Весь этот детский сад, что творился кругом последнее время, вносил немалую долю хаоса в и без того весьма шаткое положение Эрика Леншерра. То есть, поймите его правильно, он попросту к такому не привык, пусть и нехваткой внимания никогда не страдал, но обычно оно выражалось явно не таким образом и не в подобных пропорциях. Самым тяжелым в этом вот всем представлялась попытка подвергнуть ситуацию анализу, вычисляя, больше для него самого в ней было положительных или же отрицательных сторон. Естественно, если бы кто-то спросил, то один лишь тлен и мрак, он на такое не подписывался, не хватало еще ему такой огромной ответственности на своей почти уже пенсии. Но если без шуток? Без шуток становилось, однако, все не так легко и прозаично, ведь ломать привычки и устоявшиеся каноны на старости лет - задача отнюдь не самая легкая, если попросту не невозможная. А Эрик слишком привык быть тем, кого он себя все это время напыщенно строил. Независимым и скупым на эмоции камнем, наслаждающимся своим тихим одиночеством прирожденным лидером, человеком, решающим исключительно глобальные и самые важные вопросы, не успевающим размениваться на какие-то там мелочи. Но были ли детишки мелочью? Не старался ли он именно для них, для следующих поколений, сбивая в кровь и руки, и ноги в отчаянных попытках построить хотя бы шаткое, но просвечивающее мимолетной надеждой будущее? Не было ли ему хотя бы попросту неприятно из-за того, что заставило их оказаться под его боком? Неприятно как и из-за факта того, что стало с их прошлой школой, так и из-за того, что только самая безвыходная ситуация могла подтолкнуть к тому, чтобы согласиться на сотрудничество с ним?

В общем, да, боясь признания самому же себе, он прекрасно понимал, что вся эта затея не могла не доставлять хотя бы каплю удовольствия. Умиротворения. Если не рассуждать о великом, не думать о причинах или же будущих перспективах. Наверное, вообще просто ни о чем не думать. Знаете, такая стратегия, к слову, часто помогает почувствовать себя гораздо лучше. Мир в теплых красках разглядеть, что-то чистое и хорошее в нем увидеть.

Конечно же, были и те моменты, которые Эрик просто не мог не обойти стороной.

Нет, он старался. Правда! Было довольно-таки тяжело, учитывая, что планета сама по себе была не такой уж и большой, что уж говорить об его скромной обители. Да и пересекать пространство по темным углам, упирая абсолютно невинный взгляд куда-нибудь в сторону потолка или пола, делать вид, что очевидного абсолютно не замечаешь - нет, он и без того комедии не жаловал, так еще и участником одной из них (довольно дерьмовой) становиться. Лучше уж примерить на себя более драматичное амплуа, вот это уже было бы совершенно в его духе.

Их прошлый разговор с Джин Грей вышел, м-м-м, как бы это помягче сказать? Напряженным? Хорошее слово, и довольно подходящее даже, если особо в детали не углубляться - да и кому это надо? Без лишних самокопаний - Леншерр вот абсолютно себя в чем-либо виноватым не чувствовал, он - что происходило чрезвычайно редко - таковым и не был. Никаких угрызений совести, бездонного колодца, в котором плескались бы вина и сожаление - нет, вот все это, спасибо высшим силам и себе прошлому - его стороной обошли. Он не сказал ни одной фразы и не совершил ни одного поступка, о которых хотя бы в теории мог бы пожалеть. Это, если конечно, только непосредственно сам разговор затрагивать, а не предшествующие ему события. В любом случае, осадок остался. Горький, плотный и заметно большой. Ну уж точно достаточный для того, чтобы испытывать легкое чувство неловкости, если не странности, при осознании, что девушка тоже была среди всей этой пестрой толпы. Вела себя так, как будто вот вообще ничего и не происходило.

То есть, конечно, Леншерр не ждал, чтобы было как-либо по-другому. Ночами, естественно, тайно (и не очень) грезил о том, как у него могли бы вымаливать прощение, падая в колени, рыдая и унижаясь, но это, опять же, если говорить несерьезно. Как видите, Эрик был тем еще охотником до не смешных шуток. Если же подходить к этому всему с адекватной точки зрения, то Эрик прекрасно понимал, что только он сам мог бы быть инициатором разговора. Было ли это нужно ему? Не особо. Доставило ли бы еще больше неудобств? Скорее всего. Но он же так, черт возьми, любил все эти неудобства!

День выдался очень уж жарким, поэтому мужчина искренне поражался, как мутанты вообще на этом пекле соображали. Да даже если только делали вид, что соображали, на это тоже ведь силы требовались. С другой стороны, они все вылетали из под крылышка Ксавье, который своим смирением и любовью к учебе, наверное, так заражал, что раскаленная земля и несносная духота даже слабой помехой не были. Мужчина тихо хмыкнул, облакачиваясь о дерево, которое, слабо, но спасало собственной тенью и безмятежно наблюдая за Джин, проводящей занятие. Взглядом он старался как можно реже цепляться за девушку, что получалось довольно слабо - ему попросту было интересно. Это для тех же малышей подобное не было в новинку, Леншерр же - конечно, исключительно по собственной воле - не видел всего того, что проходило за дверью школы для одаренных подростков. Глупо было бы во весь голос кричать о том, что, мол, ну и ладно, не особо-то и хотелось, в мире много чего другого могло внимание привлечь. Могло. Но посмотреть на своих старых знакомых в столь необычных для Эрика амплуа - почему бы и нет, раз предоставляется такая возможность? Он спокойно ждал окончания занятия, с усилием пытаясь не начинать нервничать или раздражаться раньше времени. Еще одной ссоры, по крайней мере, похожей на ту, произойти категорически не должно было. И им стоило поговорить. Только вот о чем и каким образом? Мыслей по этому поводу не было от слова совсем, а о своих "талантах" в импровизации мужчина знал, как никто другой. Что ж, выкручиваться было не впервой.

Какое же разительное различие можно было углядеть, если попытаться сравнивать Джин, угрожавшую ему расправой над чуть ли не всей планетой буквально несколько месяцев назад, и Джин, широко искренне улыбающейся возбужденным из-за активных игр малышам. Сама мисс добродушие прям-таки, иначе не описать. Он понимал, с чем были связаны перемены в характере, честно, пытался входить в положение и искать оправдания, которые были нужны не для выгораживания девушки в собственных глазах, а для определенного успокоения. Ведь как бы оно не было, нельзя было утверждать, что весь этот агрессивный настрой по отношению к нему был всего лишь заскоком, принудительной моделью поведения, нет, он не загадочно появился из ниоткуда. И Эрик прекрасно понимал, что отчасти заслуживал такого обращения со стороны. Лишь отчасти и только теоретически. Одно дело - самого себя во всех бедах винить, всеми силами ненавидеть и презирать, другое - сталкиваться с этим в жизни, только уже со стороны других людей. Обидно, вообще-то, было. Не особо приятно - мужчина сразу себя запачкавшимся начинал чувствовать, причем такой грязью, которую с любой намыленной мочалкой оттереть невозможно бы было.

И вот он наблюдал, с каким трепетом относились к Грей юные мутанты. Слишком юные, чтобы выказывать лицемерие, чтобы на лице не прочитывались все возникающие эмоции, чтобы хоть мгновение раздумывать, искренни ли их проявления чувств или нет. Наблюдал и не мог избавиться от мерзкого чувства зависти. Как же это было тупо - нуждаться в подобном. Зачем ему какое-то там одобрение от парочки сопляков? Возможно, потому что свои дети выросли, и этот момент он упустил. И ни о каком понимании с их стороны уже, скорее всего, и речи когда-нибудь не зашло - иногда все же не стоит закрывать глаза и притворяться слепым, можно пропустить пугающие своим ужасом вещи. События, которые происходят с родными людьми и в которые бы следовало вмешаться, предотвратить их, помочь тем, кто так сильно в этом нуждался. Не попросту проходить мимо, делая вид, что это совершенно не важно. Кого он этим пытался обмануть? Разве Леншерр не был достаточно взрослым (теперь восемьдесят с хвостиком так называются), чтобы окончательно перестать театр одного актера устраивать? Видимо, не был.

- Привет, Джин, - рассеянно улыбнулся он, выскальзывая из вороха мыслей, успевших оккупировать его за мгновения. Думать вообще вредно, на самом деле, ни к чему хорошему такое никогда не вело. Эрик машинально отвел взгляд, стоило ему пересечься со взглядом девушки, но внезапно задался вопросом, а почему? За какие события ему-то стыдиться? Ответ, к слову, тоже напрыгнул довольно внезапно - почти за все, какие он на протяжении долгих лет вытворял. Легко было обвинить девушку во всех смертных грехах из-за её безобразного поведения и заскоков характера при их прошлой встречи, но препирательства не выросли же из ниоткуда. При должном желании к любому ангелу можно было бы с незатейливой стороны подкопаться, но называть Леншерра ангелом было бы даже не иронием, а, как минимум, гротеском. - Прекрасное тут место, чтобы уроки проводить, да?

Серьезно, Эрик? Может, стоило еще и о погоде поговорить? Такая жара, духота, голова раскалывается, эх, а вот в молодости на такие вещи внимания не обращаешь. Слово за словом, там можно было бы и минусы старения обсудить, затем и косточки кому-нибудь перемыть, присев на ту самую бедную лавочку, чтобы ноги от длительных разговоров не затекали. Все удобства для налаживания контакта. Задача была самая простая - хотя бы попробовать этот контакт произвести. Слова в голове мешались в разваристую пресную кашу, выудить что-то не то, чтобы исключительное, а хотя бы адекватное, становилось почти что непосильной задачей. Было приятно, естественно, видеть то же самое смятение в глазах Грей, ведь очередные насмешка или издевательство привели бы, скорее всего, к тому, что мужчина бы так взбесился, что чуть ли не с кулаками в драку бы полез. В потоке отчего-то проскакивала эгоистичная мысль, что кое-кто задолжал ему извинения. А он сам, случаем, никому ничего не задолжал?

- Ты это так называешь? Поход в гости, - с коротким, искренним и, на удивление, беззлобным смешком Эрик отлепился от дерева, выступая из тени и делая пару шагов по направлению к девушке. Солнце тут же нещадно опалило кусачими лучами, внезапно захотелось уподобиться малышам, охладившись в привлекательной воде. Как бы все это со стороны выглядело представлять, правда, не особо хотелось. - Не завидую твоим потенциальным гостям, вот честно.

Естественно, он хотел её поддеть, Леншерр за столько лет не выработал иной модели поведения, ему было чуть ли не жизненно необходимо самоутверждаться за счет других. Близкие знакомые испытывали на себе подобные манипуляции гораздо чаще, но они также и были заметно мягче, по крайней мере, в большинстве случаев. Иногда Эрик по слабому месту с таким садистским наслаждением острием ранящих слов мог пройтись, что ему самому не по себе становилось. Нельзя же упиваться доставлением боли другим? По крайней мере, неправильно. Но кто эти правила придумывал?

- Больше не хочется заставить меня биться в страданиях, уничтожая всех, кто мне дорог? - Леншерр вопросительно и насмешливо приподнял бровь, скрещивая руки на груди. - Если так, то да, думаю, разговор у нас какой-нибудь склеится.

Почувствовать себя безупречным и неотразимым, хозяином положения, счастливцем, не обделённым судьбой можно совершенно разными способами. Один из них, например, заключался в том, чтобы обеспечить крышей над головой тех, кто смог все свои принципы и желания как можно глубже задвинуть, как бы утверждая, что Леншерр их лучший вариант. Или единственный? Таким вопросом он специально даже время от времени не задавался. Другой вариант - поссориться в пух и прах с давней знакомой, выслушать старую-добрую тонну унижений, но не только достойно выйти из спора, не опустив гордо поднятой головы, но и увидеть смущение в её взгляде при следующей встрече. Как бы это по-детски не было, хотелось чуть ли не на месте от удовольствия пританцовывать - виноват был не он, вёл себя неадекватно тоже - двойная удача - не он, сгорать перед кем-то со стыда и вины, следовательно, и не ему необходимо.

Конечно, если бы все было так легко и безоблачно, то жизнь всеми красками радуги бы вмиг засияла. Леншерр бывал порою наивным, но не был тупым, поэтому прекрасно понимал, что все его «преимущество» до жути шаткое и наигранное, ведь, откровенно говоря, именно он должен был перед девчонкой унижаться за все, что он сделал и чего, наоборот, не совершил, когда должен был. За это она, к слову, успела его укусить при их прошлой встрече, непрозрачно намекая, что, если эта тема в их и без того редких разговорах обычно не всплывала, это совершенно не значило, что она об этом не размышляла. Эрик тоже размышлял. Правда! Просто не понимал, зачем уделять много времени мыслям о том, что изменить или исправить было бы уже попросту невозможно. Смотрим вперёд и только вперёд, верно? Подбитые, раненные и на ладан дышащие, как бы, ну сами в этом виноваты и, вы ж понимаете, время такое, приходится поступаться моральными принципами и оставлять тяжелые якоря, усиленно тянущие ко дну, где-то там позади. Вот только Джин обузой никогда не была. Ее не то чтобы позади не оставишь, а сам на середине пути запыхаешься за ней поспевать. За нею не заржавеет - бережно за руку возьмёт и по ухабистой дороге лицом вниз протащит. А в случае Эрика, даже обвинять её будет не за что.

- Скатимся до такой пошлости как «дело не в тебе, дело во мне»? - чуть склонив голову на бок, Эрик довольно громко и искренне хохотнул - он и правда находил это забавным. Тем более, если снова вернуться к их недавно прошедшему разговору и сравнить обе ситуации, эта оказывалась намного более приятней, чтобы вести себя несколько своенравно и развязно. Кому на старости лет не хочется капризничать и чудить? У Леншерра эти чувства, конечно, было бы очень тяжело и натянуто списать исключительно на возраст, но если прищурить оба глаза (а лучше и вовсе закрыть) то и в такую картину при определенных обстоятельствах можно было поверить. - Можешь не переживать, у всех нас есть темные стороны и не самые удачные для ненапряжных бесед дни. А я совсем не злопамятный.

Улыбка вышла отчасти хищной - с такой патокой во взгляде и голосе обычно коварные лисы в сказках наивных зверушек зазывают. Мужчина прекрасно понимал, с кем такое могло сработать, с кем - нет. В случае Грей он попросту издевался из-за приподнятого настроения.

Ложкой дёгтя в бочке мёда оказался немой вопрос в глазах девушки, который не преминул тут же быть заданным. Она искренне не понимала, почему Эрик все это делал, зачем на это шёл и какие вообще перспективы имел. Не всегда осознавал полностью этого и он сам, но дело было в другом. Его опять же, пусть - по крайней мере, он очень на это надеялся - и не особо нарочно, но записывали в команду тех личностей, которые бы пальцем без видимой личной выгоды не пошевелили. С одной стороны - прекрасный образ, который он сам же старательно создавал. С другой - хорошие знакомые, наверное, могли бы и разглядеть нечто большее, чем этот нелепый маскарад. Нет, самого главного на свете альтруиста Леншерр из себя не пытался состроить, скорее, нежно обухом по голове отхватил от такого неподдельного интереса в заданном вопросе. И правда, почему он согласился? 

- Может, мне стало очень-очень одиноко, - улыбка не сошла с лица, но несколько померкла, а пожал плечами он, наверное, чересчур раздраженно, что не могло его же не огорчить. Не хотелось все свои мысли таким очевидным образом, без изюминки, преподносить. - Может, я гораздо лучше вас и готов помочь даже «врагам», потому что вы в любом случае те, кого я пообещал себе защищать.

Сказал он это без ненависти, желчи или злобы, наверное, только с чуть большим самодовольством, чем следовало бы. Нашёл, чем гордиться, где грудь впереди себя выпячивать. Но, а почему бы и нет? Поступок с его стороны - если рассматривать линию поведения за все прошедшие годы - удивлял своей особенностью. Порой стоило быть немного непредсказуемее и ставить в ступор даже тех, которые к любой твоей выходке теоретически готовы. На практике же всякое случиться могло, к тому же, быть абсолютным и беспросветным злодеем - это, наверное, что-то совершенно утопическое, а Эрик к такой почётной должности никогда и не стремился.

Джин так забавно раздражалась на его очевидные провокации, что так уж и хотелось её по-отечески за щечку потрепать или волосы взлохматить, честное слово. Благо, Эрик понимал, что какие бы дружелюбно-нейтральные волны она на округу не распространяло, было бы крайне опасно и опрометчиво воспользоваться этим так грубо. В следующий раз она уже бы не извинилась, а ему самому донельзя надоело подобным заниматься, чтобы стукнуть себя по рукам только при появлении столь забавной и одновременно глупой мысли. Но если свои действия контролировать он ещё в более-менее умеренной степени был подвластен, то язык определённо жил отдельной жизнью, крайне непотребной, смысл которой, порой казалось, заключался исключительно в том, чтобы доставить как можно больше хлопот своему хозяину. С подобным «врагом» уживаться было непросто, сражаться почти невозможно, поэтому приходилось просто мириться и получать определённое удовольствие, хотя бы иногда, хотя бы в те моменты, когда он ничего непоправимого не выбалтывал, что случалось в последнее время все чаще и чаще. Да и в конце концов, он в тот раз проявил исключительное гостеприимство, а ему так нервы вымотали, имел же право ну хоть немного пристыдить! Абсолютно неважно, что там было до этого. За свои ошибки он сполна платил по расписанию, ежедневно и двадцать четыре часа в сутки, такая рутина настолько привычной была, что уже даже не утомляла.

- Быть добрее к людям, которые мне угрожали смертью? Мм-м, я вижу, ты тут детей интересным вещам учишь, - мужчина коротко весело хохотнул, не желая вступать в спор или отстаивать свою, безусловно правильную, точку зрения. Они ту ещё парочку упёртых баранов представляли, очередные препирательства, очевидно, ни к чему хорошему бы не привели, а им ведь как-то и дальше на одном острове уживаться нужно бы было. Леншерр удивился обыкновенности данной мысли, её простоте и незамысловатости, ведь никаких договоров заключено не было, они даже особо ничего так и не обсуждали. Просто были обстоятельства, которые заставили их искать убежище под его покровительством, просто он был как-то вовсе не против, но дальше-то что? Эрик подозревал, что не только он не знал ответа на данный вопрос, но не был уверен, беспокоило ли это его уважаемых гостей в той же степени как и его. Точнее, сомневался в схожести причин этого самого беспокойства. - Джин, от тебя таких глупостей совсем не ждал. Мне бы в голову никогда не пришло как-либо издеваться над Чарльзом.

Хотелось расхохотаться, хотя, конечно, веселого в их почти что дружбе, почти что вражде было не так уж много.  С другой стороны, раньше он никогда бы не мог и предположить, чтобы у него хватило духа или сил для того, чтобы так спокойно обсуждать это с кем-либо из, так называемых, сторонних, тех, кто непосредственно участниками данных взаимоотношений  не был. Удручающе посмеиваться, но не злиться, не перекручивать, не делать из этого один большой повод для страданий. Время не лечит, оно по обыкновению предаёт, но ещё и немного чувства затупляет, хотя бы за это можно было бы сказать большое человеческое спасибо.

Вот так бы они и продолжали плестись по берегу, как слишком хорошо сохранившийся дедушка с задиристой внучкой - лениво нежась под кусачими лучами солнца, утопая ногами в песке, омываемом тёплой водой. Почти что идиллия, ещё бы этой вынужденной неловкости не было. Но нет, хитрые переплетения сознания Джин, её вредность, желание задеть, или ещё черт знает что, подтолкнули девушку на то, чтобы задать вопрос, от которого Эрик чуть не остановился на месте. Ни одним движением себя не выдал, но успел пережить краткое мгновение, напоминающее стояние в шаге перед обрывом - желудок также болезненно скрутился, сердце рывком опустилось чуть ниже, чем это требовалось. И вот, кто, спрашивается, просил её о таких рассуждениях? Можно, конечно, было бы предположить, что Грей резко захотелось устроить прекрасный разговор по душам, но отчего-то не в свою душу она так нагло полезла. Эрик громко сглотнул всю желчь и первый порыв защититься - пойти в нападение и ответить чем-то грубым, неправильным, заставившим бы уже и девушку смутиться. Проглотил не, потому что попытался скрыть то, насколько важным для него то событие, о котором она говорило, было, все же всё понимали. Сделал это из слабых надежд на то, что между ними мог сохраняться конструктивный и не особо агрессивный диалог, не все же взаимоотношения до основания разрушать. Портить всё было даже отчасти весело, но Леншерр опытом был научен тому, что затем последовала бы необходимость восстанавливать разрушенное, а с каждым разом это становилось лишь утомительнее и тяжелее.

- Думал о том, что убью тебя. Или не убью, но всю твою жизнь до основания изничтожу. Тогда мне плевать абсолютно было на причины или оправдания. Купаться в ненависти очень даже разумно, если не хочешь к себе на метр все остальные чувства подпускать, - он удивился насколько тихо, забито звучал его голос, насколько легко было искренне говорить о том, что с ним происходило в один из худших периодов его жизни. Как будто все одним большим спектаклем было, а он там лишь сыграл вполне себе значимую роль, как будто все действительно в прошлой жизни было. Наверное, в какой-то степени можно было сказать и так. Не хотелось никак себя оправдывать, не бросаться жалкими «ну пойми меня правильно», потому что сам Эрик всего до конца не осознавал. Их вечная почти что дружба, почти что вражда в фундаменте закладывала то, что как бы им порой друг другу шеи не хотелось сворачивать, какую бы боль они не причиняли, с какими тяжелыми последствиями потом бы не сталкивались - они не посягали на право жизни, по крайней мере, если хоть капля разума посреди хлеставшей бури безумия оставалась. Поэтому для Леншерра это было так неожиданно, он, по большому счёту никогда об этом всерьёз не задумывался, хотя стоило бы, наверное, под старость-то лет. Никогда не предполагал, что произойдёт все именно так, настолько неправильно по отношению к Чарльзу. Мужчина задумчиво опустил голову, упираясь взглядом в песок и медленно вышагивая вслед за собеседницей - она бы не стала читать его мысли, но на него стоило только взглянуть, чтоб прочитать все, что в сознании заглавными буквами отпечаталось. Эрик мог предположить справедливость подобной участи даже к себе, но не к Чарльзу. Естественно, он не хотел всех подряд в такие подробности погружать. Вообще никого не хотел, если быть до конца откровенным. - Но не волнуйся. Я не злопамятный. Довольно миролюбивый, на самом деле.

Он недвусмысленно усмехнулся.

Леншерр блаженно плескался в собственной горечи и разочаровании, буквально чувствовал на языке злобу, которую необходимо было выплеснуть, раздражение и обыкновенное бессилие. Он, как и всегда, зацикливался на себе, болезненно воспринимал самые простые провокации, с удовольствием вёлся на них, как будто только этого всегда и ждал. Но годы ведь чему-нибудь учили? Этот прекрасный опыт, о котором все без умолку твердят, он же накапливался и, по идее, что-то давал? Определённо. Он позволял отойти немного в сторону от сложившейся ситуации, чтобы взглянуть на неё под иным углом, остановить внимание на причинах, а не ударяться глубоко в следствие. Они ведь с Джин примириться - пускай и с трудом - пытались, разве не так? И у него характер был совершенно не ангельский, и она должными спокойствием и всепрощением не отличалась, но оба не были законченными эгоцентристами, позволяющими себе провернуть все, на что у других и рука бы не поднялась, лишь бы потешиться с ответной реакции. Тогда почему же его собеседница так прямо и грубо перескочила на тему, которую почти что в любом разговоре они никогда бы не затронули, тем более в этом? Она не буднично спрашивала о состоянии здоровья, не ловко перескакивала на какие-то отдаленные философские размышления, лишь бы как-нибудь отойти от смущающей их обоих темы. Эрик допускал, что подобное могло в голову ни с того, ни с сего прийти, ну а кто подобным не грешил, кто в густые, темные и непролазные дебри сознания случайно не забредал? Но одно дело - наткнуться на интересующее в сознании, совершенно другое - сказать это вслух. Должны же быть какие-то мотивы?

И они были, а сам Леншерр в конце концов заставил себя хоть раз обратить внимание именно на них, раскрыть глаза и направить внимательный взор не внутрь себя, а на собеседницу. Вообще да, хвалить себя было, наверное, не за что, девушка произнесла фразу, после которой и ребёнку, скорее всего, стало бы все предельно ясно. Но ведь все мы ещё дети, каждый в своём плане! Иногда можно себя и по голове погладить, и за щёчку бережно потрепать. Так вот, когда Джин небрежно проронила, что в следующий раз ему стоило осуществить своё желание, то Эрик не набросился на неё в хищном прыжке, перед глазами уже представляя, как искусно вгрызается в глотку, а на пару мгновений остановился на месте, как будто дальше ему идти невидимая стена не позволяла. А ведь в разговоре все именно так и было - перед ним развернулось препятствие, которое необходимо было или преодолеть, чтобы нырнуть глубже, либо остаться при всём своём. И Эрик его бесцеремонно разбил, не желая так навсегда и остаться по ту, непритязательную сторону. Правда, это совершенно не означало, что там его ждала хоть несколько лучшая альтернатива.

- Конечно, дорогая, ты даже не переживай, - приторная фраза произнеслась натянуто ласковым голосом, Эрик сосредоточенно смотрел вперёд, зная, что внимательно разглядывать собеседницу не имело большого смысла - в этом плане ей можно было отдать должное, намного собраннее, нежели сам Леншерр, была, не стала бы все эмоции на лице так просто выдавать. Может, ему и правда стоило чему-то поучиться? Жаль, что, скорее всего, именно такому необходимому навыку она на уроке время не уделяла, а к частным занятиям вряд ли была готова. - За мои услуги потом медалью наградят? Или, как всегда, подталкиваешь на то, чтобы я из себя козла отпущения сделал?

Тон голоса вышел насмешливым и чересчур холодным, но Леншерр не переживал, что мог задеть чьи-либо чувства - Джин была девочкой уже взрослой, да и сама не любила в подобных случаях с другими церемониться. Её эта просьба, сказанная как бы между делом, могла бы остаться непонятой или незамеченной, Эрик мог бы ей вовсе внимания не придать, посчитав это очередной причудой, но он слишком хорошо понимал, о чем ему говорили. Она боялась всего того, что могло произойти, если бы она не справилась в очередной раз. На Леншерра это было очень похоже, конечно, за исключением того, что никто его умом-разумом не завладевал, поэтому и удобных оправданий для себя найти не получалось. Но случались своеобразные вспышки, возникали ситуации, когда мужчина закладывал своим рассуждениям совершенно неправильный курс, давал волю всему плохому, что было в нем самом, вследствие чего творил самые разные поступки, о которых жалел. Сильно жалел, правда, но, видимо, не настолько, чтобы в следующий раз не наступать на схожие грабли. Эрик никак не мог понять, льстило ли то, что ему лично предлагали стать тем, кто прекратит все муки в случае очередного помутнения или, наоборот, оскорбляло. Вроде бы из него очередной раз лепили убийцу, но он и не особо скрывал своё, по меньшей мере, нейтральное отношение к отнятию жизни в особых ситуациях. С другой стороны, абсолютному незнакомцу и никак тебя не касающемуся человеку такое не доверишь, о подобном не попросишь. Вот и оставайся в глубоких размышлениях, до конца не понимая собственной реакции.

- Мы договорились, - в этот раз Эрик был абсолютно серьезным, настолько, что сам удивился, ведь обычно все заканчивалось насмешками или неоднозначными фразами. Он не любил быть искренним, выставлять на показ тревожащие или задевающие его вопросы, проделывал это редко, в крайних исключениях. Можно было сказать, что девушка сама напросилась, в конце концов, за язык же ее никто не тянул. - Но я попрошу тебя о похожей услуге.

Голос был спокойным и вкрадчивым, уверенным, будто бы эту его просьбу и оговаривать было не надо, будто бы она и малейшего размышления не предполагала. Леншерр сам удивился, что вообще подумал о подобном, что разговор завернул именно в эту степь, но пришёл к выводу, что если бы они сейчас это не обговорили, то не сделали бы уже никогда, и превосходный шанс был бы безвозвратно упущен, а он и без того в жизни не каждому давался. Ведь это даже почти что не нагло - соглашаться, но на взаимовыгодных условиях.

- Считай, что я тебе тоже дарю возможность на веселье, если вдруг окончательно на нервной почве свихнусь. Меня никогда не прельщала возможность на старости лет оказаться в каком-нибудь доме для престарелых, - а вот до самого конца продержать серьёзную ноту ему не удалось, обидно. Тогда бы все эти разговоры о смерти, совершенных непоправимых ошибках и прочих чудесах стали бы слишком реальны, чего никак не хотелось, особенно в такой прекрасный умиротворяющий день.