My hands
They just shake and try to break
Whatever peace I may find
Это ее вина.
Ураган, почти торнадо, появившийся столь внезапно, охвативший несколько стран и перепугавший людей, не понимающих внезапную природу его образования, погружающий мир во тьму, пускай и не наносящий никаких разрушений, но одним своим появлением предвещающий страшные события – ужасающий. То, чего можно было избежать, стоило ей лишь чуть больше контролировать себя. Не разваливаться на части, упиваясь собственным отчаяньем, этим тотальным, засасывающим состоянием, не выпускающим, а работать над собой, делать то, о чем она постоянно твердила всем вокруг и забывала где-то внутри себя, словно пуская все на самотек, лишь защищаясь красивыми словами, которые на деле не стоили ничего.
Это ее вина.
Этот то ли кувшин, то ли какой-то ящичек - уже и не вспомнить – манил скрытой внутри него силой. Он был украшен какими-то тиснениями, странными и словно даже знакомыми, от него так и шла древняя сила, которой больше веков, чем развалинам, в которых он затерялся. Этот ящичек пел, чтобы его открыли, выпустили скрытое наружу, и она помнила это чувство, когда на волю вырвалась безграничная сила. Помнила этот пробирающий до костей ужасающий холод, стоило заскрипеть древней, почти разваливающейся на части крышке. Там, внутри, была ужасающая черная дыра, гребанная неизвестность, которой она позволила вырваться, даже не думая о последствиях, в погоне за каким-то сомнительным желанием, надеясь, что вернет себе тем самым часть былых сил – не вернула. Лишь испортила все сильнее, выпуская то древнее, чему больше веков, чем всей Британской Империи, буквально запрещенное пропавшими ныне богами.
Это ее вина.
Тео, примчавшийся за ней в другую страну ранним утром, обнимал ее рассеянно, не зная, что можно сказать. Эй, ты почти уничтожила наш мир, ну бывает? Эй, ты выпустила вселенское зло, но не все потеряно, ведь сам повелитель преисподней значится у тебя в опекунах? Эй, мы, как обычно, в полной заднице? Он, что удивительно, промолчал, лишь накинул ей теплую куртку на плечи и забрал домой, без лишних слов и сюсюканий, находясь рядом, чтобы она не сошла с ума, упиваясь своей виной и ненавистью. Поступая, наверное, так нетипично для самого себя, либо решив не промывать мозги, получив две бутылки метаксы, которые она купила, словно в полусне – Дебора не знала. Лишь ревела в чужое плечо, в кои-то веки не стыдясь казаться слабой девчонкой перед человеком, который раньше вызывал в ней лишь легкий налет раздражения, да желание выпереть из своей квартиры.
Присутствие Теодора было тем, что позволило ей оставаться на плаву, как и его незаметные жесты, вроде налитого «за компанию» кофе, да внимательного взгляда. Он не выпускал ее из квартиры и потратил целый день на то, чтобы убедиться, что подопечная не побежит вскрывать вены, и, пожалуй, Дебора была за это благодарна, потому что именно такими у нее были первые мысли, стоило очнуться на холодном полу в такой далекой и непривычной Греции, когда воспоминания о последних прожитых сутках превратились лишь в сплошной запутанный комок, который было не распутать. Она до сих пор сама не могла понять причины такого поведения, да и что она могла бы сказать, кроме непонятного «Белиал» в собственной голове? Что это вообще значило для той ее части, что обычно мирно спала, скованная ежедневными заботами и переживаниями?
Кружка с остывшим чаем неприятно холодит пальцы, но Дебора лишь сжимает ее крепче, не пытаясь поставить новый, и смотрит в окно, за которым бушует ураган, видимый даже обычным людям, но не наносящий вреда. Ей непонятно, что же это значит, но нехорошее предчувствие, поселившееся в душе, никак не желало успокаиваться, словно предвестник чего-то ужасного. Помнится, так было совсем незадолго до пробуждения, и не сказать, что внутренние ощущения ее обманули: жизнь так кардинально поменялась на «до» и «после», что сейчас она уже и не знала, чего ожидать.
Разве что в этом чертовом кувшине был заперт каким-то неведомым образом Яхве, который пропал несколько столетий назад, но, наверное, об этом они узнали бы сразу же.
Дебора отодвинула совсем холодную кружку и пустующим взглядом окинула кухню Тео, кутаясь плотнее в его батник, который каким-то невероятным образом неофициально стал ее, как и парочка старых футболок, чему, наверное, он не очень-то и был рад. Сам Диккенс ушел по делам, и, честно говоря, ему стоило сделать это раньше, а не нянчиться с ней, словно с маленьким ребенком, не способным самостоятельно позаботится о себе, хотя, наверное, для него именно так это и выглядело – возня в песочнице с ребенком, у которого отобрали лопаточку, а он и не знает, что дальше без этой игрушки делать, только у нее вместо игрушки была вся ее гребанная жизнь и случайно открытый кувшин-или-ящик, поди разбери. Стены чужой квартиры давили молчаливым укором, и ей было тяжело даже вздохнуть, стоило только взглянуть в окно и увидеть темень, которая опустилась на город из-за этого урагана, якобы непонятного происхождения и непонятного свойства. Ее давила неизвестность, непонимание того, что происходит вокруг, воздух словно сдавливал грудь, не давая дышать, и только непонятная опустошённость не давала ей вновь начать реветь – все слезы она уже выплакала, дожидаясь Теодора на холодном полу в полуразрушенном греческом храме.
Стул заскрипел по полу, когда она поднялась, но, не обращая на это внимания, Дебора вышла из квартиры, лишь захватив с собой ключи, даже не переодеваясь и оставаясь в чужой одежде и потрепанных джинсах, не подумав о телефоне, оставленном в выделенной ей комнате – хотелось побыть наедине с собой, на улице, всматриваясь в возможные разрушения, которых, впрочем, быть не могло – это она уже знала. Но и находиться дома, бессмысленно обнимаясь с кружкой она уже не могла.
Улицы встретили ее ветром, тут же растрепавшим короткие светлые волосы, и пустотой – люди словно вымерли, что было не удивительно и вполне ее устраивало. Дублин, этот чудесный зеленый городок, полный внутренней жизни, казался серым и опустевшим, каким-то неживым, и она могла винить лишь себя за то, что жители, обычно снующие по мощенным улочкам со стаканчиками с кофе, сейчас заперлись в собственных домах и офисах, опасаясь странной непогоды. Даже туристы, приезжающие, чтобы пофотографироваться у собора Святого Патрика, словно исчезли, смытые редкими волнами реки Луффи. Дебора брела по улицам без особого направления, практически игнорируя редких пешеходов и не обращая совершенно никакого внимания на обычно любимые виды уютного, словно нарисованного, сияющего огоньками, города. Она надеялась, что хотя бы ветер поможет ей избавиться от бесконечных негативных мыслей, которыми была забита ее голова. Вспоминалось все, что она успела сделать не так в своей такой короткой и, на самом-то деле, такой долгой жизни. Все то высокомерие, самолюбование и эгоизм, который привел к такому исходу: из-за нее демонический мир находился в подвешенном состоянии, вынужденный разбираться с глупым поведением одной-единственной девчонки.
Дебора замерла, не пытаясь понять, где находиться, или даже осмотреться, уставившись в огромное серое облако, заполнившее половину неба, и пытаясь осознать, когда она, наконец, перестанет вести себя как идиотка и приносить окружающим одни лишь неприятности и неудобства.
Когда уже она повзрослеет, если не получается это сделать несколько тысяч лет?
[NIC]Deborah Crawford [/NIC]
[AVA]https://forumavatars.ru/img/avatars/0019/9f/90/178-1544832397.gif [/AVA]
[STA]stay with me[/STA]