Всё же и в предпенсионном возрасте есть свои ощутимые плюсы - чем старше ты становишься, тем больше знакомств заводишь, а если в тебе природой изначально еще и много обаяния заложено, то эти знакомства играют лишь на руку - по всему свету располагаются и глаза, и уши, и стоит лишь пальцами щелкнуть, чтобы некой информацией поживиться. Иногда даже и этого делать не приходилось, горячие новости сами настигали Леншерра, только вот, к сожалению, они почти всегда были такими, что лучше бы их вообще и не слышать. Например, почти всё, что происходило с его детьми, за которыми он буквально недавно выработал привычку вести наблюдение. Ну а что? Они же хотели отцовского присутствия в своей жизни! Наверное, не совсем на такое рассчитывали, но жаловаться было уже поздно, тем более, мужчина в этих вопросах был чересчур аккуратен, не подавая и малейшего повода для подозрений, узнавал новости из проверенных, но одновременно очень далеких и от детей, и от него самого, источников.

То, что Ванда оказалась в больнице, неожиданно вышло для него довольно болезненной темой. Он, конечно, не пытался строить из себя (хотя бы наедине с собой) бесчувственного сухаря (что забавно, для Леншерра это иногда могло даже формы комплимента приобретать), но и совершенно не рассчитывал на то, что на сердце какая-то тяжесть появится. Волнение. Что мысли в течение дня постоянно будут вращаться и возвращаться к тому, что девушке сделали больно, что каждый из них - несмотря на все эти силы, хвастовство ими - был обыкновенным смертным (ладно, громкое и неточное заявление, но все же) и ежедневно шел на огромный риск. Что порой люди имели свойство "теряться", уходить навсегда. И всё, больше никаких разговоров, ссор в результате попыток наладить отношения, криков и ненависти, но в то же время острой нужны и желании сделать, как оно было бы лучше. Больше ни одного сказанного слова - хорошего или плохого - в твою сторону. И ни одного шанса это ответное слово сказать, наплевать, наконец на всё, и произнести то, что давным-давно формируется в душе.

Эх, как бы ни рассуждай, Эрик с возрастом в ту еще сентиментальность ударился, даже страшно вслух произносить, в кого превратился. С другой стороны, уже даже винить себя за это почему-то не хотелось - ему было больше восьмидесяти, и все эти годы он был и ужасным, и относительно нормальным, и просто-напросто сумасшедшим, повернутым на своих глупых затеях, лишь одно оставалось неизменным - Эрик был одиноким. И это был сознательный выбор, важность которого добрую сотню-другую раз обдумана была. В последнее время в голову все чаще приходила поражающая своей простотой мысль, а поступал ли он правильно, а не поддавался ли обыкновенному страху и шел самым простым путем, при этом хвалясь всем подряд, что выбирал самый трудный? Ответ на этот вопрос, скорее всего, был бы полнейшим для мужчины разочарованием.

Он долго думал, стоило ли ему что-либо сделать. Прошлый разговор с Вандой (как и вообще почти все разговоры с важными для него людьми) вышел относительно сносным, но это - опять же, если сравнивать, например, с разговорами с Чарльзом или Джин, которые кукушкой - как и Леншерр - давным-давно уже окончательно поехали, и порой могли чуть ли не полмира разнести, стоило Эрику парочку раз с издевкой ответить. Дочь его, конечно, тоже той еще неуравновешенной была, но там хотя бы, пусть и невнятный, и слабый, но намек на спасение и возвращение к относительной адекватности поблескивал. Это стало одной из причин, почему он все-таки решил поехать и навестить чадо. Наверное, даже если бы этих причин не было абсолютно, мутант все равно бы сорвался. Мысли в течение дня мучили настолько сильно, что в один момент он понял, что можно немного и поступиться собственной гордостью. Неужели Эрик действительно настолько переживал?

Момент для посещения выпал удачный - отделение находилось во взбудораженном состоянии из-за капризного поведения девушки, пытающейся всеми правдами и неправдами добиться скорейшей выписки. Леншерр лишь широко и искренне улыбнулся, когда это от лечащего врача услышал - во-первых, в критическом состоянии она вряд ли бы в силах на подобные фокусы была, во-вторых, слишком уж это его напоминало. К счастью или сожалению, детей своих он совсем мало знал, поэтому и сам будто ребенок хотел в ладоши хлопать, когда видел в чем-то свои же гены. Не стоит говорить, конечно, что в основном эти гены брали вверх в вещах отрицательного характера - как вышло, так вышло.

- Здравствуйте, мисс "отпустите меня домой, а то вам всем хуже будет", приятно снова увидеться, - Эрик сверкнул зубами в беззлобной улыбке, безмятежно облокотившись о стойку в приемной и увлеченно разглядывая бумагу, которая, видимо, была очень важна для девчонки. Она почти выбралась из четырех больничных стен, была в таком приподнятом настроении духа, что буквально осела от удивления, увидев отца, собственно, исполняющего роль, заложенную в нем самой природой. Да, честно говоря, Эрик с себя тоже не переставал поражаться. - Тебе выписка нужна? Печально, мне она тоже очень нравится. Думаю, отдавать её просто так мне совсем не захочется.

Вот так легко и просто мужчина мог закрыть глаза на все произошедшее и сделать вид, что их прошлого разговора вовсе и не было. Правильным ли такое решение было? Абсолютно нет, но он не имел и малейшего понятия, как в их случае можно было поступить иначе. Снова скатываться в какие-то семейные разборки - девушка бы ему горло перегрызла. А он бы еще при этом сопротивлялся, явно как-нибудь навредив. Вредить не хотелось, Ванда и без того выглядела крайне уставшей, что уж говорить о всех, еще не полностью заживших ранах. Это ведь абсолютно нормально, что Леншерр чувствовал себя ужасно, видя ребенка в таком состоянии?

- Ты одна обязательно дров наломаешь. Нужен отдых. Давай, я помогу, - а это сказано было уже абсолютно серьезно. Несмотря на то, что вся эта помощь предполагала собой налаживание контакта, что в последующем только играло Леншерру на руку, мужчина в кое-то веки не задумывался о собственных перспективах. Просто предлагал свою помощь тому, кто в ней нуждался, как минимум, двадцать с небольшим лет. И ни разу её не получил.

На самом деле, крайне удивительно, насколько меняется человек вследствие любой болезни. При этом, степень нанесенного вреда здоровью чаще всего имеет большее значение не для пострадавшей, а для волнующейся стороны. Наверное, Эрика тяжело было бы обозвать чересчур переживающим и не находящим себе от мук места человеком, но и козлом нечувствительным он не был - имел право обеспокоиться. Успел, конечно, и такое прекрасное начинание очернить чувством гордости за то, что беспокоился не в надежде на то, чтобы это заметили, ведь даже если бы заметили, то либо значения этому факту не придали, либо бы поглумились, ну, в самом крайнем случае, еще больше рассердились. Какой же он молодец! Вспомнил о детях и своих обязанностях по отношению к ним в том возрасте, когда отсутствие седины наводило на серьезные вопросы. Лучше ведь поздно, чем никогда? Наверное, в их случае лучше было бы никогда, но Леншерр упорно пытался доказать всем - а в первую очередь самому же себе - что и в самых безнадежных ситуациях была слабая надежда на выход. Дочка, желающая его с лица мира стереть (хотелось бы, конечно, сказать, что это было абсолютно не так и она в своих начинаниях заблуждалась, но с таким искренним презрением сталкиваться ему еще не приходилось), встретила его несколько иначе, чем он ожидал. Готовился к всякому, прекрасно понимая, что это вряд ли бы кого-то спасло, но попытаться из приличия все же стоило. Столкнулся с неприятным удивлением, недовольством и разочарованием, но - внезапно - не с ядовитой насмешкой и отвращением. Значит, все же был какой-никакой шанс? Как же быстро люди любят хвататься за любую едва уловимую возможность, аж до смешного. Эрик, ставящий себя на самую вершину этого мира, упорно отрицающий причастность к обыкновенности, по сути своей, был таким же как и все и с большим удовольствием клюнул на иллюзорный крючок. Грозило все тем, что упавшие декорации и предъявленная неутешительная картина окончательно бы надежду мутанта сломили, но как же хорошо было существовать в наспех склеенном, выдуманном мире. Примерять на себя образ отца. Родителя, от которого в первую же секунду не хотелось бы сбежать, от которого не такой уж большой соблазн отказаться просыпался. Уже неплохое начало, да?

Поэтому настроение у него было приподнятое, несмотря на то, что уверения врачей и внешний вид девушки не могли внушить что-либо кроме тревог. Он прекрасно помнил - а как такое забыть, когда это с завидной регулярностью любили припоминать - что Ванде было не пять лет, подобие головы на плечах у нее тоже имелось, могла о себе позаботиться - раньше же справлялась. Неоспоримый факт. Но и Леншерр раньше многое совершал, это же не означало того, что с тех пор совершенно ничего не поменялось? Очень уж в это верить хотелось, потому что жить с мыслью, что он как был зацикленным на себе безумцем и эгоистом - так и остался, было не очень-то и легко. Заслуженно, но не легко. И приподнятое настроение, и более дружелюбный настрой девушки сыграли на руку - её капризы будто бы оставались незамеченными. Эрик будто бы на мгновение стал тем самым замотанным делами, выдохшимся после рабочего дня отцом, который остался наедине с капризным ребенком - сил на воспитание и обучение манерам не было, но и препираться, зря сотрясая воздух, совершенно не хотелось.

- Нет, ты что, как вообще такое в голову могло прийти? В соседней палате лежал, вот как оно в жизни бывает. Представляешь мое удивление, когда...? - Эрик остановился на полуслове, понимая, что несколько увлекся и что от него-то больших трудов не требовалось, чтобы девчонку на эмоции провокацией вывезти, но стоило ли оно того? И правда ли он хотел выводить её на эмоции, совсем не смутно подозревая, какими они могут быть. Вряд ли ответ кого-то бы удивил. - Прости. И перестань возмущаться - я волшебным образом не испарюсь, а ты лишь зря нужные тебе сейчас силы потратишь.

Наверное, эта пара сказанных фраз была одним из самых искренних проявлений вполне себе теплых чувств за всю его жизнь. Вполне возможно, что он преувеличивал, но вот за последние безрадостные годы - точно. Прости. За все остальное Эрик извиняться почему-то не хотел. Не чувствовал себя виноватым? Не видел смысла в извинениях, которые бы не приняли? Может, тяжело вслух признавать свою вину было? От всего по чуть-чуть - только в нем эгоизм и зацикленность на себе могли смешиваться с сожалением в такой причудливой форме. Зато можно было в который раз убедиться в исключительности.

Он смерил девчонку оценивающим взглядом, проходясь с головы до ног и прикидывая. Ее нелепые выходки, раскидывание сумок и желание подобным нетривиальным образом почувствовать себя хозяйкой положения не впечатляли и, стоит признаться, самую малость раздражали. Но опять же, незыблемые две причины удерживали Леншерра чуть ли не в состоянии нирваны, он готов был немного потерпеть, нутром чуя, что это не прошло бы даром. Что, казалось бы, непробиваемая стена оголила перед ним свою самую главную трещину, над которой пришлось бы еще добрую тысячу лет корпеть, но делать это с намного большим удовольствием из-за доказательства ее существования. Это было первой причиной. Вторая же заключалась в том, что он устал удивляться, насколько они похожими были, особенно в плане выражения каких-либо негативных эмоций. Скопировать, сделать чуть помладше и почти такой же симпатичной, вставить. Это пугало, это завораживало, это просто было забавно. Поэтому не составило никаких проблем поднять сумку без разыгравшихся следом мыслей об унизительности такого поступка, слабохарактерности и прочей чуши. Поплестись за ней следом, даруя негласное позволение на видимость управления ситуацией, тоже было до очевидного просто.

Кровавые узоры на сидениях машины оказались неприятным сюрпризом для них обоих.

- Это у молодежи мода сейчас такая? - строя из себя беспечного дедушку, он пытался разрядить обстановку, так как заметил, что увиденное выбило из колеи и без того слегка рассеянную девчонку. Но голос прозвучал более серьезно, чем он рассчитывал. Черт, ну ведь прекрасный актер, почему же лажал он исключительно в самые ответственные моменты? Не долго думая, Эрик резко закинул сумку внутрь, пожалуй, слишком громко хлопая дверцей и произнося голосом, не терпящим возражений, что Ванда сядет впереди. Сам обошел машину и поспешно уселся за руль, чувствуя себя еще более дискомфортно, так как слишком давно подобных вылазок не совершал. Дождался, пока дочь обоснуется рядом. - Отыскать кого-то столь примечательного в больнице - совсем не кропотливая задача. Особенно, когда есть нужные люди. Но я не знаю, почему ты сюда попала. Можешь мне не рассказывать, если тебе это важно.

Произнес это тихо, но уверенно, даже на мгновение не мелькнув взглядом в сторону Ванды - проговаривал это, смотря на собственные руки, по наитию легшие на руль. Поморщился от того, в какие вульгарные фразы построились столь стройные в голове мысли. Не хотел слышать в ответ "конечно, могу, еще бы ты мне приказывал", ведь смысл вкладывал он совсем иной. Опасаясь затянутого молчания, завел урчащий автомобиль. Успел, к слову, обрадоваться, что дочка взяла все в свои руки и даже не стала выслушивать его вариантов и предложений, потому что у него их, по правде сказать, вовсе и не было. Глупо, конечно, но куда он мог ее отвезти? Каким бы "милым" их общение не выходило в последние пару минут, длительные встречи и беседы были все еще строго противопоказаны - здесь врач также обязательно бы прописал своеобразные указания, только не постельный режим, а анти-родительский. Что-нибудь в подобном духе.

- Куда направляемся?

Всё это казалось настолько неправильным, что мозг информацию с трудом отказывался воспринимать и обрабатывать, капризно буксовал и не желал без объяснений двигаться дальше, но какие могли быть тут объяснения? Ведь дело вовсе не в наигранности было, как могло бы показаться, тем более, Леншерр был до невозможности азартным игроком. Вон сколько лет прятками занимался, пускай и односторонними, пускай его не особо-то и искали, важен сам факт! Затем настал черёд для догонялок, плавно переросших в нечто наподобие кошек-мышек, вот только кто их двоих был охотником, а кто невинной добычей. Ответ, наверное, был бы вполне очевидным, но безгрешным не был никто. Очень хорошо, что Леншерр все муки совести по поводу чистоты уже давно перерос - скорее даже не дорастал до них - чтобы забивать голову подобной чушью, там и без того было слишком много тараканов, чтобы осчастливить их пополнением. Дочь его, вроде бы, тоже не строила из себя великую мученицу, и ему это нравилось. Давила на него, испытывала и выводила на эмоции, но, по большому счёту, имела на это полное право - хоть какие-то возможности он ей подарил. Ни слова благодарности, к сожалению, до сих пор в своей адрес не услышал, но кто знает, возможно, все ещё поджидало его впереди.

И вот они расположились во вполне комфортном, просторном автомобиле. Но, черт возьми, если они в прошлый раз чуть ли весь остров не разнесли, о каком соблюдении личного пространства вообще могла идти речь, было до жути тесно. Дискомфортно. Неуютно. Леншерр подавлял тошнотворные позывы неудовольствия к самому же себе, зачем он вообще во все это ввязался? Зачем «величайшую» теневую игру затеял, нацепив на себе обязанности кукловода. Он, откровенно говоря, очень хреново со всеми этими нитками управлялся, потому что даже не знал, как - не его этот метод был, редко к подобному прибегал. Постоянные манипуляции были средством забавы, он брал именно хладнокровной искренностью, едкой правдой, на которую было невыносимо смотреть, но и забыть её после осознания не представлялось возможной. Сейчас же этот подлый приём вовсю использовался против него, и Леншерру это жуть как не нравилось. Волк в овечьей шкуре, ага. Такой наряд был совсем ему не к лицу.

- А ты бы хотела, чтобы я извалялся во всем твоём нижнем белье? - неудачную он метафору выбрал, это да. Не злился, был едва-едва раздражён, но подобные осечки получались в следствие совершенно иной причины - Эрик чувствовал себя уязвимым. Жутко уязвимым. Речь шла даже не об его великих планах, дальних просчетах и желании своего шанса не упустить, нет. Он сделал своим детям больно, совершил столь низкий поступок ни один раз, а по словам Ванды грешил этим с садистским удовольствием постоянно, только потому что существовал. Потому что духу не хватило возложить на себя обязанности и быть тем, кем он являлся, отцом. Горькая правда заключалась лишь в том, что ожесточенная игра велась в обе стороны - девушка тоже могла заставить его страдать. Знала она о такой привелегии или не догадывалась - хороший вопрос, но даже если ни разу не задумывалась, это было лишь делом времени. Можно было рассчитывать, что даже при осознании такого сладкого своими возможностями факта она ничего бы не сделала, но здесь Эрик в который раз утыкался в неутешительную реальность - она была им, носила значительную часть его же дрянного характера и, пусть и ступала совсем по иной дороге, но точь в точь по следам, оставленным её же отцом. А ему оставалось только сидеть и выжидать, когда же сработает заветный механизм, эдакая бомба замедленного действия. Самое поганое - он больше не мог сбежать в укрытие, сделать вид, что его никогда не существовало, отсидеться в безопасном месте, пережидая ударную волну. Иногда игры доводили до впечатляющих своей разрушительностью последствий. -  Да, меня не было рядом всю твою сознательную жизнь, спасибо за любезные напоминания каждые пять минут. Я, может, не молод, но проблемами с памятью не страдаю. Это уже не исправить. И не буду врать, что лихорадочно пытаюсь наверстать упущенное. Но не надо приравнивать меня к законченному социопату, естественно, у меня возникают вопросы, почему ты в таком виде в больнице оказалась.

Вождение едва заметно успокаивало, дарило те самые ощущения, которых из-за напряженного разговора так сильно не хватало - сосредоточенность и относительную уверенность. К тому же, после долгого перерыва, все это было почти что в новинку, приковывало к себе внимание и увлекало. Он - пожалуй, чересчур усиленно - всматривался в дорогу, мимолетным движением включив ненавязчивое тихим шумом радио, оно хоть немного заполняло невыносимые затянутостью паузы в общении. Со стороны, наверное, выглядело всё как самая естественная семейная картина - внезапно выросшая и умеющая о себе позаботиться дочка и одинокий отец, никогда её вниманием не баловавший и, вдруг, из-за одиночества и кризиса среднего возраста спохватившийся. Это пугало. Ведь было совершенно не так. Или не было?

- Серьезно, бургеры? - Леншерр тихо усмехнулся, но не стал продолжать, углубляясь в непонимание или негодование, не таким уж старым и чопорным он был. Мелькнула мысль, что сам бы от чего-то подобного не отказался, ещё больше хотелось выпить, но он, вроде как, был за рулём. Самому стало бы смешно, если бы начал объяснять все своей законопослушностью и нежеланием влипать в неприятности, однако, очень уж не хотел волей случая попортить машину дочери или, на самом деле, оказаться в соседних больничных палатах. Это бы ещё тем цирком для них обоих обратилось.

Вечерело, сгущались сумерки, любоваться красивым закатом не представлялось возможности - все небо затянулось серостью и тоской. Облака вот-вот грозили пролить зябкий отвратительный дождь, но он никак не начинался. Люди, видимо, поддающиеся настроению природы, отсиживались по домам, поэтому дорога была пуста, можно было спокойно ехать, получая от этого небольшую долю удовольствия. Эрик слабо ориентировался в столь незнакомой после его отсутствия местности, но интуитивно - или же волей счастливой случайности - довольно быстро вывез их к локальной мойке, обеспеченной под боком непримечательной, маленькой, но на удивление не безвкусной закусочной.

Он остановился напротив, приглушив автомобиль и чуть развернувшись в сторону девушки, набираясь смелости, чтобы твердо взглянуть на неё и уверенно произнести то, что он хотел бы считать правдой.

- Ты зря про прости, я им от скуки не разбрасываюсь. Конечно, я все делаю для себя, как и все вокруг, просто мне духу хватает признаться. Но это не значит, что места не остаётся для того, чтобы задуматься о ком-то ещё, - иногда Леншерр сам поражался, как на словах все свои минусы он мог преображать в восхитительные и неповторимые преимущества. - Закажешь мне что-нибудь на своё усмотрение, пока я твою неприглядность на мойку сдам?

Он не договорил, потому что не нашёлся словами. Потому что не хотел обессиливающей ссоры на всю ту же сакральную тему. Потому что тайно надеялся, что такое гедонистическое удовольствие, как потребление вкусной еды после длительного питания больничными отходами, могло положительно сказаться на настроении Ванды. На хитрый план еле-еле смахивало, но чем уж располагал.

- Не переживай по этому поводу. Как ты любезно успела заметить, врать я умею виртуозно, - он весело подмигнул вслед выходящей из автомобиля дочери, дожидаясь резкого хлопка дверцы, чтобы тихо выдохнуть и едва заметно расслабиться. Нет, не то чтобы все было настолько плохо, наоборот, все выходило как нельзя лучше, если сравнивать с прошедшим опытом налаживания контактов. Но Леншерр, может и был стар, деменции ещё не подвергся, чтобы понимать, на какой хлипкой поверхности они оба стояли. Ровно посередине огромного, пугающего своей глубиной, подмёрзлого озера, куда ногой ступать было строго запрещено. И, вроде бы, всё, что отвечало в организме за логику, кричало хватать дочку за руку и аккуратными шажками выбираться оттуда. Но, знаете, шансов было мало, прикладывать усилия, чтобы окунуться в обжигающе ледяную воду, не так чтобы особо хотелось, возникал невероятный соблазн просто взять и подпрыгнуть. И провалиться разом. Зато никакими иллюзиями себя не тешить. Если бы ставки были хоть немного пониже, Эрик даже и не задумался бы. Наверное, его это, как хорошего отца, вряд ли характеризовало, зато он не врал самому же себе - все эти семейные взаимоотношения были слабостью, которой хотелось поддаться, но не зависимостью, без которой невозможно было бы жить дальше. В теории, естественно, и без пары горячих юных союзников за плечами существование Эрика своего смысла не теряло, вот только изначальные планы становились сложнее и запутаннее. А если он пару-тройку уроков из жизни и вынес, то одним из них точно был тот, в котором говорилось, что чем проще - тем лучше.

- С семьёй на охоте были, - тихо и равнодушно произнёс Эрик, не дожидаясь вопросов от паренька, у которого глаза успели округлиться, а вот рот раскрыться - нет. Первой мыслью было соврать, что оленя сбили, но бампер был без единой царапины, что могло навести на вопросы. Следуя за ходом своих размышлений, Леншерр неоднозначно хмыкнул - а ему было ли не все равно? Машина была не его, да и вряд ли они нарвались на какие-нибудь проблемы. А если и так, то он с большим удовольствием посмотрел бы на то, как Ванда выкручивалась из столь «бытовой» ситуации.

Он вышел из машины, неторопливо направившись в сторону закусочной, но остановился на полпути. Было то самое время суток, когда солнце только-только зашло за горизонт, и тьма с каждым мгновением отвоевывала свое бессменное право на то, чтобы занять господствующее положение, начало слегка моросить. Прохлада стала колючей, неприятно покалывающей кожу, но Эрик наслаждался краткими минутами спокойствия, упираясь невидящим взглядом в жутковато пустынную дорогу. Его смущал тот факт, что в и вопрошающих глазах Ванды он видел отражение своих собственных, так как не мог до конца осознать искренность произносимых мотивов. Точнее, никак не мог решить, было их несколько или, все же, только один. Не в совестливости ведь было дело, наедине с собой он спокойно мог бы смириться с фактом того, какой эгоистичной свиньей был. Ладно, возможно, не так уж абсолютно спокойно, немного помучился бы, себя потерзал, со временем бы прошло. Дело было в другом - он действительно до конца не понимал, что, кроме очевидного, толкало на все эти поступки, ведь, если бы дело заключалось только в желании сотрудничества, все бы было иначе? Сложный вопрос. Леншерр настолько свыкся с ролью манипулятора, что различия между уловкой и правдивым порывом постепенно стирались, подводя к вопросу, а существовали ли они когда-то вообще? Вся это неопределенность была настолько не вовремя, аж злоба брала. Слившись с тенью, Эрик так и простоял около закусочной какое-то время, пытаясь привести мысли в порядок, но, убедившись в бесполезности затеи, решил сладить хотя бы с внешним видом - нацепил нейтральное, будничное выражение лица и только затем зашёл внутрь.

Чувство юмора дочери он не оценил.

Причём, вряд ли бы Эрик с первого взгляда понял, что с принесенным блюдом было что-то не так, если бы не сама дочь. Очередное сходство - как бы она не старалась (а старалась, к слову, крайне умело) скрыть шкодливо-довольный настрой, какой бы беспечной не выглядела, изнутри от предвкушения прям светилась, искрила.

- Поздравляю, издеваться ты и без отцовского наставления научила, - он буркнул это скорее ворчливо, чем раздраженно. Отхлебнул слегка остывший кофе, звонко разбивая остатки взлелеянной надежды, что хотя бы напитком получится насладиться. Кофе был отвратным. То, что соседствовало на тарелке, Эрик предпочёл вежливо проигнорировать. Никаких предрассудков, лишь небольшая обида - животных людям, почему-то, стало до невозможности жалко, а на мутантов было все так же плавать. И где, спрашивается, справедливость? - О, так значит, я в твой небольшой секрет посвящён?

Леншерр приободрился, даже выпрямился немного, хитро стрельнув взглядом в сторону девушки. Увиливала от прямых ответов она также виртуозно, как и он, тут только должное отдать можно было. С другой стороны, конкретики Эрик и не просил - прекрасно понимал, что своим желанием мог только раззадорить капризного ребёнка пойти в протест, здесь тактика иная была необходима - заставить захотеть рассказывать именно её. Догадываясь, что это было явно делом не одной встречи, он предпочитал не торопиться и не дуть со всей силы на еле тлеющий огонёк, чтобы тот полностью и безвозвратно погас.

Не сказать, что его не задевала манера беседы от слова «совсем». Эрик нахмурился, опустив взгляд на руки, к неудовольствию подметив, как на автомате сжались кулаки. Выдохнул. Подумал о чем-то отвлеченном. Вклиниваясь в далеко не первый этап взросления, он был бы полнейшим дураком, наивно предположив, что его увещевания и попытки поставить на место были бы восприняты хотя бы нейтрально. Да и сам он, наверное, в плане характера не подарком был, хотя это, конечно, всё на уровне предположений и робких догадок оставалось.

- У тебя с близкими отношениями всё совсем плохо, что забрать из больницы автоматически к акту заботы приписывается? - ну вот. А он ведь правда не хотел грубить или язвить, с языка это чуть ли не само собой слетало. Леншерр замялся, допивая остатки напитка и чуть морщась. Он и кофе-то по-большому счету не переносил, но Ванда, скорее всего, не оценила, если чего покрепче бы заказал. Да и пить при детях было явно не лучшим примером. - Вам не было места с рождение, потому что это было лучше для вас. Потому что, как бы ты не жаловалась, на нелёгкую судьбу, если бы вы были признанными детьми Магнето, то до первого радостного похода в школу не дотянули. А так у вас хотя бы был шанс. Сейчас, когда все наружу всплыло, я смысла особо не вижу делать вид, что ничего не изменилось. Можно, знаешь, попробовать, мм-м... попытаться.

Леншерр откинулся на жесткую спинку сиденья, глядя на дочь, как ни в чем ни бывало. Как будто о погоде разговаривали. Как будто Эрик планами на день делился, буднично рассуждая, что не так уж и плохо в последний момент распорядок дня немного переменить. Много ли правды было в его словах? Скорее всего, стоило обойтись ответом, что она просто была. И это даже нельзя было бы назвать нечестной игрой - Ванда прекрасно понимала, что отец ее таким обходительным и галантным был не просто так. В конце концов, люди в жизни вообще редко появляются ни с того, ни с сего, все преследуют определенные цели. Эрик лишь понимал, что даже не для своего спокойствия, а для психической стабильности девушки, было лучше, если бы он своими принципами поступился и сплошную неприкрытую правду прямо в лоб не высказывал. В мире и так в последнии дни чересчур беспокойно было, чтобы еще и своими руками разруху устраивать.

- Что будешь делать сейчас? - сама простота и невинность. Скрестив руки на груди, Леншерр уставился на Ванду в ожидании очередной волны праведного гнева.

Осыпать себя самыми разнообразными проклятиями - любимое дело. Леншерр обожал подобным на досуге заниматься, благо, поводов для сего времяпровождения всегда было хоть отбавляй, не надо далеко ходить и что-либо выискивать. И в этот раз долго ждать не пришлось, ведь Ванда его разве что только взглядом не прожгла насквозь, настолько ей не понравилась его реакция на заказанное блюдо. А ведь ему даже в голову не пришло, что это могло быть не издевательством, а своеобразной проверкой. Вообще, наверное, именно в этом главная проблема и заключалась - чтобы как можно меньше оступаться следует хоть иногда думать и делать это тщательно, хотя бы чуть больше, чем в течение нескольких мгновений. Много проблем бы в раз испарилось. Хороший план на будущее, который, естественно, никогда в полноправное осуществление не пришёл бы, но потешиться надеждами никто никогда не запрещал. Поэтому Эрик сидел и клял себя, стиснув зубы, но не опустив взгляд в стол, стойко выдерживая испытания, не позволяя себе устыдиться и покраснеть. Как бы оно ни было, всегда существуют две стороны, и мужчина решил посмотреть на ситуацию с другого ракурса, упираясь в то, что не он был, мягко говоря, мудаком, а ребёнок попросту капризный попался. Доля правды в обоих случаях была, к слову, только вот где-то она имела намного большее значение. Где? Об этом, наверное, стоит умолчать. Эрик, конечно, мог бы принципами поступиться, подвинуть тарелку обратно и попробовать то, что для него представлялось крайне экзотической и непонятой вещью, но какой толк в этом бы был? Ещё бы в позерстве уличили, как минимум, надменно фыркнули и явно не оценили бы столь великий жест. Не то, чтобы он долго и напряжённо раздумывал над данным вариантом, но решить бы все равно не успел, так как Ванда вновь перехватила инициативу на себя и заказала человеческой еды и для своего ненавистного отца. Благоприятный знак? Ну, если элементарное желание не оставить Леншерра голодающим можно расценить за него, то определённо. Но, скорее всего, самая обыкновенная вежливость и учтивость, к которым Эрик никак не мог привыкнуть, сколько себя не принуждал.

- Я же на тебе крест не ставлю только потому, что ты в свободные часы не строишь коварные планы по захвату господства над миром, - а вот теперь он сделал то, к чему был обучен уже довольно давно - перевёл все в - пускай, не слишком удачную - шутку, слегка пожав плечами и усмехнувшись. Эрик и правда готов был поспорить насчёт того, что предпочтения в еде - не самая важная на свете вещь, ничего ведь страшного не произошло бы, никто бы не умер, если Ванда предпочла ванильное мороженное, когда он был без ума от фисташкового. Гораздо быстрее на ум приходили сравнения в сортах пива, но как-то не хотелось ассоциировать своих детей с алкоголем. Однако, Эрик сумел вовремя прикусить себя за язык и не выболтать лишнего, ведь если, наконец-то, подумать и последовать своему же совету - вслушаться в то, что тебя говорят, всё и правда становится легче и очевидней. Ванда искала точки соприкосновения с тем, кто был самым никудышным отцом, если звания «папа» вообще его за все успехи давным-давно не лишили. То, что нащупать что-нибудь общее у неё пока не выходило, было не самым радужным заявлением, но сам факт попыток давал слабую надежду. Несмотря на всю злобу и едкость, все грубые слова уверения в том, что он был ей мерзок и отвратителен, не все было потеряно. Дело оставалось исключительно за ним самим.

Как только официантка принесла обновлённое блюдо, Леншерр тактично принялся за него, рассчитывая, что это могло бы стать крайне удобным предлогом, чтобы пропустить пару очередных колкостей мимо ушей и сделать наивный вид, будто бы ничего необыкновенного и не произошло. Такое гедонистическое удовольствие, как вкусная еда, вроде должно было бы заметно расслабить, успокоить и потратить все силы на пережёвывание сочного мяса, нежели препирательства с упрямой родственницей. Хотелось бы сказать, что Эрик держался до последнего, но если последним считать неоднозначную реакцию одну из первых фраз, то у мужчины понятие последней капли явно чересчур гиперболизированным было.

- Да, я прям вижу, как вся твоя семья друг друга на части рвёт за звание самого главного помощника. Ах, точно, ты же у нас слишком самостоятельная, и они непременно также считают, чтобы проявить хоть каплю заботы, - Эрик стыда за сказанное ни на мгновенье не испытал - ему говорили обидные вещи, он не заставлял себя ждать, расплачиваясь тем же в отместку. Мстительность - ужасная черта, но если обозвать это каким-нибудь другим словом, например, солидарностью, то все вмиг не так уж и плохим представлялось. Подмена понятий вообще замечательной вещью была, правда, пользоваться ей слишком уж часто было не то, чтобы зазорно, но не очень-то, наверное, правильно, поэтому Эрик изредка очерчивал границы, за которые все равно заходил. Логики ему уж точно было не занимать. - Нет, ну правда, ласково величать меня фашистом, как комплимент звучит только в течение нескольких первых употреблений.

Мужчина придвинулся чуть ближе к столу, подпирая подбородок руками и напряжённо смотря на свою спутницу, пытаясь прочесть во взгляде то, что она, вероятнее всего, не высказывала вслух. Нет, на лжи он её не пытался поймать, прекрасно осознавал, что претензии и поток презрения были вполне себе искренними, однако, наружный слой всегда тащил за собой множество интересных нюансов, до которых, к сожалению, нужно было догадываться самому. Это, конечно, было правильно - иначе смысла в определенной «игре» и не было никакого, но то ли Леншерр давно вышел из возраста, когда разгадывание загадок приносило не только утомление, а ещё и предвкушение, и удовольствие, то ли слишком устал от того, что внезапно с почти каждым знакомым приходилось выстраивать именно такой диалог. В конце концов, он и правда был довольно-таки стар, чтобы обходиться одними лукавствами и увиливаниями с давними друзьями. Но тут девчонке нужно было дать скидку - фактически они друг друга почти и не знали, причём, в этом не вины не было. Удобно устроилась, не подкопаться.

- Когда-нибудь ты выйдешь из подросткового возраста и поймёшь, что мир не делится на чёрное и белое. Поступки и намерения - тоже, - Эрик подавил улыбку, чтобы окончательно не вывести из себя Ванду, но ему действительно было смешно от понимания, что он её, может и ненароком, но выводил из себя. Ведь она действительно просила обыкновенного простого ответа, а он как будто бы специально даже не пытался его дать. Загвоздка заключалась в том, что простых ответов не существовало, по крайней мере, в определенный период его жизни многое заметно усложнилось. С этим ничего поделать было нельзя. - Не волнуйся, я не тот папочка, который жаждет выбить дурь из бойфренда дочки. Скажу больше, если мне что-то и интересно, то явно не то, с кем ты ночуешь.

Ну не то, чтобы совсем уж правда, но по крайней мере, на данном этапе их взаимоотношений. Не нужно было пристально прислушиваться к себе, чтобы уловить нотки раздражения, которое, видимо, испытывали все родители, когда разговор заходил в такие щекотливые дебри.

- И я планировал узнавать все твои новости от тебя же самой. Заметь, в твоей жизни я, крайне учтиво, особо не копался, узнал лишь самое необходимое, - нет, героем дня Эрик себя, естественно, не считал, собой не гордился (разве, совсем чуть-чуть) и благодарностей не ждал, но предпринять внеочередную попытку сгладить острые углы не мог. Леншерр прекрасно понимал характер и законность нападок в свою сторону, но также имел смутное подозрение, что, беспрекословно соглашайся он со всем этим, ничего бы в дальнейшем не изменилось никак, так что, видимо, необходимо было хотя бы немного побороться. - Могу тебя отвезти, раз уж я все равно под боком. Чтобы не напрягать твоих заботливых друзей.

Обольстительная улыбка давалась ему так же легко, как и лет сорок назад, хотя, казалось бы, сколько воды уже утекло. Хитрый огонёк во взгляде давал определенный шарм, свойственный тем ещё мудакам, но Эрик себя к разряду святых и не причислял, пусть и хотелось время от времени.