его душу наизнанку в школьные годы, который бесил до чертиков одним своим высокомерным видом, наконец вернулся. И это как-то иррационально радовало. Он не должен был обращать внимание на это. Не должен был протягивать руку помощи, чего, конечно, формально и не сделал. Не должен был встряхивать за шиворот, словно котенка, в попытках открыть глаза на происходящее. Не он должен был пытаться починить столь любимого магической Британией Героя, которая даже не заметила, как не оставила от своего любимца ничего. Но он это сделал. Малфою до абсурдного смешно с самого себя: он, тот, кто презирал Гарри Поттера всей душой, не видел в нем и толики той силы, о которой твердили все вокруг; тот, кто мечтал превратить жизнь жалкого гриффиндорца в ад, сейчас крепко держал его за загоревшую руку, ухмыляясь так, как он ухмылялся своим «друзьям» с факультета, когда они придумывали очередной мерзопакостный план. Ухмылялся так, как не делал уже давным-давно, с незапамятных времен, в которых его беспокоил только блестящий кубок школы, да собственная прическа. И это, признаться, немного будоражило. Предвкушение, как то, которое испытываешь перед тем, как пригубить вино большой выдержки, или подобное тому, что испытывают дети, вскрывая первый рождественский подарок, Драко не испытывал уже давно. Он не обманывался – понимал, что путь будет долгий, полный проблем, огласки, но в кои-то веки не ощущал по этому поводу никакого страха. Малфой научился признавать свои ошибки. Сожалеть о том, что когда-то оступился, не набрался смелости, чтобы найти иной путь, и теперь ему виделась не дорога к искуплению, нет, он не собирался искупать свои грехи, предпочитая нести их на себе с хладнокровной гордостью, но возможность изменить. Ради сына. Ради жалкого остатка своей семьи.

Наверное, увидь бы его нынешнего он же из прошлого, то не понял бы. Он бы разозлился сам на себя: Драко всегда воспринимал в штыки существование Поттера в обозримой близости к себе, а то, что они строят какие-то совместные планы в кабинете Малфой-мэнора и вовсе было чем-то немыслимым для того Драко. Но тот Драко был еще не сломан – испуган, разочарован, но не сломан – в отличие от нынешнего. Малфой сейчас - был, по крайней мере – тень себя предыдущего. Но не только Поттер вернулся : Драко чувствовал, как внутри него с диким скрипом, с тяжестью очищаясь ото ржавчины, восстанавливается то самое, что тянуло его вверх, выше, что заставляло его быть донельзя амбициозным, самоуверенным. Внутренний стержень, существовавший когда-то лишь за счет семейных денег и громкого имени, сейчас появлялся лишь из-за призрачной уверенности, что дальше будет что-то. Не лучше, но и не хуже. Но уже «что-то» - не то беспросветное серое, которым он жил раньше.

- Да уж, тактик из себя так себе, - Малфой фыркнул, благосклонно кивая на благодарность. Он и сам не понимал, почему не отвернулся. Почему не ушел с концами. Жалел ли он? Определенно нет. Удивлялся ли? Уже тоже нет. Только смеется, вторя смеху Поттера, уже даже не поражаясь тому, сколь абсурдно складывалась их жизнь – повернулась так, как они совсем не ожидали, сблизила тех, кто так и не смог стать друзьями. Впрочем, Драко подумалось, что судьба определенно умеет расставлять фигуры так, как ей нужно, раз уж свела их только сейчас. Зато это ощущалось как-то даже правильно.

- Ты наконец-то стал собой, Гарри Поттер, называй вещи своими именами, будь добр, - он не пытается быть дружелюбным. Не старается играть в вежливость и дружбу – нахуй это, у них вечер откровенности, - вместо благодарности лучше не проеби этот свой взгляд, не просто же так он бесил меня в школе.

Драко прощается с Поттером простым кивком головы. Он не говорит «пока». Не говорит «до свидания» - зачем, если им обоим очевидно, что они еще встретятся. Теперь у них, очевидно, есть причины для этого, отличные от простого желания излить друг другу душу. Малфой задумчиво опустился в скрипнувшее кресло. Достал очередную сигарету из пачки, прикуривая палочкой. Откинул упавшие на глаза волосы. Задумчиво посмотрел на потрескивающие в камине поленья. Что-то менялось. И что-то определенно изменилось внутри него. Он устало прикрыл глаза. К черту все.

///

- Бред, - Драко недовольно откинул от себя очередную газету, которую принесла его коллега, желавшая обсосать грязные подробности развода Поттеров и не придумавшая ничего лучше, чем прийти к тому, кто, по ее мнению, ненавидел Героя всей душой и был готов обсудить любые сплетни. Он отослал ее, только прочитав заголовок. Все волшебные издания словно посходили с ума, пытаясь выяснить, почему распалась самая известная семья. Малфой в это дерьмо не лез, игнорируя любые попытки втянуть его в пустые разговоры. Попытки гнусных газетчиков сделать себе имя и репутацию на несчастье других его начали утомлять. Как утомляли и Поттера, заходившего к нему теперь чаще, чем того требовали бы приличия для двух коллег, но достаточно для тех, кто, кажется, взял курс на изменение отношений. Драко видел, что Гарри был спокоен. Доволен тем, что дети остались с ним, а Уизли – он всегда повторял, что от рыжих жди беды, кто бы его слушал еще – отошла в сторону, признавая вину. Будь бы Малфой младше, обязательно бы попытался всковырнуть чужие гнойники. Насытиться на чужом горе. Но ему, к счастью, уже давно не четырнадцать. Драко сам пережил развод, пускай не такой громкий, не такой ощутимо уничтожающий, но распад семьи, накладываясь на прошлое, бил больнее, чем мог бы. Поэтому лишь молчаливо поддерживал Поттера, не распыляясь на пустые слова, предпочитая куда более эффективные действия. Его поддержка иная. Куда более филигранная. Малфой и подумать не мог когда-то, что его устроит роль серого кардинала, но сейчас он ощущает себя как никогда на своем месте: в те моменты, когда, закатывая по доброй привычке глаза, объяснял Поттеру примерный план их действий, Драко подумал, что не жалел о том, что у него недостаточно власти для того, чтобы взять все в свои руки самостоятельно. Он бы не справился. Не выдержал. Малфой привык действовать тоньше. Мягче. Изысканнее. Как пристало настоящему аристократу.  И вот так, за спиной, подсказывая и направляя, периодически скатываясь во взаимные оскорбления, ныне носившие скорее развлекательный характер, чем реальные попытки унизить друг друга, он чувствовал, что делает все правильно. Они оба не обманывались, прекрасно понимая, что процесс не будет быстрым. Что в сторону Поттера польется волна осуждения, помноженная на новости о разводе. Что его тугоумные друзья будут биться во все двери, пытаясь вразумить своего Мальчика-который-выжил, вернуть его в предыдущее состояние. Драко, не размениваясь, называл это извращенной пыткой. Он не пытался щадить чувства Поттера, хлестко проходять по всем нововведениям его маггловской подружки, которая пыталась продвинуть новые реформы. И Малфой не отрицал даже, что часть из них была хороша. Только вот моментами о равноправии Гермиона Грейнджер забывала напрочь.

Малфой не делал из чистокровок святых. Не пытался оправдать тех, кто добровольно ушел на Темную Сторону. Он лишь хотел справедливости. И ему не казалось, что он просит у вселенной слишком многого. Напротив, ему виднелось, что теперь то он в своем праве. Только вот общественность была с ним не очень-то и согласна. Он проводил взглядом густую гриву Грейнджер, которая с годами, казалось, не становилась меньше, предусмотрительно скрывшись за поворотом, не желая попадаться на глаза этой девчонке в отделе авроров. Остальные работники попривыкли, что ненавистный Драко Малфой стал личным курьером Отдела Тайн - ему было насрать, что они там думают, на самом деле - но вот пересекаться с грязнокровкой не хотелось. Увы, но она была слишком умна и могла что-то заподозрить. Что было бы совсем не на руку. Оправив мантию, скорее привычка, чем реальная необходимость, он прошел мимо столов остальных работников, кивая головой на сухие приветствия. Даже его, выросшего в раю для лицемеров, порой выводила эта напускная вежливость. Постучал костяшками пальцев о дверь и тут же вошел, стоило только раздаться приглашению. Для предосторожности наколдовал "оглохни" - уши в этом гребанном Министерстве могли быть везде. Окинул ленивым взглядом раздраженного Поттера, которому доставалось со всех фронтов. В глубине души Драко даже стало его немного жаль - и вот это новое чувство было достойно того, чтобы задуматься о нем позже. Рассмотреть со всех сторон, а после забросить пустые мысли. Все менялось так быстро, что Малфой даже не успевал это отслеживать. Только поднимал недоуменно брови, когда понимал, что кормит чужую сову специальным лакомством.

- Выглядишь не очень, - честно сказал Драко вместо приветствия, улыбаясь уголками губ. Он все еще не пытался играть в дружелюбие, оставаясь предельно честным. Собой. Тем, каким он был на самом деле, без масок, которые надевались для местных работников и окружающих его аристократичных снобов. Язвительным ублюдком. Он не знал, что думал Поттер на счет его новой привычки быть честным во всем, но и это Малфоя слабо волновало. Гарри Поттер сам на это подписался, - твоя... Грейнджер славно тебя пропесочила, как я посмотрю.

Драко сел в кресло перед столом, вальяжно закидывая ногу на ногу, и краем глаза выцепил фотографию трех смеющихся детей. Они славные, эти дети. Такие... живые. В отличие от них. Он собирался сделать все, чтобы эти трое, да и его сын, оставались такими же улыбающимися дальше - и когда только успел примерить на себя маску героя? Настоящий ведь сидел напротив.

- Я зашел, чтобы предложить тебе маленькую и не безопасную идею, для которой может быть слишком рано. Мне вспомнилось, что однажды ты уже давал интервью для Придиры. На пятом курсе, если не ошибаюсь. Мы могли бы, как бы это сказать, использовать предыдущий козырь. Общественность требует от тебя объяснений твоих комментариев о не устраивающей тебя политике. Так как на счет сделать то, что люди хотят, но на твоей территории? Если не ошибаюсь, вы с... Лавгуд, верно? были в неплохих отношениях.

Эта идея пришла Малфою слишком внезапно - ровно в тот момент, когда к нему подошла коллега с очередным бредовым выпуском. Воспоминания пронеслись в голове сами собой: то, как все судорожно пытались прочитать интервью с Избранным, оставленное на странице самого идиотского журнала. То, как поверили ему все те, кого Поттер пытался вернуть на свою сторону. Драко не считал, что пользоваться старыми приемами - дурной тон. Напротив, ему казалось, что это изысканный и крайне удачный вариант. Если, конечно, Гарри одобрит - а Малфой не собирался что-либо предпринимать без его одобрения. Только не сейчас, когда на кону стояло слишком многое.

[NIC] Draco Malfoy [/NIC]
[AVA]https://i.pinimg.com/originals/b6/1f/d8/b61fd828c7a5ad5c627168bc6e8d354e.gif [/AVA]
[STA] Больше не один [/STA]

Отредактировано Kate Bishop (2019-08-25 23:17:10)

+1

21

Если бы Поттер мог, он  бы обязательно сжёг одним лишь взглядом своих чертовских зелёных глаз дверь, в которую слишком часто стучали и порог которой переступало слишком много волшебников, которым что-то да было нужно от него. С одной стороны дверь совсем ни в чём не виновата. С другой он так устал, что был готов сделать что угодно, лишь бы ему дали хотя бы пару часов передышки. А лучше пару дней. Разговоры с друзьями, бывшими, кажется, выматывали особенно. В топе людей, после встречи с которыми Гарри можно было спокойно относить в категорию особо взрывоопасных артефактов, на первом месте была, конечно же, Гермиона Грейнджер. И это было всё совершенно закономерно и ожидаемо, только легче от этого ему лично не становилось. Невозможно подготовиться к тому, что по всем твоим привязанностям и установкам, вбитым в голову ещё в глубоком и не особо счастливом детстве, вдруг начнут отплясывать, нанося удар за ударом с тех сторон, которые он сам считал безопасными.

Сегодня их разговор сразу начался за упокой. Снова про развод, про детей, про зачем же он так. Он снова и снова слушал о том, что Джинни просто оступилась, что он рубит с плеча, что семья это ему не волшебные шахматы и тут всё работает не так. Кивал даже, изображая китайский болванчик, а затем отвечал, снова и снова вбивая гвозди в гроб их многолетней дружбы, пережившей пару личных встреч с Реддлом и его прихвостнями, но потерпевшей крушение в мирное, казалось бы, время. Ему всё ещё было сложно выуживать из себя правильные слова, но он старался. Честно говорил, что ему рядом с собой человек, способный его предать вот так молчаливо, не нужен. Снова повторял, что его бывшая уже жена сделала свой выбор, выбрав вместо честного разговора и возможных компромиссов, коих в его благородном сердце было с десяток, то, что сделала она. Он  даже не заикался про разбитое сердце, потому что его на самом деле разбито не было. И с каким-то деланным равнодушием говорил о их браке, как о какой-то сделке, в которой вполне допускал и согласованных любовников, на которых он бы закрывал глаза ради всеобщего благосостояния, и даже спокойно сообщал то, что любви бы в их семье вот такой между мужчиной и женщиной могло бы и не быть - он бы развода не просил, но дал бы, если бы это было бы чересчур для его благоверной. Он с каким-то странным воодушевлением говорил о детях, доверии и возможности считать свой собственный дом местом, тем самым единственным, где его встречают только верные, преданные ему люди. И что это был не его выбор.

Гермиона вскипала медленно, но верно. И тут же, услышав это его коронное про верных людей, перескочила с разговора о личном на разговор о политике, в которой Гарри, конечно же, тоже вёл себя как полный идиот по её мнению. И эти бесконечные прыжки через горящие кольца Поттера доводили до тихого бешенства и в тоже время полного бессилия. Грейнджер в своём праведном гневе была прекрасна, о чём он не забыл ей сказать, вызывая у неё острый приступ неприятия реальности. И это было уже смешно. Поттеру, который всячески пытался абстрагироваться от происходящего в его собственном кабинете, всё казалось, что его близкое общение с Малфоем в самом деле что-то в нём изменило. Вот он уже не лезет в бутылку, хотя очень хочется, отвечает ровно, пусть и не оставаясь беспристрастным, но не орёт и не машет руками. Подкидывает в чужой костёр бессильной ярости парочку комплиментов и даже спрашивает "ну и что с того". В момент, когда Гермиона его покинула, он был близок к тому, чтобы всё-таки дать себе волю и повысить голос, выкручивая предохранители и заочно проигрывая, но обошлось. Первыми нервы сдали не у него.
Но это всё в самом деле было давно уже не забавно.

Несмотря на всё это болезненное и в целом мерзкое даже, Поттер себя не жалел и сочувствия к себе не ждал.
Чтобы там не говорил Малфой, в нём жалости к себе в самом деле не было ни грамма. Он стоически терпел нападки друзей, даже вот такие затяжные операции по спасению его души, отвечал по делу, лезть в дебри своей многострадальной души не позволял и держал оборону. Но Мерлин ему свидетель - это было очень не просто. И он бы и рад не конфликтовать, избегать таких столкновений, но это было, к сожалению, невозможно. Слишком много причин для обоюдного недопонимания. Слишком много поводов заглянуть на огонёк и начать своё душеспасительное "Гарри, ты не понимаешь...". Гарри в самом  деле не понимал, неужто он был так плох все эти годы, что это срабатывало? Но предпочитал не анализировать, успокаивая себя тем, что даже если бы нет, они бы всё равно начинали с этого. А что касается визитов, ну, он сам в этом и виноват - дал слишком много поводов, вдруг подняв голову из пепла и воспламенившись так, что смотреть было уже больновато.

Это ведь именно он в самом деле развёлся с Джинни, на удивление умело манипулируя фактами и добиваясь того, что было нужно именно ему, не уступая даже в мелочах, что наводило на мысли, что он оказался под чьим-то влиянием, ну или дошёл до ручки - одно из двух. Впрочем, разговоры про развод вообще не имели никакого шанса на успех, не смотря на проявлённую жесткость, Поттер виноватым себя не чувствовал. Он ведь даже не пытался мстить за откровенно предательство. Он просто забрал себе своё. Детей, дом, своё имя. В принципе не так уж и много, верно? Ну, а неизменный десерт в их беседах был обусловлен ровно тем, что он в самом деле открыто выступил против репрессий. Не моргнув и глазом, дав короткое интервью и устроив немалую шумиху в Министерстве. И будь он другим человеком, он бы улыбался вслед Грейнджер сейчас. Но он не улыбался. Вздохнул только. Да и всё на этом. Он в любом случае не боролся против Гермионы, он просто пытался сделать так, чтобы будущее, в котором предстоит жить его детям, не было таким дерьмовым. И, если Грейнджер одумается, он не откажется с ней сотрудничать - это он как-то внутренне для себя решил, хоть и никому и не говорил.
Вот и вся история. История о чертовски уставшем держать оборону Герое магической Британии. Но он в принципе изначально догадывался на что подписывался, так что не ему жаловаться. И уж точно не Малфою в мантию плакаться - тот бы не оценил.

- Я бы посмотрел на тебя после часа душеспасительной беседы с Гермионой. Чтобы ты там на её счёт не говорил она чертовски умна, а что самое печальное слишком давно меня знает. Это, знаешь ли, не так-то всё просто,- конечно же, Малфой в курсе, но не возмутиться Поттер просто не мог. Впрочем, улицезрев на пороге бывшего слизеринца весь как-то внутренне расслабился и позволил себе растечься по креслу, надевая обратно очки и смотря на своего очередного гостя с интересом. Тот не приходил к нему попить чай - это с одной стороны было не самой лучшей частью их новых взаимоотношенний, ведь самому Поттеру как-то иррационально хотелось чаще общаться с Драко не на околополитические темы, но вполне логичной и даже правильной, если это уместно. - Мы снова говорили про меня. Это чертовски утомляет. Я всё ещё мудак года, не сохранивший семью. И по-прежнему клинический идиот, лезущий в то, чего не понимаю. Ничего нового.

Вздох получается чересчур тяжёлым, но Поттеру почти не стыдно. Он в самом деле устал. От всего этого устал. И от кипучей деятельности, и от разговоров, и от людей в целом. Он, конечно, держался, в конце концов ему не привыкать ко всеобщему, тяготящему его внимаю, но всё равно чувствовал, что то, на что он замахнулся, заручившись помощью Малфоя, может оказаться ему не по зубам. Но признаваться в этом не спешил, памятуя, что когда пахнет жаренным, он находит внутри себя какие-то резервы сил. Даже, когда ему самому кажется, что он всё, закончился. И очень надеялся, что не растерял вот эту свою черту, пока влачил своё существование, прикрываясь тем, что он давно уже мёртв. Не то, чтобы он сейчас был жив. Но хотя бы старался делать вид.
Гарри поднялся со своего насиженного места большого начальника и переместился так, чтобы можно было немного постоять, уперевшись в массивную столешницу, скрестив руки на груди. Так оно правильнее, наверное. С Драко ему его должность и великолепие ещё меньше нужны были, чем со всеми прочими.

- Дать интервью Полумне это.. интересно. Она по крайней мере точно не переврёт мои слова,- Гарри улыбается задумчиво, думая о том, что это ведь гениальный ход. Тогда, на пятом курсе, ему это уже помогло. А значит сможет помочь и сейчас, верно? Заодно снова подсобит Лавгуд, которая по крайней мере не считает, что он сошёл с ума. Скорее наоборот. И это так просто, чёрт возьми. Но он бы сам никогда не вспомнил и не догадался, будучи слишком замороченным своими проблемами и попытками удержать оборону. - Почему бы и нет? Знаешь, ты всё-таки хорош в роли серого кардинала.

Говорить Малфою то, что крутится в голове совсем не страшно. Даже приятно. После всего, что тому пришлось выслушать, когда его плотину многолетнего молчания прорвало, он уже, пожалуй, ничем не удивится. Да и самому Поттеру отчего-то было не страшно вот так довериться Малфою, позволять себе быть рядом с ним всяким, даже чертовски слабым, тупым или непозволительно наивным для человека, который ни мало ни много являлся главой аврората. Они уже перешли черту неверия в  ближнего своего, а сейчас их и вовсе связывает слишком многое, чтобы один другого пытался как-то подставить - оба рухнут. При чём Поттер, как обычно, имел иммунитет от половины возможных последствий. И его это никоим образом не обнадёживало, он вообще думал об этом не без горечи. Собственная уникальность давно уже утомила, впрочем как и кабинет, проблемы и в целом всё, что происходило в стенах Министерства.

- Нам, наверное, нужно это обсудить? Я всё ещё плох в интервью, ну ты сам знаешь, хоть и уверен в Полумне. Но.. мы можем это сделать у меня дома? Мне кажется, что если я останусь в этом кабинете ещё хотя бы на пару часов, меня вывернет наизнанку. Тебе вольную я подпишу. А мы можем переместиться через камин, чтобы не привлекать лишнего внимания - мне на сегодня хватит. Дети у Молли, а Тедди и вовсе в Хогвартсе, так что нам никто не будет мешать.

Гарри идея кажется хорошей и он старательно не думает о том, что только что позвал Драко в свой дом - единственное место, в котором он мог быть собой и был уверен, что туда не придёт никто кому он сам не даст на это добро. В какие-то моменты ему казалось, что он сошёл с ума раз отдал все ключи от своих внутренних механизмов, вот так без оглядки, Малфою, хотя тот и не просил. Но иначе у него не получалось. У него в голове что-то переклинило ещё в тот вечер в обнимку с огневиски, когда он только примерял на себя роль обманутого мужа и пялился как завороженный на чужую метку, чувствуя как жар расползается по всему телу. И этот клин его даже почти не смущал, хотя, если верить всем вокруг, наверное, должен был. Но его вполне устраивало, что он ждал возможности переговорить с Малфоем и перекинуться парочкой уничижительных фраз. В конце концов он всё также был одним из немногих, кто был с ним на удивление искренним.
А это для него было очень важно.

[NIC]Harry Potter[/NIC]
[STA]мальчик-который-ожил[/STA]
[AVA]https://media2.giphy.com/media/9FdDrkMJC0og/200w.gif[/AVA]

Отредактировано James Rogers (2019-11-02 19:40:51)

+1


Вы здесь » Marvelbreak » Незавершенные эпизоды » untouchable


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно