Ремус устал. Устал озираться по сторонам, нервно оборачиваться, заслышав подозрительный шорох за спиной, бояться за себя и за всех, кто рядом. Устал врать всем вокруг, скрываться, прятаться даже от друзей. Устал притворяться, что всё в порядке. Просто устал. У него выдалась на удивление паршивая неделька, а он ведь тот ещё эксперт в жизни сомнительного качества, которой вынужден  был довольствоваться из-за своих особенностей и какой-то совершенно неоправданной гордости. Какой вообще смысл быть замотанным, бедным, несчастным, зато гордым? Наверное, никакого. Но Ремус по другому не умел. Он даже пытался, репетировал перед зеркалом речь для Сириуса, которая должна была раскрыть тому глаза если не на все его скелеты в шкафу, но хотя бы на большую часть, после которой самому оборотню либо стало бы легче дышать, либо причин бороться дальше стало катастрофически меньше, но потом.. Потом, когда представился удобный момент, открыл рот и не смог ничего сказать - испугался. Испугался, что все эти его секреты, вся его болезненная неуверенность в себе и завтрашнем дне, все его демоны, спрятанные как можно глубже от чужих цепких глаз разрушат всё. И он останется один сидеть на руинах и беззвучно выть на луну. Потому что нет ничего страшнее одиночества - уж Люпин то знает. И речь тут вовсе не о вечере наедине с собой или о парочке таких томных вечеров, нет. Речь о тотальном, бескрайнем одиночестве, от которого не сбежать. От него нет лекарства. Даже сейчас, когда у него были друзья, когда у него был Блэк, он по-прежнему порой ощущал себя изгоем. Глядя на разъярённого Сириуса, глядя на себя с очередным уродским шрамом поперёк груди, ещё красным и толком не зажившим, в очередной раз забирая вещи со своего временного рабочего места. И это было тяжело. Тяжело всю жизнь ощущать себя сломанным, неправильным, опасным. Тяжело бояться себя, своей болезни, бояться причинить другим  боль. Тяжело быть им. Ему бы выговориться, выплакаться на чьём-нибудь плече, вскрыть давно набухший нарыв собственных страхов и печалей, но.. зачем беспокоить других? У них есть будущее. Даже не смотря на сгущающиеся тучи в небе Магической Британии, вопреки ужасам, что смаковались в Пророке. У людей вокруг есть будущее. Им есть куда идти, к чему стремиться. Могут строить карьеру, создавать семьи, находить себя в своих детях, а что, собственно, мог Ремус? Существовать, надеясь, что стены подвала уберегут случайных прохожих? Перебиваться непостоянными подработками? Прятаться от самого себя в чужих объятиях и неуверенно улыбаться в ответ на вопрос всё ли с ним в порядке? Ещё он мог мучить Блэка своими тайнами и себя заодно. Бояться возвращаться домой, не зная наверняка, что его ждёт там: пряник или кнут. Впрочем, не домой. В дом Блэка. Его дом пуст, там много книг, немного пыли и вечный затхлый запах его страха и боли.
Ремус правда устал. До дрожи в руках, до желания лечь прямо на пол и смотреть в потолок, до непривычного, пугающего его самого желания напиться до беспамятства и хотя бы один вечер не думать. Хотя бы один вечер побыть беспечным парнем, которому горы по колено.
Хотя бы один вечер, пожалуйста.

Мироздание в ответ всегда молчит, но сегодня всё же делает ему пару одолжений. В доме Блэка пусто. Ни единой души, только половицы скрипят под его ногами, да портреты ворчливо комментируют его босоногое путешествие по дому - ботинки промокли под ливнем, сквозь который парень пробирался в укромную подворотню, чтобы траснгрессировать - у работы на магглов не так много плюсов на самом деле.
Рем отлично  знает все не особо то и тайные места хранения алкоголя, сам порой убирал туда бутылки, пытаясь поддерживать хотя бы иллюзию порядка в чужом по большому счёту жилье. Знает и в кои-то веки заглядывает в них, чтобы выудить из недр одного из тайников початую бутылку огневиски - Сириус не расстроится. Наверное. Люпин уже давно ни в чём не уверен, но сегодня он совершенно точно хочет напиться, а не переживать, как к его не типичному поведению отнесётся Блэк, в конце концов чтобы он не делал, всегда есть вероятность в очередной раз стать виноватым во всём и сразу.

Безусловно янтарный напиток, обжигающий внутренности, навряд ли поможет ему решить все его проблемы разом, но зато у него будет целый вечер, когда одни и те же мысли не будут назойливо курсировать в его сознании, давя и заставляя опускать плечи, сцепив зубы, чтобы невзначай не заскулить. Целый вечер. Казалось бы так мало, но в его сегодняшних реалиях это очень много. Вечер в сопровождении молчаливого деликатного треска поленьев в камине, отвратного на вкус пойла из ополовиненной им бутылки и мягкого ковра, на котором можно удобно устроится, подложив под спину подушки и плед, создав себе что-то вроде гнезда. Вечер, когда можно притвориться, что всё в порядке. Нет у них очевидных даже невооружённому глазу размолвок с Блэком. Нет набирающей обороты войны. Нет даже луны, которая совсем недавно во всей красе освещала ночные улицы Лондона, вынудив Люпина в очередной раз сменить работу. Ничего этого нет. Есть только тёплый свет огня, заставляющий танцевать по стенам причудливые тени, он сам, как будто самый обычный человек, которому можно не стыдясь закатать рукава и подмокший низ брюк и не думать, как на его многочисленные шрамы может отреагировать случайный зритель. Ничего этого нет. Ни страха, ни боли, ни ноющих ссадин, ни ломоты в уставшей спине, ни ночных дежурств в Ордене. Нет тревог. Есть только он сам, равнодушный потолок и огневиски, который можно бесстыдно отпивать из горлышка, поленившись искать стакан. Если подумать, то дом Блэка для Ремуса всё ещё ассоциируется с убежищем, местом, где он может расслабиться и перестать играть бесконечные роли.
Жаль только, что теперь для этого странного и непривычного чувства защищённости нужно, чтобы хозяина не было дома. И когда только всё стало настолько плохо? Наверное, очень давно. Мир начал рушиться сразу после выпуска. По чуть-чуть. Слой за слоем шли трещинами, привычные вещи становились отягощающими, количество тайн росло и вот он здесь. Пьёт в одиночестве и с каким-то иррациональным страхом прислушивается к звукам в доме, боясь пропустить возвращение Сириуса и не успеть подготовиться.
Смешно. И очень грустно.

1994

Люпин, нервно оглянувшись за спину, переступил порог библиотеки и, прикрыв за собой дверь, замер, прижавшись к ней затылком. Чужое внимание его тяготило. Все эти странные взгляды от молодого аврора, попытки заговорить, оказаться наедине, слишком очевидный одобрительный взгляд Молли - всё это в самом деле его тяготило, сковывало, мешало дышать полной грудью. Он ведь не идиот. Он просто старый оборотень, который ни на что кроме как роль лазутчика в стане врага не годился. И это пристальное внимание от молодой девушки, которой бы смотреть совсем в другую сторону ему ни к чему. Он ведь не может ничего дать ей взамен. Бесполезный, сломанный, никчёмный. Вся его жизнь - выживание. Вся его жизнь - сплошные перепитии, которые ему приходится превозмогать. Да и, если быть честным, свою веру в долго и счастливо он похоронил вместе с Блэком, который вернулся к нему, пусть другим, пусть просто другом, но то желание жить вопреки всему всё равно уже не вернуть. Не ему заводить семью, не ему давать какие-то надежды Тонкс. Не ему вообще о чём-то мечтать, ему бы просто пережить очередную войну, проследить, что сын Джима выживет, помочь ему справиться со всем этим дерьмом, килограммами сыплющимся бедному мальчишке на голову и можно на покой. Уйти подальше от людей, спрятаться, перестать уже пытаться как-то ужиться с обществом, которое его не примет никогда. Просто дожить до конца очередного противостояния и можно уйти. Разве он так много хочет? Зачем все эти сложности? Да и на черта он юному метаморфу вот такой? А главное зачем она ему? Потешить самолюбие на старости лет? Или позлить Блэка? Хотя.. ему, наверное, плевать. После их разговора по душам у Ремуса нет на этот счёт сомнений. Сириус, те ошмётки, что остались от его Бродяги после Азкабана, ничего больше к нему не чувствует. Выгорел. Ремус тоже выгорел. И может быть это даже к лучшему. Только вот ходить по дому, хранящему так много личных воспоминаний всё ещё дико. Они с Блэком мертвы, а дом всё ещё стоит. Стоит и хранит воспоминания. Даже заброшенная библиотека, до которой у Молли руки ещё не дошли. В ней Ремус тоже был когда-то счастлив, а теперь прячется от какой-то безбашенной девочки, боясь остаться с ней наедине и быть вынужденным объясняться. До чего ты докатился, Лунатик? Самому не смешно?
Нет, ему не смешно. Ему тяжело. Он снова ощущает груз скопленной за годы скитаний усталости как никогда прежде и очень хочет, чтобы всё уже закончилось. Все эти вечера за общим столом, редкие, но меткие перебрасывания едкими фразами с Блэком, его странные, даже пугающие взгляды. Просто закончилось. Люпин так устал. Устал всю жизнь воевать с собой ли, с другими ли. Устал предупреждать и уберегать других от себя же. Устал постоянно куда-то бежать, ведь он и сейчас бежит. И вот прибежал. В самое заброшенное место непривычно живого особняка, стоит и как мальчишка подпирает собой дверь.
Стыдно.

Люпин, мягко оттолкнувшись от двери, делает шаг вперёд и оторопело замирает, различив в кресле фигуру. Он, пожалуй, рассчитывал на одиночество, но, видимо, не он один отлично помнил, где в этом доме можно спрятаться. Блэка он узнал. Всегда узнавал. Себя порой в зеркале не признавал, а Блэка вот, пожалуйста, как бы плохо он не выглядел. Жаль, что сейчас Рем совсем не настроен на разговоры. Хотя, если быть честным с самим собой, последнее время все их поппытки поговорить хотя бы без лишнего надрыва, о добром разговоре по душам как в былые времена и речи не шло, заканчивались ничем. Сложно говорить с тем, кто предал тебя, кого предал ты сам. Сложно говорить с живым мертвецом, пытаясь разглядеть в незнакомом лице любимые когда-то черты, увидеть за печатью безумия что-то своё, родное. Ещё сложнее перестать искать. Ремус растерянно улыбается, молчит с минуту, подбирая слова и решается на максимально нейтральную фразу, надеясь, что было не слишком очевидно, что он в очередной сбегал от своих глупых проблем и страхов, пытаясь спрятаться от собственных скелетов и демонов. Но надежда - это так глупо.

- Думал, что никто сюда не заглядывает. Не помешаю, Сириус? Я.. Я могу уйти, если помешал,- прошло столько лет, а он по-прежнему готов уйти, если мешает. Никуда это не делось, он всё ещё не хочет никому доставлять лишних проблем, а люди вокруг зачем-то пытаются ему помочь, остаться рядом, тянутся к нему, как будто он не одно сплошное пепелище, а костёр, который в силах обогреть. - Тут так темно с незажжённым камином. Непривычно.

Люпин неуверенно дёргает плечами, не стирает с лица улыбку и всё не может решить стоит ли здесь остаться, даже если Блэк не против. Странно всё это. И в голову лезут неуместные воспоминания. И дышать так тяжело. И как же ему не хватает привычного чувства плеча, на которое можно опереться и поделиться хотя бы частью своих проблем - столько лет в одиночестве, а всё равно при виде Блэка хочется вспомнить как это быть с кем-то заодно всецело, не быть изгоем. И ведь столько злых слов уже они друг другу сказали, столько обвинений произнесли. А всё равно.

[NIC]Remus Lupin[/NIC]
[STA]wolf among us[/STA]
[AVA]https://funkyimg.com/i/2SP4P.png[/AVA]

Отредактировано James Rogers (2019-07-02 01:05:22)

Рем, убаюканный тишиной и теплом, разлившимся внутри, задремал. Задремал и пропустил возвращения Сириуса домой. А теперь, вырванный из приятной дрёмы чужим родным голосом, растерянно моргает, судорожно пытаясь собрать себя из обломков во что-то целое. И терпит очередное крушение. Рем редко пьёт, предпочитая другие способы бегства от себя и реальности, которая редко бывала к нему добра. И он совсем не подумал о том, что захмелев, навряд ли по мановению волшебной палочки протрезвеет и начнёт соображать, когда вернётся Блэк. Ему казалось, что он выпил совсем немного, по крайней мере недостаточно, чтобы уснуть и с таким трудом ворочать мысли после пробуждения. Но, видимо, ошибся. А может быть сказалась скопившаяся усталость, давящая на плечи так, что каждый шаг казался подвигом. И вот он, весь из себя правильный в обычное время и вечно молчаливо не одобряющий весёлые попойки, взъерошенный, как какая-нибудь неуклюжая сова, грохнувшаяся с ветки, пытается вылезти из своего импровизированного кокона, тихо вздыхая и чувствуя себя глупо. Ему стыдно. Ему стыдно за то, что Блэк застал его вот таким. Неготовым ни к разговору, ни к чему бы то ни было ещё. Прибегнувшим к последнему, к чему ему стоило обращаться за помощью. Завёрнутого в плед по самые уши. Смешного, запутавшегося и совершенно очевидно не похожего на человека, у которого все хорошо. Ещё больше ему стыдно только за то, что он стесняется быть рядом с Блэком вот таким. Настоящим. Боится признаваться ему, как он устал. Не видит смысла говорить, что ему страшно. Ему стыдно за то, что он перестал доверять ему так, как это было в школе. Неловко за свои мысли, за свои действия, за то, что разрешил себе побыть откровенно слабым в этот вечер. Ремусу стыдно практически за каждое своё решение и мысль в этот странный вечер. Но ничего этого он, конечно же, не произнесёт вслух. Вместо этого только сядет, кое-как победив плед и, неловко натянув полы пледы на оголённые руки, попытается улыбнуться. Той самой раздражающей Сириуса улыбкой, в которой слишком много неуверенности в том, что он вообще имеет право улыбаться.

- Всё хорошо,- Рем вторит своему другу тихо, сам не веря в то, что говорит и переводит взгляд на бутылку, судорожно соображая как объяснить свой набег на чужие запасы. Как-то не так он планировал всё провернуть. Хотел убрать всё до прихода Блэка, скрыть все следы своего очередного крушения об айсберг под названием "жизнь" и продолжить гнуть линию, что с ним всё в порядке. Продолжать делать вид, что ему не нужна помощь. Он уже сам не знал, зачем пытается обманывать всех, кому по какой-то причине не безразличен, но останавливаться было страшно - он привык жить так. Да и разве были причины вдруг окунать Сириус, его славного, порой чересчур эмоционального и жестокого по отношению к нему, Сириуса в болото собственных страхов, проблем и комплексов? Ответ совершенно очевиден. - Нет, повода, пожалуй, нет. Просто.. захотелось. Ты не против? Я не знал, когда ты вернёшься и решил вот, кхм. А потом, видимо, уснул.

Ремус чувствует себя так, как будто оправдывается перед деканом, почему болтается по коридорам в ночи. И ему совсем не нравится это чувство. Когда он стал так тщательно подбирать слова в разговорах с Блэком? Разве.. разве не должно было быть не так? Люпин отводит взгляд, рассеянно шаря им по всем поверхностям в почти неосвещённой комнате и думает, что если бы он всё так не усложнял, всё было бы иначе. Если бы нашёл в себе силы рассказать Сириусу, что давно уже не работает в лавке старинных книг, да и вообще на Косой аллее. Если бы признался, что когда он зачем-то возвращается к себе домой, то чувствует только страх и тотальное одиночество, которое доводит его до состояния, чем-то схожего с банальной истерикой. Если бы хоть раз в ответ на обвинения не ушёл в глухую оборону, а просто тихо сказал, что Блэк своими нападками просто рушит всё то, что он сам же выстраивал годами. Ломает в мелкую крошку чувство защищённости рядом с ним, разбивает на осколки выстроенное между ними на удивление хрупкое доверие, в конце концов наносит глубокие раны самому Ремусу, те самые, которые никогда не заживали полностью. Если бы он хоть раз перестал пытаться быть удобным, если бы перестал сомневаться в своей нужности, если бы хотя бы на миг слепо поверил, что всё, что между ними в самом деле не злая шутка длиною в годы, что Сириус любит его всего со всеми его скелетами в шкафе, и перестал опасаться, что всё это всего лишь иллюзия, если бы он просто поверил, что жалкого оборотня тоже можно любить также безусловно, как он любил Блэка, то всё было бы иначе. Если бы. Хоть раз.
Но он не мог. Страшно. Ему было страшно потерять то, что он ещё имел. И плевать ему было, что внутри него уже давно сплошное месиво из боли, страха и острой нужды в поддержке и добром слове. Плевать. Рем не гордый, он в самом деле готов довольствоваться малым. Ему хватает и редких перемирий. Ведь, если у него не будет и этого - он сойдёт с ума. Он так устал постоянно озираться по сторонам. Ему так страшно идти дальше, ведь впереди ни черта не видно, только сплошная тьма и глухая тишина. Рему всё кажется, что впереди только смерть и никаких просветов, но он никогда и никому об этом не говорил. Как и не признавался в том, что он живёт вовсе не как волшебник, скорее как маггловский разнорабочий. Рем он вот такой. Сломанный, весь как одна большая рана, в которую так просто налить соляной раствор и даже не понять, как больно от этого Люпину.
Просто Ремус так и не поверил в то, что он заслуживает своих друзей.
Он так и не смог уложить в своей голове интерес Блэка к своей персоне, даже сейчас. Даже спустя годы.
Он рос с мыслями, что ему ничего в этой жизни не светит, как сорняк, вздумавший пробиться сквозь асфальт. И вот он вроде бы пробился и даже видит небо над своей головой, но слишком чётко осознает, что на самом деле он всего-навсего никому ненужный росток, раздавить который ничего не стоит. Вот и вся история.

- Присоединишься? Тут.. уютно.

Рем знает, что одно неосторожное слово может повлечь за собой лавину обвинений. Как и знает, что Сириус, вернувшийся  домой так поздно, навряд ли расположен для игры в поддавки и он бы даже рад поделиться наболевшим во избежание недопониманий, но.. не может. Просто не может. Не может себе позволить вывалить всю свою поднаготную Блэку здесь и сейчас - не то место, не то время. Да и существуют ли те самые правильные условия для его исповеди? Рем сомневается. Пусть всё в нём болит от его собственных тайн. Это никак не отменяет того, что всё в нём в тоже время тянется к Блэку, который мог бы.. мог бы молча обнять. Люпину ведь так хочется тепла. Люпину хочется тихой ласки. Люпин отдаёт себе отчёт в том, что недостаточно трезв, чтобы не ошибиться и в очередной раз рухнуть в пучину ссоры, но не спешит сбегать. Побег ведь тоже может быть засчитан за нарушение пакта о ненападении. Если честно, нет никаких действий и слов, которые бы железно уберегли от конфликта, поэтом Рем импровизирует, всё также глупо завёрнутый в плед, сонно моргающий и пойманный на месте преступления.
Если подумать, то они оба устали. Рем это видит. Видит в жестах Сириуса, слышит в его на удивлении аккуратном вопросе и очень хочет помочь Сириусу. Но как всегда задвигает себя.
Ведь разве можно помочь неизлечимо больному?

1994

Глядя на Сириуса, так уместно смотрящегося на очередном кресле, всем своим видом показывающим, что в этом доме жили аристократы, Рем думал, что на самом деле он рад. Рад, что его друг жив. Рад, что ошибался. Рад, что у них есть вот эта удивительная возможность продолжить общение, даже спустя столько лет. И мог, совершенно не кривя душой, сказать, что его совсем не пугает прошлое Сириуса, про которое он ничего не знает - это ведь неважно, как и почему он смог выжить в Азкабане. И неважно, как отразилось на нём всё, что он пережил. Важно только то, что всё это в прошлом, а Сириус жив и сидит перед ним. Ведь у Ремуса за плечами тоже вовсе не рай. И выглядит он давно уже не как в молодости - количество шрамов на теле заметно выросло, да и сам он заматерел, приобрёл совершенно не трогательные черты, который навряд ли ассоциировались с тем, кого Сириус любил. Они изменились. Оба. И это.. нормально. Жаль только, что у них не было возможности толком восполнить пробел в двенадцать лет. А может быть это и хорошо.
Рем давно уже не уверен в этих вот тонкостях, что для них с Блэком хорошо, а что плохо. Наверное, то, что он выговорился, наконец-то перестал пытаться уберечь то, что ему дорого бесчисленным количеством тайн - это всё же хорошо. Как и то, что теперь он не подбирал судорожно слова, опасаясь вспышки гнева бывшего уже любовника. Нет, ему по-прежнему не хотелось конфликтовать, оправдываться или обвинять, но.. сейчас это воспринималось иначе. Вся жизнь Люпина - борьба. То за себя, то за других, то за выживание. И всю дорогу на него давит бескрайнее чувство вины - он уже привык. Но разница между ним совсем юным и запутавшимся и тем, кто сейчас стоял, снова, как когда-то, чувствуя себя провинившимся студентом, вынужденным оправдываться, была в том, что сегодня Люпин уже не стыдился себя. Устал. Кому вообще нужны его попытки прикрыть симпатичными заплатками дыры в душе и жизни? Вот уж, что Рем точно выучил за годы скитаний и одиночества, так это то, что на самом деле никому нет дела до того насколько он сломан. Как и то, что если не попросить помощи вот так вот явно через рот, то руки помощи ему никогда не увидеть. И это, в общем-то, нормально. Альтруизм никогда не был в моде. Как и желание похоронить себя заочно, которое так въелось в Люпина.
Но никто не идеален.

- Ты несправедлив. В библиотеках мы тоже порой пересекались и это было.. любопытно, но совсем не полезно для учёбы,- Рем пытается быть дружелюбным и в тоже время напоминать о том, что было, аккуратно и без лишнего надрыва. В библиотеках они никогда не учились вместе - это Люпин отлично помнит, как будто всё это было вчера. Конкретно в этой Сириус очень убедительно доказывал Ремусу, что книжки не могут быть столь захватывающими, какими могли быть отношения с ним. И от воспоминаний Рему немного неловко и у него, кажется, незаметно в полумраке, но всё же покраснели кончики ушей. Не ему стесняться Сириуса, но всё же есть что-то неправильное в том, как хорошо он всё это помнит. Ведь больше нет никакого "они", верно? Теперь то уж точно. Им давно не двадцать лет. Их отношения давно рассыпались пеплом, подожжённые молчанием, обидами и предательствами. Теперь только дружба. Сложная и полная болезненных воспоминаний, но всё же дружба, то, что с ними было всегда. И ведь нет ничего странного в том, чтобы поделиться с другом своей деликатной проблемой? Люпину, кажется, что мысль неверная. Но он так устал бегать от Доры, что ему просто необходимо поделиться наболевшим, тем более, что в нём нет никаких противоречивых чувств к девушке. В отличие от того же Блэка, но о последнем он говорить не собирался.

- Мм ты так удачно подобрал слово, что сдаётся мне, что не я один тут прячусь, ну да ладно,- Рем неоднозначно хмыкает, достаёт из кармана пиджака палочку, зажигая с ей помощью камин и садится в соседнее кресло с Блэком, забираясь в него полностью, как привык делать ещё будучи совсем мальчишкой - плевать ему насколько это несолидно, так удобнее и спокойнее, если честно. Как будто кресло сможет защитить его от всех невзгод - это, конечно же, глупости, но чувство всё равно приятное.

- А я, в общем-то, прячусь от излишнего внимания Доры. Мне.. некомфортно. Я просто не понимаю какого чёрта вообще происходит. Просто.. на кой чёрт я ей вообще сдался. Ещё Молли со своим молчаливым одобрением. Лишний раз прийти сюда страшно.

Рем чувствует себя совершенно по-идиотски и ставит точку в своей маленькой исповеди откинутой головой на спинку кресла и прикрытыми глазами. Это странно делиться подобной информацией с бывшим любовником. Это неправильно. Но с другом можно, верно? Тем более, что Рему правда совсем не интересна Тонкс. Ему вообще мало что и кто интересны - так сложилось. А ещё в нём много плохо заживших переломов, ран и очень много страхов. Ему всё это не нужно.
После Блэка он даже не пытался забыться в чьих-то ещё объятиях. Вообще. Совсем. Это так глупо. Это то, что он мог сказать Блэку тогда, когда они обвиняли друг друга во всём подряд, но он говорил другое и собственноручно доламывал то, что каким-то чудом сохранилось. Жалеет ли он об этом? Возможно. Но так всё же, наверное, были правильнее.

- Не бери, в общем, в голову. Лучше расскажи как твои дела - последнее время всё не могу тебя застать одного и нормально поговорить.

Мне не хватает тебя, Сириус.
Слова, которые Ремус уже никогда не рискнёт произнести, застревают в горле и он просто устало улыбается, открыв глаза и изучая своим по-прежнему светлым взором лицо Блэка. Такое знакомое и чужое одновременно.

[nic]Remus  Lupin[/nic]
[ava]https://funkyimg.com/i/2SP4P.png[/ava]
[sta]wolf among us[/sta]

Сириус смотрит. Смотрит жадно, смотрит слишком внимательно. Ремусу неуютно и хочется попросить перестать. Ведь никто не должен смотреть на него так. Никто не должен знать все его отличительные черты. Никто не должен прознать как много в нём ран навылет, никто не должен случайно  заметить десятки переломов, скрытых кожей и мясом. Никто и никогда не должен увидеть всего его шрамы: те, что снаружи и те, что внутри. Люпину неловко. Люпину хочется спрятаться, завернуться поглубже в плед и никогда оттуда не вылезть. Ему неловко за своё тело. Ему неловко за свою душу. Ему неловко за всего себя. А Сириус всё смотрит, как будто любуется и Рем неуверенно ему улыбается, пытаясь сфокусировать взгляд на лице, которое так любил гладить бессонными ночами. Муни никогда не задумывался, почему он так стесняется себя, никогда ему не хотелось как-то это исправить. Глядя в зеркало, он видел вовсе не симпатичного юношу с ореховыми глазами - он видел монстра, видел своё одиночество, видел свои шрамы, видел восходящую призрачную луну над головой и спешил отвернуться. Люпин совсем не любил себя. Ему казалось, что весь он - иллюстрация того, что не должно существовать в этом мире. Он никогда не сомневался, что проклят раз и навсегда. Обречён. Смертельно болен. И ему до крика не хотелось позволить Блэку окунуться с головой в эту его неправильность, рискуя не вынырнуть и не выгрести к берегу. Потому что Блэк другой. У него впереди годы счастливой жизни, стоит лишь ему окончательно наиграться с трусливым любовником. У него впереди столько всего. У него там за горизонтом что-то неизведанное и восхитительное. У него есть право на жизнь. У Рема - нет. Рем - это вечная статика. Рем - это клубок страхов и неприятия себя. Рем - болото. И ему очень хочется отпустить Сириуса, перестать тянуть на дно своей неуверенностью и неутихающей болью.
Но ему страшно.
Страшно разжать пальцы и отпустить. Страшно не быть изгнанным, а вот так собственноручно разломать на куски хрупкий мир, сказать "прощай" и уйти, давая шанс Блэку вдохнуть полной грудью, перестать оглядываться на него, застрявшего в собственном выдуманном мире, где ему нет места. Это глупо. Это эгоистично. Но он не мог иначе, правда не мог отказаться от своей же погибели в лица такого яркого, как вспышка на солнце, Бродяги - он даже хотел, подбирал слова, порой размышлял будет ли его искать Сириус, если он сбежит, не оставив даже записки, но так и не решился попробовать. И продолжал тонуть, утаскивая за собой на дно самое дорогое, что сумел сохранить к своим девятнадцати.

А Сириус смотрит. Говорит что-то, смеётся. И Рем ему отвечает также тихо, как и привык жить, посмеиваясь, улыбаясь неловко и откидывая полу пледа, на удивление храбро оголяя свои руки, расписанные шрамами, смотрит жадно, чтобы запомнить каждую черту, но устало. Он смотрит с опаской. Потому что знает, что за весельем всегда может скрываться то, с чем он не научился бороться. За улыбкой всегда прячутся демоны - он это знал не понаслышке. Но вопреки знаниям, не спешит сбегать или отшатываться. Ему ведь так не хватает тепла. В конце концов он не так уж и богат, чтобы отказываться от предложенного, да и нет в нём никаких противоречий в отношении Блэка - он готов отдать ему всё, что в нём осталось живого, и взять то, что он предложит, никогда не прося больше. И сегодня он тоже не отказывает. Двигается немного в сторону, освобождая место Блэку, притирается к нему, скручиваясь клубком в его объятиях, вокруг него. Молчит. Молчит и тянет руки к нему сам, обнимая в ответ, касаясь волос, даря ласку и тепло, которые в нём, кажется, никогда не заканчивались. Как бы плохо ему не было он всегда находил немного нежности для буйного Блэка, если тот позволял касаться его. Потому что зачем тогда это всё, если не для того, чтобы находить в другом причину жить и дышать, зачем  это всё, если у них друг для друга останутся только обиды и злость? Вот только жить ли выживать. Каждому, видимо, своё по заслугам и способностям. Рему бы очень хотелось, чтобы Сириус жил. И ему плевать, что ему уже давно приходится выживать. Когда чёртова супер звезда во влажной одежде прижимает его к себе и прячется от всего грёбанного мира именно в нём, ему вообще на всё плевать. Пока между ними тишина и в ушах ещё слышится смех - ему в самом деле плевать.
Рему ведь большего и не нужно. Вот если бы только можно было так всю жизнь. Вот если бы только не война. Вот если бы только он был не собой, а кем-то другим.
То тогда всё обязательно закончилось бы хорошо.

- Ты меня обижаешь - я ничего не боюсь, забыл что ли? - иногда он даже в это верил. Где та грань между бояться всего и не бояться абсолютно ничего? Рему, кажется, что её не существует. И ему совсем не жалко разделить с Сириусом свой сомнительный ужин - он и так уже пьян. Пьян от выпитого, от усталости и от щемящего счастье, так и норовящего разорвать его изнутри. Он уже успел позабыть, что может быть так хорошо. Он так привык к обороне. Он так вжился в роль жертвы, что совсем забыл как это не смотреть затравленно. Он уже и не думал, что можно вот так запросто забыться, до дрожи привычно не отнимать руки от чужого торса, залезая вечно холодными пальцами под ткань и чувствуя какой контрастно горяч Блэк. Живой. Блэк - живой. И, к сожалению, не умеет молчать. Рем знает, видит, что тот не хотел поднимать неприятные темы. Но всё  же поднял. А Рем, хоть и врёт напропалую, но так и не научился делать это так, чтобы ему верили. Но он всё равно старается не потерять равновесия, достигнутого всего за какие-то пять минут рядом с Блэком, подхватывает бутылку и вручает её своему любовнику, обнимая его тут же двумя руками и пряча лицо на его груди. Он так устал ему врать. Но правда слишком.. болезненная. - Можно и за успехи в работе, Блэк. Всё, что пожелаешь.

Рем звучит глухо. Рем отчаянно не хочет трезветь. Рем не хочет оправдываться. Не хочет ругаться, не хочет врать. Он хочет просто сидеть вот так, обвив Блэка руками, раздумывая стоит ли обхватить его ещё ногами, желательно молча, теряясь в спасительной тишине. Рем пил не для того, чтобы снова было больно. Он ведь хотел сбежать от этой вездесущей боли, от усталости, от страхов. И он не хочет, в самом деле не хочет снова слушать обвинения. И ему так хочется признаться, но он понимает, что нельзя. Он думает, что можно сказать хотя бы часть правды, ведь можно? А стоит ли? Рем прячется от Блэка в нём же, стараясь стать ещё ближе, слиться в единую скульптуру, олицетворяющую странную для их возраста скорбь и такую тяжелую порой любовь, как она есть, без прикрас.

- Я тебе соврал, прости. Мой повод звучит как "устал". Я столько лет смотрел, как ты лечил усталость огневиски, что уверовал в его исцеляющие свойства. Решил попробовать - пока правда не понял: работает или нет.

Полуправда даётся ему на удивление легко и он даже рад. Ему кажется, что он снова учится ходить и процесс ему совсем не нравится, но надо же когда-то начинать. И в качестве награды за свою недюжую храбрость он льнёт к Сириусу, чувствуя себя свободнее, чем в здравом уме и рассудке, не сбитым с вечного курса тихого отступления огневиски. Льнёт, чтоб урвать поцелуй. Льнёт, чтобы оставить невесомую дорожку из касаний вдоль уха, ниже, по линии благородного подбородка и замирая в районе шеи. Всё в нём для Блэка. Всё в нём жаждет ласки в ответ. Ему кажется, что им не стоит говорить. Никогда больше. Они гораздо лучше умели касаться, чем говорить. Никогда ещё от объятий не было бед. Никогда ещё поцелуи не заканчивались скандалами.
Но вместо того, чтобы молчать, он снова говорит. Ведь он как будто немой, вдруг научившийся говорить.
Только говорит он о том, что важно для него. Не для них. И крепче сжимает руки на чужой спине, сминая ткань.

- Мне так тебя не хватает, Сириус. Я так устал. Когда всё уже закончится? Когда мы сможем просто жить, не боясь однажды не вернуться домой? Я так устал. Мне порой так страшно приходить сюда, не будучи уверенным, что ты в порядке. Почему.. почему всё так сложно?

Никогда.
Рем знает, что ответ "никогда". Он знает, что всё так сложно, потому что он слишком старается быть хорошим, бесконечно прикрывая себя, свои страхи и попытки выжить. Ответ "никогда". Но он не хочет слышать ничего подобного сегодня. Как и не хочет говорить про работу. Он хочет уснуть в чужих объятиях. Он хочет быть счастливым.
Но не умеет, вот в чём беда.

1994

Их попытки играть в друзей - одна сплошная неловкость. Может быть, если бы они встречались на нейтральной территории, не хранившей в себе столько разных воспоминаний, получалось бы лучше. Но Сириус заперт здесь и Ремус малодушно старается не думать, чего ему стоит сидеть именно в этих четырёх стенах, учитывая, что бездействие вообще не в стиле Блэка. Люпин вообще много о чём малодушно не думает. Это иногда сложно, иногда проще. Но всегда помогает быть спокойнее, не уходить в пике - разок ушёл и хватит с него. Ему давно не девятнадцать, чтобы упиваться своими гиперболизированными под гнётом усталости и атмосферы в стране драмами, у него давно банально нет на подобное ни сил, ни времени. Да и давненько он уже научился говорить о всём том гнилом и некрасивом, чего в его жизни хватало, говорить не на каждом углу, а когда в самом деле стоило. Времена молчаливых истерик прошли, как и прошли времена, когда Люпин мог себе позволить спрятаться от целого мира, свернувшись клубком вокруг Блэка. Годы их не щадили. Обоих. Это были тяжёлые годы, но это была их жизнь. И Ремус благодарен миру за то, что может хотя бы вот так, чувствуя себя каким-то клоуном предпенсионного возраста поговорить со старым добрым другом. Дружба у них всегда выглядело гораздо крепче, чем любовь. Меньше надрыва, меньше поводов пытаться вгрызться друг друг в глотки.
Может быть им стоило просто остаться друзьями? Сама мысль кажется кощунственной. Рем не жалел о том, что было. Дров они наломали немало, но кто нет? Время было непростое, да и они никогда не были теми, с кем легко ужиться. Ни Блэк  с его эмоциональностью, ни Люпин с его чудной способностью думать больше, чем стоило. Все хороши. И финал закономерный. И хорошо, что у них есть хотя бы вот это неловкое общение с упоминанием былого и сухим обсуждением текущего.
Хорошо, что у них осталось хоть что-то. Хорошо, что они оба живы.
Хорошо ли?

- Чудо? - Ремус ожидал чего угодно, но не комплимента. Это.. странно. Ему казалось, что Сириусу логичнее его ненавидеть, может быть презирать. Но уж точно не хвалить вот так внезапно, пытаясь как когда-то давно убедить, что он достоин чего-то кроме презрения и страха, которые сам же к себе и испытывал. Да и какое он чудо? Болотное разве что. По большому счёту он чудовище. Сам не живёт нормально и другим не даст. Что это вообще за чудо такое? Рем приподнимает бровь, смотрит на Сириуса задумчиво, пытаясь разглядеть в чужом лице насмешку, но не находит её и спешит выкинуть белый флаг. Ему не хочется ни во что верить. Ему не хочется снова пытаться что-то взрастить в себе, вот то светлое, что могло бы согреть ближнего. Ему уже давно ничего не хочется, разве что на покой. У него ведь год за три. Он не провёл в Азкабане двенадцать лет, но выглядел не лучше Сириуса и отлично это понимал, более того он знал почему всё так. И уже даже не чувствовал острой боли на этот счёт - смирился. Смирение - отличная штука. Экономит нервны, которых и так нет. - Странно слышать подобное от тебя, но.. спасибо, наверное? Внимание, заинтересованность.. ей на вид лет двадцать пять. Она не дурна собой, полна жизни и веры в светлое и доброе. Странно в её случае заинтересоваться в ком-то вроде меня. Это.. глупо. Да, пожалуй, глупо. В любом случае мне нечего ей дать. И прячусь я здесь в основном потому, что совсем не хочу всех этих серьёзных разговоров по душам. Не мой конёк.

Ему давно не девятнадцать и он научился озвучивать вслух весь перечень своих проблем, но совсем не горел желанием выворачивать себя наизнанку перед другими. Особенно перед малознакомой девицей, которой при определённом раскладе мог бы сгодиться в отцы. Перед Блэком, в общем-то, тоже не хочется особо откровенничать, вот он и гарцует где-то на грани. Ни слова про то, что всё, что он мог - отдал ему. Ни слова про то, что больше не способен нести крест за кого-то ещё. Ни слова и о том, что он по-прежнему недостоин каких-то жертв ради себя. Не заслужил. Достаточно на сегодня странных откровений.
Его и так напрягли интонации Сириуса - в них читалась скрытая угроза, аккуратно прикрытая желанием поддержать разговор или что-то такое. Прошло столько лет, но Рем не разучился не просто слушать то, что говорит друг, но и слышать то, о чём он молчит. Вот только теперь он не все намёки понимает -- они больше не мыслят в унисон. И это, наверное, больнее всего.

- Я знаю это чувство,- Рем тихо хмыкает, тяжело вздыхает, устало трёт переносицу и ворочается в кресле, пытаясь устроиться поудобнее. Его всё преследует чувство, что он помешал уединению Сириуса и лучше бы было уйти сразу. Но уже поздно отступать. Да и надо же им как-то чинить то, что они так легко сломали? - Неделя как день. Месяц как неделя. Год за три. Знакомо. Ты не устаёшь от людей? Мне так странно встречать здесь всюду людей. Этот дом не создан для шумных компаний.

Этот дом был для них.
Это их убежище. А теперь в нём люди. Ходят, говорят, дышат. Топчут воспоминания. Странно.

- Я не в праве что-то требовать, но.. Я был бы рад, если бы ты рассказал как ты. Мне правда это важно.

[nic]Remus Lupin[/nic]
[sta]wolf among us[/sta]
[ava]https://funkyimg.com/i/2SP4P.png[/ava]