Мэйн-стрит.

Кажется, ее поведение называют алкоголизмом. Когда Джек становится другом более тесным, чем болтливые девчонки, которые сутками щебечут о цвете помады. Когда без половины стакана виски на ночь заснуть кажется миссией из разряда невозможных. Джессике насрать – у нее детективное агентство, оформленное в стиле нуар-фильмов, выглядевшее приветом из пятидесятых и встречающее сломанной на корню дверью – и чего к ней люди слетались, спрашивается, если с порога понятно, насколько детективу по найму насрать на все, что ее окружало. У Джессики Джонс раскрытие супружеских измен, поиски дочерей, сбежавших от надзора мамочки к парню, случайные – почти - официальные подработки и гонорары, вместо стабильной зарплаты.  Бесячие соседи по утрам, от которых трещала и без того пьяная голова, и в разборках с которыми не помогал даже угрожающе вскинутый кулак. Обманывались, придурки, худосочным телом и пешками под глазами. У Джессики Джонс потрепанный серый Нью-Йорк как место обитания и чернокожий парень-наркоман, захаживающий в гости по утрам.

Так себе судьба, да? А ей кажется, что нормально. Ее все устраивает, и Триш может сколько угодно строить сочувствующий и тут же строгий взгляд – Джессике уже без разницы. У нее судьба развалилась, карьера, когда-то бывшая для нее всем и даже больше, не помахала на прощанье даже ручкой. Она осталась на дне, вокруг супружеских измен.
Классная жизнь, правда? Разукрашенная звоном виски в стакане. Иногда, впрочем, можно и ромом себя порадовать – разное в жизни дерьмо случается.

Берч-стрит.

У Джессики Джонс кошмары по ночам. Чужие – несуществующие - прикосновения мнимым клеймом.  Лицо Киллгрейва мишенью для кулака. Алкоголь туманит разум, словно говорит «отпусти». Бутылочка Джека подрывает ее с кровати ночами, отправляя разведывать информацию по очередному делу, без которой ей ну совсем никак, ага. У Джессики шарф подранный. Перчатки потрёпанные. Термос, старый, негреющий, с алкоголем. Фотоаппарат зато вот новый, хороший. С объективом мощным. У Джессики Джонс скатывается в дерьмо – и кого за это благодарить, правда? Но ей, черт возьми, уже все равно.

Хиггинс-драйв.

Триш говорит, что она охренела. Что столько пить – ненормально. Ей нужно вылезать из депрессии, из раздражающего всех состояния полного не стояния. Словно бы ей самой не хотелось вновь ожить. Но у Джессики не получается – Киллгрейв об этом услужливо в кошмарах на ухо напоминает. Триш говорит, что нужно брать себя в руки, жизнь еще наладится, но, конечно же, сестра не подсказывает, что для этого нужно основательно менять себя, а у Джонс с ее страданиями в анамнезе как-то не получается. Киллгрейв шепчет на ухо. Зазывает. Джессика напивается.
И с утра, когда очередное утро вновь наступает, когда его не ждали, а мобильник с кучей сообщений от сестры ломается; когда крики соседей ее уже до чертиков выматывают, к ней приходит очередная семейная парочка. Джессика им улыбается.

- Добро пожаловать.

Звездец вновь в ее жизни начинается.