Givin' my all, givin' all that I've got
Never will stop 'til I get to the top

Резкий хлопок последним номером Форбс по кипенно-белой стене звучал через чур оглушающе в только зардевшихся за окном сумерках. Размазанное насекомое портило желтым пятном привычный вид кухни, щекоча подрыгивающими лапками перфекционистские чувства хозяина квартиры.
«Везде эти чертовы пауки»
Квентин устало плюхнулся на черный диван из экокожи, откладывая орудие убийства членистоногих на противоположную сторону и откидывая голову на жесткую спинку.
Четвертый месяц толканий практически на одном месте уже подходил к концу. Бэк освоился, прижился, сменил пару организаций и с десяток мелкокалиберных лабораторий, в съемной квартире уже образовалась собственная и склад из коробок с материалами. После того, как земля-833 сделала «бум», некоторые технологии оказались так же развеяны пылью в космосе, а здешние хомо-сапиенс до таких открытий не доросли еще немного, даже СтаркИндастриз, на которую Квентин смотрел и нервно облизывал губы. К местным порядкам привыкать особо не пришлось – корпус сменился на башню мстителей, Британия на Америку в опале, тут и там вылезали то супергерои, то суперзлодеи. В общем, почти как дома. Местные новости пестрили бульварными заголовками, в которых упоминался то железный костюм, то политические распри, то люди размером с Эйфелеву башню.   
Наблюдать за теми, за кем наблюдает весь мир, но не может подобраться – было тем еще расточительством ресурсов. Бэк нервно мерил комнату шагами, пролистывая на планшете информативно-откалиброванные досье на местных героев и гостей из «содружественных республик» космоса.
- Занятно накуралесили, - поделился он умозаключением с собственным отражением в темных стеклах окна. 
Большая часть уже исторических сводок была в свободном доступе, чтобы достать детали пришлось потрудиться, но взломать мстителей, увы, конечно, не удалось. План по случайному внедрению в ряды супергоройской лиги откладывался каждую неделю и Квентин уже терял терпение и усидчивость. 
«Во всем нужна личная подоплека»
Нельзя где-то случайно подсесть к тому же Старку с предложением взять тебя на работу или дать погонять костюм. Единственное, что выгорит в этом случае – автограф или удар в нос при отсутствии настроения у последнего. А произвести на мстителей впечатление посредством шоу со спецэффектами не представлялось возможным без синтеза магии с должным по уровню оборудованием, которое находится в основном угадайте где?   
Чертов замкнутый круг не давал Квентину покоя.
«Личная подоплека»
Дома с Корпусом у них не складывалось именно из-за ее отсутствия, Бэк был значим для общества, популярен, достаточно успешен, но для них он всегда был чужим, непризнанным, зазнайкой. Мистерио, возможно, часто ошибался, но он учился на полученных ошибках.
Плеснув в охлажденный бокал горячительного пойла, Квентин устроился за барной стойкой на кухне, еще раз, но уже без особого энтузиазма, скользя взглядом по зачитанным до дыр страницам, пока не наткнулся на расплывчато красное пятно, повторяющееся от раза к разу. Снимки были изъяты со спутников, находящихся под юрисдикцией мстителей, правда после недавнего раскола до них, похоже, всем не было особого дела.
Пятно в конечном итоге оказалось человеком, человек же оказался пауком.
«Вселенский заговор» - пронеслось в голове Мистерио и он невольно посмотрел на запачканную стену. Британский паук, каким его помнил мужчина, был пошире в плечах раза в два и скорей всего в столько же раз постарше, силен и не последняя фигура в корпусе. Здешний же паук больше походил на сбежавшего школьника, что просто свернул не туда по пути домой.
Квентин перетряс всю глобальную сеть и имеющиеся связи, стертые уже видео с городских камер, случайные фото, но никаких засекреченных файлов. Паук как будто одновременно и был и не был частью команды. Самой уязвимой и неподготовленной частью, надо полагать.
«Похоже, ты тоже любишь соло, паучок»
Безупречно. И как же вовремя.
Квентин отложил планшет, залпом осушая плескавшуюся в стакане жидкость и смакуя момент. Учитель Соонг с земли-833 всегда говорил, что случайности не случайны, а лишь следствие череды наших выборов. Бэк смотрел на желтое пятно на стене и точно знал, какая случайная встреча будет следующей.

Больше психолога в пустой комнате знает ваше кожаное кресло. В местах долгого трения мысли о мысль кожа выцвела и износилась, будто впитав их в себя. Ваше кожаное кресло цвета молочного шоколада или скорее капучино с лимонным сиропом, в маленькой квартире-комнате, где от кухни до сортира шагов десять не разгоняясь и два, если утром в прыжке. Но оно стоит посередине, воплощение алтаря вашей откровенности, отделенное от реальности тусклым светом напольной лампы и деревянным похрустыванием ящиков стеллажа. Ореол мягкого ковра под ногами, как ведьминский круг, все что внутри его, остается в нем.
Кровать-кушетка мерно поскрипывает под весом шести псов-бродяг. И все в этой квартире-комнате как будто через дефис: кофе-стол, пол-лимона, лже-уют, экс-экзорцист. Запах пыли и плесени впитался в зеленый свитер крупной вязки и клетчатую рубашку под, и в кожу под, и в душу под. Если она есть, конечно. Хоть и практика всей жизни на это не двусмысленно намекает. Двадцать квадратных метров с панорамным не окном, а скорее стеной и видом на редко посаженные деревья. Хрупкая стеклянная скорлупа между желтком и сковородкой. Попытка яйца сбежать из курятника. Пока увенчалась успехом.

Местечтко Мидлтаун было одно из самых подходящих для побега. Собачьей своре здесь нравилось, в глуши и совсем близко к пенистым волнам, но так далеко от человеческих тел и запаха их вечных проблем. Домик который облюбовал Уилл весь был воплощением ретро, телефоны с проводами, большие кресла, громкий холодильник и телефон с усиками. И Грэмм находил это прекрасным, пока телефон не зазвонил. Снова. Спустя целый год. Это протяжный звонок на протяжении всего дня был ему до боли знаком. Это был вызов из самой преисподней.
Уилл сидел в кресле, перебирая бусинки четок и слушая скрежет телефонного звонка. Это мог быть Коул, или те, кто пришли к нему за помощью. Это могли быть врачи штата Огайо со своими редкими вопросами для бумаг. Но сейчас Грэмм отчетливо чувствовал, что там, на конце провода, за спинами смертных прячется рогатый, и дергает их за ниточки и манит обратно на войну. Для вступивших на поле брани с ним, война никогда не заканчивается. Уилльям не взял трубку, но все же собрал чемодан.
Через 48 часов порог его дома обивала полицеская Сара Смит-Джонсон. «Еще один дефис» - отметил про себя Уилл, встречая только что постучавшуюся девушку полностью одетым, в черных джинсах, ботинках и кожаной куртке из-под которой видно было только колоратку как отличительный знак. Священником Уилла в таком облачении назвать было сложно. Многодневная щетина, кривая оправа очков, хоть и не заметная сразу, дешевый одеколон и запах сырости. Грэмм скорее был похож на бродягу в хороших шмотках «не его кроя», нежели на священника-экзорциста. Кожаный саквояж в руке выглядел весьма увесисто и довольно странно, что читалось по лицу девушки.

- Куда держим путь, мисс Сара? – еще одна странность обращаться к людям изначально по именам, а не по фамилии.
Смит-Джонсон закончила искусывать свои губы в кровь в попытке определить какой вопрос она хочет задать первым. «Откуда вы знаете о моем везите?» «С чего взяли, что я пришла вас увезти и как догадались?» «Вы вообще человек, а то тут такое говорят о вас?» Но так и не решив, что все же важнее, молча протянула Уиллу билет на самолет до Чикаго. «Все-таки Коул».
- Я вас подвезу, - не вопрос а констатация факта. Уилл поморщился, он предпочел бы ехать на такси или собственном мотоцикле.
Сквозь деревья послышались быстрые шаги и полицейская повернулась доставая оружие.
- Мисс Сара, я думал нервы у вас покрепче, - нейтрально съязвил Уилл, осматривая с ног до головы парня – бродягу что выполз из чащи. Он подошел к Грэмму вплотную и священник протянул ему крупную купюру.
- Кормить 2 раза в день и гулять.
После чего сел в машину тоскливо оглядывая дом и провожающих его собак.
В самолете было малолюдно, несмотря на удобное время полета, что скорее объяснялось совсем не летной погодой. Уилл безэмоциально глотал таблетки, выписанные в Огайо год назад, и откровенно скучал. Так и не найдя себе достойного занятия просто листал попавшиеся под руку журналы. По психологии. Чуть ли не на каждой страницы были фото и статьи мужчины, известного психиатра Ганнибала Лектора. Его преподаватель психологии в семинарии был фанатом этого человека, поэтому имя Уиллу было знакомо, однако сам Грэмм ничего о нем не знал, да и семинарию окончил с горем пополам, потому что уже тогда был вовлечен наставником в два крупных дела. Человек на фото казался Уиллу сильным, статным и таким же опасным как демоны которых он изгонял.
Зачитавшись, он пропустил объявление о посадке и засуетившись, сам не заметил как положил последний журнал в саквояж, откуда он торчал уголком.
Такси довезло его до Святого Семейства и там его приветливо встретил один из последователей Коула, брат Джона.
- Отец Грэмм, какая честь, отец Коул сказал, что вы прибудете, но не сказал когда, мы ждали вас каждый вечер. Прошу, проходите.
- Пожалуйста, обращайтесь ко мне Уилл, - тихо поправил Грэмм, - и если вам не сложно, просто скажите где моя комната и оставьте одного.
Джона опешил, но виду старался не подавать. Коул предупреждал, что экзорцист весьма нелюдим, беседы вообще не его конек.
- Северная лестница, третий этаж, по коридору прямо и налево последняя дверь.
- Спасибо.
Комната была маленькой, кушетка, тумба, вешалка, распятие, графин со святой водой и голые стены. Набор – «монашеский минимум»по системе все включено. Уилл поставил саквояж, разулся и лег поверх покрывало прям в одежде, складывая руки на груди и прикрывая глаза. В Семействе было тихо и умиротворенно, не хватало только поскуливания и тепла собак.

Сон – привилегия молящих, но не молящихся, - так всегда говорил настоятель, прежде чем выдернуть непослушных мальчишек из мятых кроватей и скомканных простыней. Трясущиеся. Словно новорожденные цыплята в непомерно больших рубаках, босиком на каменных плитах, преклоняя худые коленки и горячий лоб пред распятием, вонзая отросшие ноготки в податливо мягкую плоть и шепчущие молитвы в бездыханные груды камней. Казалось только те их и слышат. Холод обволакивал худые тела, но никто не смел жаловаться, стуча зубами и прикусывая ненароком язык. Уилл молился как будто за всех, согревая каменный пол до появление влажных капель и собирая их дрожащими руками омывал лицо, впитывая умиротворение и тепло. Дрожь отступала, погружая изнуренное тело в зыбкую дремоту…
Красные палочки электронных часов показывали 00.30, будильник биологических часов пал стрелкой на «Всенощную». Уилл медленно поднялся на кровати, спуская ноги на каменный пол. Беззвучный и медленный шаг, словно танец и камни Храма - маленькие шептуны, передающие друг другу эхо молитвенных слов. Они зовут, и Уилл идет на их зов мотыльком, летящим к пламени, но знающим как в нем не сгореть. Хруст под массивным ботинком нарушает гармонию ночи. Грэмм переводит глаза себе под ноги, обнаруживая на пороге скромной обители «вафельную» папку. Плавным движением руки, словно в реверансе он поднимает ее на уровень глаз и пестрые уголки фотографий как резко схлопнувшаяся книга - лишь пускает пыль в глаза. Экзорцист проводит большим пальцем по шершавой поверхности не сильно увесистой для 7ми убийств папки, и делает четыре выверенных шага назад, даже не оборачиваясь. Свободной рукой открывает саквояж, подцепляя двумя пальцами потасканные наушники Сони и старый айпод, в который они вставлены.
Папка раскрывается на кровати словно рождественский и долгожданный сувенир от приемных родителей, не предвещающий в общем-то ничего хорошего. «Ода к радости» Бетховена при этом оказывается более чем уместной и Уилл криво улыбается, заглушая эхо молитвенных стенаний братьев. Из сумки следом выныривает мешочек канцелярской мелочи и в комнате начинает твориться магия. Словно вальсируя между кушеткой и стенами, шаг за шагом, нить за нитью, прикрепляя снимки и записи к стенке только в ему известном порядке, Грэмм творил мелодию убийств, каллиграфически выводя каждый поворот дела, прикрепляя к стене, словно новые распятия.
Внутренняя дрожь как заговоренная музыкой змея, пританцовывала в так, раздувая капюшон в особенно душещипательные моменты. Соната сменялась симфонией, черное небо окроплено синевой. Уилльям всматривается в творение рук своих, сидя но полу спиной к кровати, а затем откидывает голову, расплавляет руки и выпрямляет скрещенные ноги, сам превращаясь в распятие. Наушники и айпод остались под стулом.

Экзорцист на секунду прикрывает глаза, мучительно медленно, зная, что после этой секунды мир наполниться чудовищами, и они схлестнуться с океаном, коим он переполнен как маленький залив и воды разума и чувств выйдут из берегов. Глубокий вдох как перед прыжком в пучину с высоты. Голова медленно поднимается с накрахмаленных и жестких простыней и опускается подбородком к самой груди. Реальность расслаивается как блинный пирог. Развешанные на стене фотографии набухают, приобретая черты ЗD подвижного снимка, гиф-анимация последних секунд, впитанный вспышкой ужас и отчаяние, и Уилл чувствует его под ребрами, оно давит как свинцовой обруч с шипами, раздвигая острыми концами мягкие беззащитные ткани плоти. Спина прогибается против собственной воли до тянущего чувства и хруста позвонков. Грэмм делает глубокий вдох, пытаясь взять ситуацию в свои руки, но это как ловить поводья лошади на бегу. Руки медленно отрываются от кровати и он заставляет себя встать. Комната плывет и вечно меняет свой периметр и количество углов. Уилл ощущает, что идет по вращающемуся барабану, в котором стеклышки, цветные и острые складываются в причудливые, но осмысленные картинки и пока он держит равновесие, они смогут ему рассказать то, что не услышат другие. Он отходит в дальний угол комнаты и тот словно обретает баланс, останавливается, лишь зябко подрагивая прямыми линиями.

Дело №1. Мелинда Хаммер.
Имя ее на языке будто желейный мармелад, слишком бесформенно и сладко, приторно. Неприметная флегматичная нянечка, на фото с места происшествия выглядела как собственный искаженный и опустошенный автопортрет в черно-белом стиле. На снимке из нее выкачали весь сок, красители, оставляя лишь прозрачную оболочку бесцветной кожи и впалых глаз. Неестественные изломы тела спроецированы на искажение линий собственной комнаты экзорциста. Он смотрит на изображения, и они оживают, словно открыты, наконец, в правильном формате. Комнату наполняют приглушенные хрипы на всех мертвых языка мира, истошные вопли мечущегося в агонии грешника и звуки рвущейся на части души, сознания и плоти. Какофония коктейлем Молотова проходится по нервным окончаниям экзорциста, все глубже и реалистичнее погружая его в пучину тех дней и часов. Следы внутренних противоречий, неистового сопротивления жертвы, клинок раскаяния как последнее оружие, но, увы, на этой войне он как зубочистка. Мелинда Хаммер считала себя виновной, но не считала, что заслуживает такой участи, однако воспитанное в ней и доведенное до абсолюта чувство смирения заставило уступить силе, что потеряв интерес, сломала ее как тряпичную куклу, с громким хрустом ломая кости и разрывая ткань. Уилл прикасается открытой ладонью к самому яркому снимку и вдыхает воздух, наполненный сейчас озоном, вместе с ним, как будто вдыхая пыльный призрак ушедшей сущности. Он не замечает, как падает на колени и видения перед глазами мелькают со скоростью 32х хорошего видео-плеера. Он видит в ее глазах не ее и в ее движениях уже не человека, а мучение, надломленность, самоуничтожение. Демонов слишком переоценивают в их изначальной природе, они ничего не делают, они есть, все остальное люди ломают сами.
Грэмм выныривает из призрачных образов, словно рыба, выброшенная на лед, хватая воздух большими глотками и растянувшись грудью на холодном полу. Спина вспрела и рубашка неприятно прилипает к взмыленной коже. Все зудит. Он не заметил, как держался за нее и теперь несколько пуговиц вырваны с корнем. Уилльям поднимается, опираясь рукой о стену. Это только начало, он делает шаг влево.

Дело №2. Эрика Рупер.
По ее делу снимок всего один. Изувеченное тело афроамериканки с самой древней профессией приковано к бардельной кровати по рукам и ногам, и словно прокручено через крупную мясорубку, спирально-вывернутое, начиная с шеи и заканчивая лодыжками. Свидетелей нет. «Подружки» заявили, что сироте Эрике часто некуда податься, потому и ночует она на работе или у своих постоянных клиентов. Но для Грэмма это все мишура, ни причина и ни следствие. Она, неестественно вывернутая на грязных простынях, олицетворение скованности в более чем раскованной профессии, она памятник жалким попыткам самоконтроля и беспечной самоуверенности. Пристегнувшая себя сама наручниками к прутьям дешевой кровати икеа. Затворничество не станет спасением, ибо не придумано человеком убежище от себя самого выпущенного из внутренней клетки. Сущность знала, кто она есть. Она думала, что это кара, но это была не кара, а «истина», которую она хотела сковать. Искажение, что она не приняла и за что поплатилась. Экзорцист припадает губами к фото, словно пробуяна вкус первородный грех и вкус это взрывает рецепторы, обжигая кипятком. Он смотрит на неё, стоя за чьим то плечом, немного сверху и немного смазано из-за слишком тусклого света. И в её глазах она сама смотрящая на того стоящего перед ней, в чьих глазах человека уже нет. Уилл отшатывается и смотрит на силуэт, как он приближается, оглаживая её длинные гладковыбритые ноги, чуть сминая, словно домохозяйка ощупывающая мясо для рагу. Но она не больше чем холодная закуска, канапе со стандартным набором ингредиентов и он поглощает её одним легким движением руки, глотает даже не распробовав, и уходит голодным.
Уилл сползает по стене, но на этот раз не падает на колени. Губы припухли от постоянного покусывания и на них чувствуется лёгкий привкус винограда и специй. Грэмм делает десять глубоких вдохов и двигается дальше.

Дело №3. Мориан Миллер.
Мммм. Десерт, кремовый и бесхребетный йогурт, украшенный вывернутыми внутренностями как ягодным венком из «голубки» и «клюквы». Уилл уперся двумя руками в стену, удерживая фотографию между указательным правым и большим левым пальцами рук. Стоп коснулось что-то холодное и мокрое. Экзорцист опустил голову, медленно, будто в шее его не смазаны позвонки и заедают они как механизм старых часов. Под ногами была вода, пенилась как облизывающие берег волны. А Грэмм и не помнил, когда же успел снять ботинки. Она прибывала, бесшумно, беззвучно, заполняя каждый фут, с претензией на кубическое заполнение пространства. Запах бриза бил в ноздри, отвлекая от дела, экзорцист вцеплялся ногтями в стену и погружался в нее словно в пластилин.
Гулкие и тяжелые шаги. Они были повсюду, на ступеньках, под дверью, под окном, на потолке, за каждой стеной в комнате. Он плакал, когда слышал их приближение и обматывал цепью батареи и ввинченные крюки. Шаги оглушали, семенили, а он сворачивался в клубок из страха и бессилия, взбивал себя как крем и подносил на блюде приходящему злу, что слизывало сгустки человечности, ласкало душу, чтобы потом многократно вывернуть ее наизнанку, как и тело для большей наглядности. Мотив? Демону не нужен мотив или сложно выверенная схема. Импровизация их самый большой щит и клинок. Мориан Миллер был лакомством, одним из тех, что берут в кондитерской поздно вечером, когда ничего другого уже не осталось. Им не наслаждаются, не охлаждают в холодильнике, а съедают, порой совсем не подходящим прибором, выкорчевывая густой крем и засахарившееся ягоды, подбирая пальцем упавшие на блюдо капли и запивая на последок утренним остывшем чаем.
Уилл открыл глаза, а потом еще раз открыл глаза. Капли пота стекали по лбу прямо в глаза, и он утерся рукавом, молчаливой тенью перетекая к следующим записям. Вода в комнате продолжала прибывать.

Дело №4. Лидия Каумбер.
Холодна и властная статуя, высеченная родителями по образу и подобию, коего они достичь не смогли. Рыжие пережженные волосы впитали кровь, как оголодавшая земля впитывает воду. В своей постели она словно на алтаре, приносимый в жертву дар, безмолвное подношение на простынях из белого хлопка. Напускная непорочность. Она была не достойным вместилищем, но стала «милым призентом». Уилл разворачивается и прислоняется к фотографиям спиной, из легких вышибает дух.
Он видит.
Он слышит.
Как смех заполняет ее до краев, и нет больше сил и мочи. На мокрых простынях она смеется пятый час к ряду, не в силах остановится и в минуты покоя лицо ее становится кукольным и абсолютно пустым. Она умерла по «естественным причинам» от голода, обезвоживания и хронического недосыпа. Ее нервная система была обуглена и походила на обгоревшее грушевое дерево. Ему так нравился ее смех, безудержный, громкий и злобный. Он хотел слушать этот смех без остановки как песню на репите. А потом оставить ее как арт объект, щедро подаренный человечеству.
Уилл запустил пальцы в волосы, путаясь в кудрях и сжимаясь под натиском эмоций. Вода добралась до колен, волнуясь, облизывая его колени как непослушная собака. Грэмм сжал зубы и продолжил идти по следу.

Дело №5. Роуз Гаррингтон.
Высокая красивая брюнетка. Даже в одежде неприметного клерка ее красота была отличительной, запоминающейся. Простушка с тяжелым камнем на душе, никаких планов на долгую жизнь. Здесь и сейчас все что у ней было и все что ей было нужно. Она была счастлива и этим-то его и приманила. Беззаботностью в простоте своего жизненного пути. Он медленно сводил ее с ума. Медленно по его меркам, конечно, но каждая минута для Роуз казалась вечностью.
Ему нравилось играть с ней как с котенком, он давал ей надежду и тут же отбирал как полюбившейся клубок. Он поселил в ее голове сумасшествие, и ему не пришлось селиться в нее самому. Наблюдение – это так возбуждающе.
Ее нашли прикованной к кухонной батарее, белую и седую с открытыми от ужаса глазами. Она наносила себе многочисленная увечья, в том числе и на места до которых достать сама просто не смогла бы, но погибла вовсе не от них. Ее убил первородный страх.
Уилла трясло как в лихорадке, вода продолжала прибывать, но игнорировал это, трясущимися руками прикасаясь к следующей сломанной судьбе. Страх – чувство с которым они давно делили одну квартиру на двоих, но для Грэмма он был не плохим соседом.

Дело №6. Ларри Митчел.
Потерянный карапуз, злостный поглотитель двойных чизбургеров и клубничного мороженного. Он трижды перешивал джинсы чтобы в них влезть, но они все равно сползали с него, не в состоянии объять слишком большой зад. Добродушный смотритель зоопарка, ночной сторож + уборщик, весьма выгодно для работодателей. Уилл улыбнулся. Непримечательный парнишка, молодой мужчина так и оставшейся подростком после смерти матери. Он ничего не может сам в глобальном смысле этого слова. Но каким бы он не был, смерти он не заслуживал. Его и не было в списке костлявой. Однако, он совершил непоправимую ошибку. Он тот, кто видел седьмое убийство, а потому стал номером шесть, отсрочив смерть своей приятельницы ровно на день.
Он ел, пока не остановилось его сердце, пока в глотке не пища не заняла все пространство, он приковывал себя, чтобы не выйти в магазин, но всего пальцы были сломаны, а значит, план провалился.

Дело №7. Кларисса Сантара.
Совладелица зоопарка Чикаго, успешная в своем роде женщина, привлекательная, современная, она убила не один год для достижения своих целей и все что она хотела в итоге – семья. Семья с человек, который ее боготворил, был трудолюбив, прост и местами застенчив и который хотел того же что и она. В Митчеле она видела не жирдяя с расстройством аппетита, уж закрывать глаза на недостатки Кларисс умела мастерски, а того человека, что будет с детьми на всех этапах их жизни, даже когда она сама не сможет быть.
Сантара была ярой атеисткой, и верила в себя и теорию сверхчеловека. Они пересеклись случайно. Он смывал с рук кровь нахамившего официанта, она же пьяная ввалилась в туалет, смеясь и приставая.
«Давай поиграем»
«Давай»
Он играл с ней в кабинке туалета, на столике рядом с раковиной, у стены, у двери, пока не наигрался словно шлюшкой. Она трезвела и разрывалась между удовольствием и отвращением к самой себе. Его руки плавно смыкались на ее шее, но их предсмертную прелюдию прервал Ларри, заставив его остановиться.
Но не передумать.
Он вернулся спустя день, она была сломана, с красным лицом, которое она пыталась привести в порядок тоннами косметики. Она взяла выходной. Он не сказал не слова. «Утешение» было быстрым. Медленный танец, сломанный пополам позвонок, но он продолжал вальсировать по е большой квартире под истошные крики и под конечные аккорды свернул ее длинную элегантную шею.
Единственная жертва, что не была прикована к кровати или батарее, а лишь обвязана эластичными лентами в тон платья.
Насмешка в небрежных действиях. Вода доходила до груди.

Уилл открыл глаза. Затем снова открыл глаза. Осталась лишь комната и вода, что скрывала даже улики. Грэмм метался и искал опору. Он подплыл к прикроватной тумбочке и встал на нее, пытаясь удержать равновесия. Вода обволакивала живот и продолжала прибывать. Он снова упустил момент, когда «кран» своего сознания нужно было перекрыть, и теперь тонул, тонул в собственной голове. Итог известен, он захлебнется, чтобы снова открыть глаза. Экзорцист рвано дышал, смотря с тумбы на морскую пучину маленькой келии. И принял для себя решение ускорить процесс. Он развернулся спиной к пенистому потоку и волнам и отдался им.
Падая спиной вниз, погружаясь в темные воды.
До дна.

Матрас громко скрипнул ржавыми пружинами. Уилл открыл глаза, выдыхая оставшийся воздух в воду. Открыл глаза, делая вдох. Открыл глаза, лежа на спине на своей кушетки в Святом Семействе. За окном уже расцвело, и причастие он явно пропустил. Сняв пропитанную потом одежду, Уилл достал из сумки чистую рубашку и джинсы.
Четкий и громкий стук в дверь мог принадлежать только Коулу.
- Уилльям?
- Да, - хрипло ответил Грэмм, открывая дверь уже одетым.
Коул сделал шаг напряженно оглядывая стену, буквально расписанную убийствами, но метод Грэмма он видел не впервые, так что удивление было бы излишним.
- Как твое самочувствие?
Экзорцист замялся, пытаясь интерпретировать свое состояние.
- Готов поработать.
Коул легко улыбнулся похлопывая по плечу.
- Я припас для тебя завтрак.
- Спасибо
- Выяснил что-то по делу?
- Думаю да.
- Так это демонизм или акт человеческого насилия?
- Я думаю это попытка демона познать суть, природу и удовольствие человеческого насилия. Он не вселялся в своих жертв с целью найти вместилище, он нашел его заранее. Он мучил и убивал их.
- Но так поступают все демоны.
- Он поступает иначе. Он ставит эксперимент, собирает подношения. Он как собака, которую выпустили на разведку в лес.
Грэмм резко останавливается на середине пути, одолеваемый нескончаемым потоком мыслей.
- Возможно он лишь посредник, готовящий почву к приходу истинного зла.
- Уилльям, - Колу снова положил свою руку на плечо экзорциста, - мальчик мой, уж не говоришь ли ты о заговоре или групповом взаимодействии демонических сущностей. Такого раньше никогда не было.
Грэмм недобро рассмеялся.
- Нет, это просто не было задокументировано. Мне нужно идти, отче.
Уилл накинул кожаную куртку.
- А как же завтрак?
- Насколько я помню в наш смиренный утренний прием пищи не входит кофе, а он мне сейчас чертовский необходим, -Грэмм резко натянул второй рукав куртки. Коул насторожился, но выводы делать не спешил.
- Звонила мисс Бронкс.
- Полицейская, - сразу понял Уилл.
- Да, вечером встреча с психологом, помогающим полиции в этом деле.
- Он вряд ли уже сможет помочь мертвым или тем, кто их оплакал, если таковые были.
- Он вызван не для пострадавших сюда вызван.
Экзорцист так резко остановился перед ступенями, что отец Коул чуть не влетел на него на полном ходу.
- Я стабилен и считаю что присутствие третьих лиц в борьбе со злом – излишне, - отчеканил Грэмм.
Коул тяжело вздохнул, но вступать в полемику не стал. Парню надо дать остыть.
- Однако, отказываться от встречи будет крайне не вежливо, не так ли, но только на комфортной мне территории. Пригласи психиатра и полицейскую сюда, в Святое семейство, в старый обеденный зал, который маленький, он ведь еще используется?
- Да
- Мне нравится его готичный и массивный стиль, веет вековым старьем и умиротворенностью. Еду я принесу сам, не обессудь.
С этими словами Грэмм быстро удалился.
- Ты просто все еще ищешь крепость, за которой тебя не найдут мой мальчик.