Действительно месяц.
Прошел действительно месяц с того последнего момента, когда они в последний раз виделись.
Как не странно об этом говорить или думать, но прошло слишком много времени для того, чтобы нормально извиниться. И слишком мало времени для того, чтобы забыть или забить на все. То время, что они пробыли вместе было неприемлемо мало, те дни — по пальцам пересчитываемы. Но отчего тогда был странный осадок? Этого Бен толком не понимал, но точно знал, что просто так все не сможет оставить. И от этой собственной немощности злость возрастала, а значит и возрастала некая потребность в ее выливании. Ранее все сходило на нет обычными психологическими "гипнозами": то была музыка, или какие=то собственные умозаключения. Сейчас же его руки рисовали совершенно другие картины: то были кровавые полотна, по стоимости свои отнимающие жизни. Лестер был художником, кто кистью своей нес только один хаос.

— Проклятье, — говорил он самому себе, пока шел до этого проклятого места. Не то чтобы он не любил этот бункер и все, что с ним связано. Он не любил возвращаться к тому месту, откуда все начиналось. Эта беготня по кругу лишь утомляла солдата, заставляла задуматься о каких-то уже совершенных поступках. Но ничего уже нельзя было изменить, а сама Джонсон уже сама прекрасно знала обо всем, что было совершенно его руками. На этот раз глупая улыбка вряд ли спасет утонувшего в трупах человека.

А в глазах уже началось помутнение, из легких шла частая отдышка. Последняя его вылазка не выдалась успешной, хотя и принесла какие-то личные плоды. Хотя какой из всех его набегов мог показаться успешно выполненным: куда бы он не подался, везде вылезают какие-то герои, которым непременно хочется узнать кто же скрывается под маской, и почему, собственно, некогда хороший парень в красном трико начал вести себя как отъявленный мародер.

— Чтоб тебя, — кряхтит он, пролезая через колючий кустарник. Угораздило же Дейзи посадить столь неприветливые растения именно в том углу, где проходит слепая зона ее ограждений. Пойндекстор хотел было пройти незаметно, не вызывая лишней паники и не заставляя браться за оружие. Вот только его встретили именно с ним. И стоило Дексу только выбраться на свободу из неприветливых колких объятий не пойми какого растения, как ему в лицо утыкается ствол от снятого с предохранителя пистолета.

Дейзи. При виде ее на мужчину сразу накатила какая-то усталость. Блудный сын вернулся домой и добровольно поднимает белый флаг в знак почтительной капитуляции. Он был без оружия, без костюма, в обычной толстовке с натянутым на лицо капюшоном. Сам внешний вид оставлял желать лучшего: начиная с бледного лица, заканчивая уже синяками по всему телу. К сожалению, его тело не приобрело никакой способности к быстрой регенерации, а потому все заживало непростительно медленно. Словно нарочно напоминая своему носителю о той или иной потасовке на территории Клинтона.

— Привет? — спрашивает он, скрепляя руки в замок за своим затылком, — Ты меня поймала, молодец, — и губы кривятся в какой-то улыбке.

Кажется, что мир ходит по какому-то блядскому кругу, где каждый поворот добавляет очередные новые ощущения. Ему немного и его просто вывернет, но нет, нога плотно упирается в какой-то камень и не дает упасть человеку. Его руки все еще держались в крепком замке над головою, как только театральщина со стороны Дейзи прошла, он опустил руки вниз. Движения были медленными, плавными, не вызывающие какого-то дискомфорта или подозрений. Декс и сам когда-то стоял на ее месте, разбираясь кто же перед ним стоит: враг то или же, наоборот, друг. Ох как давно это было. Кажется, что словно какую-то вечность тому назад он смело мог держать в своих руках карточку федерального агента и зачитывать права при задержании. И что теперь? Вот оно, лицо закона. Усмехается в собственных блевотных позывах, еле держится на ногах, а мешки под глазами оставляют желать лучшего. Его тело было физически измученно после всего совершенного им. И подошла ли его вендетта к финалу? Нет. Она только начала свое развитие, только начала раскидывать свои корни по округе, все больше и больше подминая под себя почву. Еще чуть-чуть и она разрастется до такой степени, что ничего не останется от человека внутри самого Бена. Только игра в кошки-мышки со своим собственным Я.

— Я, — начинает он, но язык заплетает между зубами, между губ. Каждое слово как пытка и кажется, эту войну он проигрывает. Его лицо хмурится от колкой боли внутри, а каждый вдох еще тяжелее последующего. Нет, его нельзя простить. Нельзя прощать и в дальнейшем, но этот бункер единственное место, где он может уснуть без мыслей о том, что эта ночь может быть последней, — Если хочешь, то убей меня прямо сейчас. Иначе, мое... — и сознание покидает тело. А сам солдат камнем падает вниз. Потеря сознания от неимоверной усталости. Так или иначе, он был обычным человеком, который превзошел пик человеческих возможностей в плане выносливости.

Лестер даже не почувствовал боли от того, как сильно приложился виском о камень, что некогда представлял для него точку опоры. Вот только после, когда он уже открыл глаза, голова болела так сильно, словно по ней прошлись молотком и не оставили живого места. В ушах звенело, а во рту словно пустыня. Сам он находился в каком-то помещении в положении лежа. Было голодно, слишком ярко и страшно от непонимания того, что происходит. А после он снова отключается, поддаваясь соблазну той слабости, что накрыла его с головой.

Сон его был неспокойным. Буйным. Тело сопротивлялось с лекарством, сопротивлялось с ровным и добротным сном. Не хотело физически находиться долго в одном и том же положении. Вот почему оно билось в агонии. Но после пришло смирение, что накрыло солдата легкой пеленой забвения. И он, наконец-то уснул. Но то было под самое утро. Спустя несколько часов, организм почувствовал небывалую бодрость в своем организме, Лестер проснулся. Его глаза сразу ослепили лампы, что видимо забыли выключить. Тихо ругаясь и сощурясь от яркого света, он переворачивается на бок и сразу получает колкую боль в боку.

— Проклятье, — шепчет он, облизывая сухие губы. Последние события довели его организм до полного изнеможения, и сейчас Бен был в таком состоянии, что готов продать стразу за один глоток воды.

И снова попытки осмотреться. Вокруг никого не было, а комната была очень похожа на ту, что была в бункере у Джонсон. Девушка все-таки не бросила его там помирать и принесла к себе, за что ей можно было бы сказать тысячу и одно слово благодарности, но вместо этого Пойндекстор решается встать на ноги и сходить за водой.

Как только тело поднимается, много звездочек сразу мелкой россыпью появились у него перед глазами, заставляя самого мужчину чуть пошатнуться на одном месте. И, схватившись одновременно за голову и прикроватную тумбочку, в комнате снова послышались ругательства. Утро добрым не бывает, не правда ли?

Кое-как добравшись до кухни, а идти до нее было всего пару шагов, Лестер дрожащими руками достал стакан, второй чуть не разбил, не говоря уже о тарелках. А после с таким же успехом начал наливать воду из-под крана с фильтром. И  этот момент, когда губы коснулись прохладной жидкости, для Декса не было ничего лучше и вкуснее, чем просто вода.

Напившись вдоволь, он увидел то, как в комнату заходит ни в чем не нуждающаяся Дейзи. Пышущая здоровьем и колким безразличием в сторону своего названного гостя. Да, она злилась и на то были причины. Она будет злиться и дальше, возможно даже убьет его прямо сейчас на месте, но пока этого не случилось:

— Спасибо тебе, что спасла меня, — благодарит он агента, аккуратно ставя посуду на кухонный стол.

Апокалипсис приближался. Он медленной поступью подходил к наемнику, легким дуновением ветерка напоминая о себе. И каждый раз, чем ближе он становился, тем ярче давал знать о надвигающейся угроза. И когда пришло время, он вылился в полном эмоциональном спектре в сторону Декса. Злость, ярость, гнев, обида, некоторая ненависть и кусочек усталости — вот из чего состоял этот коктейль, который выжала из себя нелюдь. Ее взгляд испепелял, а слова холодным острием отрезали все попытки сказать что-то в свою защиту. А смысл был? Не было.

Бен спокойно смотрел на нее в ответ, выслушивая все обвинения в свою сторону. Несколько первый секунд ее слова вызвали удивление, так как информация, что она владела, была лишь у некоторых источников. Но после и от этого не осталось и следа. Мир очень тесный, а потому на этой чертовой планете не бывает долгосрочных секретов. Рано или поздно все тайны становятся явью, все маски срываются с лиц.

— А что я должен был сказать? — интересуется он, скрещивая руки на своей груди и превращая спокойствие на хмурость. Его брови чуть сдвинулись, а на губах то и дело, что плясал недовольный оскал, — Признаться тебе сразу во всем? Чтобы это дало мне? Что бы это дало именно тебе?

Проигнорировав все сказанное ранее, он отвечает такой же атакой из вопроса, что ложиться на следующий. Его молчание было оправдано собственно безопасностью, его действия были основаны на собственной трактовке этого прогнившего мира со своими собственными законами. А вот последнее... Почему именно Сорвиголова, а не кто-то другой. Тут он мог сказать, что на то был приказ. Но если он произнесет это, хоть его наниматель канул в лету, вся оставшаяся секретность падет прахом. Хотя мы снова ходим по кругу, утыкаясь, как бараны, в обрамление со словом "секретно".

— Я неспрашивал тебя, почему ты выбрала ЩИТ, — после некоторой паузы, продолжил он, нконец-то отвечая на заданные ему вопросы, — Я не расспрашивал тебя о том, законной ли ты деятельностью занималась ранее. Но я знаю, что нет. А почему? Ты видела  этом свою собственную выгоду, свою собственное утешение. Или скажешь, что ты была одна и поэтому взламывала все подряд, продавая информацию кому подороже? Одиночество не является оправданием.

И тут же он пододвинул к себе стул, дабы на него сесть. Деревянная спинка оказалась между ног, а корпус сам опущен на ее край. После чего Лестер продолжил, понимая то, что его внимательно слушают и все мысли уже расскажут после монолога:

— Я плохой человек, Дейзи, — смотря в пол и на тон тише, произнес мужчина, — А такие, как я, выбирают сами то, как они будут себя вести в той или иной ситуации. С тем или иным человеком. Если я сделал что-то, если я убил Клэр, так ее звали? То значит посчитал это нужным. У всего есть высшая цель. И эти жертвы — лишь дар тому, что будет.

— А дальше будет только хуже, поверь мне, — убеждает он девушку, словно предвидя нечто ужасное. И это нечто уже нависло над двоими усталыми путниками, распуская свои загребущие лапы над их непокорными душами. И в тот же момент Декс просто не понимал, к чем именно приведет их эта запутанная дорога. Постоянно, шагая по тропинке, им попадаются то колья, то камни, об которые то и дело, что спотыкаешься. И не будет в этом мире покоя. Отныне.

Мягко касание чужих рук отводит дурные мысли куда-то в сторону и, кажется, даже хотелось улыбаться. Но то было секундное помешательство, которое больше не повториться. Между ними выросла слишком огромная и непроходимая стена из-за собственных ошибок. Ей нужно было убить Лестера еще на той чертовой улице, когда Декс вынуждал с собою драться. Ему же просто не сдерживать свой эмоциональный порыв и прибить агента при любом удобном случае. Но ни у одного из участников этой трагедии просто не могла поднять руку на близкого человека. И в этом выражалась настоящая искренность чувств, что адским огнем полыхает у них в груди. Но точно ли то была любовь? Или уже что-то среднее, с погасающими искрами. И тяжкий выдох раздается из его груди, не предназначенный ни для чего особенного.

— Спасибо, что ты просто есть, — обращается он с такими словами, возможно даже, в последний раз. А после забирает чужие руки со своего лица и касается тыльной сторон ладоней губами. До обеих по очереди. Эти ладони слишком много сделали для него, а такой маленький подарок из поцелуев лишь малая, нет, крошечная часть того, что Бенджамин мог бы сделать для Дейзи.

Но не сделает.
И не потому, что не хочет. А потому, что просто не сможет. Слишком мало у него осталось времени.

Минутами позднее они оба уже поднимаются со своих мест, решаясь сменить дислокацию. Эту ночь он предложил просто провести вместе, без всяческого пошлого контекста. Просто отдаться ночной тишине, находясь рядом в кровати и смотря в потолок. Странное занятие, о котором мечтают в престарелом возрасте. Не в их годах так просто проводить ночи, когда в крови бурлит нечто более желанное.

— Дейзи, — обращается он к той, что лежала рядом с ним на двуспальной койке, — Дальше же точно не будет лучше?